Южное направление

– Кто пришёл? Валера? – Крикнула жена из кухни.

– Нет, хуже! О чём я? А, да. Или Бог есть, или его нет. Это вопрос веры и только, но не вопрос с биологическим подтекстом «живой – мёртвый».

– Я не говорил «мёртвый»….

– Ты не говорил, это правда. Но, идя к людям с этой книгой, ты ещё и не думал. Ты собирался такими вопросами насобирать адептов в свою молельную избу, но никоим образом не собирался вести теософские беседы. Потому, что ты говоришь чужими словами, до которых сам ещё не дошёл. И закладки в твоей Библии разного цвета, знаешь почему? Чтобы открывать подходящие цитаты под соответствие моменту. Зелёная – ни о чём, а красная, скорее всего, из «Апокалипсиса». Для устрашения слушателей и подтверждения предсказаний.

– Но послушайте, апостол Павел, в послании….

– Стоп! Если мне понадобится вспомнить, что и кому апостолы посылали в посланиях, я возьму Библию и прочту. Сам. А почему ты не цитируешь «Евангелие»?

– Это одна и та же книга.

– Не ври. Всё писалось разными людьми и в разное время, да и название далось диаметрально противоположное – «Старый» и «Новый». Улавливаешь? Ты опять ищешь цитату? Выбрал синюю закладку, да? Не хочу слушать. Если ты такой приверженец Библии, то, скажи мне, ты обрезан?

– Что? Не понял….

– Всё ты понял. Ты обрезан? Библия написана евреями и для евреев, а у них это дело есть обязательное.

– Нет, я не обрезан. Я вам хочу прочесть….

– Не буду я тебя слушать! Ещё один вопрос – в книге «Числа» Бог наказывает мужчинам из колена Левитова быть священниками и охранниками святынь. Что тут делает эта дама?

Я задал этот вопрос не из личной неприязни к девице, а потому, что она несколько раз порывалась встрять с замечаниями в разговор.

– И, вот ещё что. Вы, господа, которые пришли ко мне, странные. Вы из Библии выбрали для себя что-то удобно-выгодное, а остальное просто не замечаете. Или вы Библию полностью принимаете и следуете каждой её букве, или вы врёте себе и другим.

– Может быть, я и не готов, полностью, к такому разговору, но Иисус сказал, что там, где трое соберутся во имя моё, там и я среди них.

– Сынок, в катастрофических масштабах своей невежественной глупости, тебе нет равных. Иисус никогда не говорил ничего буквально. Всё им сказанное – эвфемизмы, притчи и намёки. Он сказал, что там, где соберутся трое, но не с бутылкой трое, а с верой, понимаешь, с верой, то дальше по тексту. И не с трёпом о Боге живом. И, если ты не готов к такому разговору, то сиди дома и читай. Думай, читай, потом опять думай, а не таскайся по квартирам, подыскивая себе паству. Или, что ещё хуже, паству для кого-то другого. Это, сынок, пирамида. Всё, будь здоров!

Дверь захлопнулась намного сильнее, чем должна была бы закрыться. Переборщил я с нервами.

– Зачем ты отвязался на них?

– А зачем они пришли? Причём, сами. Мне перестало нравиться, когда меня считают глупым.

– Тебе об этом напрямую сказали?

– Перестань. Я сказал только то, что я думаю. А если я так думаю, то я в этом уверен. И, следовательно, прав. И моей правоты достаточно, чтобы говорить так, как я говорил.

– По-моему, ты грубо с ними говорил.

– Ничего подобного! Эта молодёжь подгоняет ситуацию с верой под себя, понимаешь? Чтобы покрасоваться. Не стану оскорбительно отзываться ни о ком, но любой человек может ходить по квартирам и сыпать цитатами из Библии, которые были заранее подготовлены. Я не дал ему прочесть ни одной, и знаешь, что он мне сказал? Он сказал, что не готов к подобному разговору. Ловко выкрутился, правда? А почему он не готов? Потому, что вера у него показушная. Это не осуждение, это констатация. Что ему стоило сказать, что он считает себя правым во всём потому, что он верит? Что он считает неправым меня? Опять-таки, исходя из собственной веры? Почему он так не сказал? Потому, что такой цитаты у него не припасено. У каждого есть своё понимание веры, правильно? Но одно общее всё же есть – вера. Вера, это взаимоотношение одного человека с тем, кого он считает Богом. Од-но-го! Вера – это труд, за который придётся отвечать. Вот представь себе, ты… нет, скажу иначе. Некто попадает после смерти на суд к Богу и его спрашивают, мол, чем ты занимался на земле? Как чем, отвечает некто, я ходил и носил людям слово Божье. Это я как раз и понял, говорит Бог, люди, там, по квартирам, старушки, это я всё видел. Чем ты занимался с той душой, которую я тебе дал? Некто снова за своё, мол, так я и говорю, что к людям ходил, слово, опять же, носил. Бог говорит, – ты, видать, вопроса моего не понял, да? Я душу дал тебе, только тебе и именно тебе. Как ты её воспитал, вырастил, доброту, прощение и остальное сделал? На что потратил время, данное только тебе? На других? Так я с других потом и спрошу, что они делали и почему не развились. А конкретно ты, что ты делал? Ходил и тратил время, вместо того, чтобы развиваться самому? То есть, ты украл у меня время, которое ты не потратил на себя и на развитие души по моему образу и подобию? Ты Иисус читал? Так у него это называется грех. Понимаешь, в чём штука? Воровство не материальное, а воровство времени, которое ты мог потратить на себя. И что может противопоставить этот некто? То, что он взялся за богословие вместо тех людей, которые теософию и теологию изучают годами и традиционно рукоположены на служение тому самому Богу, которого этот юноша решил назвать «живым»? Мало того, он ведь и у меня украл часть моего времени, которое я собирался потратить на что-то полезное для себя, при этом, он ведь не спросил у меня, есть ли у меня на него время и желание с ним беседовать? А барышня, с которой он пришёл? Без макияжа, с зализанными волосами – изображает вселенскую скорбь. Хотя, именно тот самый пастырь, который их сюда прислал, и запрещает краситься. А я тебе точно говорю, что идя по улице, эта барышня засматривается на других девиц, которые в помаде и в тенях. Вопрос – ей не хочется сделать макияж и приодеться? Ой, как хочется! Тогда, что её останавливает? Вера? Глупости! Это не ислам, который устанавливает правила для женщин, это – игра на публику для показа своих страданий. Ты сможешь поверить, что ей, в её девятнадцать – двадцать лет, не хочется иметь красивый мейк-ап и красивую одежду? И я не верю. Значит, это маркетинговый ход и его использовали для меня приходящие менеджеры от религии.

– Тебе хочется выговориться? Я не буду тебя перебивать.

– Дело не в том, хочу я выговориться, или нет. Дело в том, что меня, а если бы вышла ты, то и тебя, посчитали бы среднестатистической единицей, которая подлежит соответствующей обработке. И неважно кто приходил – эти сектанты или агитаторы на выборы очередного всенародно любимого. Кто-то сильно страдает от нехватки денег и, соответственно, власти. Нас обрабатывают для подчинения кому-то, понимаешь? Кто-то страдает без культа его личности, а прикрытие для такой обработки может быть любым – от Бога живого до страстной любви к народу, как у премьерши на доверии, которую сейчас судят. Кстати, второй человек в её партии по совместительству и есть главный пастырь страны. Обработка идёт с двух сторон и уже есть результаты. Но обидно то, что нас с тобой считают быдлом, которое можно затуманить болтовнёй, подобной недавней и перетащить под свой каблук. Мне это не нравится, и я буду с ними говорить так, как посчитаю нужным, потому, что они меня не считают за ровню. А вот на минуту представь, только на минуту представь, что я окончил духовную академию очно. Представила? Вот, и тут приходит такой менеджер с закладками, и с фригидно – фальшивой барышней и вопрошают о Боге живом. Ну, не парадокс? Может, им стоило бы узнать, с кем сведёт судьба разговаривать? Не-а, не хотят, Они просто идут к двери и лупят такие вопросы.

– Ты о ком тут соловьём свистишь? – Из-за моей спины спросил Валера, тихо зашедший в квартиру. – Если про пару баптистов, то их консьерж отловил и нагнал. Они на бэхе прикатили, джип седьмой модели.

– Видишь, Бог их всё-таки любит, без макияжа и в БМВ. А я тут вера….

– Пошли, посмотрим, чего я нарыл.

– Пошли. Мне кажется, что дело началось.

МАЛЕЧКИНО. ВОЛОГОДСКАЯ ОБЛАСТЬ.

Утро началось неожиданно. Совершенно не похмельное состояние, ясность ума и отсутствие жажды в первые секунды после пробуждения, сначала обрадовали и удивили, а после здорово насторожили. Ничто Виктора Лукича так не беспокоило, как отсутствие постоянства и предсказуемости в вопросах утренней абстиненции.

Экстрасенс сел на кровати и, используя сильнейшую амплитуду колебательных движений, замотал головой из стороны в сторону. Самые худшие его опасения начали подтверждаться – похмелья не было! Мало того, Лукич смог вспомнить весь вчерашний вечер, вплоть до касания головой подушки. Он смог бы пересказать дословно весь вчерашний разговор с тёщей Кольки Марьянова, приходившей вчера за снадобьем и оставившей у него на столе вторую часть оплаты. Что, твою мать, происходит, а?

Не одеваясь, Виктор Лукич вышел в люди, простите, в зал. Пройдя через него, он натолкнулся на плотную стену запаха, выплывающего из кухни. Что-то произошло страшное – нет похмелья, и Ирка готовит завтрак. Или заговор, или конец света.