Наследство

Глава 1. Наследник

Имперский марш разорвал тишину комнаты. Никита, не открывая глаз, пошарил рукой по полу возле кровати в поисках телефона, и, чтобы ответить на звонок, один глаз все же неохотно открыл.

– Алло, – произнес он непослушным ото сна языком.

– Никита Алексеевич? – вальяжный голос на том конце провода выдавал в звонившем какое-то должностное лицо.

Если утро начинается в полдень, вместо привычного обеда, да еще и с какого-то официального звонка, то ничего хорошего ждать не следует.

– Да, это я, – Никита постарался придать голосу немного бодрости.

– Я звоню по вопросу вашего наследства.

«Какое еще наследство?» – подумал про себя Никита, но дал собеседнику самому все рассказать.

Оказалось, что дед Никиты, Фёдор Игнатьевич Самойлов, недавно умер и оставил единственному своему наследнику, внуку, дом в деревне Гором Красноярского края.

Деда юноша видел только в далеком детстве, так что помнил его больше по фотографиям и по рассказам отца. Вроде, тот был археологом, ездил по северам, искал какие-то древности. Объявлялся он трижды в год и всегда по телефону – на Новый год, День Победы и в день рождения Никитиного отца. А после скоропостижной смерти родителей, случившейся несколько лет назад, совсем пропал. Но Никита не особенно расстраивался и переживал. При всем желании трудно печься о человеке, которого видел всего пару раз в жизни.

Получив от нотариуса инструкции, когда и куда подъехать для подписания бумаг, парень нехотя вылез из постели. Такой ранний подъем ему не понравился. Обычно он просыпался к обеду, затем еще часа два приходил в себя в душе, потом сидел за столом в обнимку с кружкой кофе и только к вечеру становился достаточно работоспособным. Хорошо, что он работал на фрилансе. Вот в чем преимущество быть айтишником: работаешь в комфортном для тебя ритме и времени, отчитываешься раз в неделю, в офис кататься не надо. Идеально для его характера.

Вытерев запотевшее зеркало в ванной, Никита критически оглядел себя. Вроде бы он снова немного похудел, а при его высоком росте каждый килограмм и так был на счету. Зато, в отличие от большинства айтишников, которые ведут малоподвижный образ жизни, избыточный вес ему никогда грозить не будет. Конституция. Мать бы сейчас взглянула на него и запричитала: «Ах ты ж, одни кожа да кости! Весь в отца!» – и пошла бы готовить какие-нибудь чебуреки или борщ пожирнее. Легкая небритость ему, пожалуй, даже шла. Копна волос пшеничного цвета лежала небрежно, но от того смотрелась даже более симпатично. Он прищурил серые глаза, поиграл бровями, желваками на высоких скулах. Наверное, по общепринятым меркам, Никиту можно было бы назвать красивым, но ему не было никакого дела до того, как его воспринимают другие. Когда парень учился в институте, к нему часто липли девчонки, но они его не особенно интересовали. Нет, он не был геем, просто в общении с женщинами надо напрягаться, что-то придумывать, ухаживать за ними, а что взамен? Ничего такого, чего не мог сделать сам Никита, взяв дело, так сказать, в свои руки. Он вообще не любил контактировать с миром: магазинам предпочитал доставку, дружеским посиделкам – мультиплеер в какой-нибудь игре. В сети юноше было достаточно комфортно, он не хотел менять этот цифровой уют на сомнительные преимущества жизни вне собственной квартиры.

До нотариуса можно было бы добраться на метро, каких-то сорок минут, и он на месте. Но в подземке ему пришлось бы ехать вместе с другими людьми. От одной этой мысли Никиту передёрнуло. Он был клиническим интровертом, с явными признаками социофобии, и находиться среди людей ему было физически тяжело. Никита предпочитал переплачивать за такси и стоять в пробках, но только не ездить в вагоне, полном людей.

К счастью, у нотариуса все прошло быстро. Только вот клерк никак не мог толком объяснить, где находится этот Гором.

– В трехстах километрах от Туры, – в который раз сказал он.

– В каком направлении хотя бы? – пытал его Никита.

Нотариус лишь неопределенно поводил рукой. «Откуда я знаю», – означал этот жест.

Пока готовились документы, Никита поискал информацию сам. Оказалось, что название деревни Гором происходило от эвенкийского «горотмор», что означало «далекий». Название говорило само за себя, добираться туда нужно было два дня на перекладных. От такой перспективы настроение у Никиты совсем испортилось. Еще и придется отпрашиваться у начальника, чтобы тот дал хотя бы десять дней отпуска. Этого хватит, чтобы съездить туда, посмотреть дом, сделать фотографии для объявления о продаже и вернуться обратно.

Отпуск начальник Никите дал неохотно, как от сердца оторвал.

– И чтобы постоянно был на телефоне, у нас сроки горят, надо проект заказчику сдавать, – велел шеф.

– А если там связи не будет? – спросил Никита. – Это же, черт знает где.

– С ближайшей сосны звонить будешь, – таков был ответ.

Глава 2. Тура

До Туры Никита добрался относительно легко, не считая того, что ему до вспотевших ладоней было неуютно, в забитом людьми, боинге, летевшем из Москвы в Красноярск. А потом он чуть не выблевал желудок в маленьком кукурузнике, который швыряло в воздухе между Красноярском и Турой. Затем оказалось, что городишко и, ближайшие к нему дороги, завалило снегом, автобусное сообщение временно приостановлено. Гостиница в Туре есть, там можно переночевать, а к утру дороги расчистят, и он доберется, наконец, до этого Горома, найдет «чертов» дом, сразу выставит его на продажу и вернется в Москву.

Гостиница превзошла все самые скромные Никитины ожидания. Он был морально готов, что будет не как в Шератоне, но и такой аскетичности не ожидал. Из удобств в номере была только пружинная кровать, тумбочка, обшарпанный стул и лампочка, свисавшая на проводе с потолка.

Оставив вещи в номере, Никита спустился на первый этаж, подошел к стойке регистрации.

– Извините, пожалуйста, – с трудом преодолевая свою робость, начал он, – мне в Гором надо, как туда можно попасть?

– Зачем же тебе туда понадобилось, милок? – не скрывая неудовольствия по поводу того, что ее оторвали от сериала, спросила возрастная вахтерша, поблескивая на него стеклами, приспущенных на кончик носа очков.

– Деда навестить, – ответил Никита.

Он не хотел распространяться об истинной причине своей поездки. Слишком долго было бы объяснять, да и принимать соболезнования по поводу утраты родственника, которого он совсем не знал, ему казалось как-то нечестно.

– Туда два автобуса в день ходят, – женщина вернулась к своему сериалу и стакану семечек, – но один уже месяц как в ремонте, так что ходит только второй. Когда Михалыч – водитель, не в запое.

– А во сколько он отходит? – спросил Никита.

– В семь утра.

«Да что б тебя! – выругался он про себя, – это ж вставать надо чуть свет, или совсем не ложиться».

Вслух он поблагодарил вахтершу. Та кивнула, не отрываясь от телевизора.

Было около одиннадцати вечера. Спать еще не хотелось, но и заняться было нечем. Промаявшись без дела час, Никита решил все же лечь спать, чтобы не пропустить завтрашний автобус. Он надеялся, что Михалыч все-таки будет трезв, чтобы исполнить свой служебный долг и отвезти в Гором всех желающих, в том числе и Никиту. Парень завел будильник на телефоне на половину седьмого утра, закутался по самые уши в колючий шерстяной плед и, хотя в Москве было на четыре часа раньше, уснул почти сразу, дорога вымотала его.

Проснулся он от робких солнечных лучей, пробивающихся сквозь изморозь на окне. Никита проспал свой автобус. Ночью отключили электричество, телефон полностью разрядился, и будильник не сработал.

– Ну, пожалуйста, ну мне очень нужно! Что, вообще никак? – Никита навалился на стойку регистрации и умоляющими глазами кота из мультфильма про Шрека смотрел на вахтершу. От перспективы провести в этой дыре еще один день, вся его робость куда-то испарилась.

– Что ж ты ко мне-то пристал, милый? – отвечала она, – не я ж водитель. Мне что же, на себе тебя туда везти?

– Ну может вы знаете, кто из местных туда поедет? – не унимался парень.

– Да откуда же? – женщина закатила глаза, всем своим видом давая понять, что ей глубоко безразлично, что Никите позарез надо попасть в Гором.

Он сокрушенно покачал головой, поняв, что ничего от нее не добьется.

– Простите, – пролепетал Никита, закинул рюкзак за спину и вышел на улицу.

Солнечные лучи так ярко искрились на сугробах свежего снега, что глазам стало больно. Никита зажмурился, он не привык к такому освещению. Ему был более привычен свет от монитора в темной комнате, да и в Москве солнца немного, а снег, когда выпадает, через полчаса превращается в серую массу, не способную отражать солнечный свет.

А еще непривычен был ледяной воздух. При первом вдохе он забрался по трахее и бронхам в самое нутро, заставил парня закашляться. Придя в себя, Никита натянул шарф на нос, старался вдыхать медленно, чтобы воздух прогревался, пока дойдет до легких. Через пару минут он приспособился дышать по-новому, вдыхал глубоко, не спеша. От избытка кислорода закружилась голова, наступило странное состояние эйфории. Опоздание на единственный автобус уже не так расстраивало Никиту. Он приободрился и пошел в ближайший из двух, на весь поселок, магазин.

«Надо рассуждать логически, – думал он, – поселок маленький, всего два магазина, за водкой все либо сюда, либо туда ходят. С деньгами тут у народа не очень, значит, берут в долг, а для этого надо дружить с продавщицей. Уж она должна знать про своих «друзей», кто в Гором может ездить и зачем. Вот блин, так это мне с ней тоже сейчас любезничать придется?!» Никиту прошиб пот, и похолодело в животе: его организм бунтовал против общения с людьми.

– Добрый день, – еле слышно поздоровался он с продавщицей, тучной женщиной с выбеленными перекисью волосами и жирными голубыми тенями в цвет фартука.

Та сперва глянула на него исподлобья, а потом просияла:

– Здрас-с-сьте, – ответила она развязно и навалилась на прилавок, демонстрируя свое декольте. Не каждый день в такой глуши увидишь новые лица, а этот еще и ничего себе такой.

– Мне срочно нужно попасть в деревню Гором, а единственный автобус уже ушел. Может быть, вы знаете, кто из местных может туда сегодня поехать?

– Ну откуда же мне знать, молодой человек, – кокетливо ответила она.

– Ну вы же тут давно работаете, может, знаете, кто в ту сторону по делам ездит.

– Не знаю, – фыркнула она, увидев, что декольте парня не зацепило, – я не справочная. Если покупать ничего не будешь, так и вали отсюда.

Никита вышел на улицу, побрел к автобусной остановке. Людей там не было, машин и автобусов тоже. Никита сам не знал, что он рассчитывал там увидеть. Он смел рукавицей с лавочки снег, устало плюхнулся на нее. Прошло несколько минут, пальцы на руках и ногах начали замерзать. «Еще пять минут подожду, и пойду обратно в гостиницу», – подумал Никита.

В ту же секунду он увидел серую «буханку», подъехавшую к магазину. Из машины вышел мужичок, обошел ее, открыл заднюю дверь, вытащил оттуда пару коробок и понес их в магазин.

«Продукты привезли, что ли», – подумал Никита, и у него тут же промелькнула в голове мысль, от которой он моментально вскочил на ноги и ринулся к «буханке». Подбежав к машине, он заглянул в открытый кузов. Его догадка подтвердилась: внутри лежало еще много коробок, на каждой была маркировка из одной, двух или трех букв. «Скорее всего, это обозначение населенных пунктов», – решил парень. Из магазина вышел водитель.

– Эй, ты чего там разглядываешь, пацан? – с наездом обратился он к Никите, – стырить что-то хочешь?

– Нет, нет, вы не так поняли, – начал оправдываться парень, будто его и вправду застали на месте преступления. – А вы продукты по деревням развозите?

– Ну да, развожу, – ответил мужик.

– А в Гором не едете, случайно?

– Случайно, нет, – мужик захлопнул дверцу.

Никита сразу скис.

– Специально еду, – вдруг добавил водитель. – Правда в деревню сегодня не заезжаю, но до поворота подкину. А тебе зачем туда?

– По делу, – торопливо отвечал Никита, он семенил следом за водителем.

– Ишь ты, деловой какой, – усмехнулся водитель. – Ладно, запрыгивай в кабину. Сейчас вернусь и поедем.

Никита молча кивнул, открыл дверь кабины. На него пахну́ло застарелым табачным дымом и бензином. «Буханка» была старая, на обивке сидений кое-где виднелись проплешины, на приборную доску скотчем была приклеена пластиковая иконка, а на зеркале заднего вида болталась старая выцветшая елочка-ароматизатор. Никита устроился поудобнее, предвкушая, что сможет подремать дорогой. Водитель вернулся и с грохотом захлопнул дверь.

– Ну, поехали, – скомандовал он сам себе, стянул с головы шапку, закурил и тронулся с места.

Глава 3.

Дорога

По дороге, прорезающей тайгу, они выехали за черту поселка на восток. Высоченные ели, кедры, густой подлесок – все было засыпано снегом. Он лежал на ветвях такой высокой шапкой, что казалось, они должны ломаться под его тяжестью, как спички. Вершины деревьев подпирали низкое хмурое небо.

Машина ехала не торопясь, Никита успевал глядеть по сторонам. Иногда он видел, как что-то мелькало среди деревьев в лесу.

– Зверья тут полно, – будто прочитав его мысли, сказал водитель, – на прошлой неделе в Туру стая волков зашла, еле выпроводили.

Никите не хотелось говорить, особенно сейчас, когда его разморило в кабине «буханки». Язык казался неподъемным, отказывался шевелиться, и единственное, что мог выдавить из себя Никита было «угу».

Его веки отяжелели, монотонный пейзаж за окном убаюкивал, голова стала падать на грудь. А водитель, зараза, видел, что парень хочет спать, и нарочно продолжал болтать:

– А давеча лисицу у себя в огороде нашел, едва из курятника прогнал. Ох, и наглое зверье пошло. Совсем человека не боится. Прямо в огороды заходит. Ну наши-то, чего ж добру пропадать, бывает, бьют их. Племянник мой пушниной барыжит, к нему и несут, кого настреляли. Тут же как: не ты, так тебя. Работы у нас мало, вот народ и выживает, кто как может.

Никита уже даже не «угукал», сон почти сморил его. А водитель все продолжал трещать, и это еще больше усыпляло. Вдруг водитель толкнул Никиту в плечо.

– А? Что? – очнулся тот.

– Какие дела у тебя в Гороме, говорю? – повторил мужик свой вопрос, который в полусне Никита прослушал.

– Дед после смерти мне там дом оставил, – едва выговорил Никита.

– Это какой дед? Как зовут?

– Федор Самойлов.

– А, это тот, что на отшибе жил? Знаю, знаю. Странный мужичок был. Я его как-то тоже, как и тебя, подвез до деревни. Еще спросил его, чего, мол, ты в такой глуши забыл, брат? А он и рассказал, что в этих местах всяких стоянок древних полно, что он археолог, приехал их изучать. А потом – раз – и помер, там его и похоронили, за деревней.

Уже было снова заснувшего Никиту снова толкнули в плечо.

– Чего?

– Я говорю, ты сам-то откуда?

– Из Москвы, – ответил Никита, и воспоминания о его квартире, комнате с наглухо задернутыми шторами и светящимся монитором компьютера нахлынули на него волной тоски. Скорее бы разделаться с этим наследством и вернуться домой!

Водитель стал приставать с расспросами о столице, о президенте, о тротуарной плитке, которую, по слухам, перекладывают каждый год. Никита отвечал односложно, всем своим видом показывая, что не хочет поддерживать эту светскую беседу. Вопросы доносились до него словно издалека, он снова начал задремывать.

В тревожном поверхностном сне он видел лисиц, волков, сохатых, медведей, они ходили вокруг странного прозрачного купола, который высился над поляной прямо посреди тайги. Стены купола слегка вибрировали и мерцали, будто это было силовое поле. Никита точно знал, что купол предназначен для охраны того, что находится у него внутри. Он сам сначала стоял среди зверей, силясь разглядеть то, что было внутри, но мерцание и рябь не позволяли. А затем он внезапно очутился внутри этого купола. На него неподъемной тяжестью свалилось осознание, что отсюда ему не выбраться. Он в панике начала стучать кулаками в мерцающие стены, но они не поддавались. Было страшно, Никита чувствовал себя в ловушке, из которой нет выхода. Собрав остатки своих сил, он занес над головой сжатые кулаки, обрушил их на купол. Юноша сильно дернулся и проснулся. Водитель, кажется, и не заметил, что его пассажир спал, пока тот сам рассуждал о московских пенсиях.

Никита протер глаза, стараясь избавиться от видения рябивших стен.

– Приехали, – наконец сказал водитель, съезжая с трассы.

«Буханка» остановилась на автобусной остановке. Правда, от остановки там остались только полуразвалившаяся лавочка и указатель с названием деревни. Домов видно не было, они прятались за деревьями. От остановки к деревне вела узкая колея, «буханка» по ней проехать не смогла бы. До Никиты дошло, что к деревне ему придется идти пешком через лес. Он с трудом сглотнул комок в горле.

– Вот, смотри, пацан, – водитель начал объяснять, как добраться до унаследованного Никитой дома, – сейчас идешь прямо, там будет магазин, за ним сворачиваешь налево, и до конца улицы. Потом на пригорок взбираешься, оттуда увидишь дом. Он там один на краю леса стоит, не перепутаешь.

– Спасибо, – Никита захлопнул дверь машины и помахал водителю на прощание рукой.

Морозный воздух тут же его взбодрил.

Глава 4. Александра

Солнце уже клонилось к закату, был пятый час вечера. Нерадостная перспектива ночевать в этой глуши расстраивала Никиту, но вариантов у него не оставалось. Надо было разжиться едой и двигаться к унаследованному дому. Он пошел в направлении, которое указал ему водитель. Вдали виднелись огни в окнах домов. До них было несколько километров, мороз крепчал. Зимние ботинки, которые неплохо показали себя в московской зиме, тут совсем не годились, в них постоянно засыпался снег, ноги коченели. Холодало так же стремительно, как темнело. Когда опустилась кромешная тьма, Никита добрался до деревни. Магазин был на самом въезде в нее, и, похоже, был самым крепким домом из всех прочих.

Парень подергал дверь, она была заперта, но свет в окнах горел. Никита встал на цыпочки, хотел заглянуть в окно, но было слишком высоко, да и стекла по краям обмерзли. Тогда он постучал в окно. Никто не появился. Постучал снова, все тоже. Стоять на месте Никита уже не мог, он не чувствовал пальцев на ногах, ему жизненно важно было зайти в тепло и, хотя бы, немного согреться. «Дойти до соседнего дома? – рассуждал он про себя, – может, там впустят. Чуть-чуть согреться. Черт с ним, с ужином. Но сейчас до своего дома мне не дойти. Замерзну на полпути».

Он уже отошел от магазина на несколько метров, как услышал скрип двери за спиной. Он обернулся и увидел на пороге женщину. Она куталась в шаль, на ногах были огромные валенки, доходившие ей почти до колен.

– Чего тебе? – спросила она Никиту.

– Еды хотел купить, – ответил он.

– Ну пойдем, – она мотнула головой, приглашая его зайти, – заодно и расскажешь, кто такой и чего тут делаешь.

Тепло комнаты окутало Никиту как одеялом. Лицо с мороза горело, пальцы плохо слушались, чтобы снять перчатки, пришлось помогать зубами. Прошло некоторое время, прежде чем он с ними справился и, наконец, огляделся.

Большая комната делилась на две части простой занавеской. За ней, наверное, была жилая половина, другая была переделана под магазин. Вдоль стен стояли полки с кое-какими продуктами, вместо прилавка посреди комнаты стоял стол. Выбор еды был невелик: гречка, пшено, макароны, еще какая-то бакалея, несколько банок с консервами и целый стеллаж водки. Зато вкусно пахло хлебом. Видимо, хозяйка сама его пекла и продавала.

– Ну, чего желаешь? – спросила женщина, скидывая с плеч шаль и стягивая валенки.

Она была невысокой, хрупкой, среднего возраста, но волосы ее уже почти полностью поседели. Зато лицо было очень свежим, почти юным, а глаза темно-зеленые, как таежная зелень. «А ей к лицу седина, – промелькнуло в голове у Никиты, – и сама ничего». Когда она прошла мимо него к столу, стоявшему в центре комнаты, он почувствовал, едва уловимый и очень приятный запах трав. А еще он ощутил тепло, исходящее от нее, будто мимо него прошел не человек, а печка. Сперва он решил, что это просто так тело реагирует после мороза, но нет, жар исходило именно от женщины.

– Мне бы пару банок консервов, лапши пачку и воды простой.

Женщина собрала с полок все необходимое. Никита смотрел на нее и не мог оторвать глаз. И ведь в ней не было ничего такого, она не была Моникой Белуччи. Но его взгляд сам следовал за ней по комнате, от стеллажа к стеллажу.

– А ты кто такой будешь, омолги1? – спросила она его, укладывая продукты в пакет.

Никита не разобрал последнее слово, но переспросить постеснялся, чтобы женщина не посчитала его тугим на ухо или глупым. Он понял, что это обращение к нему, этого было достаточно.

– Меня Никитой зовут, – ответил он.

– А меня Александрой. А что ты тут, Никита, делаешь? – с насмешкой в голосе спросила она. – К дедушке с бабушкой приехал?

– Ну, почти, – замялся парень. – Дед мне тут в наследство дом оставил. Приехал посмотреть, что там да как, на продажу выставить.

Женщина застыла, глядя на парня во все глаза.

– Федор Игнатьевич твой дед? – сдавленно спросила она, – то-то я думаю, лицо мне знакомо. Ты – его копия. Жаль твоего деда, хороший был мужик, умный очень. Мы с ним чаи гоняли. Шибко он мой чай с травами любил. А в последнее время занемог, не приходил уже, я сама к нему ходила, поесть носила.

Никита не мог понять, что ее так встревожило. Она была совершенно спокойна и дружелюбна, пока не узнала, зачем Никита приехал в Гором. Александра помолчала несколько секунд, погруженная в воспоминания об их с Федором Игнатьевичем чаепитиях.

Вдруг она вся встрепенулась.

– Ты что же, в доме его ночевать сегодня собрался?

– Ну да, гостиницы же тут у вас нет, – ответил он.

– Там же выстыло все, печь уже пару месяцев не топлена. Ты не успеешь дом к ночи прогреть. Да и идти до него прилично, а уже темно совсем, фонарей-то у нас тут нет. Зато у леса, где дом стоит, зверье, бывает, ходит: и волки, и росомахи даже. Те свирепее медведя-шатуна.

Она мгновение подумала, будто принимала какое-то важное решение. Потом сказал:

– Оставайся-ка ты у меня ночевать. Домишко у меня небольшой, зато теплый. А завтра, как рассветет, пойдешь дом смотреть.

Никита слегка опешил от такого гостеприимства. Одинокая женщина на ночь глядя предлагает незнакомому мужчине остаться у нее в доме. Хотя выбирать ему было не из чего, так что внутренне Никита сразу согласился.

– А я вас не стесню? – робко спросил он.

– Да брось, никого ты не стеснишь. Давай-ка, снимай куртку, да садись поближе к печи, а я сейчас чай заварю, как дед твой любил.

– А вы разве не боитесь впускать в дом чужака ночью? – спросил Никита.

– Ну, во-первых, еще не ночь, только шесть вечера. Во-вторых, я тебя уже впустила. А в-третьих, если пойдешь туда, то замерзнешь насмерть, а я грех на душу брать не хочу.

Александра сидела напротив Никиты, который уплетал гречку с мясом. Он не ел весь день, промерз насквозь, и сейчас, сидя в теплом доме, набивая живот домашней едой, он чувствовал себя прекрасно. Александра терпеливо смотрела на гостя, который был просто не в состоянии оторваться от еды. Наконец, Никита опустошил тарелку, откинулся на спинку стула и выдохнул. Ему было так хорошо, как не было уже давно. Он будто и вправду приехал к бабушке в деревню. По крайней мере, так он себе представлял это, хотя никогда не ездил ни в какие деревни, ни к каким бабушкам.

Александра убрала со стола тарелку и на ее место поставила большую кружку травяного чая. Запах был невероятный. От такой палитры ароматов у Никиты даже закружилась голова. Он потягивал его не торопясь, наслаждаясь горьковатым привкусом. Его непреодолимо клонило в сон. Александра увидела, что гость готов уснуть прямо за столом.

– Давай-ка, омолги, ложись и отдыхай, – ласково сказала она, встала из-за стола и отодвинула штору, отделявшую магазин от жилой части. За ней оказалась нехитрая обстановка: у окна кровать, комод, шкаф для одежды, маленький стол, похожий на письменный, стул, умывальник.

Никита не сообразил сразу, как же тут спать, если всего одна кровать, но Александра сразу объяснила:

– Я на печи лягу, а ты на кровать мою ложись.

– А вам там удобно будет? – заплетающимся ото сна языком проговорил Никита, хотя он чувствовал себя больше пьяным, чем сонным. Будто вместо чая он выпил кружку водки.

– Удобно, не тревожься, – заверила его Александра.

Никита уселся на кровать, с трудом стянул через голову свитер и повалился на подушку. Последнее, что он помнил, было лицо Александры, которая склонилось над ним, проводя ладонью по его лицу сверху вниз.