С внутренним содроганием колдун наблюдал за тем, как Тенниус читает его рапорт. Брови мага то хмурились, то взлетали вверх, но было уже понятно, что ничего хорошего после того, как рапорт будет прочтен, Алексу ожидать не придется.
– Ну-с, и что вы думаете, вас после этого ожидает, милейший? – спросил маг после прочтения.
Внутренность колдуна сжалась. Он знал, что в тех редких случаях, когда Тенниус говорил подобным образом, это могло означать самое суровое наказание, которое только предусмотрено в подобных случаях.
– Вы понимаете, какой ваша оплошность означает убыток для нашего общего дела? – тем же тоном спросил маг.
Не поднимая глаз, Алекс кивнул.
– Вы же отдаете себе отчет, какие затраты несет наша организация, чтобы подготовить хотя бы одного агента такого уровня как 213-й? – постепенно ужесточая интонацию, снова спросил Тенниус, в то время как колдун, продолжая кивать, все больше вжимал голову в плечи.
Выдержав многозначительную паузу, маг дождался, когда колдун все-таки осмелится поднять на него глаза, и вдруг резко взмахнул руками, и в тот же миг превратился в птеродактиля раза в полтора большего размера, чем стоящий перед ним человек.
Вскрикнув в ужасе, Алекс упал перед чудовищем на колени и взмолился надрывным скулящим голосом:
– Смилуйтесь, господин! Я сделаю все, что вы прикажете, только смилуйтесь надо мной. Не убивайте меня! Умоляю, не убивайте!
Птеродактиль издал злобное шипение, вытянув длинную шею в сторону дрожащего перед ним человеческого существа, и сквозь это шипение зловеще проговорил:
– Жалкий заморыш… Что ты теперь можешь сделать? Ты упустил свой шанс. –
Он безжалостно пнул Алекса в живот четырехпалой когтистой лапой, сжатой в кулак. Взвизгнув, колдун беспомощно отлетел в угол, и распростерся на полу, закрыв голову руками.
Да, он тоже мог превратиться в большого и страшного змея, и может быть даже, близкого по размерам к тому летучему ящеру, которым сейчас стал хозяин, но нет, он никогда бы не посмел сделать это и бросить вызов мастеру. К тому же он понимал, что если он сделает это, то его ждет неминуемая смерть, как бунтаря. А так, может быть, он все же сумеет снискать милость и, хотя бы останется в живых.
Снова издав шипение, злобная рептилия вытянула шею и выпустила из открытой пасти струю синего пламени, похожую на ту, которая исходит из сопла газовой горелки. Огонь достиг ладоней колдуна, закрывающих его голову и обжег их. Если бы не эти ладони, Алекс, скорее всего, лишился бы большей части волос на голове, а так он только заскулил, как щенок, получивший болезненный пинок, но остался неподвижно лежать, распростершись ниц.
Щелкнув зубами, ящер сложил крылья и снова превратился в человека.
С презрением посмотрев в сторону рыдающего и дрожащего колдуна, Тенниус плюнул и сказал своим обычным голосом:
– Встань и отправляйся на плаху. Пройдешь пять кругов, и тогда я посмотрю, что с тобой делать.
С этими словами маг исчез с треском электрического разряда, как бы растворившись в воздухе, а Алекс, еще какое-то время, поскуливая, лежал на полу, и лишь, окончательно убедившись, что мастер ушел, поднялся, отряхнулся и, глубоко вздохнув, отправился в помещение для обрядов. Там, встав на середину пентаграммы, он послушно прочитал нужное заклинание и точно так же, как и его хозяин, исчез, появившись в то же мгновение в другом обрядовом помещении в одном из подземных корпусов НИИЯТ, где его уже ожидал огромный чернокожий палач высотой почти под три метра. Посмотрев на этого исполина, колдун внутренне содрогнулся и смиренно опустив голову, своей раскрытой ладонью показал ему цифру пять, продолжая исподлобья наблюдать за палачом. Они поняли друг друга без слов, и великан молча указал ему на одну из многих дверей вдоль коридора. Направившись к ней, Алекс стал сомневаться, что, может быть, ему стоило лучше предпочесть смерть. Он много слышал о том, что его ждет на пяти кругах мучений, но это все же означало, что после окончания наказания ему сохранят жизнь, потому что все колдуны, с которыми ему довелось общаться из тех, кто был здесь до него, все-таки остались живы и считали, что это лучшая участь чем преисподняя.
Палач отворил дверь, откуда на колдуна пахнуло запахом затхлости и смрада, и со злорадным смехом толкнул его внутрь.
* * *
Стоя у окна, Петр увидел, как в конце улицы, ведущей к его дому, появился свет фар приближающейся машины. Он накинул меховую куртку, надел шапку и тихо, чтобы не разбудить никого в доме, вышел во двор. Через мгновение Уазик Данилина, скрипя шинами по снегу, остановился перед ним.
Петр запрыгнул внутрь фургона и обратил внимание, что вместе с полковником внутри находятся еще два вооруженных снайперскими винтовками офицера.
Петр пожал руку друга и вопросительно скосил глаза в сторону снайперов.
– Я почему-то решил, что нам не помешает прикрытие. Какое-то нехорошее предчувствие, знаешь.
Особист пожал плечами.
– Я только за, но, как им объяснить, в кого стрелять?
– Стрелять будем в зверей, особенно в необычно крупных волков, если таковые появятся, – ответил Данилин, чуть повысив голос, чтобы его услышали стрелки, и таким тоном, будто стрелять в волков было самым обычным делом.
У Петра возникло ощущение де-жа-вю, настолько явно увиденное им во сне совпадало с реальностью.
– Вот, сюда, – показал он на тот самый поворот, который видел во сне.
Данилин молча свернул.
Через какое-то время они доехали до того места, где заканчивались жилые дома, и остановились на некоем пустыре, за которым начиналась вереница сараев, за которыми в конце проема между строениями было отчетливо видно городскую стену.
Дальше проехать было нельзя. Все трое вышли из машины, и Данилин заглушил двигатель.
Снег, покрывающий ровным слоем все, что можно было покрыть, искрился мириадами искр в свете уличных фонарей. Вокруг царила такая тишина, что можно было слышать биение собственного сердца и пульсирующий шум крови, бегущей по венам. Темное беззвездное небо, казалось, поглощало собой все звуки, и обычный хруст снега под ногами казался настолько громким, что двигаться не хотелось.
– Вон там рядом с тем местом есть дерево, одна ветвь которого доходит почти до стены, – сказал особист тихим шепотом и указал рукой в нужном направлении.
– Понятно…, – Данилин сдержанно кашлянул и распорядился, говоря так же тихо, как и его друг: – Тогда нужно спилить эту ветвь. Я смотаюсь за бензопилой и стремянкой, возьму пару-тройку солдат, и мы доедем почти до самого этого места снаружи через южные ворота, а вы останьтесь здесь и караульте, чтобы за это время никакая тварь не перелезла здесь через стену.
Два снайпера молча кивнули и как ни в чем не бывало отправились к стене с винтовками наготове, а Данилин спросил, обращаясь к Петру:
– Тебе есть, что им показать?
Петр кивнул:
– Да, есть. Я пойду с ними.
– Оружие взял? – спросил подполковник.
Особист молча хлопнул себя по кобуре.
Данилин окинул его и двух офицеров критическим взглядом, и спросил:
– Справитесь, если что?
Пожав плечами, Петр ответил:
– А что, есть выбор?
– Ладно, понял. Я пошлю вам поддержку, – сказал полковник и залез в машину.
Уазик взревел, а Петр, догнав офицеров, дошел с ними до конца сараев и, показав на какую-то заснеженную насыпь, сказал:
– Вот здесь он может перепрыгнуть, и скрыться за этой горкой.
Один из офицеров учтиво, спокойно, без какого-либо сарказма, но с явным интересом спросил:
– Петр Иванович, а можно спросить, кто именно?
