Франтишка
Франтишка не знала, как сформулировать свой вопрос, и потому просто произнесла: Сапфо.
– Ты хочешь что-то узнать о Сапфо? Садись. Сейчас принесу тебе книгу.
Пани библиотекарь отправилась в хранилище. Франтишка села и, хотя было ещё светло, включила лампу – ей нравилось сидеть, окружённой светом. Села и осмотрелась. Несколько студентов и пожилой мужчина склонились над своими книгами. Некоторые сидели с ноутбуками. Такие посетители нравились Франтишке больше всего, хотя она и не любила компьютеров. Они вели себя с достоинством и в то же время небрежно. Минуту спустя на столике девочки тоже лежала книга. Она открыла её и задержала дыхание, а затем издала громкий вздох. Слишком громкий… Пожалуй, это был крик радости. На обложке стояла надпись:
«Сапфо – величайшая поэтесса древности».
Вот это да! Франтишка начала читать. Вскоре она знала о Сапфо уже столько, что ее собственное стихотворение (то, второе, написанное сегодня) показалось ей бесценным. Оказывается, стихи приносили славу не только мужчинам! Значит, в VII веке до нашей эры жила девушка, которая, подобно Франтишке, писала стихи. И это 2700 лет тому назад! Кроме этого, она была настолько известна, что её изображение чеканили на монетах! С видимым удовольствием Франтишка отметила, что Сапфо была явно недурна собой. Да! Может быть, даже красива. Она родилась на острове Лесбос, в аристократической семье. Это немножко смутило Франтишку. Ведь сама она родилась в совершенно обычной и к тому же, как говорила школьный психолог, неполной семье, и уж точно не была красавицей. Но потом вспомнила, как когда-то на уроке польского учительница сказала, что художники, хоть нередко нищие и бездомные, были аристократами души!!! Теперь-то Франтишка хорошо понимала, что имеется в виду под аристократией. С той поры, как в её рюкзаке лежало второе написанное ею стихотворение, девочка чувствовала себя кем-то особенным. Это было немного дурацкое – она отдавала себе в этом отчёт – но всё же очень приятное ощущение. И она продолжила чтение.
Сапфо вышла замуж, будучи очень юной – слишком юной, по мнению Франтишки, – и родила дочку Клеиду. Что потом сталось с её никчёмным мужем? Неизвестно. Но зато известно, что Сапфо открыла что-то вроде школы, в которой обучала молодых девушек музыке, игре на лире, поэзии и танцам. Франтишке очень хотелось бы ходить в школу Сапфо, но она подозревала, что теперь, скорее всего, таких школ – без математики и информатики – не бывает. Самые красивые песни, то есть стихи о чувствах, Сапфо писала для своих учениц. Критики, завидующие её таланту (Франтишка знала, что и теперь есть такие, стоит только вспомнить некоторые рецензии в газетах о спектакле «Турлайгрошик»), подозревали Сапфо в нездоровых чувствах к своим ученицам. Нездоровые – значит лесбийские. Тут Франтишку осенило. Ведь это слово происходило от названия острова Лесбос, на котором Сапфо родилась. Франтишка не видела ничего нездорового ни в какой любви, однако с некоторым облегчением прочитала, что Сапфо испытала большую любовь к некоему Фаону. Из-за политических интриг, в страхе за свою жизнь ей пришлось покинуть родной остров и бежать на Сицилию. «Ну да, – подумала Франтишка, – ведь она была аристократкой, девушкой красивой и известной. Наверняка её коснулись события большого света: интриги, политика, любовь».
Франтишка представила, как Сапфо под покровом ночи садится на корабль, чтобы плыть на Сицилию.
Вот она прощается с Грецией, где родилась и выросла. Волны ударяют о борт, воздух теплый, с берега доносится пение цикад и запах акаций. Над Сапфо звёздное небо. Поэтессе страшно, но на то она и поэтесса! Она не может не почувствовать магии той ночи. Не может не думать о том, что её ждёт на далёком острове Сицилия. Боится, но и немного мечтает. И тут она встречает его!
Ах, уж этот Фаон! Молодой, обаятельный, и к тому же с мифическим именем. Ведь так звали одного демона из свиты Афродиты. Могла ли Сапфо оставаться равнодушной к такому переплетению трагических и необычайных событий? Франтишка с лёгкостью всё это себе представила. Наверняка та влюбилась в Фаона сразу же, как только его увидела. Некоторые даже верили, что Сапфо покончила собой из-за неразделённой любви, бросившись в море с Левкадской скалы. Франтишке это даже понравилось, но, подумав, она всё же решила, что это было бы слишком глупо. Невозможно себе представить, чтобы кто-нибудь столь красивый и талантливый, как Сапфо, мог броситься со скалы в море из-за какого-то Фаона, имя которого сохранилось лишь потому, что поэтесса писала о нём стихи? Скорее всего, верна другая версия: Сапфо дожила до глубокой старости на своём любимом острове Лесбос. А Фаон? Да она просто послала его к чёрту. Франтишка слышала мамины слова, сказанные как-то ее подруге Веронике о каком-то певце, с которым та познакомилась на концерте и была в него некоторое время влюблена: «Ты с ума сошла? Пошли его к чёрту!». Франтишка не знала, как можно быть влюблённым «некоторое время», но такова уж была Вероника. Непутевая и хорошенькая. Может быть даже немного похожая на Сапфо. Франтишка слегка приуныла, прочитав, что Сапфо написала целых шесть тысяч стихотворений. Чтобы слегка поправить настроение, она достала из рюкзака свое второе произведение – то, что было написано сегодня. Оно носило название «К М.» и звучало так:
Распускаю клубок зеленых нитоки подаю Тебе кончик,Мальчик Зеленый,Пойдем со мной туда, где еще никто не бывал.Будем бродить по лугам, срывая цветочки мечтаний.Нитей зеленых клубок —это лучшее, что у меня есть[9].Тут Франтишка покраснела, потому что стихотворение было написано для Мачея, а ведь Мачей был её лучшим другом! Она спрятала листок и вернула книгу. Студенты сидели за своими ноутбуками – каждый в свете, под покровом своей собственной лампы. За окном уже стемнело. Когда Франтишка добралась до дома – а ей пришлось для этого преодолеть полгорода – было уже очень поздно. В окнах горел свет, из чего следовало, что вредная бабиня была дома. Франтишку это совсем не устраивало. Однако положение дел оказалось гораздо хуже, чем она предполагала. Бабиня пришла в ярость!
– Где ты шляешься! Уже девятый час, а я понятия не имею, где тебя искать! Чтобы это было в последний раз! – кричала она.
Хуже всего было то, что бабиню вообще не интересовал ее ответ. Она удалилась в спальню, хлопнув дверью. Впрочем, в этой ситуации Франтишка и не думала отвечать. Или что-нибудь объяснять. Мама всегда давала ей возможность оправдаться, когда Франтишка как-то не так себя вела. И всегда с ней разговаривала. А проклятая бабиня даже не поинтересовалась, не было ли у Франтишки какого-нибудь дела, на самом деле важного для нее! Франтишка просто кипела от злости и обиды. Она ушла в свою комнату, тоже хлопнув дверью. И совершенно напрасно. Бабиня выскочила из спальни.
– Не смей хлопай дверьми в моём доме!
И снова закрылась в комнате. У Франтишки было огромное желание собрать рюкзак и вернуться в старую квартиру. Но она вспомнила ту ночь, когда, оставшись одна, так страшно испугалась. Лучше уж оставаться здесь, тем более что завтра она собиралась пойти к маме. Девочка решила рассказать маме о бабине. О том, что та – мерзкая, и что она, Франтишка, однозначно не выдержит с ней до зимы. Франтишке хотелось есть, но заглянуть в холодильник она не решилась. Чего ей там искать? Засохшие креветки? А ещё, она злилась на себя за то, что немного оробела от крика бабини. Франтишка ненавидела страх. В такие моменты у неё было ощущение, похожее на то, будто одновременно разболелся живот, спина и голова. Если уж выбирать из двух зол, то страх перед бабиней был меньше страха одиночества. Франтишка постелила себе на диване, то есть стащила с кресла подушку и спальный мешок. Тихонечко умылась, переоделась в пижаму и, не сделав домашнего задания, легла спать. Бабиня из спальни не вышла. Через полчаса Франтишка услышала доносящуюся из-за закрытых дверей музыку.
Вскоре девочка заснула, но со слезами или без слез – поручиться не могла бы. Должно быть, она была очень голодна, потому что во сне ей приснилась яичница с беконом. Снилась и снилась, почти всю ночь.
Сцена V,
в которой Франтишка навещает маму в больнице и получает посылку от Сапфо
Франтишка очень удивилась, приоткрыв щёлочку глаза и заметив, что в комнате уже светло, а запах яичницы с беконом не испарился. Она медленно открыла глаза – сначала один, а затем, уже смелее, второй. Невероятно, но бабиня крутилась на кухне! Нет, сказать, что «крутилась», было бы всё же сильным преувеличением. Скорее, замерла над сковородкой в живописной позе. Белый китайский халат в цветочки совсем не сочетался со сковородой и аппетитным запахом. Чтобы усилить впечатление, на барном столике стояла корзинка со свежими булочками, а на голубом блюдечке Франтишки желтело выложенное для неё масло.
– Завтрак, – прощебетала бабиня как ни в чём ни бывало. – Вставай, малышка, впереди долгий день, после школы едем в больницу.
Франтишка вскочила с кровати. Она тоже решила выбросить из памяти вчерашний инцидент и принялась за завтрак. К тому же бабиня поставила перед ней кружку с дымящимся какао, приятно согревавшим горло девочки, слегка разболевшееся из-за вчерашней прогулки без пальто. Отчего бабиня была такой приветливой, из корыстных ли побуждений – ведь они собирались в больницу – или просто так, уверенности у нее не было, но ведь и у Франтишки тоже был свой расчёт.
Девочка боялась, что бабиня заставит её извиняться, поэтому перемирие было очень кстати. Яичница оказалась вкуснейшей! Когда завтрак был окончен, бабиня протянула Франтишке висящую на стуле со вчерашнего дня фиолетовую юбку, а из пасти рюкзака вытащила чёрные колготки и такого же цвета гольф. Волосы Франтишки она стянула в хвостик и закрепила фиолетовой резинкой со стеклянными шариками. Где бабиня откопала эту резинку, один Бог ведает, но, оценив уголком глаза свой внешний вид в одном из множества зеркал, Франтишка решила, что в общем она выглядит неплохо. Сегодня утром они вдвоём вели себя так, будто играли в одной команде. Франтишка без разговоров надела своё клетчатое пальто – ведь ей не хотелось огорчать маму. Они вышли из дома на четверть часа раньше, чтобы Франтишка не опоздала в школу. Бабиня даже поинтересовалась, во сколько заканчиваются уроки, и к трём обещала подъехать.
Франтишка не могла дождаться окончания уроков. Ее так взволновал предстоящий визит, что она обо всём рассказала Мачею. О том, что мама в больнице, и что она живёт не дома, а с бабиней. И о том, что написала стих – тот первый, конечно. Во втором она бы никогда не призналась.
Мачей записал её новый адрес и забил в мобильник новый домашний номер. На большой перемене, во время обеда, он принёс ей пампушки с творогом, политые сметаной, и выклянчил у пани Илоны немного клубничного мусса. Франтишка обожала клубничный мусс, и её нисколько не волновало то, что Фиона смотрит в их сторону и что-то шепчет Мартину на другом конце стола. Оба они уничтожали спагетти. Франтишка из жажды мести – сама не ведая, за что, – шепнула, в свою очередь, Мачею, что это симптоматично. По правде говоря, она не знала значения слова «симптоматично». Оно вдруг вспомнилось из ниоткуда и показалось удачным, а это значит, не очень лестным по отношению к Фионе, Мартину и к спагетти. И Мачей принял это с полным согласием. Если Франтишка говорит, что симптоматично, значит, так оно и есть. Уроки тянулись бесконечно долго, но, к счастью, ровно в три к школе подъехал красный автомобиль бабини. Франтишка не хотела, чтобы ее заметили, и потому, не мешкая, запрыгнула внутрь машины. Бабиня тронула без единого слова. Девочка почувствовала, что та нервничает. Им пришлось ехать не менее получаса, пока Франтишка не увидела огромное двухэтажное здание – больницу, в которой лежала мама.
Здание отличалось от той небольшой клиники, в которой Франтишка когда-то лежала с мононуклеозом. Она вспомнила, как мама ужасно переживала, пока врачи с очень серьёзными лицами обследовали Франтишку. Мама каждый день приходила к ней, садилась у кровати и читала книжки. Иногда они ходили в столовую, в которой можно было съесть нормальный, а не больничный обед. У Франтишки тогда не было аппетита, но ей нравилось сидеть с мамой и пить сок. Иногда маме удавалось уговорить её съесть пирожное. Кроме дочери, в палате лежали три другие девочки, и мама, навещая Франтишку, приносила сладости и фрукты на всех. Через неделю они начали выходить в больничный сад – в июне там всё цвело и пахло, и было чудесно. Изучая результаты анализов Франтишки, мама становилась всё грустнее. Но однажды она всё же прочитала что-то обнадёживающее, потому как обняла Франтишку и весело сказала:
– Да у тебя просто-напросто обычный мононуклеоз!
Франтишка не знала, что может быть хорошего в мононуклеозе, но врачи тоже повеселели и шутили с ней совершенно по-другому. Франтишка сразу это почувствовала: теперь они шутили с ней по-настоящему! В скором времени у нее перестало болеть горло, а шишки, образовавшиеся за ушами, начали уменьшаться. Сразу после того, как мама забрала её домой, они поехали на большие каникулы. Вот и теперь Франтишка втайне надеялась, что у мамы тоже мононуклеоз.
Однако больница, к которой они подъехали с бабиней, выглядела и впрямь удручающе. Здесь не было сада, только огромная огороженная площадь, на которой стояли автомобили и машины скорой помощи. Франтишка с бабиней разделись в гардеробе и надели бахилы. Надо было бросить в автомат монету – и он тут же выплевывал бахилы всем желающим. Затем они вошли в лифт и поднялись на второй этаж. Бабиня велела Франтишке сесть на стул и ждать, а сама пошла поговорить с врачом. Её не было минут пятнадцать. Затем они вновь спустились на первый этаж и прошли в палату, где лежала мама. Бабиня сказала, что входить можно только по одному и, конечно же, всунулась первая. Франтишке пришлось ждать минут пятнадцать, не больше. Затем и ей разрешили войти.
Она сразу же увидела маму, хотя её койка была дальше всех, рядом с окном. В палате стояли ещё четыре кровати. Одна из женщин была старше мамы и совершенно лысая. У второй, такой же молодой, как мама, на голове была голубая косынка. Франтишка подбежала к койке, и мама обхватила её руками. Так они сидели, обнявшись, некоторое время. Мама была очень бледной, а на лбу блестели капельки пота. К левой руке была подключена капельница. Когда, устав от объятий, мама прилегла, её красивые тёмные волосы накрыли всю подушку. Франтишка была напугана: раньше мама могла обнимать Франтишку целую вечность! И никогда не выглядела такой бледной.
– Мамочка…
И только это смогла она произнести, хотя готовилась сказать куда больше. О том, как она ужасно скучает и как ей плохо жить с бабиней. И вообще, ей хотелось многое о ней рассказать и попросить маму объяснить бабине то да сё. Но мама сказала:
– Доченька… доченька, я больна, и мне придётся задержаться в больнице надолго. Обещай, что будешь слушаться бабушку Эву.
Франтишка хотела возразить, что не может этого обещать, потому что бабиня к ней несправедлива, кричит и вообще ужасно надменная. И что она, Франтишка, не может там оставаться. Лучше ей жить с Вероникой или с папой – хотя известно, что это невозможно – или, на худой конец, с паном Мареком. А мама, по ее мнению, всего этого до конца не продумала. Ведь должен же быть какой-то другой выход! Но мама вдруг улыбнулась, легонько сжала её руку, а на ее лбу вновь проступили капельки пота. И Франтишка ничего этого не сказала, только пискнула тихонько:
– Обещаю. Когда я снова смогу прийти?
– Думаю, не раньше чем через месяц, Франтишка. – ответила мама, и её глаза заблестели. И она вновь сжала руку Франтишки. В этот момент вошёл врач, объявил, что визит окончен, и вывел Франтишку из палаты. Оказавшись в коридоре, девочка почувствовала, как в голове у нее зашумело, а больничный коридор показался ей зловещим лабиринтом без выхода. И она в голос расплакалась, как ребенок. Бабиня взяла её под руку и отвела, плачущую, к машине. Там Франтишка начала кричать:
– В чем дело?! Почему мне нельзя навещать маму ежедневно?! Чем именно она больна? Я так не хочу. Я не хочу вместе с тобой жить! Я хочу жить с мамой в больнице!
Минут десять она плакала и кричала. Припарковавшись, бабиня осталась на сиденье и какое-то время смотрела сквозь лобовое стекло на зелёную стену, перед которой поставила машину. Начинал моросить дождь. Бабиня приоткрыла окно и закурила. Затянувшись два раза, она неторопливо заговорила:
– Послушай меня внимательно, Франтишка. Ситуация очень непростая. Для тебя, для мамы и для меня тоже. Жизнь человека похожа на архипелаг. Есть на нём солнечные острова, на которых день длится долго, и такие, на которые быстро опускается ночь. Жизнь на дневных островах – это жизнь в солнечных лучах, в счастье и радости. Есть люди, почти никогда не бывавшие на островах ночи. А есть и такие, что уезжают туда лишь на некоторое время. Но такого человека, который прожил бы целую жизнь и ни разу не побывал на ночном острове, нет на свете. Там господствует мрак, болезни, страх и мучения. Жизнь несправедлива, Франтишка. Представь себе, есть такие люди, которые всю свою жизнь провели на острове ночи и, быть может, только раз или два навестили солнечный остров, так и не поверив, что это произошло на самом деле. И ты, и я, и твоя мама большую часть жизни провели на солнечном острове, ничем этого не заслужив. Считай, что нам сделали подарок без всякого повода. И раз уж столько людей живёт на ночных островах, не совершив при этом ничего плохого – как, например, больные в этой больнице – мы тоже не имеем права полагать, что никогда не попадём на остров ночи. И не имеем права протестовать, если это случится. Но мы можем бороться за свое возвращение на светлую сторону. Твоя мама сильная, отважная и в ближайшее время сдаваться не собирается. Я уверена, что у неё получится, но мы должны ей помочь. – Как помочь?.. – прошептала Франтишка.
– Не добавлять ей волнений, – ответила Эва поучительным и авторитетным тоном, хотя минуту назад её голос звучал ласково и серьёзно. Франтишка поняла, что слёзы и протесты напрасны. Придётся ей как-то приноравливаться. Она должна помочь маме.
– Хорошо, – согласилась она. – Я буду с тобой сотрудничать.
Она хотела сказать «помогать тебе», но тогда перестала бы быть собой, не отыскав в голове более интересного слова, показавшегося ей правильным, хотя и не понятным до конца. То же самое произошло с выражением «симптоматично». Подошло и поэтому сорвалось с языка. Но бабине слово «сотрудничать», по всей видимости, пришлось по вкусу, потому что лицо её озарила искренняя улыбка, первая за сегодняшний кошмарный вечер, и она произнесла:
– Великолепно. В таком случае в рамках сотрудничества ты поедешь со мной в Театральную академию. У меня там лекция, а я не хочу, чтобы ты сегодня вечером сидела дома одна. Почитаешь кое-что в буфете.
– Но у меня ничего с собой нет.
– Зато у меня есть. Посылка от Сапфо.
Франтишка замерла.
– Как это? Ведь Сапфо нет на свете уже более двух тысяч лет. Она умерла между 604 и 590 годами до нашей эры!
Франтишка гордилась свой памятью, и бабиня посмотрела на неё почти с уважением.
– И что с того? Письмо пришло из иного мира. Из мира Сапфо. Все вы, сегодняшняя молодёжь, верите в магию, колдунов и телепортацию, не так ли? Так вот, один такой воришка Гермес телепортировался и принёс мне вот эти стихи, – сказала бабиня и протянула Франтишке свёрток.
Стихи были написаны пером на старой пожелтевшей бумаге. Франтишка не захотела объяснять, что ни в какую магию, волшебные палочки или телепортацию она не верит, но письмо на самом деле было удивительным! Она почувствовала, как любопытство берёт верх, а слёзы начинают высыхать. После того, как они доехали и вошли в огромное здание Театральной академии, бабиня оставила её в буфете, купив ей пончик и чай с лимоном. Первым делом Франтишка развернула свёрток со стихами. Читала их так, будто бы они действительно были письмом от Сапфо из прошлого, написанным две тысячи лет назад. Её охватило трепетное волнение. Вот строки, сочинённые для Фаона на острове Сицилия. Сочинённые любящей женщиной и великой поэтессой. А сейчас их читает она, Франтишка, как будто и не было этих двух тысяч лет. Время перестало существовать. Поэзия – вот что было подлинной телепортацией! Можно было узнать мысли и чувства живущих когда-то людей. Их мир был погребён под землёй сотни лет тому назад, а они продолжали посылать нам сигналы, пробовали установить связь и даже духовную близость. Сама не зная почему, Франтишка захотела рассказать обо всём Мартину. Может быть, для того, чтобы он понял, какой бессмысленной была идея организовать Клуб Гарри Поттера и игры в магию, когда сама жизнь давала столько удивительных возможностей. Развернув жёлтые листы, она прочитала фрагмент стихотворения «К Афродите»:
…От тебя бежавший – начнет погоню,А даров не бравший – тебя задарит,Не любивший прежде – стократ полюбит,Хочет – не хочет…Франтишке эти строки очень понравились. Они каким-то образом напоминали ей «К М.». Он также её избегал и не любил. Но богиня любви, Афродита, уверяла, что «не любивший прежде – стократ полюбит». Правда, она говорила это Сапфо, но ведь богиня любви покровительствовала всем влюблённым. И таким, как Сапфо, и таким, как она, Франтишка. Девочка была вынуждена признаться себе, что была влюблена, правда, влюблена вопреки желанию. А в этом стихотворении говорилось также о самом характере любви. Получалось, что Франтишка попала в любовные сети, сама того не желая.
Она вздохнула, подняла глаза и с интересом оглядела театральный буфет. На стенах висели афиши и плакаты, не только современные, но и давние. Были даже и совсем старые – из прошлого столетия. Кроме плакатов, висели чёрно-белые фотографии актрис и актёров, а также снимки со спектаклей. Девочке хотелось посмотреть их, но её немного смущали студенты. Они сидели небольшими группками за деревянными столами, разговаривали и смеялись. Выглядели они очень живо и колоритно. Некоторые ребята носили на шее яркие шарфы, девушки были одеты в длинные юбки или джинсы и носили цветные кофточки. На одной был синий баскский берет, кокетливо сдвинутый на одну сторону, отслоняя одно ухо, на другой – кожаная кепка. Девушки были очень красивыми, но относились к своей красоте небрежно, наверное, из-за того, что считали ее чем-то естественным, – так предположила Франтишка. Несколько студентов улыбнулись Франтишке, а одна из девушек – та, что была в баскском берете – окликнула её:
– Эй, зеленоглазая, хочешь ещё пончик?
Франтишка отказалась, поблагодарив, но ей было очень лестно. Ей нравилось обращать на себя внимание в приятных обстоятельствах. Мама даже когда-то, шутя, укоряла её в легкомыслии. Мама! К девочке вновь вернулись грустные мысли, и она поскорее прочитала следующее стихотворение Сапфо. Читала с волнением:
Есть прекрасное дитя у меня. Она похожаНа цветочек золотистый, милая Клеида.Пусть дают мне за нее всю Лидию, – отвечу:Cлишком мало…После прочтения этого стихотворения Франтишка уже точно знала, что Сапфо – её любимая поэтесса. Ей показалось, будто эти слова говорила ей мама! Мама тоже не отдала бы Франтишку ни за какие миллионы! И не раз это повторяла. По возвращении домой, в рамках сотрудничества и чтобы поблагодарить за стихи, Франтишка сказала бабине, что Сапфо стала её любимой поэтессой.
– А скольких поэтесс ты знаешь, Франтишка?
– Двух, – ответила правду Франтишка и снова обиделась. В вопросе бабини, пусть даже невинном, было что-то такое, что её задело.
Сцена VI,
в которой в класс приходит абсолютно чёрная девочка, а Франтишка пишет своё первое рифмованное стихотворение
День не предвещал ничего необычного. У Франтишки было чудесное настроение, тем более что за окном шёл дождь. Она очень любила дождливые дни ранней осенью, когда погода стояла ещё теплая, а город, покрытый тонким слоем дождя, в такие дни блестел как отполированный. Она смотрела, как с деревьев медленно и лениво опадали пожелтевшие, с лёгким красным налётом, листья – словно не желали мириться с окончанием лета. Один из них приклеился к стеклу, и Франтишка наблюдала за его движением – он был похож на огромную бабочку, попавшую в ветряную ловушку, и будто бы заглядывал в класс. Чем дольше девочка думала о поэзии, тем больше стихов приходило ей в голову: они как будто прятались в глубинах памяти и сейчас возвращались оттуда на её зов. Иногда это были её собственные стихи, тогда она тут же их записывала. Но чаще всего вспоминались какие-то другие, чужие запомнившиеся отрывки, неизвестно кому принадлежащие и кем написанные. Эти кусочки стихотворений или песен Франтишка называла бездомными и не могла понять, откуда они взялись в её голове. Она точно не учила их наизусть. Они там попросту были! Хотя как-то раз мама сказала Веронике, что у Франтишки талант к запоминанию всего, что рифмуется. Вот и сейчас, наблюдая за листом и сравнивая его с бабочкой, она припомнила себе фрагмент стихотворения, вернее, песенки, которую, кажется, однажды услышала по радио: