Дай мне любить тебя

И с тех пор, как квочка надо мной. Ходит и бурчит. Ей богу, треснуть его хочется.

– Ник, отвали, я серьезно. Давай я сама разберусь, с кем мне разговаривать, а с кем нет. В любом случае он больше не позвонит…

Ник усмехнулся. Да и плевать, пусть, что хочет, то и думает. Кому какое дело, что я чувствую и как себя веду? Черт, неделя тишины, только я стала отходить от нашей с ним встречи, как на тебе. В двенадцать ночи звонок. И пусть симка новая, и знать он этот номер никак не мог, а как только цифры его увидела, так сердце замерло. Разве есть что-то, что можно скрыть от Верха, если он не хочет?

Руки тряслись, когда вызов принимала. А он будто ни в чем не бывало. И голос такой тихий, грустный. Сердце кровью обливалось, так хотелось поговорить. Только я знаю: если дам слабину снова, он опять вытрет об меня ноги. Сбросила вызов и номер его в черный список, а потом всю ночь глаза не смогла сомкнуть. Руки так и тянулись к телефону.

Мы едем в тишине. Ник сегодня тоже уставший, озадаченный какой-то. Из-за его занудства по поводу Верха мы так нормально и не поговорили. Он слишком печется обо мне, знаю, что хочет лучше, но его внимание порой напрягает.

– Вик, не дуйся, – он кладет руку мне на колени. Я поворачиваюсь к нему. Ник выглядит расстроено. Уверена, уже раз сто пожалел о своей несдержанности.

– Ты как старая бабка, честное слово, – смеюсь и тянусь к ручке на двери.

– Отец дома? Может, фильм какой посмотрим вместе? Не хочется домой…

– У тебя все в порядке?

Ник хмурится, отводит взгляд в сторону.

– Да, в полном. Просто это не тот порядок, о котором я мечтал, – его губы кривятся в улыбке.

– Не хочешь поговорить?

– Хочу просто побыть с тобой, Вик…

– Сегодня созванивались с Настей. Они с Киром зовут в клуб. Я уже согласилась.

Я переживаю за Ника. Вижу, что ему нужно побыть со мной наедине, поговорить. Но и Насте я отказать не могу. Подруга итак обижена на меня, не хочу портить с ней отношения вконец.

– Поехали с нами? Встречаемся там в десять?

Ник молчит, нервно тарабанит пальцами по рулю.

– Окей, давай так.

***

– Вик, больше не делай так, – подруга обнимает меня. Я закрываю глаза, и мы двигаемся под музыку. Сейчас мне хорошо. Алкоголь позволяет не думать, позволяет отпустить себя и перестать сомневаться.

– У меня был сложный период. Проще было так. Пережить все в одиночку.

Она смотрит на меня прищуренно, но ничего не отвечает. Через один трек Настя говорит, что хочет передохнуть. Она возвращается к парням за столик. Я вижу, как она садится на колени к Кириллу, а тот прижимает ее к себе и целует. Улыбка кривит мои губы. Какой дурой я была. И почему не хотела видеться? Почему грузилась, думала, что буду чувствовать себя ущербной рядом с их счастьем? Вот они, насмотреться не могут друг на друга, а у меня душа ликует оттого, насколько она счастлива. Настя ведь достойна этого, каждая из нас достойна.

Ника нет за столиком. Может, он у бара? Ой, да плевать. Он так и не рассказал мне, по какому поводу расстроился сегодня. Закрываю глаза, поднимаю руки вверх. Трек, который играет сейчас, невероятно чувственный, он заставляет мою кровь полыхать огнем. Или это руки, которые обвивают меня за талию или это горячее твердое тело, которое только что прижалось ко мне из-за спины и движется со мной в такт?

Мне нравится то, как парень трогает меня. Мы продолжаем двигаться, и каждое касание горячих пальцев к оголенной коже посылает по телу цунами. Понимаю, что должна уйти, но мне это так нравится. Мне хочется хотя бы на несколько минут перестать быть правильной. Хочется испытать, какого это – быть плохой девочкой.

Я завожусь. Низ живота плавится в приятной истоме, я запрокидываю голову назад, ему на плечо. Ник. Наверное, алкоголь ударил ему в голову, раз он творит такое. Или слова Андрея были правдой и Ник испытывает ко мне намного больше, чем дружеские чувства?

Одной рукой он прижимает меня к себе, а вторая скользит по внутренней части бедра, уверенно и неспешно пробираясь к самому горячему местечку. Меня мурашит. Вокруг нас люди, а мы посреди танцпола вдвоем… Его пальцы убирают волосы с моего плеча, а потом я чувствую, как его губы касаются моей кожи. Я дрожу, прижимаюсь к нему сильнее, желая почувствовать больше. Я так сильно пьяна, что меня не волнует ничего, кроме этих ощущений.

Его язык скользит по нежной коже моей шеи, пробирается вверх, и когда я едва ли не дрожу от желания, на ухо раздается его шепот.

– Я так сильно скучал…

Этот голос, он словно ушат ледяной воды и одновременно с этим он будто ожог кипятком. Мне плохо, я распахиваю глаза, оборачиваюсь и в следующую секунду умираю, потому что рядом со мной ОН. Это от его горячих пальцев я только что сходила с ума, это его серые глаза сейчас смотрят на меня так, словно готовы сожрать в любую минуту.

– Ты?! – срывается с губ рычание, а его губы кривит наглая улыбка. Он до чертиков доволен собой.

– Иди сюда, я еще хочу, – произносит с ленивой улыбкой. Илья пьян, и я чувствую, как горю. Только уже не от желания, от злости.

Разворачиваюсь, желая уйти к столу. Думаю о том, что Ник – козел. Почему он не подошел ко мне? Уверена, он видел, что Илья со мной на танцполе.

Но стоит мне поднять глаза к столику, я замечаю Ника, сидящего на стуле. Его обступила парочка бугаев, один из которых Птаха. Ник смотрит на него, что-то цедит со злостью. Ну конечно, этот неандерталец же по другому не может! Только силой! Только убирая всех на своем пути.

Я делаю шаг, но Илья хватает меня за руку. Он резко тянет на себя, уводя в сторону. У меня нет столько сил, чтобы сопротивляться. Моя голова кружится, и он такой сильный. Прихожу в себя только когда он толкает меня в стену. Его руки упираются о твердую поверхность поверх моей головы, его губы прямо напротив моих. Между нами считанные сантиметры, и сейчас, вдыхая его запах: смесь парфюма и сигарет, я с ума схожу.

– Нам нужно поговорить, тебе так не кажется?

Произносит, обхватывая одной ладонью мое лицо. Он ведет пальцем вдоль линии скул, а я дрожу. Не хочу показывать ему своей реакции. Отворачиваюсь, но Верх наклоняется, касается губами моей кожи. От этого еще больнее.

Вдруг весь дурман растворяется, уходит. Моя боль снова на поверхности. Только я начала жить, только у меня стало что-то получаться без него.. И он вдруг появляется снова. Прав был Ник: Илья не оставит меня в покое, пока всю душу не вытряхнет. Пока не заставит снова страдать.

– А мне казалось, мы все друг другу сказали, Верх. Чего тебе надо?!

Он прижимается ко мне всем телом. Я чувствую, как громко бьется его сердце, чувствую его стояк, который упирается мне в живот. Его губы на моих ключицах, я дрожу, и он чувствует это… Он каждое мое слабое место знает. И сейчас бьет по нему, точно бьет.

– Я скучал, мелкая… Ты даже представить себе не можешь, как мне херово..

Я не знаю, кто это говорит: настоящий Илья или алкоголь в нем. Его слова ранят сердце. Разбивают его опять и опять, заставляя острые осколки впиваться в ткани. Мне больно, глаза застилает пеленой. Я так хочу, чтобы это было правдой. Чтобы он любил меня, чтобы у нас был шанс. Но это же Верх. Он здесь просто потому, что вдруг так захотел. Решил снова поразвлечься, поиграть, а потом снова сделать больно.

– Тебе не стоит обо мне скучать.

Он хмурится. Отстраняется, в его взгляде появляется злость.

– Ты с ним? Это правда? Он тебя не достоин.

Я молчу. Хочется спросить у него о той девушке Лизе из машины. А еще лучше о Марго, которая так упорно разбивала наши отношения. Но я не собираюсь унижаться и показывать ему, что мне есть до этого какое-то дело. Я удерживаю его взгляд, несмотря на то, что в душе погибаю.

– А кто достоин? Помнится мне, ты сказал, что я серая мышь и такому, как ты…

Я не успеваю договорить. Он зажимает мне рот ладонью. Упирается в мой лоб своим, кривится.

– Я долб*еб. Я знаю, Вик. Я сорвался, разозлился, что ты ушла… Я думал, что сделаю так лучше нам обоим…

Он отворачивается, продолжая удерживать меня. Словно слова пытается подобрать.

– Я просто знаю, если бы не сделал больно тогда, позже было бы намного хуже…

Его слова будят во мне настоящее цунами. Какой герой! От боли он меня спасти хотел. Растоптал, унизил, отверг. Сделал так, что я до сих пор не смогла в себя прийти, оправиться. Он прилюдно выбрал другую, а сейчас прикрывается добродетелью.

– Раз ты такой герой, так какого черта меня трогаешь сейчас?! Не помню, чтобы вешалась тебе на шею, не помню, чтобы хотя бы какие-то знаки оказывала!

Ему больно. Мне тоже. Пусть получает, полезно будет. Боль отрезвляет, она позволяет прийти в себя, сбросить розовые очки и посмотреть на этот мир здраво.

– Хватит врать! Хватит выгораживать себя! Что значит потом мне будет больно?! Что это вообще за чушь? Когда люди любят друг друга, они вместе, они не думают о «больно» и «потом».

– Да я в казарме торчу сутками! Я выйти не могу, раз в две недели, и то, если косяков не будет! И так еще пару лет! Как мы построим отношения, если даже будучи рядом не доверяли друг другу! – он кричит на меня.

– Ты не доверяла мне! Ты поверила моей матери, ты закрылась и нашла утешение в другом чуваке! И как я должен был чувствовать себя, когда нахожу тебя, приезжаю за тобой в клуб, а ты выходишь с ним под ручку?!

– Нет-нет! Не делай этого, Илья! Не смей сваливать всю вину на меня!

Я зла. Боже, как я зла на него! Просто видеть не могу его глаза лживые! Он как маленький избалованный мальчик. Бросил игрушку, отдал ее. А теперь, когда нашел снова, вдруг вспомнил и решил вернуть?!

– Хочешь правду? Тебе было всегда плевать на меня. Ты трус, Илья. Ты можешь только кулаками махать без разбору, вместо того, чтобы решить проблему, как взрослый человек. Ты напугал меня тогда. Ты так сильно бил его, я думала… – мой голос срывается. Мне хочется плакать, потому что даже воспоминания о том вечере приносят мне невыносимую боль.

– Нельзя драться при девушке… Нельзя… Умный человек не станет просто так махать руками.

Он смеется. Наконец-то выпускает меня из рук. Отворачивается, запускает ладони в волосы. А меня сгибает пополам. Такой он сейчас потерянный, такой любимый. Смотрю на его плечи, на руки его, исполосованные рисунками. На морщинку меж бровей и понимаю, что ни на грамм меньше не стала любить. Каким бы он ни был, он – мой. А я – его. Вот только это все равно ничего не меняет.

Я пытаюсь уйти, но он ловит меня. За руку хватает, по запястью пальцем ведет и в глаза мне смотрит. Так пронзительно смотрит.

– Драка – это всегда страшно, – произносит тихо, сдавленно.

– Многие парни избегают драк. Они стараются убедить, что бой – это плохо. Но я согласен. Бой – это больно, дерутся психопаты. Но большинство парней избегают их. Потому что боятся узнать о себе правду. Боятся оказаться слабыми, а не теми, кого они возомнили о себе…

Его губы кривит улыбка. Его слова – это камни в Ника. И меня злит, что он переворачивает ситуацию с ног на голову. Меня злит то, как он пытается унизить его в моих глазах. Это низко. Илья так ничего не понял. Да и не собирается это делать.

– Пошел ты к черту, Илья, – цежу сквозь зубы. – Не подходи ко мне и не трогай!

Я вижу, как меняется его выражение лица. Как от былой открытости не остается и следа. В его глазах теперь злость. Но мне плевать.

– Ты красиво говоришь, а по факту ты кинул меня. Теперь я с Ником. Прими это как факт, тем более ты выбрал Марго, ну так вали к ней!

Вырываю руку из его хватки. Мне нужно как можно быстрее убраться отсюда. Чтобы не видеть, не чувствовать, чтобы не дать слабины. Мое израненное сердце в груди желает совсем другого. Но я не слышу его, я запрещаю себе.

– Вика! – раздается его громкий утробный крик. Я вздрагиваю, ноги врастают в пол.

Оборачиваюсь. И дыхание перехватывает от того, что я вижу: Воспаленные глаза, искаженные в гримасе боли губы. Он хватается за волосы, он смотрит на меня так, будто с моим уходом закончится его жизнь.

– Я исправлюсь, слышишь?! Да, я виноват. Я полностью виноват, но не делай этого, мелкая… мы должны быть вместе!

Моя душа кричит, стонет. Мне хочется броситься к нему в объятия. Хочется поверить ему, хочется быть с ним. Но я знаю точно, что не хочу больше того, что пережила за эти пару месяцев. Если он снова бросит меня, я не смогу пройти этот ад заново. Не выдержу. Не потяну. Я не откроюсь ему, как бы сильно не любила. Плохие мальчики не умеют быть верными. Плохие мальчики играют, а мне не хочется растрачивать себя.

Голос севший, но я держусь из последних сил. Я стараюсь звучать уверенно, чтобы поверил. Чтобы больше не искал встреч.

– Не надо. Если не хочешь заставить ненавидеть тебя еще больше, просто не трогай меня. Отпусти.

Он кривится. Ему больно. Закусывает нижнюю губу, отворачивается. Он стискивает пальцами виски, пытаясь переждать. А я стою и смотрю на его спину, на плечи широкие, на руки крепкие, и понимаю, что сама не знаю, как поступать. Вроде правильно все, верно. Но отчего так тошно-то и кричать хочется?!

– Уходи, Вика, – кивает, будто мыслям своим. – Только знай, что я тебя жду. Всегда жду.

И я ухожу. Слышу, как раздаются глухие звуки ударов его кулаков о стену. Как кричит он, сам на себя кричит. Ухожу, не глядя, не оборачиваясь. Давлюсь истерикой, размазываю по лицу слезы, но выбегаю на улицу и вдыхаю полной грудью. А потом кричу. Громко, до хрипоты. Выплескиваю боль, отпускаю ее. Только она не выходит, вся не выходит. И даже когда рядом оказывается Ник, мне ни капли не легче. Он говорит что-то, пытается успокоить. Он обнимает и ведет к машине. А мне не нужен он. Не его руки хочу чувствовать, не его голос слышать.

Это никогда не пройдет. Если бы Верх послал меня, если бы так и остался в моих глазах подонком, мне было бы легче. Но его последние слова… они еще больше ранят. Они заставляют сомневаться, а это самое страшное для меня.

Глава 5

– Вик, совещание через пятнадцать минут. Идем на перекур? – Оля все утро мешает мне разговорами. То кофе попьем, то чай новый попробуй. Теперь новое занятие нашла.

– Оль, прости, но нужно успеть апелляцию написать…

Продолжаю вчитываться в документы. Вижу краем глаза, как девчонки шушукаются между собой.

– Ну, смотри, – усмехается Оля. – Никитос уедет, и останешься совсем одна. Не с кем будет на перекуры ходить…

– В смысле уедет? – поднимаю на нее удивленный взгляд.

Лиза расстроено вздыхает.

– Уезжает наш красавчик через месяц во Францию.

– Во Францию?

– В рамках бизнес-форума его берут как участника. Гляди, и международником станет… – смеется Оля.

Я не знаю, что и ответить. Сижу и пялюсь на Лизку. И словно по заказу, в этот момент в кабинет входит Ник с улыбкой до ушей. Наглым образом заскакивает ко мне на стол.

– Вик, ты идешь курить? Совещание скоро, – он убирает за ухо сигарету.

Так вот почему он все это время такой нервный.

– И надолго ты во Францию летишь?

Парень меняется в лице. Спрыгивает со стола, опираясь о него руками,

– Вик, прости… я хотел сказать.

Мне неприятно, что я узнаю все вот так, последней. Девчонки явно наслаждаются представлением, поэтому я решаю не продолжать дальше наш разговор.

– Все в порядке. Я ведь все равно узнала, – улыбаюсь ему. – Прости, Ник, но мне документ до совещания закончить нужно. Покурим позже.

Ник хмурится. Не отходит от стола, понимая, что я обиделась. Но девчонки не дают ему возможности продолжить разговор.

– Ник, идем с нами. Пусть наш трудоголик и дальше корпит, – хохочет Оля. Ник мнется. Я вижу, что ему не хочется уходить. Но он умный парень и понимает, что сейчас стоять надо мной бесполезно. Я все равно не стану с ним говорить.

Я стараюсь не думать не о чем, кроме работы. Мне неприятно, что он все это скрывал от меня. Почему не сказать мне раньше? Уезжаешь – так просто скажи. Всего пару слов, разве это сложно? Мы ведь не пара, в конце концов, чтобы убиваться. Верно? Вот только все равно отчего-то больно, хотя понимаю, что и злиться на него не имею права.

Совещание проходит как в тумане. Шеф нарезает задач всему коллективу. Все это время Ник не сводит с меня напряженного взгляда. Мне неуютно под ним и бесит, что все остальные тоже его замечают. Я не хочу, чтобы к нам приковывалось чье-то внимание.

Знаю, что Ник будет осаждать меня, и радуюсь, когда по завершении совещания шеф просит его задержаться. Воспользовавшись моментом, убегаю в свой кабинет.

Хочу быстренько собрать все документы и отнести апелляцию в суд. Как раз прокатаюсь до конца рабочего дня и здесь уже не появлюсь. Мне нужно немного пространства и времени. Мне нужно переварить новости о Никите, чтобы не ссориться с ним и не обижаться.

В сумке начинает вибрировать телефон. Тянусь за гаджетом, а когда вижу имя отца на экране, начинаю нервничать. Он никогда не тревожит меня во время рабочего дня. Знаю, что папа будет звонить, только если что-то случится.

– Да…?

– Вик, привет! Не пойму, что происходит. Только что позвонили из банка и сказали, что весь долг погашен.

Папин голос звучит взволнованно. Я совершенно ничего не понимаю из сказанного им.

– Как погашен? Когда?

– Я сам ничего не понял, переспросил у девушки. Она сказала, что последний платеж прошел неделю назад. Заплатили даже с лихвой, что на счету лишние пять тысяч остались.

– Подожди, я ничего не понимаю… как такое может быть?

– Вот и я не пойму, думал, может, ты забежишь в офис, да еще раз все узнаешь? Вдруг мошенники какие…

– Хорошо пап, я все сделаю.

Сбрасываю вызов и несколько секунд сижу в полной прострации. А потом единственный ответ вдруг вспыхивает в мозгу. Нет, этого просто не может быть! Внутри меня все противится этому. Я хватаю со стола пачку сигарет и спускаюсь вниз по лестнице. Мои пальцы дрожат, когда я закуриваю. Никотин царапает горло, я прикрываю глаза, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Это ведь огромная сумма! Шестьсот тысяч. Откуда? Кто, если не он?!

Пальцы сами собой порхают по экрану. Если не узнаю сейчас, то с ума сойду. Набираю номер Вани. Знаю, что он скажет все как есть.

– Да, – раздается недовольно-удивленное в динамике.

Выдыхаю дым и собираюсь с мыслями.

– Что он продал?

Птаха молчит. И это его молчание красноречивее любых слов. Внутри меня все дрожит, к глазам подкатывают слезы. Я запрокидываю голову вверх и прикрываю глаза.

– Машину, – раздается сдавленное в ответ.

Киваю. Пытаюсь осознать, принять правду. Меня распирает изнутри. Счастье, шок, злость – так много всего, что я не могу это держать в себе. Мне нужно выплеснуть, нужно все отдать, чтобы стало хоть чуток легче.

– Где он?

Птаха смеется.

– Там, где и я. В универе.

– Как мне его увидеть?

Парень вздыхает. Я знаю, он не хочет, чтобы я появлялась.

– Птаха, пожалуйста. Очень надо…

Слышу, как он чертыхается.

– Он дежурный сейчас по столовой. Подойди на КПП, скажи, что к Верховскому, я ребят предупрежу.

– Спасибо тебе.

– Я ему не буду говорить. Мало ли, вдруг передумаешь, а он тут места себе не найдет.

***

Это высокое серое здание в пять этажей. Корпус, где находится главный вход в институт, выглядел устрашающе. Справа были серые высокие ворота с надписью огромными белыми буквами ПРОПУСКНОЙ РЕЖИМ. Рядом с ними находилась толпа парней в форме. И пока я шла к дверям КПП, все шестеро ни на секунду не отводили от меня взглядов. Ей богу, я чувствовала себя сочным бифштексом, который окружен голодными львами.

Стараюсь двигаться быстро. Забегаю по кованым ступенькам наверх, захожу в дверь.

Здесь небольшое помещение, разделенное на две части высокой железной перегородкой. Справа небольшое окошко, рядом с которым стол. За ним сидят двое парней. Они заняты телефонами, но как только я захожу внутрь, тут же поднимают на меня глаза.

– Здравствуйте, – выдыхаю еле слышно. Он волнения пересохло в горле. Телефон в кармане начинает вибрировать. Это Ник. Сбрасываю вызов, а когда поднимаю глаза на курсантов, встречаюсь с их смеющимися взглядами.

– Вы не заблудились? – спрашивает тот, что повыше. – Если да, то я несказанно счастлив, – он опирается локтем о стену, по всей видимости, думая, что от этого смотрится брутально.

– Нет, я к Верховскому Илье, мне сказали, что он подойдет сюда.

– К кому? – усмехается наглец, а второй дергает его за рукав.

– Эй, Птаха звонил. Она к Верху, девушка его.

Парень меняется в лице. Расстроено вздохнув, тянется к мобильному.

– А я-то уже думал, счастье мне улыбнулось… – он набирает номер и прислоняет гаджет к уху. А потом поднимает на меня хитрый взгляд.

– Или все-таки улыбнулось? Может, на хер Верховского, а? Я лучше, – улыбается до самых ушей.

Я смеюсь.

– Прости, но придется тебя огорчить.

Он хмурится.

– Красотка, у тебя просто отстойный вкус на парней.

Я не отвечаю. Подхожу к окну, обнимаю себя за плечи в его ожидании. Курсант зовет Илью на КПП, говорит о том, что у него посетители. Радуюсь, что не произносит слово «девушка». Не хочу, чтобы Илья заранее знал, что это я.

Дверь в КПП со стороны двора открыта, и я слышу приближающиеся шаги и голоса парней. Их человек пять, но мой слух цепляется только за один. За хрипловатый, за самый мелодичный и мужественный, от которого по коже мурашки бегут и ноги становятся ватными. Мне так страшно и так волнительно. Я не знаю, как он воспримет мой приход после всего того, что я наговорила… Не знаю, нужно ли ему мое спасибо.. Но я хочу это сделать… Сказать, глядя ему в глаза.

В комнатку заходят двое курсантов. Первый блондин, незнакомый мне.

– Костян, что хотел?

Тот, что улыбался мне, поднимает глаза на вошедших.

– Верх, там к тебе пришли.

Блондин пропускает Илью. Верх поднимает глаза, и наши взгляды встречаются. Мое сердце рвется на куски. Я стою как вкопанная и слова вымолвить не могу. Смотрю ему в глаза, и мне хочется разрыдаться. Высокий, в курсантской форме, он смотрится так непривычно правильно. Верх поправляет кепку за козырек. Похудел немного. Его глаза ни на секунду не отпускают моих. Он хмурится, а когда подходит к решетке, разделяющей нас, я читаю дикий восторг в его глазах.

– Малая? – хрипло, вскинув бровью вверх. Улыбаюсь, не знаю, с чего начать.

Мы стоим рядом друг с другом, нас разделяют считанные сантиметры и высокое железное ограждение до самого потолка.

Пожираю его, не могу насмотреться. В форме он такой мужественный, ни капли на бандита не похож. Губы Ильи кривит улыбка, робкая, неуверенная. Он будто и не верит, что это я.

А потом вдруг хмурится.

– Что-то случилось?

Я киваю. Мне просто жизненно необходимо почувствовать его, притронуться. Тянусь к ограждению, просовываю руку в пространство между прутьев. Тянусь к его лицу. А он к руке моей. Кладет скулу на мою ладонь и глаза прикрывает. Веду пальцами по его коже, а саму лихорадит. Не могу больше, не могу держаться подальше. Не могу жить без него.

В этот момент все перестает существовать. Нет КПП, нет нескольких курсантов, следящих за нами во все глаза. Нет ни Марго, ни его матери, нет Ника – все пустое. Есть его горячая кожа, его дыхание, опаляющее мое запястье, и его руки, держащиеся за прутья. Он будто упасть боится, так вцепился в них и глаз не открывает.

– Спасибо тебе, – слетает на выдохе. Голос ломаный. Ком поперек горла встает. Он распахивает глаза, хмурится. А потом понимает, о чем я.

– Ты не должна об этом думать. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, Вик, – хрипло, сдавленно.

Боль в его глазах буквально плещется. Она окатывает меня, заставляет захлебываться, лишает кислорода легких.

– Но ты продал машину… ты ведь так любил ее. Ты делал ее три года. Она – все, что у тебя было.

Илья усмехается. Грустная улыбка кривит его губы.

– Она значила для меня много, но не столько, сколько ты…

– Илья! Ротный идет, давай быстрее!

Верх оборачивается к парням.

– Сейчас!

Я понимаю, что ему нужно уходить, но мне так много хочется сказать. Так сильно хочется обнять, почувствовать его… Он за руку меня хватает, сжимает ее сильно, в глаза мои смотрит. Протягивает руку, касаясь пальцами моих губ.

– Илья! – раздается с улицы.

Он молчит. Жадно всматривается в мое лицо.

– Мне так не хватает тебя… Вик. Очень.

Прикрываю глаза, потому что из них текут слезы.

– Эй, не плачь, а то я хер забью на все. Просто оторву с корнями долбанную железку и с тобой уйду, – смеется.

Мне становится страшно. Я ведь понимаю, что сделает! Этот сумасшедший обязательно выполнит свое обещание. Тогда я стираю рукавом слезы с лица, улыбаюсь.

– Только попробуй, я тебя брошу сразу, понял?!

Он удивленно выгибает бровь.