Больше, чем любовь

Пахомов стал другом семьи Соловьевых, но появлялся в их доме не часто. Иной раз привозил дефицитные продукты, если возникали какие-то проблемы – помогал их решать. Именно благодаря Боре Наташин сын ходит в очень приличный ведомственный детский сад, совсем рядом с домом.

О своих чувствах Борис напоминал редко, но порой она ловила на себе его пристальный, вопрошающий взгляд, и невольно отводила глаза. Если он приезжал на какое-то сборище, случалось, они танцевали.

Наташе казалось, что, сжимая ее кисть в своей теплой ладони, Боря посылает сигналы, напоминает, что хочет ее. А ей с трудом удавалось сдержаться, не стиснуть пальцы, отвечая: я тоже хочу быть с тобой… Чувствовать его близость, запах, ощущать его руку на своей талии, и не иметь права прижаться было мучительно, но еще мучительнее было бы отказаться от этих редких прикосновений.

Последний раз Наташа видела Пахомова на Новый год. Как всегда, он явился с подарками. Димке достался симпатичный импортный грузовичок, Сашке – спиннинг, а ей – чудные австрийские туфельки на шпильке, такие красивые, что хотелось поставить их в сервант. Она примеряла обновку, затаив дыхание – а вдруг не подойдут? К счастью, туфли оказались впору.

Позже, когда приехали гости и Новый год уже встретили, они с Пахомовым оказались на кухне наедине.

– Спасибо за подарок, Борик. Таких красивых туфель у меня в жизни не было!

– Только спасибо? – усмехнулся он. – А поцеловать?

Он взял ее лицо в ладони. Мягкие губы отдавали коньяком, зубы коснулись ее зубов, язык требовал разжать их… Сладкая истома волной прокатилась по телу и замерла внизу живота. На мгновение она забыла про мужа, про сына, про гостей… Лишь собрав остатки воли, ей удалось оторваться от него.

Зажимая рот рукой, будто стирая с него остатки поцелуя, она пробормотала:

– Это ни к чему… – и поспешила в комнату.

Вскоре Пахомов уехал и, похоже, с той ночи решил ее избегать.

Наташа подсчитала: они не виделись три месяца и шестнадцать дней. Боря даже не приехал поздравить ее с днем рождения и восьмым марта, ограничился телефонным звонком. Неужели это все, и больше они никогда не увидятся?

Она обреченно вздохнула. В конце концов, разве он обязан вечно опекать ее семью? У него своих дел полно, он человек занятой, к тому же холостой… Может, он встретил хорошую девушку и надумал жениться – зачем тогда ему сюда ездить? Ведь родственные отношения всего лишь предлог, она знала это с самого начала. Знала, что он приезжает только для того, чтобы увидеть ее. И втайне радовалась этим визитам, ждала их. Зачем? Если она любит своего мужа и не собирается с ним расставаться, зачем ей Пахомов?..

Задумавшись о нем, Наташа не заметила, что пролежала в постели лишних десять минут.

С шести и до половины восьмого утра она убиралась в соседней парикмахерской, затем вела Димку в ясли и ехала в институт. После учебы оставалась там часа на два-три, подрабатывала на полставки в машбюро. Перепечатывая Сашкины статьи, она здорово наловчилась в этом деле. После бежала домой, делая по дороге покупки. Вечером занятия с сыном, готовка, уборка, стирка, шитье… Да еще Сашка с обязательными вечерними посиделками. Наташа уже едва терпела его постоянные разговоры об одном и том же.

Муж все чаще стал раздражать ее. Ежедневно он рассказывал ей об обстановке в редакции бассейновой многотиражки, где работал после университета. Почему-то выходило, что все вокруг него – идиоты, а он один умный. К тому же он взял моду приводить в дом коллег, а те прихватывали бутылку… Она подозревала, что Сашка сопьется в этой газетенке.

Как всегда, Пахомов проснулся один. Свою вчерашнюю спутницу он усадил в такси в час ночи, следуя давно заведенному правилу: никаких совместных завтраков, кофе в постель, и никаких обязательств. Окажись на месте вчерашней девицы Наташа – ее бы он не отпустил… Но она с другим.

Пытаясь избавиться от бессмысленной любви, Борис больше трех месяцев не навещал Соловьевых. Несколько раз, не сдержавшись, подъезжал к их дому, видел, как Наташа ведет сына в садик, но к ней не подходил, так и сидел в машине, считая, что в ее жизни места для него нет. А как бы хотелось взять и увезти ее куда-нибудь на курорт, завалить цветами и подарками, усадить на трон своей любви… Он был уверен, что Наташа неравнодушна к нему, чувствовал ее волнение, когда танцевали, видел, как поспешно отводит глаза под его взглядом. А как она дрогнула, когда он ее поцеловал?

«Чего ради я пытаюсь оставаться порядочным человеком?» – спросил себя Пахомов, поднимаясь с постели, но ответа не нашел.

Пока брился, мысленно переключился на насущные дела. На сегодня были запланированы встречи с несколькими полезными людьми, кроме того, ему надо проследить, как двигается ремонт малого зала гостиницы, где он теперь директорствует. Следующая задача – пристроить гэдээровские женские плащи, не дошедшие до глубинки. Абсурд советского распределения, при котором в деревни отправляют модные вещи, а в крупных городах качественные товары в дефиците, приносил Пахомову немалые деньги. Вспомнив о плащах, он представил Наташу в ее сером пальтишке, и решил, что может позвонить Наташиной подруге.

Он предложил Людмиле встретиться в маленьком ресторанчике на Съездовской. Для приличия вначале расспросил о ее делах, узнал, где работает после института, попутно услышав, что у Натальи, просидевшей год в академке после рождения сына, тоже не за горами диплом.

Видя, как изменилось Борино лицо, когда она заговорила о подруге, Людка поинтересовалась:

– Ты только ради этого меня и пригласил? Узнать, как Наташа?

Он кивнул:

– Прости, Людочка. Ведь я люблю ее. Давно.

– Вообще-то, я подозревала…

– Только не думай, что я мечтаю отбить ее у Сашки – просто по-человечески хочу ей помочь. Поверь, если бы я был подлецом, – Боря грустно усмехнулся, – я бы давно своего добился.

«Белозубая улыбка, эти завораживающие глаза, манеры джентльмена… Я бы не устояла, это точно, – думала Людка, глядя на него. – А Наталья?.. Да что она, не из той же глины, что и все Евины дочки? Сама говорила, он ей снится. Сказать?.. Нет, Наташка меня точно убьет».

– Я ее три месяца не видел, как она?

– Как… Крутится, как белка в колесе. Вкалывает на двух работах: в парикмахерской по утрам убирает и в машбюро на полставки, – она заметила удивленный Борин взгляд. – Ты что, не знал? А на что бы они жили? Да еще учеба, да ребенок маленький, да Сашка с его закидонами…

И Людку понесло, она выдала все, что думает о Сашке, что о нем Наташа рассказывала, обо всех ее обидах…

– Представляешь, Соловьев считает, что ежели он журналист, творческая личность – так на рынок за картошкой ему ходить зазорно, посуду помыть – тем более. Да чего там – ведро до мусоропровода не донесет! Ну, может, раз в неделю Димку в ясли отводит, не чаще. Все остальное на Наталье, а она… Она ночами готова работать, чтобы в доме хоть какой-то достаток был. В квартире чистота, ужин всегда приготовлен… А Соловьев друзей из своей паршивой газетенки приведет, они выпьют, съедят все, что Наташка наготовила, а потом он пьяный к ней подкатывается…

Людка прикусила язык. Вот этого, наверное, говорить не следовало. Пахомов мрачно курил, глядя в одну точку. Она с сочувствием смотрела на него, и он встрепенулся.

– Прости, Людочка. Давай выпьем.

Поднимая бокал, предложил:

– Будем друзьями?

– Будем, – согласилась Людмила и подумала, что иметь Пахомова в друзьях тоже неплохо. – Тебе нужен лазутчик во вражеском стане?

– Да нет, я только хочу немного помочь ей. Для начала хотя бы устроить Сашку на работу в приличную редакцию, где денег побольше платят, а то он так и будет до пенсии в этой шарашке водку хлестать. Но надо это как-то не напрямую, незаметно устроить.

– А как?

– Вот тут я надеюсь на тебя. Скажи Наташе, что я хочу с ней встретиться: в пятницу, часов в пять вечера, в Катькином садике. Я мог бы и сам позвонить, но как ее одну дома застать? Договоришься, перезвони мне, вот мои телефоны.

Когда в пятницу Наташа увидела Борю, вышагивающего возле памятника императрице, сердце затрепетало и ей с трудом удалось приглушить счастливый блеск глаз. Он хотел чмокнуть ее в щеку, как всех женщин при встрече, но Наталья официально протянула руку.

– Привет. В чем дело? Людка говорила, что-то важное?

– Может, не будем на улице? Зайдем куда-нибудь, выпьем по чашечке кофе. Тут совсем недалеко очень милый ресторан.

– Нет-нет! – запротестовала она. – Какой ресторан, мне через час Димку из садика забирать.

Боря сжал зубы. Конечно, он не ожидал, что она бросится ему на шею, и все-таки…

– Если ты спешишь, поехали, по дороге поговорим. Моя машина недалеко, на Зодчего Росси.

– У тебя что-то случилось? – спросила она, усаживаясь рядом с ним и глядя в его хмурое лицо. – Может, я могу помочь?

Боря невесело усмехнулся:

– Нет, у меня все в порядке, помощь нужна тебе. Не перебивай, – сказал он, видя, что она пытается возразить. – Значит так. Завтра в пять часов вечера ты встречаешься в ресторане гостиницы «Моряк» с редактором молодежной газеты. Принесешь лучшие Сашкины статьи. Его возьмут штатным журналистом, если он не совсем бездарен – а это вроде не так, я читал его опусы. Ну и, конечно, ты должна понравиться редактору, – завершил Боря, ухмыляясь.

– То есть, как?.. – Наташа не поняла, он шутит или намекает на что-то.

– Ну, пококетничай с ним… Жалко тебе, что ли – ради счастья мужа и его творческих успехов?

– Только пококетничать? – усомнилась она.

– А это уж как карта ляжет! – расхохотался Боря.

Наташа думала, что опоздает. Выскочив из парадной, она перебежала дорогу к автобусной остановке, но тут из припаркованной рядом вишневой «девятки» вышел Пахомов и, изобразив театральный поклон, распахнул перед ней дверцу. Улыбнувшись, она уселась в машину, но не удержалась от замечания:

– Прямо как мальчишка…

– Да какой мальчишка, на днях стукнет тридцать три… – сообщил он, поворачивая ключ зажигания.

– Поздравляю, – автоматически ответила она, и только сейчас сообразила, что Боря никогда не приглашал их, и она понятия не имела, когда у него день рождения.

– Заранее нельзя, примета плохая. Вот если бы ты пришла поздравить меня через неделю…

– С Сашкой?

– Нет, одна.

– Это… в качестве платы за твои хлопоты?

Боря оглянулся и прищурился.

– Ты думаешь?.. Посмотрим, – и неожиданно рассмеялся.

Редактор газеты, толстячок лет пятидесяти, показался Наташе милейшим человеком. Представив друг другу, Пахомов, извинившись, оставил их за сервированным на три персоны столом. Наташа решила приступить к делу, пока не подали еду. Просматривая Сашкины статьи, Михаил Израилевич бормотал: «Недурственно, недурственно», а отложив вырезки из газеты, сказал Наташе, что готов встретиться с ее мужем в ближайший понедельник. Она обрадовалась, но и немного растерялась, не зная, как преподнести эту новость Соловьеву. Михаил Израилевич будто прочитал ее мысли:

– Я буду деликатен, Наташенька, и не скажу, откуда узнал о нем. Положитесь на меня, все будет хорошо.

Тут как раз вернулся Пахомов.

– Все в порядке? – поинтересовался он.

– Борис Алексеевич, у вашего родственника несомненный талант журналиста!

– Так вы его берете? Вот и славно, тогда давайте обедать.

Во время еды Михаил Израилевич несколько раз заговаривал о том, что должен быть благодарен Пахомову, а тот только усмехался. Они отобедали, немного выпили. В зале негромко играла музыка, и Боря вопросительно взглянул на Наташу.

– Потанцуем?

Конечно, она кивнула, и вскоре ощутила на талии его руки, сильные, нежные, и ненавязчивый аромат его одеколона. Она прикрыла глаза, наслаждаясь минутой…

– Так как насчет моего дня рождения? – тихо прошептал Боря. – Придешь в субботу?

– Часа в четыре?

– Я буду ждать. Вот мой адрес, ты ведь не была у меня никогда.

Музыка смолкла, и они вернулись к столу. Когда Наташа удалилась на несколько минут, Пахомов отдал редактору конверт:

– Все, как договаривались. Круиз на теплоходе «Лермонтов», две путевки, на вас и супругу. Здесь список документов, которые надо собрать за две недели, и написано, к кому обращаться.

«Черт возьми, – подумал редактор, – я ведь про заграничные путевки спросил, особо не надеясь, а он устроил! Лет тридцать мужику, а любые вопросы решает легко и непринужденно».

Когда Наташа вернулась из дамской комнаты, Михаил Израилевич встал, сказав, что ему пора. Борис попросил его подвезти Наташу до дома.

На прощанье он поцеловал ее в щеку и тихо напомнил:

– Я буду ждать.

Через день Михаил Израилевич сам позвонил Соловьеву на работу и договорился о встрече. Во вторник вечером Сашка возбужденно рассказывал:

– Видела бы ты, как наш главный зубами скрипел, подписывая мое заявление… Ему-то до смерти не видать тиража больше пяти тысяч! Нет, Наташка, ты можешь представить, что я буду работать в газете с миллионным тиражом?!

Соловьев сиял от счастья. Наташа тоже была рада, что у мужа появилась реальная перспектива.

Идти к Боре в субботу или нет? Не пойти будет свинством, убеждала она себя. И бояться нечего – ведь не одна она там будет. Но как сказать Сашке, что Боря его не приглашал? Может, вообще ничего не говорить? В субботу он собирался с отцом на дачу, Димку можно отвезти к маме…

Она никогда не бывала на улице Ломоносова, но дом нашла быстро. Поднявшись на второй этаж, нажала кнопку звонка. Боря открыл так быстро, будто стоял за дверью. Действительно, он рванул в коридор, как только увидел ее из окна.

Едва переступив порог, Наташа протянула сверток.

– Поздравляю! Не знала, что тебе подарить и решила по принципу: что дарить – дарите книгу… Это репродукции картин Дрезденской галереи.

– Спасибо, дорогая, чудесный подарок, – Боря чмокнул ее в щеку.

– А где же гости? – спросила она, снимая пальто. – Я первая?

– И единственная.

Наташа замерла. Вначале на лице отразилась растерянность, затем она нахмурилась:

– Знала бы – не пришла. Ты соврал…

– Постой, не сердись, у меня сегодня, правда, день рождения, но гости придут завтра, и это не те люди, которых я хотел бы видеть рядом с тобой… Прости, – он взял ее руку и тихонько сжал, заглядывая в глаза.

Складка между бровей разгладилась. Зачем обманывать себя: она шла к нему, а не ради того, чтобы повеселиться в компании.

– Пойдем, – потянул он ее за руку.

– Ты один здесь живешь, в такой большой квартире? – Наташа насчитала в коридоре шесть дверей.

– Не совсем. Со мной живет Ирина Романовна, очень милая старушка, она следит за домом. Ее комната по другую сторону кухни, там отдельный вход. Сейчас она в отъезде.

В уютно обставленной гостиной царил полумрак, плотные шторы были задернуты. Пахомов зажег две свечи на уставленном блюдами низком столике возле дивана.

– Ого! Это ты сам все приготовил? Очень красиво.

– Надеюсь, что и вкусно, во всяком случае, готовилось с вдохновением – потому что для тебя.

Он так взглянул, что опять будто электрический разряд прошел между ними. Наташа поспешила сесть. Вначале она чувствовала себя неловко, непривычно было оказаться единственной гостьей, которую потчуют с преувеличенным вниманием, но после нескольких рюмок вина расслабилась. Они болтали о кулинарии, потом рассматривали подаренный Наташей альбом. Пили кофе с крохотными пирожными. Тихая музыка не мешала разговору.

Вдруг Боря прислушался и предложил:

– Потанцуем?

Лишь только они встали, началась другая тема. «Je t'aimer», узнала Наташа.

Боря положил руки ей на талию, она обняла его за плечи. Медленно передвигались они под музыку, а нежный женский голос и хрипловатый мужской, казалось, говорили за них…

– Я люблю тебя, – прошептал Боря.

– Это перевод? – осторожно уточнила она.

– Нет, это я….

Он нашел ее губы. Музыка длилась и длилась, из динамика стали доноситься страстные вздохи, а он все целовал ее, и сил двигаться не осталось…Тогда он подхватил Наташу и отнес в спальню, усадил в кресло, а сам устроился у ее ног и, держа за руки, горячо заговорил:

– Я влюбился в тебя с первой минуты, как увидел. До тридцати лет не верил в любовь с первого взгляда – а она есть! Я пытался забыть тебя, даже перестал к вам приезжать – не помогло… Никто мне не нужен и не дорог так, как ты, Наташенька… И эту работу для Сашки я нашел, поверь, не для того, чтобы ты мне была благодарна, я просто не мог видеть, как ты тянешь все на себе. Ты – красивая, умная, лучшая на свете женщина, – вынуждена по утрам мыть полы, чтобы подработать!

– Ну, должен же кто-то и полы мыть, – пробормотала Наташа, отводя взгляд от его пылающих страстью синих глаз.

– Когда муж дурака валяет? Да это его прямая обязанность, тебя содержать, а не наоборот! Милая моя, я хочу все для тебя делать. Ты же знала это, ты чувствовала… Я ведь не ошибаюсь, ты тоже меня хочешь?

– Это не любовь, это…

– Дурочка. Почитай Фрейда: секс правит миром! Только старина Зигмунд не делал поправку на русский характер. Мы-то без своей загадочной души не можем, поэтому и в секс ее вкладываем – получается любовь. Посмотри мне в глаза, я же вижу, что ты тоже этого хочешь… – Он уже гладил ее колени, сдвигая юбку все выше. – Я вижу, ты хочешь… Скажи, что хочешь, и я пойму, что любишь… Хочешь?..

Он смотрел на нее, не отрываясь, и казалось, гипнотизировал своими откровенными словами. Затем принялся целовать: колени, грудь, губы. Она чуть не задохнулась от счастья, ощутив щекотку от его усов, и уже не могла понять – во сне это или наяву, так все было похоже… Еще немного, и волна восторга поглотит ее целиком. Но тут в гостиной зазвонили часы – гулко, громко. Вздрогнув от резкого звука, Наташа очнулась.

Что она делает?..

Оттолкнув Борю, она принялась лихорадочно застегиваться, лепетала, оправдываясь:

– Пойми, я так, тайком, не могу. Я себя уважать перестану…

– Давай не тайком, скажи мужу!

– Нет, я не могу.

– Чего ты боишься?

– Нет, так нельзя, это неправильно… Я не могу его предавать… Саша любит меня, он отец моего ребенка… И мы прекрасно живем, тебе все скажут…

Она сама не понимала, кого хочет убедить в этом – его или себя.

– Все скажут?.. Прекрасно?.. – крикнул Боря. Впервые Наташа видела, что ему изменила всегдашняя выдержка.

– Мне кое-кто сказал, как вы хорошо живете, да и не нужны мне ничьи рассказы! Лучше скажи: ты меня любишь? Что молчишь?.. Самой себе боишься признаться, что все не так просто? Что есть привычный муж и мужчина, которого хочется всем телом и душой, ведь так? – Он насильно повернул к себе ее лицо. – Так?!

– Нет, я не могу, – тихо ответила Наташа, опуская взгляд.

– Тогда иди ты к черту! – вдруг взбесился Пахомов. – Я вырву тебя из своего сердца! Убирайся, и даю слово, что больше шага не сделаю в твою сторону. На что ты надеялась, когда шла сюда?.. Пощекотать себе нервы, слушая мои излияния, продинамить, и уйти? Поверь, я не из тех, кто легко забывает подобные вещи. Была бы ты девицей – еще можно понять! Я думал, ты уже выросла, – горько усмехнулся он. – А теперь уходи! Придешь, когда повзрослеешь! Когда поймешь, что тебе нужен я, а не он!

Наташа остолбенела от этих слов. Не в силах двинуться с места, она стояла и смотрела на него. Тогда Пахомов схватил ее за локоть и потащил к выходу.

– Убирайся вместе со своей хваленой порядочностью!

Захлопнув за ней дверь, он вернулся в гостиную, нервно закурил, опрокинул в рот рюмку коньяка и набрал телефонный номер.

– Андрюха, как там у вас, все нормально? Тогда прихвати двух телок и дуй ко мне, а то тошно одному в день рождения.

– Что, не обломилось? – спросили на том конце провода.

– Да уж, здесь, похоже, никогда не обломится. Давай быстренько, чтобы пораньше их выставить. Ты мои принципы знаешь – никаких ночевок.

Около полуночи девицы, получив по стольнику, сели в такси.

– Что-то на твоей лица не было, затрахал в доску? – подколол Андрей друга. – За свою цацу отыгрываешься? Я хотел было поменяться, да вижу – девка уже никакая.

– Надо было поменяться! – скрипнул зубами Пахомов.

– Да ладно, я пошутил…

– Зато я – нет. К черту ханжество и порядочность! Я ими сыт сегодня. Три года ждал, сегодня уже в руках держал – и выскользнула, как намыленная.

Он залпом опрокинул в рот рюмку водки.

– Кончай пить, – отодвинул бутылку Андрей. – Завтра башка трещать будет. Одна она на свете, что ли? Просто тебе бабы никогда не отказывали.

– Была бы она свободна! – почти простонал Боря.

– Ну, так разведи! С твоими деньжищами – и бабу не уломать? Все они продаются.

– Видимо, не все. Но проще с теми, что продаются.

– Это верно, – кивнул Андрей.

– Вот за них и выпьем!

– Хорошо. Только это последняя, у меня уже в глазах двоится, а ты еще раньше начал. Выпьем и спать.

Наташа ничком лежала на кровати и тихо плакала. В квартире было непривычно пусто, никто не мешал ей реветь.

Что она наделала? Сама мечтала, чтобы ее сны превратились в реальность, а как дошло до дела – струсила. Ведь Боря на самом деле ее любит, ерунда все эти разговоры про секс. Он всегда пытался облегчить и украсить ее жизнь – что это, если не настоящая любовь?

А она сама? Когда-то, влюбившись в Сашку, она думала, что это навсегда. Кто мог представить, что она станет мечтать о другом, плакать о нем…

Когда это произошло? Когда их с Борей взгляды впервые пересеклись, и она почувствовала дрожь в позвоночнике? Или во время танца в темной комнате на второй день после свадьбы? Или, когда, передавая ключи от этой квартиры, он признался ей в любви? Он овладевал ее мыслями и сердцем постепенно, но порой Наташе казалось, что он царил там всегда.

Неужели она больше никогда не увидит Борю, не испытает привычного волнения под его взглядом, дрожи от его прикосновения? Ей останутся только сны… А вдруг и их не будет?

Но Боря продолжал ей сниться. Наташа старалась отодвигаться в постели подальше от мужа, ей казалось, он может почувствовать, что во сне она с другим. Она избегала близости, да и Сашка стал заметно холоднее. Даже после нередко случающихся командировок он не настаивал.

Она сознавала, что уже не любит мужа – но у них семья, общий ребенок, общая жизнь…