Книга Аз есмь царь. История самозванства в России - читать онлайн бесплатно, автор Клаудио Ингерфлом. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Аз есмь царь. История самозванства в России
Аз есмь царь. История самозванства в России
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Аз есмь царь. История самозванства в России



В июне 1605 года Лжедмитрий во главе своего войска вступил в мятежную Москву, принял власть – и 21 июля был венчан на царство. Около года спустя, 15 мая 1606 года, он был убит в ходе заговора, устроенного боярином Василием Шуйским, которого вскоре провозгласили царем.

ОТ СЛУХА ДО «ЯВЛЕНИЯ»

Структура слухов о спасении царя или царевича и об их последующем выходе на сцену оставалась на протяжении всей русской истории совершенно идентичной. Она была всесторонне изучена К. В. Чистовым. Слухи Смутного времени строятся по модели, которая сохранит свою актуальность для всех последующих случаев самозванства.

Вмешательство народа. Слухи о том, что царевич Дмитрий жив, создали условия для авантюры Отрепьева. В период между смертью Ивана IV (1584) и его сына Дмитрия (1591) ходили толки об опасности отравления, которой якобы подвергался царевич, сосланный в Углич вместе с матерью по приказу царя Федора. После кончины последнего (1598) пошли разговоры о том, что Дмитрий остался жив и где-то скрывался или что Годунову удалось в свое время умертвить царевича, и если теперь Годунов не сумеет избраться царем, то попытается возвести на престол Лжедмитрия, чтобы сохранить власть. Вероятно, у истоков этих слухов стояли враждебные Годунову кланы, ведь подобные мистификации стали одним из факторов внутренней борьбы элит. Но народ подхватил их, сыграв в распространении этих слухов свою роль и выразив в них свои собственные требования. Распускаемые слухи, будь они анти- или прогодуновскими, превращали мистификацию в эффективное и доступное всем оружие. Присвоив его себе, народ обратил это оружие против царя и его элит.

Попытка устранения подлинного царевича и ее провал. По одним слухам, вместо царевича убили иного ребенка. По другим, он был спасен верными сторонниками. После убийства Лжедмитрия в его смерти тоже стали сомневаться. Якобы бояре обознались и убили другого мальчика. Этот слух предварял выход на сцену Лжедмитрия II.

От ожиданий к «явлению»: мытарства царевича. В слухах о жизни царевича с того момента, как он избежал смерти, и до того, как открыл свое имя публике, зафиксированы три момента. После бегства ребенок воспитывался своим спасителем или какой-нибудь высокородной семьей. Далее он скрывался в монастырях; в большинстве рассказов он служил там монахом. И наконец, он ждал зрелости и только тогда открывал свое «настоящее имя». Юный царевич якобы был воспитан врачом, который увез его из Углича; впоследствии он принял постриг и какое-то время находился в свите патриарха, а затем отправился в Польшу. Согласно одному источнику, он был вынужден бежать на Украину. В манифестах, распространявшихся Лжедмитрием во время похода на Москву, он объявлял, что после бегства из Углича его приютили Бельские и Щелкаловы; эти же два рода молва вскоре свяжет с лжецаревичем Петром.

Отметины на теле. В 1639 году Михаил Романов приказал схватить одного из самозваных сыновей Василия Шуйского, допросить, умертвить, отрубить ему голову, содрать с него кожу в тех местах, где находились «отметины», и отвезти все это в Москву. «Сын» Шуйского демонстрировал родимые пятна в виде крестов и звезд – «доказательства» его принадлежности к царскому роду. Издавна считалось, что родимые пятна на теле человека свидетельствуют о его особой связи со сверхъестественными силами. Демонстрация подобных знаков, свидетельствующих об отмеченности Богом, вплоть до XX века становилась одним из обязательных этапов признания претендента «истинным царем». Подобный мотив присутствует в античной истории, в Германии времен Гогенштауфенов и Габсбургов, равно как и в средневековой Франции и Англии начала XVII века. Так было и в случае с Лжедмитрием и его мнимым «сыном», казаком Иваном Вергунёнком, который между 1644 и 1646 годом, по-видимому, заплатил какой-то женщине, чтобы та каленым железом выжгла у него на теле звезду и полумесяц, призванные доказать его царское происхождение.

Роль слуг и родственников. Чтобы публично подтвердить свою легитимность, Отрепьеву нужно было получить признание Марии Федоровны Нагой, матери царевича Дмитрия. В 1591 году Борис Годунов вынудил ее постричься в монахини, а затем заточил в монастырь. Признать в Отрепьеве сына значило для нее взять верх над врагами и вернуться ко двору. Трудно представить себе более волнующее и торжественное зрелище, чем эта встреча вдовы первого русского царя, четырнадцать лет проведшей в заточении, и ее мнимого сына. Во время коронации Дмитрия присягали на верность не только ему, но и царице.

Необходимость признания поставила Лжедмитрия II в очень сложное положение, ибо множество людей своими глазами видели его предшественника. В таких условиях решающую роль в подтверждении его личности должна была сыграть Марина Мнишек, вдова Лжедмитрия I. Польские паны были заинтересованы в продолжении войны, а сопровождавшие их иезуиты не забывали о своем миссионерском долге – Рим продолжал лелеять мечту об объединении церквей. В конце концов Марина согласилась публично признать «мужа», но запросила за это высокую цену: в случае успеха ее отец должен был получить среди прочего земли на юго-западе России с четырнадцатью городами плюс триста тысяч рублей. По версии Н. И. Костомарова, иезуиты для очистки совести тайно их обвенчали. Марина, пойдя на это, обеспечила признание нового претендента, но в то же время, как будет видно ниже, предрешила свою печальную участь.

МАССОВАЯ ПОДДЕРЖКА ЛЖЕДМИТРИЯ I

Первая реакция Годунова на самозванца, настроения воевод и населения тех регионов, через которые пролегал путь Лжедмитрия, способствовали успеху последнего, превратив личную инициативу в подлинно народное движение. Получив известие о появившемся в Польше претенденте, Годунов строжайше запретил говорить о нем, и его имя шепотом передавалось из уст в уста. Произнести его вслух значило навлечь на себя кару в виде вырывания языка, сожжения на костре или насаживания на кол. Запреты и репрессии только укрепляли народ в мысли, что речь идет о настоящем царевиче.

Вместо того чтобы двигаться к Москве кратчайшей дорогой, через Смоленск, Отрепьев вторгся в Россию с юго-запада. XVI век отмечен массовой миграцией населения на юг, к еще не освоенным территориям, с перспективой обретения земель и свободы. Депопуляция центра и запада страны приняла такие масштабы, что власти встревожились и усилили политику закрепощения крестьян: последним ограничили свободу передвижения и запретили уходить от помещиков. Крестьян превращали в рабов, хотя формально подобная практика была запрещена. Однако Московии, которая постоянно прирастала новыми территориями, требовалось оседлое население на юге для защиты границ. Поэтому часть казаков, бывших крестьян, бежавших от крепостного гнета и обосновавшихся на юге, снова попала в зависимость от мелкопоместных дворян и царя. Поддержка самозванца со стороны этих слоев населения была огромной.

Его успеху способствовала и удачная мистификация со спасшимся царевичем, в которую поверили даже в окружении царя. Сам Басманов, командовавший войсками Годунова, был убежден, что они имели дело с настоящим царевичем. Борис возвел Басманова в чин думного боярина как за незаурядные военные способности, так и за скромное происхождение, не в пример боярам и князьям, окружавшим царя. Но когда в награду за победу над претендентом царь пообещал ему руку дочери, да еще Казань с Астраханью и Сибирью в придачу, Басманов нашел столь щедрым посулам единственное объяснение: раз царь так напуган, значит, его соперник действительно царевич Дмитрий. Накануне решающей битвы он вместе со всей армией и обозом перешел в лагерь Дмитрия. Он останется верен ему до конца и умрет ради него 17 мая 1606 года, когда того низвергнут.

Рядом с несколькими другими самозванцами также можно заметить бояр и князей. Династический кризис, начавшийся со смерти Федора, развязал боярам руки, и избрания царем Годунова оказалось недостаточным, чтобы их приструнить. Оставались недовольны роды, принадлежавшие к древней династии Рюриковичей: Мстиславские, Пушкины, Шуйские, Воротынские и другие, и потуги Годунова добиться неограниченной власти окончились тем, что он настроил против себя большинство боярского сословия.

На сторону лжецаревичей переходили и многочисленные мелкие дворяне, нередко разорявшиеся из‐за крупных собственников, которые забирали у них крестьян. Несколько военачальников из армии Бориса, плененных мятежниками, были помилованы в обмен на службу Дмитрию. Царские войска, расквартированные в Рыльске, были значительно сильнее войск самозванца, но люди царя не знали, что им придется противостоять мятежникам. Им сообщили, что нужно отразить вылазки польского короля. Лжедмитрию оставалось лишь подтвердить эту версию, отправив к ним поляка, который нарочно сдался в плен и «признался»: да, к Рыльску движутся польские войска численностью 40 тысяч человек. В последовавшем беспорядочном бегстве царская армия оставила врагу оружие, продовольствие, пленных и обширную территорию. Часть командного состава и многие простые солдаты влились в армию Дмитрия. В июне московское население восстало против Федора Годунова, унаследовавшего царский престол от отца. Столица сдалась «сыну Ивана IV».

ЦАРЬ УМЕР. ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЛЖЕЦАРЬ!

Ходили упорные слухи, что Дмитрий жив: характернейшее явление для русской истории, где почти ни один правитель (включая Ленина) не избежал «посмертной» жизни. Чем плотнее атмосфера насилия и тайны окружала кончину царя или царевича, тем упорнее были слухи о его чудесном спасении. Дмитрий погиб насильственной смертью: тело изуродовали так, что лицо было невозможно узнать; труп поволокли на Красную площадь, где над ним еще три дня продолжалось надругательство. На голову лжецаревича надели маску, тело вымазали дегтем. Публичная демонстрация мертвого тела, призванная убедить москвичей, что «царь» убит, произвела обратный эффект. Труп был обезображен до неузнаваемости: никаких доказательств, что он принадлежал свергнутому царю, не существовало. Народ чутко прислушивался к толкам о его спасении. Стали поговаривать о таинственных «явлениях», свидетельствующих о его связи с потусторонними силами, и погребение тела не смогло рассеять сомнения. Пошли слухи о том, что «мать сыра земля» отказалась принимать тело, зная, что это не Лжедмитрий. Отчаявшись, Шуйский приказал сжечь труп самозванца. Тут же распространился слух, что его тело в огне не горит. Смешав пепел с порохом, люди Шуйского зарядили ими пушку и выстрелили в сторону западной границы, откуда явился Дмитрий. Но все без толку. Народ тут же придумал свою версию событий: дегтем тело вымазали якобы для того, чтобы оно лучше сохранилось, а сжечь решили, поскольку бояре поняли, что снова ошиблись.

ФУНКЦИЯ ЛЖЕЦАРЕВИЧЕЙ В НАЧАЛЕ XVII ВЕКА

Отчасти путь Отрепьева, начиная с нищей юности и заканчивая московским престолом, нам известен. Домашний прислужник у Романовых, а затем у князя Черкасского, он принял постриг под именем Григория, а впоследствии сумел войти в окружение патриарха Иова. Позднее он отрекся от духовного сана и поступил на службу к Константину Острожскому, городскому воеводе и непримиримому врагу католиков, чей дом служил пристанищем всем антипапистам, будь то реформаты или кальвинисты, тринитарии или арианцы. Современники рисуют Лжедмитрия человеком пытливого ума и страстным любителем книг. Вероятно, сначала он примкнул к анабаптистам, потом решил отправиться в Гощу, оплот арианства. Там он обучился латинскому и польскому языкам, военному искусству и той веротерпимости, которая будет вызывать такое изумление у московитов. На момент смерти ему было всего двадцать пять лет. Он был человеком сильной воли и до конца сумел сохранять самостоятельность.

В 1607–1610 годах против Василия Шуйского выступил Лжедмитрий II. По некоторым сведениям, до указанных событий он служил учителем у православного священника, который застал его в объятиях своей жены и в наказание велел высечь плетьми. Живя в Стародубе, он первое время выдавал себя за племянника Дмитрия, утверждал, что последний не погиб и что его появление не за горами. Устав от долгих ожиданий, народ возмутился, и чтобы избежать гнева толпы, новый самозванец сам назвался Дмитрием. К Стародубу подтянулись польские, украинские и казачьи войска. Амбиции этого Лжедмитрия не соответствовали его возможностям: он оставался лишь орудием в руках разных группировок, состоявших из казаков, дворян, поляков.

Чуть больше мы знаем о жизни «царевича Петра», признавшегося под пытками, что он Илья Коровин из Мурома. Ребенком потеряв отца и мать, он рано познал нужду, покинул родной город, скитался по берегам Волги и, сделавшись казаком, сумел добиться повышения своего социального статуса. Терские казаки провозгласили его царем, рассудив, что, поднимаясь по Волге под предводительством новоиспеченного наследника, они смогут получить куда больше, чем грабя турецкие суда. Илья бывал в Москве, его городское происхождение, равно как и знание северных городов, снискали ему некоторую популярность и вне казачьей среды. И вот он оказался в роли «царевича Петра» во главе четырехтысячного казачьего войска. Представившись «сыном» царя Федора, он написал своему «дяде» Лжедмитрию, который, в свою очередь, пригласил его в Москву. Но «семье» не суждено было воссоединиться: узнав в пути о падении «дяди», «племянник» остановился в Самаре.

За исключением Лжедмитрия I всех самозванцев в Смутное время ждал быстрый крах. Илейко Муромец сдался Шуйскому, который, не сдержав слова, подверг его жестоким пыткам. Похоже, такой же участи удостоился Лжедмитрий III (некто Исидор из Пскова), попав в руки московской знати. Несколько других претендентов на престол были убиты сподвижниками или соперниками. В 1607–1608 годах ряд царевичей по собственной инициативе или по наущению толпы пытались связать себя с Лжедмитрием II. Последнего они называли своим «дядей», выдавая себя за «сыновей» царя Федора, единокровного брата царевича Дмитрия. Дядя поспешил избавиться от конкурентов, приказав повесить нескольких таких царевичей, от которых до нас дошли лишь имена – Федька, Август и др. Часть кандидатов, в их числе и Лжедмитрий II, были убиты теми же казаками, которые совсем недавно провозглашали их царевичами.

Шаткость положения самозванцев в Смутное время наводит на мысль, что они были не более чем символом, призванным легитимировать массовые движения, участники которых преследовали собственные цели. Если во время похода Отрепьева проявилась индивидуальность характера этого лженаследника, возглавившего крайне социально неоднородную коалицию, то при Лжедмитрии II роль претендента на престол значительно ослабла – и напротив, возросло значение различных сил, вовлеченных в его авантюру. В случае же «царевича Петра» эти силы уже сами диктовали ему свою волю. Быстрый переход от примата роли личности к первичности коллективных действий показывает, что разные слои населения были восприимчивы к чужим мистификациям, но в то же время способны были брать инициативу в свои руки.

КАЗАЧЬЯ ВОЛЬНИЦА

Казаки сыграли решающую роль в трех крупных восстаниях: Лжедмитрия, Разина и Пугачева. Они не были единственной силой, представляющей эти движения, но обеспечили их военной поддержкой, без которой восстания не охватили бы значительную часть территории.

Действия Лжедмитрия I вписались в давнюю традицию участия казаков в династических распрях: уже не один век узурпаторы и самозванцы из их среды оспаривали друг у друга права на молдавский престол. Находясь в зависимости от Османской империи, Молдавское княжество стало ареной столкновений между поляками, турками и казаками. С конца XV и до начала XVII века около двух десятков авантюристов с «легендарными» родословными отметились в борьбе за молдавский престол. Они пользовались поддержкой иностранных дворов и нередко вставали во главе войск, где не последнее место занимали казаки и поляки. В ответ на просьбы Порты оказывать претендентам всяческую поддержку польский двор сообщал великому визирю, что казаки – этот «неуправляемый сброд», по выражению короля Стефана Батория, который никому не хочет подчиняться. Некоторым претендентам удалось-таки взойти на молдавский престол. Местная система престолонаследия благоприятствовала появлению узурпаторов, поскольку не предусматривала права первородства и незаконнорожденные дети тоже могли притязать на трон.

В конце XVI века на южных и западных рубежах и окраинах России бушевали битвы претендентов на местные престолы, а в самой Москве постепенно складывались условия для появления первых лжецаревичей. Когда распространился слух о том, что царевич Дмитрий жив, никого не должно было удивлять, что этот Дмитрий – настоящий или подложный – «объявился» на Украине. Историк Н. И. Костомаров писал, что любой, кто назвался бы на Украине царевичем Дмитрием, мог рассчитывать на поддержку казаков. Лжедмитрий I знал, что делает, избрав Польшу и Украину местом для откровений о своем царском происхождении и сбора армии.

Феномен лжецарей зародился на территории, находящейся на пересечении путей между Османской империей, вассальными ей балканскими княжествами, Польшей и Москвой. На этом перепутье жили казаки – свободные люди, отличавшиеся крайней воинственностью, настоящий «рассадник претендентов на престол», по выражению Николае Йорга.

Смутное время закончилось в 1613 году избранием на царство первого Романова и укреплением трона. Однако это не помешало выходу на сцену новых лжецарей и лжецаревичей, история которых растянулась на века. Не будучи прямым следствием династического кризиса, вызванного смертью царя Федора, и не исчерпав себя с началом новой династии, это явление стало зеркалом самодержавия.

Так что же в системе самодержавного управления сделало принципиально возможными мистификации самозванцев? Что обусловило многократное появление двойников самодержцев? Особенность данного феномена коренится в девиациях царствования Ивана IV. С этих девиаций и нужно начать, ведь если подложный царь – противоположность и оборотная сторона царя настоящего, это не может не быть связано с той инверсией норм, которой ознаменовалось установление самодержавия и которое предшествовало появлению самозванчества.

Глава II. САМОДЕРЖАВНАЯ ВЛАСТЬ: ИНВЕРСИЯ ЗНАКОВ, НОРМ И ЦЕННОСТЕЙ

[На Западе] король оставался королем, а пастырь – пастырем. Пастырь оставался человеком, осуществляющим мистическую власть, король – тем, кто осуществлял власть имперскую. <…> Этот водораздел – серьезная историческая проблема, а лично для меня – загадка <…>. Мне представляется, что если мы бросим взгляд на восточное христианство, то увидим здесь совсем другие процессы и другой тип развития; гораздо большее взаимопроникновение обеих властей, быть может, даже утрату самобытности каждой из них.

Мишель Фуко. Лекция 15 февраля 1978 года

Как явствует из эпиграфа, Фуко видит загадку именно в западной цивилизации. Отвергая привычное представление об очевидности различия между светской и духовной властью, Фуко применяет прием остранения в отношении западной истории, чтобы сделать ее более понятной. Впрочем, попытка осмыслить, как на русской почве соотносится власть над душами, с одной стороны, и власть над телами и вещами – с другой, восходит к западной традиции. Русская политическая теология, вернее, то, что перешло из православного богословия в структурную идентичность концепции самодержавного правления, по-настоящему самобытно. Объект действий и устремлений этой идеологии один – спасение. Мистическое и имперское сливаются в ней воедино. Через эту самобытность мы, может быть, лучше поймем «загадку» двух властей на Западе.

КАК РЕКОНСТРУИРОВАТЬ МИР, КАНУВШИЙ В НЕБЫТИЕ?

Чтобы разобраться в стиле правления Ивана IV, нужно отбросить мысль об обособленности политической деятельности от религии и права. Юридические процедуры опирались не на правовую норму как таковую, но на веру, то есть желание уловить и понять Божью волю. Как пишет Б. А. Успенский, между правом, верой и моралью не было четкой границы, то есть право не обладало особым статусом, считалось не сводом правил, основанных на консенсусе, но частью вселенского порядка, установленного Богом. То же соображение следует применить и к политике, которую вобрала в себя религия. Дениэл Роуленд показал, что летописи представляют советника монарха ветхозаветным пророком, апеллируя к предсказаниям, морали, религии – только не к политике. Современные историки и лингвисты силятся воссоздать религиозный и символический контекст, в котором самые эксцентричные, на первый взгляд, деяния царя получали бы рациональное объяснение. В своей блестящей работе – герменевтическом исследовании языка российского монарха и элит до XVIII века – А. Л. Юрганов рассмотрел весь комплекс отношений между царем и его подданными в рамках религиозного поля: претендуя на роль исполнителя воли Бога, царь требовал для себя безграничной власти для наказания грешников и установления истинного богопочитания, дабы спасти свою душу и души грешников, которых он обрекал на смерть. Подобный подход позволяет увидеть смысл в систематической замене знаков на противоположные; смысл, недоступный пониманию современного человека.

ИНВЕРСИЯ ЗНАКОВ

Иван IV разработал целую стратегию переворачивания. В итоге граница между истинным и ложным стала трудноразличимой. Иван считал себя единственным, кому позволено так поступать, но, как и большинство других властителей, не подозревал, что лишится этой монополии: во многом благодаря ему «изнаночный» мир стал реальностью, в которой главную роль играл народ.

Трон. В 1575 году Иван разделил Московию на две части, оставив престол Симеону Бекбулатовичу, объявленному царем и великим князем. То, что Москва утвердилась в качестве главного русского княжества в ходе борьбы с татаро-монголами, не помешало первому московскому царю возвести на русский престол правнука Ахмата, хана Золотой орды, лишь за три года до этого перешедшего в православие. Симеон оставался на русском троне около года, и когда Иван решил возвратиться на царство, он сопроводил уход Симеона всеми возможными почестями, включая исключительное право на владение престижным Тверским княжеством.

Самодержавие. Интронизация Симеона является примером тройной инверсии нормы. Во времена татаро-монгольского ига ярлык на великое княжение московские князья получали от ордынского хана. Теперь же, напротив, русский властитель назначил великим князем татарина. Вспомним к тому же о послании ростовского архиепископа Вассиана Рыло, отправленном в 1480 году деду Ивана Грозного Ивану III, где обосновывается превосходство его, «христианского царя», над монгольским ханом, который не был поставлен Богом, но «самому называющуся царю». К Симеону Бекбулатовичу не только перешел по наследству титул монгольского «царя», он был ни больше ни меньше внуком хана, о котором говорил Вассиан Рыло. Впрочем, для Ивана IV тогда остро стоял вопрос об обосновании своего царского сана, и он пытался возвести его на обломках византийской и монгольской легитимности. И наконец, несмотря на ликвидацию последних уделов, Иван, вернувшись к власти, восстановил Тверское княжество, чтобы одарить им Симеона.

Террор. В 1565 году царь разделил страну на две половины: опричнину, находившуюся под его прямой властью, и земщину, подчинявшуюся боярам, которых назначал он сам. Было разделено и население: те, кому не посчастливилось войти в состав опричнины, должны были оставить свои земли и имущество и переместиться на территорию земщины. Даже Москву поделили на две части. С 1565‐го по 1572‐й, год запрета опричнины и отмены раздела, страна перенесла несколько волн жесточайшего террора, развязанного царем. В 1575 году Иван снова разделил Московию надвое, но та часть, которая оставалась под его властью, отныне стала называться двором, тогда как земщина была отдана в распоряжение царя Симеона Бекбулатовича. Восстановление опричнины под названием «двор» и возведение на престол Симеона являют собой два события, по сути составляющих одно целое: этим актом Иван связал насилие, олицетворяемое опричниной, с переворачиванием норм, воплотившемся в интронизации Симеона. Смысл того и другого явления можно понять лишь переместившись в плоскость религии, одержимой одной мыслью – мыслью о Страшном суде.

В монастыре, расположенном в Александровской слободе, царь и его опричники облачались в одежду монахов и называли друг друга братьями. Они носили черные монашеские одеяния и пасторские посохи, но при этом были вооружены. Царь служил игуменом, Малюта Скуратов, один из самых жестоких предводителей опричников, – пономарем; все соблюдали монастырский устав: часы, службы, запрет на хождения по кельям. Этот ритм время от времени прерывался на несколько часов, в течение которых лжемонахи во главе с Иваном IV мучили и казнили своих жертв, а также устраивали пиры, где, надев маски, предавались разгулу. Князь Михаил Репнин осмелился заметить, что ношение личин противоречит церковным правилам, и бросил на землю маску, которую царь велел ему надеть. Через несколько дней он был убит опричниками прямо у алтаря во время чтения Евангелия. Царь словно стремился предстать антиподом праведного слуги Господа, каким ему полагалось быть: он плясал, носил личину, наряжался монахом, проливал кровь в храме, называл свои уделы и своих подданных богомерзкими именами и придавал им богопротивный вид. Князь Курбский, бежавший в Польшу, писал, что Иван «самого Диявола волю исполнил <…> избравши себе пространны Антихристов путь». Противники Ивана, а позднее – некоторые авторы, связанные с Церковью, обыгрывали значение слов, введенных в обиход царем, в первую очередь «опричнины», уподобляя слуг Ивана IV служителям дьявола. Попытка связать опричников с воителями сатаны (кромешниками) была не просто игрой слов, вдохновленной одинаковым значением их корней. Она возвещала о переворачивании норм царем, который сделал все, чтобы его действия невозможно было истолковать иначе. В начале XVII века дьяк Иван Тимофеев, описывая по заказу Церкви события последних десятилетий, писал, что Иван Грозный дал своим воинам «подобные тьме знаки <…>; всех своих воинов он во всем уподобил бесоподобным слугам». Изобретенное Иваном слово «опричник» транслировало тот же смысл, что и слово «инок» (ср.: опричь, иначе). С их помощью он намеревался очистить подданных и превратить их в мучеников за веру, открыв им, что они – избранный народ. Насилие было важным элементом движения к новому Иерусалиму, что не исключало других его аспектов: террор мог использоваться для экспроприации земель у бояр и монастырей, рационализации работы правительственного аппарата, ликвидации многих аристократических родов. Царь придумал разветвленную систему символов, призванную представить опричников в роли Божьего воинства, резко противопоставленного всему остальному грешному населению. Митрополит, возглавивший процессию, которая пришла молить Ивана Грозного о возвращении на трон, обратился к нему со словом «святитель», как принято было называть епископов, что фактически означало признание царя пастырем и высшим руководителем Церкви.