При других обстоятельствах Кларис непременно представила бы ему эти безапелляционные доказательства измены и заставила бы оправдываться. Закатила бы истерику, разыграла бы сцену.
В теперешних реалиях стандартные меры воздействия запоздали и потому были абсолютно бесполезны. Судя по фотокарточкам, связь мужа с актрисой продолжалась уже более года. Роман приобрёл широкую огласку, и, в определённой степени, значимость в известных кругах общественности, частью которой была семья Рюэфф. При таком положении вещей, Николас мог повести себя непредсказуемо, что совершенно не вписывалось в планы Кларис, которая всегда действовала наверняка.
К роли обманутой супруги она давно привыкла и смирилась. На похождения мужа не обращала внимания: погуляет и вернётся в семью. Однако в этот раз, что-то подсказывало ей, что на «самотёк» такого рода интрижку пускать нельзя. Нужно действовать. Но каким образом? Соперница молода и хороша собой. Адюльтер затянулся и приобрёл весьма неприличные формы.
Кларис с болью ощутила возрастной укол и остро почувствовала бесплодность схватки с неприятелем, имеющего явные зримые преимущества.
Конкурировать с дамами-ровесницами она более-менее сносно научилась. Жёны банкиров, крупных промышленников, государственных деятелей, важных клиентов стали для неё делом традиционным.
До сих пор, увлечения мужа носили, скорее, деловой характер и были весьма результативными для приращения семейного бюджета. Как правило, они быстро теряли новизну и сходили на нет. Николас не позволял себе выходить за рамки приличий. Держал чувства в рамках. Проводил время, приятно совмещая секс с бизнесом. Это вполне устраивало жену.
Время от времени Кларис имитировала страсть. Умело преподносила в гротесковой форме недостатки соперниц, заставляя мужа смеяться над ними. Ловко выверяла момент разоблачения. Заканчивала скандалы бурным примирением, разогревая подстывшие супружеские чувства и привнося в них недостающие эмоции.
Возможно, что всё благополучно обойдётся и в этот раз. Но богатый опыт видавшей виды жены подсказывал иное. Нынешняя пассия выглядела прямой противоположностью предыдущим и не сулила перспектив для женщины возраста 35+, по всем канонам, приходившейся ей в дочери.
Больше всего Кларис возмущал публичный характер отношений мужа с этой «профурсеткой». По негласной договорённости, сложившейся в семье Рюэфф, Николас никогда не попирал монопольное право законной супруги на представительские функции. Теперь же, он безоглядно проводил время с любовницей в окружении друзей, знакомых, партнёров, клиентов. Судя по фотографиям, все давно принимали их как пару.
Тут уж не до шуток! Под удар поставлена репутация и будущее детей – единственного действенного рычага влияния на мужа. Жгучая обида на молчание близких и знакомых усугубляла чувство безвозвратности утраты законного места супруги и приводила Кларис в полное отчаяние.
Ясно, что роль наблюдателя в её положении – равносильна концу их брака. В то же время открытая схватка глупа и бессмысленна – вздорная истеричка-жена проиграет сразу и по всем фронтам. От этих невесёлых мыслей бодрость духа несчастной женщины сходила на нет.
«Что предпринять? Сделать вид, что ничего не произошло? Или, наоборот, с шумом «устроить разбор полётов», – бесконечно взвешивала варианты своих дальнейших действий Кларис и, от сознания, что все эти меры ничтожны в своей эффективности, её не покидало чувство безвозвратной утраты своего законного места рядом с Николя.
Перебирая варианты и осознавая, что все это «не то», Кларис решила ничего не предпринимать, пока тщательно не изучит противника.
Стратегия агента Рокси
В 1967 году модель провинциального агентства Сьюзан Кристен снялась в голландском фильме «Обнажённая за забором» и завоевала титул «Мисс телевидение Нидерландов».
Начинающая порнозвезда, мечтая о славе и деньгах, двинулась покорять центр европейского кинематографа – Париж – город, где сразу в сотнях кинотеатрах шли показы мировых премьер. Ежедневно, в лучах софитов, зажигались десятки новых звёзд.
Амстердам, с его ледяными бризами, сыростью и атлантическим холодом был не в состоянии тягаться с французской столицей.
Фильм «Обнажённая за забором» претендовал на уровень эротической мелодрамы. Однако в Париже эротика была запрещена к широкому показу. Фильм демонстрировался тайно, в закрытых кинотеатрах.
Кларис ничего не оставалось, как инкогнито посетить частный кинозал. И что же? Она была в ужасе от степени откровений, происходящих на экране.
«Натуральная порнография, сомнительного художественного содержания, полное ничтожество, – с остервенением возмущалась про себя жена трейдера, – Наглядное пособие по гинекологии – настолько явственно и физиологично были представлены в фильме части человеческого тела и его рефлексы. Однако глупо отрицать, что такого рода «искусство» не пользуется спросом: несмотря на чудовищную цену – зал был полон!»
«Какое отношение к этому искусству может иметь мой муж: профессорский сын, математик, финансист, банкир? Николя не был фанатом синима, лицедейством не увлекался… ЭТО никак не может ему нравиться!» – силилась разобраться в предпочтениях супруга Кларис.
«Деньги и связи!.. Вот для чего ЕЙ нужен МОЙ Николя!» – окончательно утвердилась в своих размышлениях Кларис.
От мыслей, что актриса вымогает из мужа деньги на фильм со своим участием, Кларис бросало то в жар, то в холод. Перед глазами то и дело представали критические статьи о новом безвкусном шедевре господина Рюэффа! В голову лезла всякая чушь: банкротство, их голодающие дети на улице, под снегом и дождём. Саркастические ухмылки знакомых… и даже разгневанный свёкор, с его вечным недовольством и необузданным желанием всех учить.
Приступ паники прошёл и сменился разумными доводами, что муж – человек практического склада и до сих пор объектами его вожделений были женщины не столько привлекательные, сколько перспективные. По опыту, Кларис знала, что в случае, если финансовые надежды, связанные с очередной пассией, оказывались призрачны, страсть мужа быстро улетучивалась.
Чтобы удерживать в поле зрения своего благоверного, Кларис находила способы общения с его любовницами и даже приспособилась делать из них подруг. Да так ловко, что неоднократно случалось, что дамы, выпав из зоны внимания мужа, продолжали оставаться её приятельницами и, сами того не подозревая, осведомительницами.
Николас Рюэфф имел удивительную способность, несвойственную большинству людей – легко восстанавливать утраченные отношения. Без тени смущения, в нужный момент, он мог обратиться к давно позабытым знакомым и возродить из пепла необходимые для себя связи. Прибегая к лицемерию, он настолько ловко окучивал жертву, что она, «раздувшись» от собственной значимости, принимала лесть за чистую монету, воображая себя чуть ли не пупом Земли, и, напрочь забывая о прежних обидах, нанесённых манипулятором, начинала действовать по его указке.
Зная о мудрой оригинальности мужа – выдвигать на передний план людей, в зависимости от их нужности, Кларис стремилась поддерживать связь с субъектами, попавшими в круг интересов супруга.
Ярким примером могла послужить история, произошедшая несколько лет назад. Рюэффы тогда состояли в дружбе с семьёй директора департамента Министерства индустрии и торговли Франции. Николас переживал бурный роман с его женой. Кларис считалась её подругой.
Вскоре после того, как чиновника сместили с должности, страсть у любовников сошла на нет. Несмотря на охлаждение мужа к семье аутсайдера, мадам Рюэфф продолжала выказывать им расположение и оказалась на высоте, когда через год сменился президент и назначил министром бывшего директора департамента…
***
Рассматривая под лупой глянцевые снимки, Кларис, на одном из них, обнаружила своего куратора по линии ФБР – Раймонда Бара. В ту же минуту она вспомнила, что вот уже несколько лет служит в ФБР, в качестве агента, с оперативным псевдонимом Рокси. От этой мысли Кларис просияла от счастья: «ФБР – это как раз то, что нужно! Я уничтожу карьеру нидерландской выскочки!.. Её вышлют назад, в Амстердам! В это вонючее атлантическое болото!..»
Дело осталось за малым. Она взяла перо и бумагу и настрочила донос на Сьюзан Кристен. Системно и последовательно изложила факты, добытые въедливым сыщиком. Поставила на вид, что актриса порнографических фильмов нидерландского происхождения является шпионкой. Внедрившись в высшее парижское общество, обманом используя влюблённую доверчивость известного трейдера лондонской биржи Николаса Рюэффа, добывает важные сведения в пользу Амстердама.
Через конфиденциальный канал связи агент Рокси передала сообщение адресату.
Новые горизонты
Февраль 1968 года. Штат Калифорния. Пало-Альта.
В 1936 году, на заре образования Х&P, выпускник Стэндфордского университета, молодой и дерзновенный инженер Макс Хьюл привёз в подарок Уолту Диснею плод собственного инженерного воображения и кропотливого труда – систему стереозвучания. Дисней без особого энтузиазма принял её. Протестировал и… заключил долгосрочный договор на право эксклюзивного обеспечения своей студии звуковым оборудованием фирмы Х&P. С тех пор прошло больше тридцати лет, как Х&P, на постоянной основе, снабжала Уолт Дисней своими новинками.
Второй партнёр Х&P, Дэвид Парк – магистр в области электротехники, тоже не гнушался ничем, в поисках платежеспособных клиентов. Чтобы привлечь интерес к продукции Х&P и получить военные заказы, он даже записался добровольцем на фронт во время Второй мировой войны. Уникального специалиста-электронщика брать не хотели, но потом нашли ему применение – определили в корпус военной разведки и обрели, в его лице, главного инженера систем радиолокации.
Во имя процветания своего бизнеса Макс Хьюл и Дэвид Парк прошли единым фронтом всю войну. Дэвид лоббировал интересы фирмы в Министерстве обороны США, получал заказы, заключал договоры. Макс управлял командой инженеров, которые продвинули системы боевой маскировки кораблей на высочайший уровень. Обеспечили потребности разведки в надёжных аппаратных комплексах, незаметных для окружающих и защищённых от перехвата противника.
Х&P освоила серийный выпуск уникальных систем маскировки морского базирования. За время Второй мировой войны превратилась из небольшой фирмы в гигантскую корпорацию, обеспечивающую Пентагон уникальными средствами и технологиями разведывательного назначения.
Но теперь, в конце 60-х годов наступил период стагнации в военной индустрии. Крупные проекты Пентагона закрыли и сократили финансирование оборудования. Научные разработки в области наступательного вооружения были поставлены на паузу.
***
Акционеры Х&P Макс Хьюл и Дэвид Парк только что заслушали доклад своего финансового директора. Итоговые цифры о результатах работы фирмы за 1967 год не вселяли оптимизма: продажи снизились, выручка упала. Прибыль достигла самых низких значений за последние пять лет.
– Каким бы уникальным и важным не было бы производство, оно не имеет смысла, если продукт никому не нужен, – печально констатировал Макс Хьюл, – После того как были свернуты крупные военные проекты Пентагона, наш товар перестал пользоваться спросом… Остаётся только вспоминать о прежних аппетитах генералитета Министерства Обороны и готовность Конгресса его удовлетворять.
– Если в ближайшее время мы не найдём клиентов, фирму можно будет закрывать. Она начнёт работать в убыток. Уникальный коллектив инженеров, изобретателей и научных работников разбежится, а мы останемся ни с чем, – согласился Дэвид, – предлагаю вернуться к старой и надёжной тактике привлечения клиентов.
– Снова двинемся в поля? Войны, вроде бы нет – вьетнамская не в счёт – не тот полёт… У тебя есть конкретные идеи? – поинтересовался Макс.
Дэвид лукаво улыбнулся собеседнику и произнёс:
– В Пентагоне произошли кардинальные перемены. Роберт Макнамара27 написал рапорт об отставке. Президент одобрил её. На днях у меня состоялся телефонный разговор с Чарлзом Рэймондом, моим приятелем, со времён войны. После пертурбации в верхах, он получил пост председателя Объединённого комитета начальников штабов28. Чарлз видит меня в качестве заместителя Министра обороны США. Я взял на размышление несколько дней, чтобы обдумать его предложение и посоветоваться с тобой.
Услышав это, Макс Хьюл, вне себя от радости, воскликнул:
– По-моему, это – удача! Думать тут нечего! Нужно соглашаться! Прекрасная новость! Мне, конечно, одному управлять Х&P будет значительно тяжелее, но перспективы увеличения портфеля заказов того стоят!.. Почему всё-таки ушёл Макнамара?
– Возможно, ему надоело вечное противостояние с Объединённым комитетом начальников штабов. К тому же история с внезапным закрытием проекта «Ледяной червь»29 не принесла ему популярности. Впрочем, Макнамара нашёл себе место не хуже. Уже известно, что он возглавит Всемирный банк, – пояснил Дэвид Парк, – На посту Министра Обороны, на мой взгляд, он допустил ошибку в стратегии. Пока фонтанировал идеями, генерировал финансы на крупных военных проектах, Начальников Штабов это устраивало. Как только заговорил о сокращении бюджетных ассигнований на стратегическое вооружение, сразу восстановил против себя весь генералитет. Проявил недальновидность – выступил за разрядку напряжённости и поддержал предложение Москвы по переговорам ОСВ. После этого Начальники Штабов объявили ему открытую войну. Обвинили в попытке урезать их полномочия и привилегии. Завязалась непримиримая борьба, в которой Макнамара проиграл. Ему пришлось оставить Пентагон. Начальники штабов, не желая больше рисковать, что им вновь навяжут пацифиста, который будет блокировать военную доктрину, вспомнили про меня. Как объяснил мне Чарлз, они, в моём лице, рассчитывают получить поставщика идей, которые откроют путь к новым масштабным проектам, под которые Конгресс, без лишних вопросов, утвердит финансирование, – пояснил Парк.
– Лучшего стратега в плане выбивания денег, чем ты, трудно вообразить! – лукаво усмехнулся Хьюл, – Мы завалим идеями Министерство Обороны! Дружище! Смело принимай приглашение и вступай в должность!
Гости с другой планеты
02 августа 1969 г., с. Александровка, Шемонаихинский район, Восточно-Казахстанская область.
На Илью с утра шёл дождь. К обеду небо прояснилось. Агафья Емельяновна поспешила в огород. Сегодня у внука – Юры Звонцова именины, ему исполнилось 9 лет. С трёх лет он живёт у неё. Родители его находятся в длительной командировке за рубежом.
О том, какую службу несут зять и дочь, она имела смутное представление. Догадывалась, что Виктор и Таисия выполняют важные государственные поручения. Предполагала, что трудятся они в МИДе. Видимо на ответственной должности, потому как содержание, которое отводилось на Юру, хватало с лихвой на всю семью.
Материальная составляющая – безусловно, важнейшая сторона жизни – это Агафья Емельяновна, вдова участника Великой Отечественной войны, поднимавшая детей одна без мужа, хорошо понимала и ценить источник дохода умела. Но у внука была совсем другая история: он, при живых родителях, рос сиротой.
«Что же за работа у них такая…? Собственного сына годами не видят. Если вдруг что со мной? Куда Юру? В интернат?» –Агафью Емельяновну иногда одолевали печальные думы.
Бабушкин догляд. Письма. Довольствие. Разве этого достаточно? Ребёнок нуждается в нормальной семье, родительской любви, понимании, поддержке, участии. Он должен расти с отцом и матерью, а не с бабушкой и прабабушкой.
Щемящей тоской подкатил горький комок к горлу, навернулись слёзы и хотели было выплеснуться наружу, но подбежал внук. Агафья Емельяновна тяжело вздохнула, провела своей шершавой натруженной ладонью по его заросшей шевелюре и подавила тяжёлые думы.
– Юра, пойди, нарви овощей! – произнесла она и указала рукой в сторону огорода.
Изо всех ног мальчишка кинулся выполнять просьбу. Приволок полный тазик.
– Куда ты столько? – всплеснула руками бабушка.
– Так гостей ждём! – весело ответил мальчуган.
– Нешто на столе, окромя картошки с капустой поставить нечего?! – укоризненно заметила Агафья Емельяновна.
Но внук её уже не слышал. На бегу, надкусывая сочную мякоть помидора, он ухватил ведро, удочку, жестяную банку с червями и, шмыгнув в калитку, сообщил: «Мы с Венькой – на Убу! Я быстро! Закиды проверю и обратно! К ужину, в самый раз, поспею!»
Агафья Емельяновна беспокойно проводила его глазами, постояла ещё пару минут, в оцепенении собственных дум, взяла таз и направилась за водой к колодцу.
***
Мальчишки-ровесники Юры собирали марки, разводили голубей, рыбок, читали фантастику, мечтали о далёких странах, путешествиях и приключениях. Юрка создавал фонотеку из звуковых писем от родителей, записанных на магнитофонных кассетах. Время от времени их привозили коллеги родителей. Зная о задержках такого рода, папа и мама начинали свою речь, всегда называя дату и время.
Кассеты представляли для Юры наивысшую ценность. Хранил он их в хронологическом порядке. Прослушивал десятки раз. Заучивал наизусть. Когда был маленький, всё пытался заговорить с отцом и матерью. Но увы! Они его не слышали. Связь была односторонняя – без права на ответ!
Папа и мама читали ему стихи и сказки. Рассказывали истории и пели песни. Хорошо знакомые и те, что он слышал впервые. Разыгрывали между собой диалоги и обсуждали разные темы.
…Юрка рос среди любящих людей. Бабушка, старенькая прабабушка и другие родственники не чаяли в нём души. Были предупредительны, вежливы и заботливы. Соседи, друзья тоже относились к нему по-доброму. Излишняя опека иногда раздражала и приходилось напоминать, что он не сирота и не инвалид – и в снисходительном отношении не нуждается.
У Юрки было всё, что нужно: игрушки, велосипед, хорошие книги, но не доставало отца и матери. Иногда ему казалось, что он не помнит их совсем. Мальчишка очень боялся, что они вернутся, а он их не узнает…
Юрка мечтал только об одном – жить с родителями. Пусть они были бы самыми строгими и взыскательными. Он всё равно был бы самым послушным на свете! Только бы они были рядом! Чтобы мама пекла пирожки, папа мастерил скворечник, к примеру… и вместе они ходили бы на рыбалку или в горы. Сажали картошку или пололи огород…Родителей не хватало до щемящей тоски, до боли в груди, до остановки дыхания.
Время от времени приезжали их сослуживцы. Расспрашивали о «состоянии дел», проверяли дневник, заглядывали в тетради. Однажды Юрка «запустил» математику и «нахватал» двоек. Пожурили. Рассказали, что его отец и мать учились в школе на «отлично». Юрка краснел, оправдывался. Старался больше впросак не попадать.
Он быстро повзрослел. Стал задумываться о службе родителей. Об их долгих командировках и незримом ореоле таинственности, которым были окружены не только они, но и любая информация о них.
***
За Штенцелем30, в конце огорода, огибая крутые берега, текла речушка Маралиха. В самой низине она делала крутой изгиб, образуя заводь: тихую и глубокую. Во время своего последнего приезда, родители починили старый деревянный мосток. Поменяли опоры у него, выстругали и постелили новые доски. Приладили крепкие перила. Частенько сидели здесь с удочками.
Папа закатывал штанины и без рубахи, до пояса голый, ходил на рыбалку, управлялся по хозяйству: чистил сарай, полол картошку.
Мама тоже выбирала вещи попроще. Чаще всего бабушкин халат. Юрка, глядя на отца, в драных брюках, однажды заметил:
– Как не старайся, а на деревенского мужика ты совсем не похож!
– Ну вот! Мне, напротив, казалось, я полностью мимикрировал в сельскую среду!.. – отшучивался Виктор, – Интересно узнать, чем же я так отличаюсь от здешних?
– Очками с золотой оправой. В них стёкла темнеют на солнце и становятся прозрачными в помещении. Тут ни у кого таких нет, – развёл руками сын, – Говор у тебя не тот. Причёска тоже не такая как у здешних: пробор сбоку. Прямо как у шпиона!
– Вот на таких мелочах и палятся разведчики! – рассмеялся отец, – Могу тебя успокоить, сын! Я – точно не шпион! Иначе, купил бы себе холщовые брюки, побрил бакенбарды, надел очки на резинке, как у истопника Серафима и начал бы на местном диалекте выспрашивать сведения про надои молока и урожай свёклы!
– Про надои молока и урожай свёклы, вообще-то, сообщают в каждой газете, – пояснил сын, – и, продолжая тему, повторил свою предыдущую фразу, – На местного ты всё равно не похож!
– Что опять не так? – рассмеялся Виктор.
– Ну представь, например, дядя Ваня Савельев, разговаривая со Степаном Черепановым вдруг вылепил бы ему такое словечко, как «мимикрировать»! – ответил Юрка, и, увидев, что мать с интересом прислушивается к диалогу, намекнул, – Мам, тебя это тоже касается!
– Чем же я не угодила? К твоему сведению, я родилась здесь и выросла! – не отрывая взгляд от поплавка, включилась в дискуссию Тася.
– Ты носишь платок с кораблями! Какие у нас тут могут быть корабли? Никто, с роду, моря не видел! У женщин здесь на платках, в лучшем случае, цветочки… Часы у тебя на руке. Время на них показывают не стрелки, а цифры. Их видно и ночью, и днём. Ты и на рыбалку с ними ходишь и в реке купаешься! Разве деревенские станут так обращаться с дорогостоящими вещами?.. Да и нет здесь ни у кого ничего подобного! – заметил Юрка.
– Я могу снять и платок, и часы, – улыбнулась мама.
– Не поможет… Волосы у тебя, как у принцессы из сказки! Блестящие, светлые, длинные! Они становятся ещё красивее, когда ты их феном укладываешь. Кстати, о фене… подобной штуки, у нас в селе даже в парикмахерской нет!.. И зубы у вас с папой белые-белые, ровные-ровные, как в иностранном журнале, который вы с собой привезли! – произнёс сын, и, бросив взгляд на поплавок, воскликнул, – Мама, у тебя клюёт!
***
Юрке представлялось, что родители прилетели с другой планеты. Их едва уловимое рокочущее «р», мимика, слова, манеры, движения, восклицания – всё не привычное и вызывающее неподдельный интерес.
Сын пытался разобраться в причинах этой непохожести, задавал неумелые вопросы. Папа объяснял Юрке, что по службе они с мамой вынуждены долгое время находиться за границей, соблюдать тамошние обычаи, уклад жизни и разговаривать на другом языке. Приобретённые привычки теперь невольно «выскакивали» наружу.
– Мама, почему вы с папой так странно называете друг к друга: «Рыжий» и «Рыжая»? – однажды спросил сын.
– Чтобы не запутаться! – ответила она.
– В чём не запутаться? – не понял Юрка.
– Сынок! Я заметила, что ты своих друзей тоже не всегда по имени называешь. Например, Свистунова Александра зовёшь «Свисток»? Почему? – спросила она.
– Для простоты! – пояснил Юрка, – Иначе, не понятно о ком речь. У нас полдеревни мальчишек – Сашки.
– «Рыжий», «Рыжая» – тоже для простоты, – пояснила мама.
Глава 2
Мы и они
Август 1968 года. Сан-Франциско.
Здравоохранение было частью государственной политики СССР, нацеленной на предупреждение серьёзных заболеваний и ранней диагностики. В стране была создана целая система больниц, поликлиник, институтов. Для поддержания здоровья и отдыха работникам выписывались бесплатно путевки в санаторно-курортные учреждения. Государство вкладывало в медицинское обслуживание огромные деньги.
В США понятия здравоохранения вообще не существует. Медицина здесь – это бизнес, а больной – клиент. Услуга сопровождения родов имеет высокую цену. Врачи-гинекологи, труд которых стоит значительно дороже, в сравнении с акушерами, в стремлении прибрать эту прибыльную нишу к своим рукам, в 60-е годы пролоббировали закон в Конгрессе, по которому акушерство стало лицензируемым видом деятельности. Работая в найме, акушерка приравнивалась к простой медсестре, не имела права инициативы и должна была строго выполнять команды врача.
До службы во внешней разведке, Тася, после окончания медицинского училища, пять лет отработала фельдшером-акушером в отдалённой Сибирской глубинке31. Для себя, ещё тогда, она вывела принцип, что при нормальном течении родов, важно правильно направлять усилия женщины, остальное она сделает сама. Труд акушерки предполагал полную самостоятельность и ответственность.
Теперь же, оказавшись в роли хозяйки медицинского центра, Тасе предстояло оставить до лучших времён принципы советской школы здравоохранения, перейти к прагматичному стереотипу «оказание медицинских услуг» на коммерческой основе и по-другому взглянуть на работу акушерки.
Клиника, которую унаследовала Эрика, имела хорошую репутацию в Сан-Франциско. Оказывала полный комплекс услуг, по всему спектру женского здоровья – «от репродукции до гроба». Прейскурант цен здесь имел наивысшую планку. Чтобы получить квалифицированную помощь в этом учреждении, люди, нередко, прибегали к займам.
Конец ознакомительного фрагмента.