Мечта о сверхсиле. Часть 1. Мистический этюд украинской реальности

Глава I. Прогиб реальности.

Сойдя на остановке недалеко от университета, студент Руслан Берёзов вдохнул запах дождя и с улыбкой, поднимая себе настроение, пошутил: «Такая погода, словно девочка из душа, свежая и хмурая одновременно. И хоть уже конец апреля в такие дни – не поймёшь, то ли это поздняя осень, то ли ранняя весна». После чего он торопливо направил стопы к родному центру высшего образования, притяжения светлых умов и пустых голов под одной крышей. При этом, в самом его уме гудела камертоном вилка мыслей заурядной бытийщины. «Что за пакость необъяснимая в жизни творится», – думал он. – Уже давненько я один, в то время, когда в универе полна трещина подруг. И где бы подзаработать дополнительно, ибо на этих цып как раз не хватает ассигнаций, а у родаков брать не с руки». Дальше ситуация как бы пошла следом за этими мыслями.

Подойдя к повороту, ведущему ко входу первого корпуса Черниговского технического университета, то увидел, как напротив, словно ехидно подчеркнув его сложное материальное положение, остановилась приличная машина. Из нее вышли, потягиваясь стройными телами, две девицы, как будто без слов давая понять окружающим, что мы близко общаемся только с состоятельными мальчиками. У Березова, бывало, жгло нутро, когда он видел красивую, но недоступную по его вкусу девочку. И зная за собой такую особенность, часто на них даже не смотрел. «Одно мне с рождения не нравилось в мире: когда одним все, другим – ничего!» – сказал про себя он, словно Омар Хайям, и, повернувшись к этой картине спиной, шагнул в сторону университета. Возле родимой кафедры Березов нашел собирающихся вместе одногруппников, смотревших на доску с расписанием и трещавших обо всем на свете. Руслан поздоровался с народом, затем через некоторое время в его поле зрения возник тот, чье появление он больше всего ожидал. По коридору, неспешной походкой человека, которому здравый смысл запрещает спешить, приближался близкий друг – Денис Готфрид. Посмотрев на всех сонными глазами, любивший работать по ночам, Денис, протянув руку Берёзову, спросил:

– Привет всем, други, какая у нас сейчас консультация?

– Уже экзамен сегодня, иди проспись! – получил из толпы ответ.

– Попадалово, – флегматично ответил Готфрид. – А какой? Макроэкономика? Ну не страшно, мне уже автоматом поставлено, сдавать не надо.

– А ты чего меня не предупредил? – спросил он уже Берёзова.

– Да я звонил, ты так и не проклюнулся! Поднимай иногда телефон – это полезно! Сам сейчас – откуда явился? – с юмором спросил Берёзов.

– Да в библиотеке был, – ответил Денис, фанатик копаний в первоисточниках.

– Ну как всегда, -кивнул Руслан. – Ты в курсе, что нам к двум надо идти химию пересдавать?

– Да, это уже серьезно. Спасибо, что напомнил! – ответил, окончательно очнувшись от своих мыслей, немного задумчивый Готфрид.

Денис считался корифеем на факультете экономики и права, но его способности были разбросаны неравномерно; и то, что было ему не -интересно, становилось непреодолимой преградой для изучения. Руслану же наука химия банально не могла втемяшиться в голову. Поэтому он вместе с Денисом попадал уже в третий раз на пересдачу к лютому профессору Рустаму Иберову. Но в этот раз друзья надеялись на свой ход конем. Об их напрасных потугах узнала знакомая профессура и решили помочь по связям. Среди преподавателей существовала давняя традиция относиться либерально к тем лоботрясам, за коих просили коллеги, потому что рано или поздно, аналогично такие же могут прийти с их стороны. А научные руководители наших героев, Архангельский Валерий Сергеевич и Топоров Валентин Николаевич, были старыми академическими зубрами, с таким же мировоззрением. За коллегиальную дружбу между собой их часто за глаза называли «топор архангельский». Топоров имел степень доктора экономики, а Архангельский был дуплетом кандидатом как экономических, так и философских наук. К Архангельскому Готфрид пришел через Берёзова, так как Руслан был сыном его хорошего знакомого. Но затем Валерий Сергеевич, рассмотрев в Денисе хороший потенциал, с охотой стал руководителем его дипломной. Получив от них такой вексель на успех, друзья направились в другой корпус. Там, сидя рядом на невысоком бетонном заборчике и ожидая часа назначенной пересдачи, завели диалог о делах насущных.

– Вот, дай бог, этот гвоздь химический из башки потеряется, – сказал, хлопнув себя по затылку, Готфрид, намекая на будущую пересдачу – и сфокусируем силы на основных делах.

– Да, классно. Но, честно, надоело работать без творческого стимула. Лишний стимул всегда хорошо, кроме тяжелых наркотиков, разве не так? – ответил немного кисло Руслан.

– Кто о чем, а ты о девках, – догадался Готфрид.

– Ну а что? Это монахи пусть молятся. А живое к живым! – в запале выдал Руслан и рассказал об утренних впечатлениях, в конце добавив, – но суть басни в том, что баба не прихоть, а стимул для работы. А то когда ты сам, мозги как будто кефиром залиты.

– Так сила, брат, в рывке вперёд. Смотри, сколько их вокруг шатается, – заявил Готфрид. – Заряди свой болт в самострел и в дело! Кто тебе не даёт?!

– Да никто не даёт! Со стороны вообще всё легко, – вздохнул Руслан. – Тут одна, вроде, скромная девочка узнала, что у меня нет капитала на машину, – тут же сказала, давай останемся друзьями. Парень без денег словно кот без хвоста. Но при этом все вокруг стыкуются между собой по дешёвке, словно дикие! Недавно физрук рассказывал: две парочки закрылись в спортзале и не выходили, пока двери чуть не сломали. Или за универом две мыши за пацана подрались. Одна кричала: «Эта овца переспала с моим парнем!»

– Какая жалость, что это не я, – развёл руками Готфрид. – Я бы их двоих оприходовал. А то сезон плохой, и нет ни одной! – затем добавил уже более рассудительно. – Конечно, сказать оно легче, чем пахать. Это я так гоню Руслан, не слушай. Простым штурмом их не возьмёшь, потому что подруги сами не знают, что хотят! Они больные! А то, что ведутся чаще всего на деньги, давно стало банальным анекдотом!

– Нет, ну ты признай, что это на любого действует, – веско возразил Березов. – Вот если бы к тебе девочка с деньгами подкатила, разве от такого отказался бы?

У Дениса в душе шевельнулась симпатия к такому раскладу, но, смахнув прочь подобные мысли, ответил:

– Не так Руслан, не так! Вот что бы ты выбрал: между средней симпотной подругой и при этом с деньгами или фактуру, которая во всём твоя, красивую, на которую на улице оборачиваются, но без лишней суммы? – затем, не дожидаясь, что ответит Руслан, изрек. – Я бы выбрал второй вариант, потому что видеть и спать с ним каждый день придётся. И рожать таких же потомков она будет. А деньги я сам найду! Тем, кстати, и отличаюсь от других, которым гони бабки, а там хоть мумия под бок, уже не важно!

– Вот за что я тебя уважаю, Деня, так за твёрдость принципов! – подал ему пять Березов. – При этом ты всегда обоснуешь, почему они твёрдые!

– Ну я же мужик! – дал ему пять в ответ Готфрид и добавил. – Но хлам ситуации ещё в том, что мы этим летом закончим нашу богадельню и что? Начинам новую игру: попробуй не деградировать, когда вокруг одни упыри, Отыщи нормальную девушку среди сотен шлюх, а им отыщи нормального парня среди быдла с инфантилами. Ну, и главное: найди работу! Кстати, всем класть на твой диплом!

– Шампанского сюда, игра началась! – засмеялся Руслан. И как в награду за верное мировоззрение, они через минуту увидели идущего в сопровождении двух студентов профессора Иберова. Спрыгнув с заборчика, друзья проследовали за ним следом. Перед аудиторией друзья увидели еще десять человек, претендующих на сдачу экзамена, услужливо согласившиеся пропустить их первыми. Но Денис и Руслан отказались, пояснив, что последние пришли, последние и зайдут.

То десятилетие между двадцатым и двадцать первым веком было тяжким для преподавателей всей страны. Зарплата представляла собой гроши, которую иногда не платили по три месяца. При этом, чтобы коллектив не жаловался, министерство, сократив одних, завалило оставшихся нагрузкой. Их, как и весь народ, брали на измор, словно старую крепость. Но люди продолжали ходить на работу, потому что по-другому не могли. В этих условиях начали брать наличные со студентов-заочников, когда им предлагали даже те, кто никогда такого не делал. Чаще всего поступали по – другому: писали учебные пособия и продавали, как билет для зачета. И все оставались довольны: как заочники, как бы работающие рывками от сессии до сессии, так и преподаватели. Однако качество обучения, конечно, упало. А на таких, как Денис и Руслан, обучавшихся очно, это правило не распространялось. Они должны были на экзамене показать свои наличные знания. Но если рассказать подробнее о той ситуации, то исходная точка всей дикости, сложившейся в Черниговском универе, лежала в высоких кабинетах нового руководства.

После смерти предыдущего ректора Ницоя, в его кресло на волне рыночного беспардонства прогрызся ловкий парень Юрий Билагуня и его подручный Олег Мищенко, ставший при нем проректором. Последний- прожженный деляга, к слову, имел куда большие связи, чем его шеф, и поэтому играл первую скрипку в делах универа. Обе личности и не стеснялись подбирать любую копейку, охотно запускали лапу в бюджет, брали взятки с поступления, крутили тайно месяцами в банке зарплаты и стипендии, чем и объяснялась их задержка. Таким образом, они превратили высшее учебное заведение в личный доходный бизнес. Власти не обращали на это внимание, потому что метастазами коррупции было пронизано всё украинское государство, а эти ловкие ребята не забывали делиться прибылью с кем надо.

К слову, подобное положение дел сложилось почти во всех вузах страны. Затем ректорат, чтобы было легче развернуть свою деятельность, вслед за обшей государственной линией, начал выдавливать из вуза старую квалифицированную еще советскую профессуру, заменяя её на свой ручной контингент. Такими неугодными были и оба научных руководителя наших друзей, особенно Архангельский, который занимал пост декана кафедры философии. А глава соседней кафедры экономики Сенкевич задумал, согласовав это на верху, объединить оба отдела под своим руководством и Архангельского же поменять на другое лицо. Выбор его пал на двух серых посредственностей, супружескую чету Недзельских. Данные люди, почувствовав протекцию, а также поверив лукавым посулам, что их поставят во главе родной кафедры философии, побежали писать диссертацию, о чем раньше не хотели даже думать. В годовых отчетах о результатах научной работы вуза каждый раз отмечалось, что молодые и талантливые супруги – аспиранты, которые уже разменяли шестой десяток, творчески работают над своими диссертациями. О том, что Архангельский и Топоров каждое полугодие умудрялись со скудных профессорских ресурсов издавать по экземпляру научной монографии, не было сказано ни слова. «Они всем говорят, – пересказывал Архангельский Топорову ставшие ему известными слова молодых и способных, – что у нас дети, и нужна новая должность. Да уж! Когда мы писали кандидатские, они делали детей». «Могли совместить одно с другим, как я двадцать лет назад, – справедливо заметил Топоров. – Было сложно, но преодолел».

А Готфрид тогда припомнил, как неделю до этого он по какому-то вопросу собирался зайти в деканат, то оттуда вылетела, пятясь, чуть не сбив его толстой кормой, Недзельская и, буквально кланяясь жене Сенкевича, угодливо пролепетала:

– Да, да, я дам фиалочки, как вы и просили. Они будут цвести, вот увидите! – А я нашего камбалу Белогуню ещё с компартии помню, драл глотку за социализм, как сейчас за национальную свидомость, – помянул под конец незлым тихим нынешнего главу университета Топоров. Друзья тем временем, как и обещали, зашли после всех в аудиторию.

– Здравствуйте, Рустам Сумбатович, мы к вам опять спозаранку, – поприветствовали они экзаменатора.

– О, знакомые персоны!.. – поманил их с вальяжным видом иранского шаха Иберов. – Вы оба, надеюсь, наконец, подготовились хорошо или нет?

– Лучше, чем когда-либо, можете задавать любой вопрос! – бесстрашно ответил Руслан.

– Похвальная самоуверенность, тяните билет, – кивнул профессор на лежащий на столе веер билетов. – Итак, что у вас? – спросил он у Берёзова. – Ага, нет ничего более лёгкого: определить массу иодида натрия количеством вещества 0,6 моль. Напишите на доске решение и дело с концом!

Руслан вздохнул, словно мул под поклажей, и пошёл писать непонятную для него формулу.

– Да тут совсем семечки, – посмотрел на задание Готфрида Иберов. – Какие два вещества образуются при сгорании бензина в двигателе?

– Ну, я могу сказать…– глубокомысленно кашлянув, ответил Денис, – что процесс подчиняется первому закону диалектики, перехода количества в качество; когда в системе изменения доходят до критической точки, то происходит качественный скачок в иное состояние. Поэтому этот закон и называют для удобства просто «скачок».

– В результате этой реакции образуются углекислый газ и вода. Будьте точнее! – ответил профессор и смерил его взглядом, как балабола, которому говорят: ступай в лес, а он по дрова. – Ну, ладно, напишите общее уравнение реакции горения и идите на волю!

– Здесь тоже присутствует уже второй закон «отрицания отрицания», в просторечии «виток», – продолжал гнуть своё Готфрид. – Ему подчиняется любое явление в мире, что в ходе своего развития переходит из своей первой во вторую отрицающую её фазу, а затем эта вторая превращается в третью, отличную от двух предыдущих, но является как бы их синтезом. Яркий пример ступени жизни человека – детство, зрелость, старость.

– Не умничайте много, а то придет маразм! – сказал начинавший терять терпение Иберов. – Это не всегда так. Потому что этот процесс надо всегда анализировать математически. Иначе всё трёп на манер, и на марсе яблоки растут! Что у вас? – обернулся он к доске. – Святые небеса! Тут даже наполовину нет ничего правильного, это не формула, а лабиринты психики какие-то! Скажу всё вашим языком. Если бы сюда зашла девка без юбки и начала отсвечивать своими трусами, я не был бы так поражен, как сейчас. Вы же опять ничего не знаете! Вы что, надеялись решить проблему одним упорством?

– Ну, снаряд броню ломает, – помявшись, ответил Готфрид.

– Не в этом случае, дорогие мои, – почти вскричал профессор. – Вот вы говорите о трёх законах диалектики, кстати, что-то философией повеяло. Как ваши фамилии, напомните, – вдруг, спохватившись, зашелестел бумагами на столе он. – Это вы от «топора архангельского»? Нет?!

– Ну да мы!.. – ответил Руслан.

– А чего сразу не сказали? – заметил Иберов.

– Да мы думали, вы знаете, – пожали плечами друзья.

– Мужики, я доктор наук, а не Бог и знать всё не могу. Ладно, четверка авансом пойдёт? – спросил Рустам Сумбатович, беря в руки зачетки. – А если хотите больше, так и быть, разложите мне третий закон диалектики, если два первых знаете.

– Третий закон – это «единство и борьба противоположностей» или в просторечии «треугольник», – как заряженный, тут же произнёс Готфрид. -Суть его в том, что противоположности одновременно взаимодействуют и отталкивают друг друга. Благодаря этому способу рождается новый третий элемент, который несёт в себе черты этих полярностей. К примеру, слияние мужчины и женщины рождает, как третье, ребенка. А в сумме все три закона, «скачёк-виток-треугольник» образуют спираль всеобщего развития.

– Да, мой дед, а он был очень образованный человек, говорил мне в детстве, -почти мечтательно ответил на это Иберов, – что прожил бы на пятнадцать лет больше, если бы ему в жизни бабы нервы не измотали. И как его теперь понимаю!.. Но вам нужно работать над собой, парни. Даже если химия – это не ваше, стоит знать хотя бы элементарное, это не повредит. Ведь что бы вы не говорили каждый день своей жене или начальнику, разум без познания гибнет. Ведь именно наука, рождённая познанием, могла дать возможность обеспечить сносным существованием всех, кто пришёл на экзамен. А всего пятьсот лет назад среда могла бы прокормить только нас троих.

– Совершенно правильно, но в наше время это не в чести, – сказал Готфрид.

– Сейчас в моде проворное барыжничество, а не что-либо другое, -усмехнувшись, добавил Берёзов. – Честно, иногда, оглядываясь вокруг, задумываюсь, а правильно ли Господь распорядился, чтобы я родился именно в этой стране и именно когда такая власть у руля. А ведь до распада СССР люди гордились державой, сейчас это чувство и в голову не придёт!

– Ну, вам и карты в руки, – заметил Иберов. – Именно вы, молодые, можете многое поменять. А как говорил Ленин, пургу нести легче, чем бревно!

– Вот именно, поэтому он живее всех живых, – добавил со смехом Готфрид.

– Круто, товарищи! – поддержал Березов.

– Всё это верно, Сумбатович, – согласился Денис и тут же возразил, – но ещё вернее то, что сейчас поменять строй так же невозможно, как и коммунистам сделать переворот в Германии в августе сорок четвёртого года. Украина сейчас, как гнилой пень третьего мира, будет торчать и рассыпаться изнутри очень долго, пока снаружи не пихнут.

Профессор хмуро кивал головой во время этих слов и произнёс:

– Я имел ещё то в виду, камрады, что самое главное в таких условиях оставаться человеком. Не поддаваться волнам панических настроений, не превращаться в нежить в условиях дикого капитализма, когда все показывает, что сейчас нежитью быть выгодно, и на горе одних другие расцветают. Наверное, это главное испытание для нас!

Друзья приняли его слова с согласным молчанием. А Рустам Сумбатович, выговорившись и повеселев, на коня произнёс:

– Ладно, идите и передайте моим коллегам, что я их скоро навещу.

Денис и Руслан, как условились, после сдачи экзамена пошли к своим кураторам, которые сидели на кафедре в «окне» между парами.

– Ну как прошло, сдали? А чего морды грустные? – поприветствовали они их.

– Да Руслан девок встретил сегодня и закадрить не мог, вот и кислый, – тут же ехидно сдал Берёзова Готфрид.

– Ну, ты сразу всем всё расскажешь, – недовольно ответил Руслан.

– Ходи, рыбак, на рыбалку почаще, – посоветовал Руслану Топоров. – Нравы стали свободнее, но жизнь, жаль, не стала лучше. Так пользуйся этим хоть немного для удовольствия.

– Но сказать честно, – вступил в разговор Архангельский, почувствовав больную тему, – разложение нравов – это вымирание страны. Согласно истории, моральная деградация, когда все спят со всеми, всегда соосна с материальным упадком в стране. К слову, рождаемость сейчас упала не только из-за того, что не с чего прожить, а ещё когда с Запада привили моду на половую разнузданность; кого хочу – того и хохочу, а потомки – лишний груз. И забудь при этом правило: живёшь сам, дай жить другому. Наш народ вытягивал себя из пучины времен крепкой семьёй и многими детьми. И это не дедовские рассказы, а наличный факт, который может стать последним гвоздём в крышку гроба нашего народа. Посмотрите на современную массовую культуру – переплет проституции и потребительской низости. Если говорить как Гомер, там светится великий плут и великая блудница. А верхушка олигархата, которая пришла к власти после развала Советской России, с целью удержать власть намеренно культивирует эти, так сказать, демократические ценности, превращая людей в люмпенов с кругозором чисто биологических потребностей. Скажите, что дала нам эта якобы демократия и свобода?! – воскликнул с жаром Архангельский. – Верить в Бога или спать с кем попало? Так вера раньше не запрещалась, и, как первая любовь, эта штука – вкрадчивая. Чем молча больше это делаешь, тем лучше получается. А на разное гулево нужны средства, которых по милости оседлавших страну лиц, часто нет и взять негде. Это не свобода, а обман со смертельным исходом.

– Нет, всё – таки ты не будешь отрицать то, что либерализация принесла много нового в нашу жизнь, – вдруг решил возразить Топоров.

– Для этого не нужно было разрушать Союз! – почти крикнул в ответ Архангельский.

– Ну да, верно, – согласился и как-то даже поник Топоров, с силой проведя себя ладонью по лицу, словно вытирая грязную воду, брызнувшую на него из-под колёс истории.

– Нам показали фокус, чтобы тем временем отнять все, включая даже жизнь, – добавил в абзац Архангельский.

Оба профессора прекрасно чувствовали неминуемый слом науки и образования, ставшие ненужными на данной территории; так же, как и в своё незавидное положение, вместе с половиной населения страны, выброшенной в отвал деградации и исчезновения. Но они были людьми сильной закалки, воспитанными стоять насмерть ещё своими отцами, фронтовиками второй мировой.

– Эх, представляю, какой чепухой покажется всё, о чём мы говорим лет через пятьсот, – странно усмехнулся затем Топоров. – Как нам сейчас события Крестьянской войны в Германии времен Флориана Гайера. Но парадокс! Многое поменялось с тех пор, оставшись неизменным. Вот и сейчас всё плохо ещё из-за того, что русские земли подметены под разные концы, как в феодальную эпоху, и нас рвут по отдельности, как щавель с грядки. Во всех краях народ одолел олигархат, по-гречески «власть немногих». Не случайно, друзья, что ещё до нашей эры в Греции, где это слово и изобрели, многие не любили демократию, поскольку она сваливалась в олигархат или в охлократию – власть толпы, где худших большинство, а это не лучше тирании. Но наши олигархи, ко всему, еще послушные вассалы Евро-Амерской верхушки, которая изобрела новый мировой загон народов, как для скота. Но в отличие от вермахта, они не всё подминают напрямую, а чаще ставят в странах местных гауляйтеров, которые не способны ничего создавать, а только рвать, как крабы, мясо с костей народа и делиться с хозяевами. Отличный способ контроля пространства под свист о демократии, что, по сути, является инструкцией по выполнению интересов Запада. А в отношении нас эти интересы мало отличаются, что были в Третьем рейхе – обобрать и уничтожить. Просто методы более вычурные.

Тут Топоров спросил у друзей-студентов:

– Вы знаете, под какие, по слухам, негласные условия западные круги дают кредиты Украине? Да под то, что за следующие пятнадцать лет население страны сократится на двадцать миллионов.

– Ну, правда или нет, но всё идёт по этой колее, – ответил Берёзов, добавив. – Все восточные славяне им даром не нужны, как конкуренты. Кто бы из маститых не говорил, что конкуренция – это двигатель прогресса, так это и пуля в лоб. Что может быть страшнее конкурента, который может тебя подвинуть с места? Вот скажи, – хлопнул он по плечу Дениса, – что бы ты сделал с тем, кто, как конкурент, позарился на твою девушку, фортуну души?

Готфрид пробурчал что-то вроде:

– Да отстань ты со своими постельными примерами.

А Архангельский, рассмеявшись, похвалил Берёзова:

– Ну вот, молодец, значит, хорошо мои лекции слушал и понимаешь, как всё взаимосвязано, – и продолжил. – Но повторю ещё раз! То, что у нас творит прозападный олигархат, хотело сделать ещё нацистское зверьё. Как считал Гитлер и Борман: «Размножение славян нежелательно, образование опасно. И никакой медицины – только водка и табак! Они должны работать на нас, как рабы, если не могут – пусть подыхают». А Гиммлер любил всех разом: «Мы должны убивать от трёх до четырёх миллионов русских в год!» Сейчас же всё делается в более хитрой экономической форме, но это тот же геноцид. Крушение страны Советов ещё не раз разложат по полочкам, а началось с того, что прозападные круги расслабили народ и лишили общности, пустив в массы плюгавую идейку люмпена – потребителя. Якобы, жить надо, как рантье – только получатьи запрягать других, а работать – это отстой. Женщинам желательно пристроиться дорогой содержанкой, сидеть в баре и тянуть коктейли. Под нож были положены основы общества -нравственность и образование. Это чтобы половое удовольствие приходило раньше конца среднего образования, а умение приторговывать на базаре стояло выше науки. Но так как материальные блага должен кто-то все-таки создавать, то всем пришлось идти не прохлаждаться, а вкалывать за более мелкие гроши, чем до развала Союза, на оставшихся производствах, прихваченных олигархами. Кто не вписался в новую парадигму, стал не нужен. И вот неизбежный итог! Это запустило маховик страшной депопуляции, потому что работать за мизер – это медленная смерть! Народ вымирает, уезжает, сколько детей не рождены из-за сложных условий, а сколько ещё не родится, пока Украина будет выбираться из этого котлована! – так вдохновленно витийствовал, как на открытой лекции, Топоров.

– А ведь помните, с чего начиналось – хмуро кивнул в свой черёд Архангельский, – когда двадцать лет назад Украина объявила независимость, заявив, что все остальные её объедают, а она и так богата и будет скоро как вторая Франция?