Запрещенная реальность. Одиночка. Смерш-2
– Что вы такое говорите? – улыбнулся Тарас, начиная «качать маятник» эмоций собеседника, ведущий к торможению реакций. – Я никогда не слышал о… как вы сказали? Наваждение?
Гости переглянулись.
– Хорошо, пойдем дальше, – не стал акцентировать внимание на этом вопросе Самофалов. – Действительно, свидетели показали, что вы все время находились в доме и никуда не отлучались.
– Точно так, товарищ майор.
– Тогда в связи с этим вопрос второй: почему убили только прокурора и его жену, а вас даже не зацепило? Ведь вы тоже находились в доме вместе с убитыми?
Майор впился глазами в лицо Горшина, оставшееся невозмутимым.
– Нам просто повезло, – проговорил Тарас, продолжая давить на психику собеседника интонацией голоса и едва заметными покачиваниями рук.
Майор хмыкнул, расслабился, поскреб за ухом, достал сигареты:
– Курите?
– Спасибо, не курю.
– Правильно делаете. – Гость выпустил клуб дыма. – Как говорится: курить – здоровью вредить. Хотя иногда этот процесс полезен, особенно когда играешь в карты. Есть даже неписаное правило: кури больше – партнер дуреет. Я был недавно в Эстонии, так там приняли очень суровый закон в отношении курильщиков. Там штрафуют за курение даже в подъездах и на лестничных площадках.
– Очень интересно, – вежливо сказал Тарас, добавляя в тон голоса вкрадчивое сочувствие.
Майор поперхнулся, удивленно вскинул на него глаза, затушил сигарету и встал.
– К сожалению, гражданин Горшин, вам таки придется проехать со мной в управление.
– По поводу чего? – Тарас надавил на психику Самофалова сильнее, добавляя убедительности колебаниям рук.
Майор в нерешительности посмотрел на своего помощника, закрыл глаза, мечтательно расслабляясь, потом опомнился и сделал озабоченное лицо.
– Вы так и не ответили на мои вопросы. А жаль. Не пришлось бы ехать с нами, устраивать допрос по всей форме, с применением спецсредств.
– Но ведь я и так не поеду с вами, – кротко и доверительно сказал Тарас. – У вас нет никаких оснований, а главное – письменных распоряжений начальства для моего задержания. Не так ли?
Майор с сомнением почесал за ухом и, наверное, вообще уплыл бы в беспамятство, если бы не его молчаливый помощник в куртке. Он достал пистолет, навел на Тараса и негромко произнес:
– Пошли. Аппарат покажет, что ты знаешь.
Он, вероятно, имел в виду детектор лжи. Такие устройства, компактные и эффективные, основанные на фиксировании физиологических реакций человека во время допроса, появились и на вооружении работников отечественных спецслужб.
Тарас заглянул в его прозрачные глаза и понял, что этого коротко стриженного аборигена качанием биополей не проймешь. Его пси-сфера была хорошо защищена высоким порогом отсутствия сомнений и мыслей вообще. По сути, он был хорошо тренированным биороботом, готовым выполнить любой вербальный приказ начальства или целенаправленную пси-команду.
Однако от эксперимента по переподчинению чекиста Тараса спасло появление учителя.
Он возник в проеме двери совершенно бесшумно, как призрак, и несколько мгновений исподлобья смотрел на сцену в гостиной. Затем прошел вперед и проговорил сухим, наждачным голосом:
– Что здесь происходит?
Майор Самофалов и его напарник оглянулись.
В тот же миг Тарас выпрыгнул из кресла, жестом фокусника выкрутил пистолет из руки мужчины в куртке и приставил ствол к его виску. Тот дернулся и замер, меняясь в лице.
– Это лишнее, – сказал Елисей Юрьевич, бросив взгляд на Горшина.
Тарас привычно разрядил пистолет, сунул обойму в карман чекиста, а пистолет ему в руку и сел на место с безмятежным взором. Ошеломленный такой демонстрацией превосходства, стриженый чекист в нерешительности посмотрел на своего командира, достал обойму, но заряжать пистолет не стал.
– Ну-с, что происходит, джентльмены? – повторил вопрос Елисей Юрьевич.
– Меня хотели забрать в управление для допроса, – ответил Тарас. – Товарищу майору очень хочется знать, почему мы остались живы.
Самофалов спохватился:
– Э-э, собственно говоря… мы уже кое-что выяснили… но было бы недурно, товарищ полковник, если бы вы… э-э, были с нами более откровенны.
Елисей Юрьевич достал из кармана сложенный вчетверо плотный лист бумаги с золотым двуглавым орлом и эмблемой ФСБ, сунул под нос майору:
– Читайте.
Самофалов прищурился, разглядывая текст документа.
– Подателю сего, полковнику Федеральной службы безопасности Смирнову… э-э… разрешено…
Майор поднял глаза. Лицо его слегка порозовело.
– Ваш карт-бланш не имеет…
– Имеет! – коротко бросил Елисей Юрьевич, пряча бумагу. – А теперь извольте выйти вон!
Это было сказано таким тоном, что оба представителя власти вздрогнули, вытянулись и молча направились к выходу. Хлопнула входная дверь, смолкли шаги идущих, заработал двигатель машины. Гул удалился, стало тихо.
Тарас хотел спросить, почему учителя не задержали те, кто сидел в машине, но вовремя прикусил язык. Чекисты его, наверное, просто не увидели.
– Даже если бы я сказал им правду, – проговорил Тарас, – они бы не поверили. Но все их вопросы привели меня к мнению, что утечка информации произошла именно в местном отделении вашей конторы. Этот майор пришел по наводке.
– Знаю, – отрывисто бросил Елисей Юрьевич, направляясь к выходу. – Утечка информации произошла в Москве. Нас просто «заказали». Посиди, я схожу к соседям, будем готовиться к похоронам.
Он вышел.
Тарас откинулся на спинку кресла, расслабляясь, и подумал, что учитель знает, кто убил его близких и семью прокурора, но не хочет заниматься поисками убийц. Не из трусости. Из каких-то этических соображений, которых сам Тарас не принимал. Жизнь постоянно доказывала, что ненаказанное зло родит еще большее зло, и этот закон действовал неукоснительно везде и всегда.
Похороны прокурора и его жены состоялись на новом кладбище столицы Чечни, расположенном на левом берегу Сунжи, за городом. Присутствовали коллеги Антона Кирилловича по работе, официальные лица из силовых ведомств – УВД, ФСБ, прокуратуры, армии, немногочисленные соседи Хованского и омоновцы, охранявшие подступы к кладбищу во время короткой церемонии прощания с погибшими.
Из родственников прокурора на похороны прилетел из Владикавказа брат Антона Кирилловича Петр. Мать прокурора не смогла подняться и осталась в больнице. Ей снова стало хуже.
Короткую речь сказал мэр Грозного, выступили начальник УФСБ и зампрокурора.
Сухо треснул залп салюта.
Хмурые люди стали расходиться по машинам. Через минуту кладбище опустело.
Елисей Юрьевич проводил почерневшую от горя Тоню до милицейского «уазика», сел сам, подвигаясь, освобождая место для Тараса. Но тот покачал головой, отступая, закрыл дверцу:
– Я останусь на несколько минут.
Елисей Юрьевич непонимающе посмотрел на него, сдвинул брови:
– Не дури. Это не место для прогулок.
– Не беспокойтесь, учитель, обещаю вести себя достойно. Я скоро вернусь.
Полковник еще раз внимательно заглянул в глаза Тараса, пытаясь прочитать его мысли, наткнулся на блок, усмехнулся и кивнул водителю:
– Тронулись, лейтенант.
Машина милиции, сопровождаемая микроавтобусом с омоновцами, уехала. Тарас остался один в глухой тишине кладбища, окруженный свежими крестами и обелисками. Вспомнились похороны отца, погибшего в шахте от взрыва газа. Отец никогда не жалел времени для занятий с сыном и многое ему дал, хотя Тарас редко соглашался с его мнением по тому или иному вопросу. Тарасу он казался слишком мягким и добрым, не любил конфликтов и советовал сыну никогда не отвечать злом на зло. Тарас горячился, доказывая, что нельзя подставлять другую щеку, если тебя ударили по одной, что надо отвечать адекватно, так, чтобы никому неповадно было бить людей по щекам, а тем более калечить их или убивать. Но переубедить отца так и не смог. Хотя враги у него были. Точнее, завистники. Отец был силен, добр, хорошо зарабатывал, не обижался на не раз обманывавших его людей и этим разжигал их зависть и злобу. А когда его особенно доставали, отшучивался словами Оскара Уайльда:
– В друзья я выбираю себе людей красивых, в приятели – людей с хорошей репутацией, врагов завожу только умных.
Правда, вопреки этому заявлению врагов он не заводил никаких. Они появлялись сами, хотя в глаза отцу предпочитали говорить приятные слова, мечтая всадить ему нож в спину…
Тарас очнулся, поймав спиной тонкий лучик чужого взгляда. Дремлющая до поры до времени интуитивно-рефлексная сторожевая «собака» организма навострила уши и заворчала.
В принципе, именно этого Тарас и добивался, точно зная, что за похоронами наблюдали и осведомители террористов. Надо было заставить их высунуться, потерять бдительность, раскрыться, чтобы потом внезапно из мышки превратиться в кошку и ударить в нужный момент. Только так и можно было выяснить, кто убил жену учителя и его друга, с которым он был знаком уже не один десяток лет.
Однако расчет Тараса оправдался в более жестком варианте, чем он прикидывал. Не успел он оглядеться, ожидая увидеть гостей, как укол острой угрозы буквально прошил голову. На него не просто смотрели издали, на него смотрели через окуляр прицела, и палец снайпера уже начал движение.
Никогда ранее Тарас не приводил себя в сингл-состояние такими ударными темпами. Ему удалось это сделать всего за две секунды, и, уже убирая голову с линии прицела, он почуял – не услышал – тугой ментальный щелчок: пуля, вылетевшая из дула снайперской винтовки, погнала впереди себя энергетическую волну.
Она все-таки задела его – попала в плечо – и прошла насквозь, как через слой тумана. Несмотря на ее скорость, тело успело приобрести свойства анима – одной из сиддх, которая выражалась в способности мастера уменьшать массу и плотность тела.
Тарас упал между могил, ожидая второго выстрела. Но его не было. Затем, спустя несколько минут, послышались осторожные шаги, и на кладбище появились люди. Трое, все с заросшими лицами, бородатые, в куртках «инглиз» и моджахедских шароварах, на головах – спортивные вязаные шапочки, у одного – зеленая лента поверх шапочки. Он держал в руках винтовку с оптическим прицелом иностранного производства. Двое других были вооружены автоматами.
Тарас видел их не впрямую, «третьим глазом», но почти так же хорошо, как если бы смотрел обычным способом.
Его поза и кровавое пятно на виске – он создал «рану» усилием воли – должны были убедить убийц, что жертва мертва. Однако на всякий случай он послал всем троим пси-волну «трупного окоченения», и делать контрольный выстрел они не стали. Разговаривая на дикой смеси русского и чеченского языков, все трое подошли к «мертвецу», один из них, с винтовкой, наклонился над телом, и Тарас взмыл в воздух, начиная скоротечный и жестокий бой.
Вся схватка с не ожидавшими сопротивления «духами» длилась несколько мгновений.
Тарас повернул дуло винтовки в сторону замерших от неожиданности бородачей с автоматами, не выкручивая ее из рук снайпера, и дважды нажал на спусковую скобу. Затем локтем врезал снайперу в горло, ребром ладони отбил нож и всадил его же в бедро противника. С воплем бородатый снайпер отшатнулся, хватаясь за бедро. Глаза его побелели от боли. Тарас направил на него ствол винтовки и четко выговорил, внушая моджахеду дикий страх:
– Не ответишь на вопросы – убью! Ну?!
Бородач, еще молодой, лет двадцати пяти, не больше, упал на колено, побледнел, не сводя расширенных глаз с «ожившего мертвеца».
– Кто тебя послал?!
Снайпер закусил губу, так что на бороду стекла струйка крови, сказал глухо, с акцентом:
– Командира послал…
– Кто?!
– Хамзат… Гелаев…
– Откуда он узнал, что мы приедем в Грозный?!
– Вас… заказали…
– Кто?!
Бородач побледнел еще больше, буквально помертвел, только глаза светились волчьей ненавистью.
– Говори!
– Не знаю… командира знает… приезжала федералный началник, говорил командира…
– И после этого вы убили женщин на рынке?!
Снайпер попытался отодвинуться, спасаясь от пылающего взгляда Горшина, затрясся.
– Я не убивал… это Мартан… нам приказали… не убивай!
– Женщин вы, однако, не пожалели! Где находится база Гелаева?!
Бородач облизнул губы, глядя на Тараса, как кролик на удава.
– В ущелье… близко горный хребет…
– Какой хребет? Тарский? Грозненский? Точнее!
– Грозный… близко… пять-четыре километр…
– Как туда пройти?!
– Есть подземный ходы… за Сунжа… но ты не пройдешь… – Глаза чеченского снайпера обрели осмысленное выражение, в них сквозь муть подавленной воли и пелену страха проступила некая решимость, будто он получил энергетическую подпитку. – Мы вас всех порежем! – продолжал боевик окрепшим голосом. – Горла перегрызем! Кишки выпустим и на шею намотаем!
– Верю, – усмехнулся Тарас. – Это единственное, что вы умеете делать хорошо. Вот только не богоугодное это дело – кишки выпускать и женщин убивать. Спасибо за информацию. Иди к своему командиру и передай ему, что я скоро к нему приду. Надеюсь, трупы этих шакалов с автоматами вы уберете сами.
Тарас закинул винтовку за плечо дулом вниз, не ставя ее на предохранитель, и зашагал прочь.
– Ты мертвец! – прошипел оставшийся боевик, выдергивая нож из бедра, и бросился на Тараса.
Между ними было около шести метров, и это расстояние моджахед пролетел в долю секунды, будто его послала какая-то сверхъестественная сила. Однако Тарас все еще находился в потоке времени темпа, не оглядываясь, он повернул дуло винтовки навстречу бородачу и нажал на курок.
Выстрел, сдавленный вопль, стук упавшего тела. Нож выпал из скрюченных пальцев снайпера, пальцы еще некоторое время поскребли землю и расслабились.
– Умри с миром, – пробормотал Тарас, чувствуя необычную усталость. Прислушался к себе.
Кладбище было расположено в геопатогенной зоне, отнимавшей силы избирательно, только у тех, кто здесь был чужим, и эта же зона давала силы тем, кто родился и вырос на этой земле.
С этим чувством чужеродности, утопив винтовку в Сунже, Тарас и добирался до дома прокурора, благополучно избежав стычек с местными жителями, бандитами и представителями правоохранительных органов. Однако решимость его довести расследование до конца не исчезла. В деле с нападением на московских гостей, начавшемся расстрелом женщин, появилось странное обстоятельство, выраженное снайпером из отряда полевого командира Хамзата Гелаева двумя словами: «Вас заказали». Очень хотелось выявить заказчика, явно принадлежавшего к какой-то из федеральных спецслужб. А корни заказа тянулись в Москву, к руководству «Купола», в этом Тарас был уверен почти на сто процентов. Учитель – как исключительно толковый советник директора ФСБ – действительно настолько мешал этой мощной криминальной организации, что она пошла на самый жестокий вариант вызова Елисея Юрьевича в Чечню, чтобы здесь его ликвидировать руками чеченских террористов.
«Что ж, если вы за ценой не стоите, – подвел итоги своим размышлениям Тарас, подходя к дому прокурора, – то и мы вправе ответить тем же манером. Прости, учитель, но я пойду дальше».
Глава 14
Хранитель
Он появился в доме так тихо и бестелесно, не потревожив его биополей, что Елисей Юрьевич заметил гостя, только войдя в горницу. Хранитель Матфей стоял в углу и рассматривал простенькую иконку, которую пощадили осколки гранат и пули боевиков. Оглянулся на остановившегося в молчании коллегу.
Хранители в иерархии Внутреннего Круга занимали промежуточное положение между адептами и ангелами. Их было мало, а ответственность, лежащая на них, высока, и Хранители редко вмешивались в ситуации на физическом плане. Образно говоря, они видели невидимое, слышали скрытое, преодолевали барьеры недостижимого, понимали подоплеку реальных жизненных процессов и создавали континуальные линии управления ситуациями задолго до их реализации.
Обычно Хранители не обсуждали события с представителями других иерархических слоев Круга, поэтому появление Матфея означало некое осложнение ситуации или же говорило о важности прогнозируемых событий.
– Здраво, – произнес Матфей нараспев, раскатисто, с бархатистыми интонациями, чуть поклонившись.
– Буде, – ответил Елисей Юрьевич, делая ответный поклон. – Что-нибудь случилось?
– Вопрос некорректен, – с мягкой улыбкой, осветившей его строгое лицо, сказал Хранитель. – В каждое мгновение что-то случается в мире. Что касается нашей системы, то прогноз неблагоприятен.
– Вы имеете в виду Равновесие?
– Равновесие нарушено давно, что выражено еще словами классика: нет в мире совершенства. Я имел в виду другое. Процесс девальвации совести убыстряется, идет блокирование связи с Богом на уровне энергетики, а это уже почти катастрофа. Монарх опережает ангелов Круга.
– Я это вижу.
– К сожалению, вы видите не все, иначе проследили бы причинные связи, заставившие вас приехать сюда.
Елисей Юрьевич покачал головой, указал на кресло:
– Прошу вас, присядьте. Чай, кофе?
– Спасибо, я ненадолго.
Они сели: Матфей в предложенное кресло, Елисей Юрьевич на диван.
– Я проследил причинные связи, – сказал он бесстрастно. – Просто не хватило глубины предвидения. Я не ожидал, что Конкере пойдет на уничтожение совершенно невинных людей ради моей нейтрализации. Кстати, вы знаете, кто он на данный момент?
– Естественно. Президент «Купола». До тех пор, пока жив носитель.
Елисей Юрьевич кивнул.
Хранитель имел в виду то, что Конкере – эмиссар, или, точнее, «проекция» Монарха Тьмы, его воплощение в земной реальности, мог внедряться в любого человека, не имеющего совести, и в настоящее время он «жил» внутри главного босса «Купола».
– Его надо… нейтрализовать.
– Конкере сменит носителя, ничего не изменится.
– Тогда он… непобедим?
– Он силен, но не всемогущ, – покачал головой Матфей. – Конкере – лишь дух Монарха, квазиживая сущность, которую действительно можно нейтрализовать. Но и сам Монарх, в свою очередь, не всемогущ и не бессмертен, так как никогда не сможет выйти за пределы Божьей Воли. Поэтому он и вынужден опираться на смертных людей, потерявших Божью искру. Вот смотрите.
Перед Елисеем Юрьевичем в воздухе образовался светящийся объемный чертеж.
– Монарх жаждет вырваться из плена Закона, но это не в его власти, – продолжал Хранитель. – Ибо как Природа всегда имеет противоядие против любого своего яда, так и Творец имеет средство против деятельности любого своего сына, в том числе такого урода, как Монарх.
Елисей Юрьевич смотрел на гостя, пытаясь понять его, и Матфей добавил:
– Это средство – человек.
Некоторое время длилась пауза. Хранитель молчал, убрал свой «чертеж», Елисей Юрьевич думал. Потом сказал:
– Но человек по природе своей – разрушитель.
Матфей кивнул, соглашаясь и не соглашаясь одновременно.
– Разрушение не всегда можно назвать злом. Хотя в нарушении Равновесия виновен именно человек. Причем вполне конкретный. Потому что цивилизацию создавали не человеческие массы, а самоотверженный поиск и деятельность людей высшего типа. Индивидуалов. Одиночек. И это – истина.
– Истина доступна немногим.
– Те, кому она доступна, должны помнить, что существует система искажения реальности, пестуемая Монархом. Микроскоп, телескоп, роман, картина, спектакль – это все примеры искажения реальности. Важно сохранить главное – знание и целостность мировоззрения, исходящие от Творца и приводящие к Нему. Но я обеспокоен другим. Ваш ученик…
– Дмитрий?
– Нет, Горшин. Незавершенный.
– Дмитрий тоже не завершил цикл необходимой настройки на совесть.
– Поэтому мы и закрыли ему канал прямого доступа к Хроникам. Не пришлось бы то же самое делать с Горшиным.
– Почему он вас так беспокоит?
Хранитель выдержал паузу.
– Он слишком увлекается физическим воздействием на мир, забывая о бесконтактном пресечении потоков нег-информации, в том числе – боевых нападений.
– Бесконтактное пресечение боя – то же нападение…
– Но раньше нападающего, в результате такого дистанционного оперирования отпадает надобность в прямом физическом контакте.
– У него все впереди.
– Надеюсь. Постарайтесь вложить в него основное: воин должен быть отстранен от зла и ненависти прежде всего внутри себя. Если он этого не примет, мы получим еще одного носителя тьмы или, по крайней мере, равнодушного.
Елисей Юрьевич покачал головой.
– Уверен, равнодушным он никогда не станет. Тарас действительно индивидуалист, одиночка, однако его тяга к восстановлению справедливости основывается не на агрессивном восприятии мира и стремлении показать свою силу, а на защите чести и достоинства.
– И все же он слишком самостоятелен, это пугает координаторов.
– Герарда?
– Не только. Герард вообще считает, что Горшину рано знать Ключи метаязыка. Он не обладает надлежащей степенью самодисциплины.
– Герард ошибается.
– Возможно, – легко согласился Матфей. – Все мы не безгрешны. Как говорится – легко быть святым, не имея соблазнов. Но и ошибаться в подборе кадров мы не должны.
– Я понимаю. – Во взгляде Елисея Юрьевича на миг всплыла тоска, но он тут же загнал ее в глубину души. – Коль уж речь зашла о Горшине, у меня к вам просьба, патриарх.
– Слушаю, мастер.
– Попросите Герарда дать Горшину линию ДН. Хотя бы на определенный срок.
Хранитель задумался, сцепив пальцы рук на колене.
Речь шла об особой программе магической защиты, имеющей название «демпфирование неприятностей». Еще ее называли «программой пологого спуска». Чтобы не случилось более страшного в жизни защищаемого человека, программа реализовала веер «мелких бед» – от кражи денег, вещей до поломки машины, занозы в палец, падения с крыльца и ушибов.
– Хорошо, я пообщаюсь с Герардом, – сказал наконец Матфей. – Хотя это и против моих правил. К тому же я не уверен, что Герард согласится.
– Тогда пусть отдаст Тарасу мою личную линию ДН.
– Вы так им дорожите?
– Он мне как сын.
– Что ж, Горшин мне тоже симпатичен, и ему хочется помочь. Тем более что в одном из вариантов будущего он может привести в Круг меченого.
– Кого? – не понял Елисей Юрьевич.
– Так я называю будущего воина и мастера, чья сущность еще спит, но душа уже нащупывает Путь и встречается с водителем.
– Неужели с инфархом? – удивился Елисей Юрьевич. – И кто же этот… меченый?
– Мой тезка Матвей Соболев. Однако сегодня речь не о нем. Горшин не должен стать рабом своих чувств, поэтому на вас лежит огромная ответственность за его нравственный выбор.
Елисей Юрьевич выдержал бесконечно мудрый и потому имеющий оттенок сожаления и грусти взгляд Хранителя, почувствовал неприятный холодок в сердце и понял, что собеседник знает все, что произойдет с ним и с Тарасом Горшиным.
Взгляд Матфея изменился.
– Да, знаю, – сказал он тихо, прочитав мысль Смирнова. – Но это знание вам не поможет. Я не имею права контролировать каждый вариант будущего, а тем более – каждый ваш шаг. Вы допустили две ошибки, ведущие к очень негативным последствиям: первая – приехали сюда без согласия иерархов, вторая – взяли с собой ученика.
Елисей Юрьевич потемнел:
– Я не мог не приехать! Убили моих…
Хранитель поднял ладони, успокаивая собеседника, сказал с глубоким сочувствием и скорбью:
– Я вас не осуждаю, мастер. Возможно, и я поступил бы так же на вашем месте. И все же объективно – это ошибка.
Елисей Юрьевич сжал зубы, сдержал резкое слово, унял обиду, глухо проговорил, пряча лицо в ладонях:
– Согласен… Что вы посоветуете?
– Отвлеките Горшина, дайте ему знание девятого Ключа, но ни в коем случае не давайте знание «октавы смерти».
Елисей Юрьевич кивнул. Речь шла о боевых звукопакетах, применение которых вело к смерти любого человека. Октава звучала так: морок – мора – мера – сумера – сумери – умерь – умри!
– Пусть обратит внимание на внутреннее созерцание, а не на внешнее давление, – продолжал Хранитель. – Время брани еще не пришло. И будьте осторожны. Конкере запустил программму ликвидации.
Елисей Юрьевич пристально посмотрел на гостя.
– Вы знаете… ее конечный результат? Я… обречен?
– Пятьдесят на пятьдесят, – ответил Хранитель честно. – Существует всего два варианта вашего личного будущего. В одном вы…
– Я понял.
– Ваша линия ДН на пределе. Усилить ее можно, только переложив часть кармы на кого-то из близких вам людей.
– На Горшина? – догадался Елисей Юрьевич. – Вы предлагаете мне подставить его вместо себя?
– Я обсуждаю вариант, – мягко сказал Матфей. – Зная, что вы на это не пойдете.
– Никогда! – твердо пообещал Елисей Юрьевич. – Пусть забирает остатки моей ДН, мне она уже не нужна.