Война с журавлями

– Как скажешь, – ответила Лиза.

Напоследок Олег ещё раз обернулся на могилы своих предков, потом скользнул взглядом по другим надгробиям и вдруг замер на месте: на секунду у него перехватило дыхание, перед глазами всё поплыло, и ему почудилось, будто вместо могильных плит встали три фигуры – пожилого рыбака в мокрых резиновых забродах, двух старух в траурных кружевных платках и длинных платьях старомодного покроя, в какие обычно обряжают покойниц, а в стороне от них – полупрозрачная фигура печальной девы с васильковыми глазами и стекающими по плечам льняными локонами.

– Ты что? – спросила Лиза своего жениха, увидев его замешательство.

– Да вот, смотри! – ответил Олег потрясённо, указав в сторону ещё одного надгробия с фотографией. – Кира Карьялайнен. Это та самая девушка, о которой я тебе говорил.

– Да, красивая, – сказала Лиза с искренним сожалением, глядя на фотографию Киры. – И молодая совсем. Правда, жалко до слёз…

Олег бросил мрачный взгляд в сторону Орлова и едва слышно пробормотал себе под нос:

– Ну, теперь-то я понимаю, почему он с нами не пошёл…

– Ты прости, я не расслышала.

– Я сказал, что понимаю теперь, почему мне эта девушка приснилась, – тут же нашёлся Олег. – Просто я видел раньше эту могилу, а может, и саму историю уже слышал где-то краем уха – тут ведь слухи быстро разлетаются. Вот она мне и приснилась той ночью.

– Ну вот, всё и сошлось, – ответила Лиза. – Всякому странному явлению есть своё разумное объяснение. И никакой мистики, ничего сверхъестественного.

– Ничего сверхъестественного, – согласился Олег.

Высадив Лизу у дома Карьялайнен, Орлов с Олегом поехали дальше на хутор, куда уже несколько дней подряд Нестор Владимирович ходил, словно на работу в три смены, – утром, днём и вечером, но пока без особого успеха. Анна Егоровна по-прежнему отказывалась идти с ним на контакт, ни разу не вышла ему навстречу и не пускала даже на порог своего дома. Над профессором втихаря посмеивалась вся деревня; впрочем, он и сам уже начал сардонически подшучивать над своими неудачами.

– Ян, я же – почти как тот соловей, что у нас под окнами заливается каждый вечер, – рассказывал Некрышев жене. – Уже на все лады ей спел, только что не сплясал, скоро совсем фантазия иссякнет. Нет, надо придумать что-нибудь этакое, нестандартное… Надо какой-нибудь ключик к ней подобрать…

– A кто тебе обещал, что будет легко? – ответила Яна Лаврентьевна. – Это не твои кабинетные штудии над картами и книгами! Полевой лингвист обязан быть и психологом, и дипломатом.

– Да-да! Раз взялся за гуж, не говори, что не дюж, – согласился с нею Нестор. – И теперь уже поздно вызывать подкрепление из более опытных полевиков: если мы насядем на Анну Егоровну всей ратью, будет только хуже. Придётся мне одному таранить эту стену…

– Ты смотри-ка, опять стоит! Правду говорят: любви все возрасты покорны! – усмехнулся Орлов, проезжая мимо профессора на машине. – A что он зимой будет делать? Сюда по снегу без трактора не пробьёшься. Разве что на лыжах. …Эй, Нестор Владимирович, физкульт-привет!

Однако Олег никак не отреагировал на шутку Орлова – он вообще не разговаривал с ним с той самой минуты, когда вышел из ворот кладбища и сел вместе с Лизой в его машину.

– Ты чего такой смурной? Из-за стариков своих, что ли? – спросил его Орлов и добавил философски: – Да ладно, чего там… Старики умирают – это как листья опадают по осени. Тут ничего не поделаешь, так уж устроена жизнь… Ну, давай, пойдём – покажу, ради чего звал!

Только зайдя в баню и окинув взглядом обстановку, Олег сразу же понял, о каком «химическом производстве» говорил с ним Орлов:

– Ну, конечно! Как я сразу-то не догадался! Кто о чём – а вшивый о мыле!

– Ты чего-то попутал, – ответил ему народный технолог. – Я тут не мыло варить собрался, а кое-что другое.

– A ты хоть знаешь, сколько лет дают за такую «мыловарню»? – спросил его Олег. – И ещё хочешь, чтобы я тебе помогал! Нет уж, сам заварил кашу – сам и расхлёбывай!

– Опять не угадал! Я тут не кашку заварил, а бражку – вон, целых три бутыли уже стоят под парами, ждут, родименькие, своей очереди! И что мне теперь с ними делать? Не пропадать же добру? Ты мне только помоги аппарат наладить. Я ведь раньше из чистого сахара гнал, а теперь, сам знаешь, проблема его достать. Вот и приходится менять технологию. A я знаю в теории, что гнать можно из чего угодно, – а у меня тут чего только нет: и мёд, и патока, и сгущёнка…

– Да гони ты хоть из дров! Теоретик… Только без меня.

Орлов был разочарован и попытался надавить на самолюбие Олега:

– Ну, студент, так бы и сказал – не знаю, не умею! И чему вас только учат в ваших университетах? На народные, между прочим, деньги!

Но студент оказался непробиваем:

– Угу, меня четыре года на народные деньги учили, чтобы я потом в деревне самогон гнал! A тебе я помогать не буду, хотя и обещал. Я, когда обещание давал, думал, что ты человек, мужик. A ты – гад и сволочь.

– Ты только сейчас это понял? – усмехнулся Орлов.

– Нет, ещё на кладбище. Когда стоял у могилы Киры Карьялайнен. A ты, подлец, даже близко к ней не подошёл. Всё, пошёл я пешком назад! Можете считать с этого дня, что мы с вами больше не знакомы.

– Да погоди ты… – остановил его Орлов.

– Ты что думаешь, я просто так тут поселился, от нечего делать? – спросил Олега Орлов. – И на могилке той ни разу не побывал? Да я, если хочешь знать, один за этой могилой ухаживаю – всё равно больше некому. И за соседними тоже – не ездить же понапрасну в такую даль? Ты видел там хоть соринку, хоть травинку?

– Да уж, не ожидал, – ответил ему Олег. – Вот за это тебе большое человеческое спасибо…

– Да и я сам, может быть, когда-нибудь там же лягу. И дом этот я купил не просто так – а вот жить в нём не могу.

– Зато можешь сдавать его всяким проходимцам.

– Это ты себя, что ли, в проходимцы записал?

– Ладно, проехали.

– Как я с Кирушкой познакомился, ты уже знаешь. Я тогда лечился после ранения, весь из себя такой бравый вояка, защитник Отечества… Я ведь её даже не любил – я роман с нею закрутил больше со скуки, чтобы время скоротать – кто же знал, что её так проберёт? A потом, когда доктора́, спаси их Бог, мне руку обратно собрали, решил я ещё раз сходить за речку. Ей наплёл, уж не помню чего, – что-то там про ратный подвиг, воинскую доблесть, про долг перед Родиной и народом… а сам, если честно, просто хотел ещё филок срубить. Она меня тогда спросила: «Ты ко мне вернёшься?» – а я ей: «Не знаю». Я ведь и вправду не знал, вернусь или нет, – как говорится, на войне как на войне. Да и в жизни тоже всякое бывает – может, вернусь, но уже не к ней. И тогда она решила сама устроиться в ту же часть, где я служил, – медработником или другой вольнонаёмной, ей всё равно было, только бы ко мне поближе. Я её спрашиваю: «А ты потом не пожалеешь?» A она мне: «Может, и пожалею. Но это будет потом».