В тени
Ее вопрос смутил курсантов. Владимир сразу покраснел, а Григорий отвернулся в сторону.
– Тогда пойдемте на танцплощадку, – предложила Полина. – Люблю танцевать…
Все направились к танцплощадке. Рядом с Ниной шел Владимир. Он попытался взять ее под локоть, но она отстранила его руку.
– Володя, не нужно этого делать. У меня есть жених, который остался в Минске. Он тоже военный. Я дала ему слово, что не буду ни с кем знакомиться!
– Что вы, Нина. Я просто так, – произнес он, краснея, как девушка.
– Вот и хорошо, Володя. Так будет честнее…
Она в какой-то момент поняла, что придумала все это прямо на ходу, что никому и ничего никогда не обещала, но нужно было держать марку! В этот миг она вспомнила про лейтенанта Смирнова, с которым познакомилась перед отъездом в Москву.
«Интересно, написал он мне письмо или нет? – подумала девушка. – Завтра непременно зайду на почту и поинтересуюсь. Впрочем, о чем это я, ведь завтра у нас воскресенье».
Она посмотрела на Владимира и неожиданно для него попросила его пригласить ее на танец. Они закружились в вальсе, и Нина в очередной раз почему-то представила, что танцует не с Владимиром, а с Николаем, который придерживая правой рукой за талию, уверенно вел ее в танце.
«Почему я все время думаю о нем? – подумала Нина. – Ведь мы с ним едва знакомы. Я даже не знаю, женат он или нет».
Музыка стихла. Владимир довел ее до скамеечки и присел рядом с ней.
– Нина, вы мне очень нравитесь. Жалко, что у вас есть жених, – произнес он и снова покраснел. – Вы, красивая девушка, и я, танцуя с вами, невольно позавидовал ему.
Нина промолчала. В этот момент она не знала, что ответить этому парню, одетому в форму курсанта. Сказать, что она пошутила, ей не хотелось, но и больше врать ей тоже было трудно.
– Володя, а разве нельзя просто дружить: уважать друг друга, помогать?
– Можно, – тихо отозвался он.
– Вот и давайте просто дружить.
Оркестр заиграл вальс «На сопках Манчжурии», и Владимир снова пригласил ее на танец.
***
Ночь не принесла ожидаемой прохлады, было по-прежнему жарко и душно. Смирнов лежал в высокой траве, прислушиваясь к лесному шуму. Рядом с ним, метрах в десяти от него, лежал Говоров. Хутор, о котором говорил ему чекист, находился рядом с ними. В свете полной луны отчетливо были видны дом и дорога, идущая от леса. В звенящей тишине ночи было слышно, как иногда, почувствовав кого-то, во дворе дома громко лаяла собака.
– Товарищ Говоров, вы слышите? – шепотом спросил Смирнов. – Как будто, движется телега.
Откуда-то из темноты доносилось позвякивание сбруи.
– Без моей команды не стрелять! – предупредил Геннадий Степанович.
Это приказание моментально пролетело по цепочке лежавших в траве бойцов. Скрип колес телеги то пропадал, то снова усиливался, и сейчас уже все понимали, что по дороге движется подвода, нагруженная чем-то тяжелым. Напряжение достигло апогея, когда из темноты леса показалась повозка, около которой шли четверо мужчин вооруженных винтовками.
– Нужно успеть выложить костры к четырем утра, – произнес один из них, одетый в пыльник. – Будем ждать груз.
– Разве, это проблема, Клим? – ответил тот, что был повыше остальных, и поправил ремень винтовки. – Прохор, наверняка, уже заготовил для этого хворост.
– Посмотрим. Он еще неделю назад жаловался на здоровье. Поэтому нужно успеть сделать все, что нам приказали.
Группа прошла метров сто и укрылась в тени придорожных кустов.
– Сходи, посмотри, что в доме, – раздался из темноты голос Клима.
– Почему я? – встревожено произнес кто-то из мужчин.
– Потому, что это не просьба, а приказ, – в голосе Клима ясно звучали металлические нотки. – Мне что, повторять дважды?
К дому метнулась тень, которая быстро растворилась в темноте. Прошло минут двадцать, прежде чем послышался крик филина. Как ни странно, собака, охранявшая дом, ни разу не тявкнула.
«Видимо, собака признала в нем своего», – подумал Смирнов.
От кустов отделилась телега и двинулась в сторону мазанки. Группа мужчин подошла к дому и стала быстро разгружать подводу. Из дома вышел хозяин в белом нижнем белье.
– Все готово? – спросил его Клим и поправил капюшон своего пыльника.
– Да, я все приготовил, как вы велели, – ответил хозяин дома.
– Тогда показывай, где это.
Мужчина скрылся в избе и вскоре вышел уже одетый, с винтовкой за спиной.
– Я готов, – произнес хозяин. – Пошли.
Все двинулись в сторону большой поляны неподалеку от хутора. Раньше ее использовали под посевы картофеля, но после того, как область вошла в состав СССР, потребность в выращивании картофеля для продажи отпала, и сейчас, поле заросло чертополохом и бурьяном.
– Вон там валежник, – пояснил мужчина, указав рукой на кромку леса.
Все направились к лесу. В этот момент Говоров дал команду и группа красноармейцев, используя темноту, двинулась за националистами.
– Раскладывайте вон там, там и там, – приказал Клим. – Времени почти нет! Что возитесь, словно беременные?!
Разложив сушняк в три кучи, мужики присели у небольшой копны сена. Вскоре на западе раздался шум авиационного мотора, который нарастал с каждой минутой.
– Летит, поджигай! – раздалась команда Клима.
Мужики вскочили и бросились к валежнику. Через пару минут на поляне вспыхнули три костра, выложенных в одну линию. Вскоре, над головами притаившихся красноармейцев закружил самолет.
– Товарищ Говоров, – толкнул его в бок Смирнов, – что будем делать?
– Ждать, лейтенант. Удача приходит к тому, кто умеет ждать.
В черном небе, словно куски ваты, покачиваясь из стороны в сторону, медленно опускались белые купола двух парашютов.
***
Парашютист быстро «загасил» купол своего парашюта и снял его. Затем сложил руки домиком и трижды прокричал филином. Его тут же окружили националисты.
– С прибытием, – поздоровался Клим.
– Здравствуй. Нужно срочно найти грузовой парашют. Там оружие и взрывчатка.
Националисты бросились в сторону леса, оставив парашютиста и Клима одних.
– Как там за кордоном? Долго еще ждать?
– Там все нормально! – заверил парашютист, стаскивая комбинезон.
Стянув его, он расправил на себе форму офицера Красной Армии.
– Ну, как, похож? – коротко спросил он Клима.
– Внешне да. Если у вас все так же хорошо с документами, думаю, вопросов не будет.
Где-то в тишине раздались приглушенные голоса. Вскоре из глубины леса показались три мужские фигуры, тащившие парашют и тяжелый вещевой мешок. Они забросили мешок в телегу и в ожидании очередного приказания, посмотрели на Клима. Неожиданно парашютист вытащил из кобуры пистолет и уставился на кусты, за которыми скрывались красноармейцы.
– Ты больше никого с собой не привел? – спросил он Клима.
– Господь с вами, кого я мог привести?!
Николай взглянул на часы и посмотрел на Говорова. Но тот молчал, и это молчание было столь тягостным, что Смирнов готов был вскочить на ноги и бежать в сторону диверсантов, не дожидаясь приказа.
– Что-то случилось? – спросил парашютиста Клим. – Ты весь напрягся.
– Там кто-то в кустах, – ответил диверсант.
Николай понял, что засада обнаружена. Он передернул затвор пистолета.
– Сдавайтесь, вы окружены! – выкрикнул Говоров. – Сопротивление бесполезно!
Утреннюю тишину леса разорвала автоматная очередь, затем другая. Мужчина, направлявшийся в их сторону, взмахнул руками и повалился на землю, пропахшую разноцветьем трав. Бандиты открыли беспорядочный огонь по кустам. Рядом с Николаем зарокотал ручной пулемет, прижавший бандитов к земле.
С каждой минутой на поляне становилось все светлей и светлей. Под прикрытием огня националистов, парашютист начал медленно отползать в сторону хутора. Огонь пулемета отсек его от дома. В какой-то момент стрельба стихла. Каждая из сторон ждала, что предпримет противник.
– Сдавайтесь, вы окружены! Сопротивление бесполезно! – снова закричал Говоров.
Диверсант и бандиты молчали. Они хорошо понимали, что пройдет еще полчаса и станет совсем светло. И это было равносильно смерти, ведь они находились на открытом пространстве, простреливаемом со всех сторон.
– Сдавайтесь! – громко выкрикнул Смирнов.
В ответ прозвучала автоматная очередь. Пули впились в ствол вековой сосны, за которой укрылся Николай, так, что несколько крупных щепок отлетели в сторону.
– Вавилов, возьмите трех бойцов и обойдите их слева! – приказал сержанту Говоров.
Укрывшись за кустами, бойцы начали обходить диверсантов с фланга. Время шло, а диверсанты молчали. Николай терялся в догадках, с чем это было связано и кто кого обходит по флангам. Он посмотрел на часы: оказывается, прошло чуть больше пяти минут, а ему они показались вечностью! Наконец с фланга по диверсантам снова ударил пулемет…
– Не стреляйте, – послышался голос Клима. – Мы сдаемся!
– Бросайте оружие и медленно поднимайтесь!
С земли поднялись трое и подняли вверх руки.
– Отделение, взять всех на прицел! – приказал Говоров и направился в сторону диверсантов.
– Вавилов, соберите оружие! – скомандовал сержанту Смирнов.
Погрузив в подводу убитых бандитов и оружие, бойцы направились в сторону леса, где их ожидала полуторка.
***
Подвода медленно ползла по дороге.
– Лейтенант, – обратился к Николаю парашютист. – Я хочу поговорить с твоим начальником.
– Доставим вас в часть, там и поговорите.
– Смирнов! Ты это о чем шепчешься с диверсантом? – спросил Николая Говоров. – Ты знаешь, что вести разговоры с арестованными запрещено!
– Не знаю, Геннадий Степанович, я в конвойных войсках не служил! Он с вами хочет поговорить….
Говоров подошел к диверсанту.
– Так о чем вы хотели со мной говорить?
Тот бросил взгляд на Смирнова, как бы прося его отойти в сторону.
– Я офицер немецкой армии Ханс Хозер. Я лейтенант, служу в Абвере.
– И что?
– Я военнопленный, а не диверсант. Вы должны относиться ко мне иначе, чем к ним!
– Если это так, то почему вы оказались на нашей территории, ведь мы не воюем друг с другом? А, как же Пакт о ненападении?!
Диверсант засмеялся, посмотрев на Говорова, как педагог на школьника.
– Похоже, вы никогда не служили в разведке и не представляете, для чего подписываются подобные документы. Для победы многого не нужно, главное, чтобы враг поверил, что ты ему друг!
Говоров усмехнулся. Он начинал службу, как контрразведчик, и хорошо понимал, для кого и зачем был подписан этот межправительственный договор.
– На эту тему мы с вами поговорим в другом месте, – ответил Говоров…
Смирнов сидел в палатке и подшивал свежий подворотничок к гимнастерке.
– Давай, заканчивай! – поторопил его заглянувший в палатку Говоров. – Нас с тобой командир полка вызывает!
Николай перекусил зубами нитку и быстро натянул на себя гимнастерку. Надев ремень, он направился вслед за Геннадием Степановичем. Командир полка подполковник Истомин сидел за столом и с кем-то разговаривал по телефону. На большом столе, покрытом зеленым сукном, лежала развернутая карта. Лицо подполковника было сосредоточенным, похоже, он разговаривал с кем-то из больших начальников. Бросив взгляд на вошедших командиров, он, молча, указал им рукой на стулья. Наконец он закончил говорить и положил трубку на рычаг телефона.
– Штаб дивизии, – словно оправдываясь перед ними, произнес Истомин. – Я только что передал им показания задержанного вами диверсанта. Не буду лукавить, в штабе очень озабочены складывающейся оперативной обстановкой. Несколько часов назад, пограничники задержали немецкого перебежчика, который утверждает, что немцы завтра утром начнут наступление.
Он замолчал и внимательно посмотрел на Говорова.
– А что, если это провокация? – не согласился чекист. – Не могут же они напасть на нас без объявления войны! Завтра – воскресенье, значит, если и начнут, то в любой другой день. Воскресенье и у немцев, воскресенье!
– Вот и я так подумал. Директивы из Москвы нет, а инициатива сейчас наказуема. Отдашь приказ и уедешь надолго валить лес в Магадане!
– Правильно рассуждаете, товарищ подполковник. Коли нет приказа, так и не нужно дергаться!
Командир полка перевел взгляд с Говорова на Смирнова.
– Как новенький?
– Хороший командир, – ответил Говоров. – Оставьте его у меня, товарищ подполковник, мне нужны люди!
– Ничем помочь не могу! У меня свои планы на этого лейтенанта.
Он посмотрел на Николая. Тот поднялся и вытянулся по стойке смирно.
– Готов служить там, где прикажите, – голос Николая дрогнул от напряжения.
– Примете роту старшего лейтенанта Гацука. Он в понедельник уезжает в Москву. А, сейчас, отдыхайте, вы свободны.
– Есть принять роту, – счастливым голосом ответил Смирнов.
Николай вышел из кабинета подполковника и направился к палаткам.
***
Смирнов проснулся от нарастающего гула, который доносился с запада. Звук был таким мощным, что на столе завибрировала кружка. Николай вылез из палатки и невольно посмотрел на небо, в котором волна за волной летели немецкие бомбардировщики в сопровождении юрких истребителей. Где-то на востоке загрохотало; Смирнов не сразу понял, что это рвались бомбы.
Кто-то ударил в кусок металлического рельса, висевшего у столовой.
– Тревога! Тревога! В ружье!
Но было уже поздно. Немецкие самолеты, выстроившись в боевой порядок, устремились на военный городок. Взрывная волна, отбросила Николая в сторону. Он упал и потерял сознание. Очнулся он, оттого что кто-то тряс его за плечи.
– Товарищ лейтенант! Поднимайтесь! – услыхал он голос Вавилова.
Голос сержанта был неузнаваемо глухим и доносился как бы из-под земли. Николай пошевелил руками, затем ногами и лишь после этого поднялся с земли. Метрах в тридцати от него догорала палатка командира полка, возле которой зияла большая глубокая воронка…
– Вавилов, собери всех, кто остался в живых. Не могли же все погибнуть!
Сержант козырнул и побежал в сторону клуба. Смирнов с трудом, шатаясь, словно пьяный, направился к уцелевшей палатке. Спавший на койке напротив старший лейтенант Гацук, был мертв. Осколок авиабомбы снес ему половину черепа. Николай натянул на себя гимнастерку, проверил в карманах документы и, прихватив с собой полевую сумку убитого ротного командира, вышел из палатки.
Перед палаткой стояли красноармейцы, их было около сотни.
– Вавилов, а где командиры? Не могли же они все погибнуть от налета?!
– Товарищ лейтенант, многие из них вчера уехали в город. Два командира ранены. Остальные убиты!
– Выходит, я остался один! Раз так, стройся! – скомандовал Смирнов.
Через минуту бойцы построились на изрытом воронками плацу.
– Вскрыть склад с оружием и боеприпасами! – приказал Николай. – Бойцам получить оружие!
– Извините, товарищ лейтенант, но я не могу вскрыть склад без приказа командира полка, – запротестовал командир хозяйственного взвода.
Смирнов смерил его взглядом и, указав рукой на догорающую палатку, предложил старшему сержанту спросить разрешение у убитого командира.
– Что же вы стоите? – усмехнулся он. – Или вы немедленно откроете склад, или я вынужден буду арестовать вас и расстрелять на месте!
Через несколько минут лагерь опустел. Идти по дороге было опасно, немецкие самолеты атаковали все, что по ней двигалось на восток. Они прошли километра четыре, пока не встретили роту красноармейцев, рывших окопы по бокам от дороги.
– Лейтенант, это ваши люди? – обратился к нему капитан с черными петлицами на гимнастерке.
– Так точно, товарищ капитан. Следую в расположение полка.
– Какого полка? Ты что еще не понял, лейтенант? Началась война! Война! Я командир саперного батальона, вернее, того, что от него осталось. Мне приказали организовать здесь оборону, не пропустить немцев в Минск. Это сейчас самое главное, задержать их, не дать им развить успех. Ты хоть это понимаешь?!
– Не знаю, товарищ капитан. Я должен прибыть в полк и там получить приказ.
– Да я тебя сейчас прямо здесь расстреляю за невыполнение приказа старшего начальника! Ты меня понял, лейтенант?! Раз понял, доложи, кто и откуда.
– Остатки второго батальона 613 стрелкового полка. Остальные остались в лагере.
– Немцы в тридцати километрах. Думаю, часа через три они будут здесь!
– Понятно, – ответил Смирнов.
– Вавилов! – окликнул он сержанта. – Занять оборону!
Бойцы начали быстро рыть окопы и организовывать огневые точки.
***
Над головами красноармейцев, почти касаясь верхушек деревьев, пронеслись два «Юнкерса». Самолеты стремительно набрали высоту и, зайдя со стороны солнца, понеслись к земле. Бомбы упали в стороне от позиций, занимаемых бойцами Смирнова. Сделав еще один заход, самолеты улетели.
– Кажется, пронесло, – услышал Николай голос у себя за спиной…
Позади него стоял Вавилов и по-детски улыбался, сверкая жемчужными зубами.
– Почему не в окопе? – строго спросил его командир.
– Да от кого прятаться-то? Дорога пуста, никого нет, товарищ лейтенант.
Смирнов хотел что-то сказать в ответ, но со стороны дороги послышался звук моторов.
– Что это?
– Немцы, Вавилов, немцы, – произнес Николай и прыгнул в воронку.
Вавилов быстро побежал на фланг обороны и сходу упал в выкопанный им окоп. На дороге показались немецкие мотоциклисты, их было около двух десятков. Словно предчувствуя засаду, гитлеровцы остановились на дороге. Наконец последовала команда, и мотоциклисты двинулись дальше. В небо взлетела красная ракета, и в тот же миг по гитлеровцам ударил шквал огня, опрокидывая все на своем пути. Это была ошибка, часть мотоциклистов сумела развернуться, и устремилась обратно, оставив на дороге лишь несколько уничтоженных мотоциклов, да с десяток убитых и раненных солдат. Стрельба прекратилась; только крики раненых немецких солдат раздавались на дороге…
В воздухе послышался вой падающих на позиции русских мин. Взрывы вырывали из земли молодые березки, осколки секли кустарник, засыпая землей бойцов, находившихся в окопах. Обстрел продолжался минут двадцать, а затем на дороге показалось несколько бронетранспортеров и легких танков. Они развернулись и направились в сторону позиций красноармейцев. Когда между танками и окопами осталось метров пятьдесят, из ближайшего от Смирнова окопа выскочил боец и бросился бежать. Он успел пробежать метров десять, прежде чем очередь немецкого пулеметчика срезала его. Вслед за ним из окопов стали выскакивать отдельные бойцы. Бросая винтовки, они устремились к ближайшим кустам.
Николай метнулся в пустующий окоп и, прижав к плечу приклад ручного пулемета, открыл огонь по немецким пехотинцам, выскакивающим из кузовов бронетранспортеров. Заметив это, один из легких танков направился к нему. Смирнов нащупал рукой связку гранат и положил ее рядом с собой. Из соседнего окопа выбрался боец и короткими перебежками устремился в сторону танка. То ли танкисты не заметили его, то ли он оказался в «мертвой зоне» пулеметчика, но бойцу удалось приблизиться к танку метров на пятнадцать. Он размахнулся и швырнул в танк противотанковую гранату. Раздался сильный взрыв, накрывший и бойца. Он упал в траву и попытался отползти в сторону, но гусеницы другого танка буквально вдавили его в землю.
Смирнов швырнул связку гранат и упал на дно окопа. Он ощутил всем телом, как содрогнулась почва. На голову посыпались комья земли. Николай выглянул из окопа. В метрах в десяти от него, пылал подорванный им танк. Остальные танки повернули обратно, выплевывая из себя черные клубы выхлопных газов.
– Живые, товарищ лейтенант? – улыбаясь, спросил его скатившийся в окоп Вавилов. – Здорово вы его гранатой!
– Жив, сержант, – ответил Николай. – Как остальные?
– Капитан погиб, часть разбежалась. Может, и нам сниматься?
– Без приказа нельзя, сержант! Будем держаться до последнего патрона! Подсчитай, сколько нас осталось в живых…
Больше немцы в тот день не атаковали. Утром стало известно, что они обошли стороной этот участок дороги, оставив сопротивляющихся бойцов у себя в тылу.
***
Дорога, по которой двигалась группа, была изрыта воронками от бомб. Сильно пахло кровью и горелым мясом. То тут, то там на обочине валялись трупы домашних животных. Метрах в тридцати от дороги лежала лошадь с перебитой ногой; она ржала от боли и все время порывалась подняться с земли, но ей это не удавалось.
– Котов! – окликнул красноармейца Николай. – Добейте животное, вы же видите, как оно мучается.
Боец передернул затвор винтовки и направился к лошади. Он долго стоял, не решаясь сделать выстрел.
– В чем дело, Котов? Животное добить не в состоянии?
– Не могу, товарищ лейтенант. Посмотрите, она же плачет!
Смирнов вытащил из кобуры пистолет и направился к раненой лошади. Он остановился возле нее. Лошадь словно поняла, зачем к ней подошел человек с пистолетом. Она тихо заржала. Из большого глаза лошади выкатилась слеза. Пистолет нервно задергался в руке лейтенанта. Он закрыл глаза и нажал на спуск. По крупу лошади словно пробежала волна, и она затихла.
Неожиданно в небе снова загудели моторы, это возвращались после бомбежки немецкие самолеты.
«Сволочи! Летают как у себя дома и ни одного нашего самолета», – подумал Смирнов, провожая взглядом армаду «Юнкерсов».
Появление в небе немецких самолетов удручающе подействовало на красноармейцев, все моментально замолчали и как-то притихли. Там, откуда они шли, все дымилось и горело. Облако черного дыма столбом нависло над лесом. Неожиданно один из самолетов, идущих в строю, отделился и, включив сирену, как коршун устремился прямо на них. Это было так неожиданно, что бойцы растерялись. Все стояли на дороге и как завороженные, рассматривали самолет с черными крестами на крыльях.
– Воздух! – успел крикнуть Николай и повалился в кювет.
Тра-та-та! – застучал авиационный пулемет. Не успевший укрыться боец повалился в дорожную пыль. Пилотка слетела с его головы и упала на землю.
Самолет промчался так низко над ними, словно хотел срубить винтами верхушки деревьев. Затем круто набрал высоту и, завалившись на левое крыло, снова понесся к земле. Пули швейными иглами прошили полотно дороги. Стоявшая на ней машина вспыхнула, словно факел…
– В лес! В лес! – закричал Смирнов, чувствуя, что окончательно сорвал голос.
Красноармейцы метнулись под кроны деревьев. Пока самолет делал очередной разворот, они успели надежно укрыться. «Юнкерс» прошел прямо над дорогой, словно охотник, выслеживающий дичь. Затем поднялся ввысь, и скрылся за кромкой леса.
– Похоже, улетел, – выдохнул Котов, обращаясь к Николаю.
Смирнов поднялся с земли и, отряхнув с гимнастерки сухую траву и пыль, приказал построиться. За исключением одного убитого, группа потерь не понесла. Пройдя еще с километр, они наткнулись на сгоревшую армейскую полуторку. На земле возле кабины лежали водитель и молоденькая девушка, в которой бойцы узнали Зинаиду Новикову, медсестру из санитарного взвода полка. Смирнов нагнулся над убитыми, забрал у них документы и приказал двигаться дальше. Где-то недалеко от них шел бой. Было хорошо слышно, как бьют артиллерийские орудия и минометы. Немного подумав, Смирнов принял решение идти к месту боя.
Вскоре они увидели разрушенный военный городок, вернее, то, что от него осталось. Кругом торчали сожженные солдатские палатки, разбитая техника. Похоже, немецкая авиация нанесла удар по спящему летнему лагерю, так как основная масса убитых красноармейцев была в нижнем белье. В дальнем конце городка Николай заметил группку бойцов, словно ожидавших, что за ними кто-то придет. Заметив шагающего к ним командира, они поднялись с земли и быстро построились.
– Где командиры? – поинтересовался Смирнов у одного из бойцов.
Боец, молча, перевел взгляд на сержанта, рука которого была неумело перевязана. Сержант вытянулся по стойке смирно.
– Сержант Грызлов, – представился он Смирнову.
– Доложите обстановку, товарищ сержант.
– Товарищ лейтенант, в расположении летнего лагеря оставались лишь хозяйственный и комендантский взвода; остальные подразделения батальона еще вчера отбыли на новые позиции. Утром, немецкие самолеты полностью уничтожили лагерь. Командир погиб, пришлось взять на себя командование.
– Ясно. Сколько в живых?
– Со мной одиннадцать, трое раненых.
– Как с оружием и боеприпасами?
– Оружия и боеприпасов нет: все было отправлено вместе с батальоном.
– Сержант Вавилов, поделитесь с бойцами оружием и боеприпасами.
Смирнов присел под деревом и закурил.
***
Генерал Мерецков, военный советник Ставки Главного Командования РККА, ехал по опустевшим улицам столицы. Около магазинов стояли люди в надежде купить хоть что-то, что могло впоследствии облегчить жизнь. В большой ценности были: мыло, спички, соль. Прибыв в столицу рано утром, Кирилл Афанасьевич рассчитывал сразу попасть на прием к Сталину, но, как потом оказалось, вождя в Кремле не было. Спрашивать Поскребышева, где он и когда будет, было совсем не безопасно. Потолкавшись немного в приемной Сталина, Мерецков направился к Тимошенко, который в то время возглавлял Наркомат обороны. Открыв массивную дверь кабинета, он уверено зашел и, вытянувшись по стойке смирно, доложил маршалу о прибытии. Хозяин кабинета сидел за большим столом и что-то писал.