Одиссея. Перевод А.А. Сальникова
Чтобы товарищам всё рассказать, ободрить; дать наказы.
С гордостью вам сообщу, что из спутников я самый старший.
Прочие ж – молоды все: с Телемахом ровесники смелым;
Все доброй волей они и по дружбе лишь, в путь с ним пустились.
[365] Вот почему ночевать я иду на корабль глуботрюмный.
Завтра с зарею уйду я к народам отважных кавконов:
Нужно мне долг получить там, старинный и очень немалый.
А Телемаха ты сам, раз уж гостем твой дом посетит он,
После в дорогу отправь вместе с сыном своим, в колеснице;
[370] Да прикажи дать коней быстролётных, выносливых, сильных».
Это сказав, унеслась светлоокая дева Афина,
Вдруг обернувшись орлом. Видя то, изумились ахейцы.
Был изумлён и старик, видя чудо своими глазами.
За руку взял он тогда Телемаха, сказал ему с лаской:
[375] «О, друг, я вижу, что ты не плохой человек, не из робких,
Если тебе с ранних лет так открыто сопутствуют боги.
Был здесь не кто-то иной из богов, на Олимпе живущих,
Но Зевса славная дочь, – Тритогения, дева Афина.
Так же удачей она и отца твоего отличала.
[380] Будь благосклонна и к нам, о владычица! Славу даруй мне!
Также и детям моим, и супруге моей благонравной!
Я же тебе принесу в жертву здесь однолетнюю тёлку
Широколобую, что не знакома с ярмом, вольно бродит
В поле ещё; ей рога изукрашу я золотом чистым».
[385] Так он молился. И был он услышан Палладой Афиной.
Кончив молитву, пошёл первым Нестор наездник геренский
В дом свой богатый, за ним – сыновья и зятья, и другие.
После того как пришли в дом просторный его и красивый,
Все по порядку тогда разместились на креслах и стульях.
[390] В чаше тут старец развёл для собравшихся винный напиток:
Воду со сладким вином, что одиннадцать лет почти зрело,
И лишь теперь для гостей вскрыла ключница с амфоры крышку.
Это вино размешав, он, молясь, совершил возлиянье
Дочери бога-царя и эгидодержателя Зевса.
[395] Все тут возлили богам. И, вином насладившись довольно,
Гости потом разошлись по домам, чтобы сном насладиться.
В доме своём ночевать Нестор, всадник геренский, оставил
Лишь Телемаха, царя Одиссея любимого сына.
И на кровати резной на открытой и гулкой террасе
[400] Лёг тот, и с ним – Писистрат, копьевержец, мужей предводитель,
В доме отца только он был из братьев один неженатый.
Нестор же сам спать пошёл внутрь высокого царского дома,
Там, где царица ему приготовила брачное ложе.
Рано рождённая, вновь свет зажгла розоперстая Эос.
[405] С мягкой постели своей Нестор, всадник геренский, поднялся.
Выйдя из дома, он сел на камнях гладкотёсных, широких,
Что близ высоких дверей, перед входом сиденьями служат;
Белые, ярко они, словно глянец, блестели от лоска.
Прежде сидел там Нелей, многоумием богу подобный,
[410] Только давно уж судьбой он отправлен в обитель Аида.
Нестор геренский теперь там воссел, всех ахейцев защитник.
Скипетр в руке он держал. Сыновья его вышли из спален;
Все вкруг отца собрались: Ехефрон, Персей, Стратий, Аретос,
Богу подобный своей красотой Фрасимед горделивый,
[415] Следом и младший, шестой, Писистрат благородный явился.
И Телемаха сюда привели, усадив его рядом.
Тут обратил к сыновьям речь свою Нестор, всадник геренский:
«Милые дети мои! Что велю вам, – исполнить спешите!
Милости прежде всего я хочу попросить у Афины:
[420] Гостем пришла она к нам на великое пиршество бога.
В поле за тёлкой сейчас чтоб один из вас шёл поскорее:
Пусть её гонит сюда к нам пастух, что следит за стадами.
Ну а другой – поспеши к Телемахову чёрному судну,
Чтобы позвать к нам людей; только двух там оставить на страже.
[425] Третий же пусть позовёт мне Лаэрка сюда поскорее,
Златоискусника: он чистым золотом дивно украсит
Тёлке рога. Ну а все остальные при мне оставайтесь:
В доме рабыням обед прикажите готовить обильный,
Стулья расставить, дрова заготовить и светлую воду».
[430] Так он сказал. Сыновья всё исполнить скорей поспешили.
Тёлку пригнали; пришли с корабля Телемаховы люди,
Море проплывшие с ним; и Лаэрк пришёл, златоискусник.
Медный он нёс инструмент на руках: наковальню нёс, молот,
Крепкие клещи и всё, чем над золотом нужно работать.
[435] Также Афина пришла, чтобы жертву принять дорогую.
Золото выдал тогда старец Нестор, наездник геренский.
Мастер искусно покрыл им у тёлки рога, изукрасив,
Чтоб этот жертвенный дар блеском радовал сердце богини.
Тёлку вели за рога Ехефрон несравненный и Стратий.
[440] Воду Аретос принёс в дивном тазе с цветочным узором
И́з дому, – руки омыть; а в другой руке нёс он корзину
Жертвенную с ячменём. Подошёл Фрасимед, стойкий в битвах.
Острый топор он держал, поразить им готовился тёлку.
Чашу подставил Персей. Старец Нестор, наездник геренский,
[445] Руки омыв, осыпа́л ячменём тёлку, долго молился;
Срезав с её головы шерсти клок, бросил в жаркое пламя.
И остальные, молясь, ячменём осыпали телицу.
Несторов сын, Фрасимед многосильный, приблизившись, быстро
Жертву ударил лишь раз топором, и рассёк её шею,
[450] Силы расслабил её; и осела телушка на землю.
Вскрикнули дочери все, и невестки с самой Евридикой,
Нестора робкой женой, старшей дочерью дивной Климена.
Тёлку подняли слегка над землёю широкодорожной,
Тут уж докончил её Писистрат, предводитель народов.
[455] После, как чёрная кровь истощилась, дух кости покинул, –
Тушу на части тогда разделили и, вырезав бедра
Так, как обычай велит, их в два слоя обрезанным жиром
Все обернули. На них положили кровавое мясо.
Старец сжигал всё в огне, поливая вином искромётным.
[460] А сыновья подошли, наготове держа пятизубцы.
После, как бёдра сожгли и отведали сладкой утробы,
Прочее всё, на куски разделив, на рожны́ надевали,
И, над огнём их держа, мясо жарили, тихо вращая.
А Телемаха меж тем увела Поликаста помыться,
[465] Нестора младшая дочь. И когда его вымыла чисто,
Маслом елейным ему она тело натёрла душистым,
В лёгкий хитон облекла и плащом дивным плечи покрыла.
Вышел из ванны тогда на бессмертных он статью похожий.
Так возле Нестора он занял место, владыки народов.
[470] Мясо хребтовое тут, приготовив, с рожон острых сняли.
Сели за вкусный обед, и заботливо начали слуги
Бегать, вино наливать в золотые искусные кубки.
После, как голод едой и питьём утолили в достатке,
Нестор, геренский герой, так сказал сыновьям благородным:
[475] «Дети! Велите коней пышногривых запрячь в колесницу
Для Телемаха, чтоб мог по желанию в путь он пуститься».
Так он сказал. И слова его были исполнены тут же.
Быстро двух резвых коней легконогих впрягли в колесницу.
Ключница хлеба с вином положила в дорогу и разной
[480] Вкусной еды, что царям подобает как Зевса питомцам.
На колесницу взошёл Телемах, на прекрасную видом.
Рядом встал Нестора сын Писистрат, предводитель народов,
Мощной рукой вожжи взял он блестящие, ловко напряг их.
Стал гнать коней он кнутом, вихрем быстрые кони помчались,
[485] Полем летя. Позади вот уж Пилос исчез крепкостенный.
Кони летели весь день, всё тряся колесничное дышло.
Солнце уж село меж тем, потемнели дороги и тропы.
Прибыли в Феры они, к Диоклесу заехали в гости,
Что Ортилохом рождён, ну а тот рождён богом Алфеем.
[490] Дал им ночлег Диоклес и поднёс им на память подарки.
Рано рождённая, вновь свет зажгла розоперстая Эос.
Снова коней запрягли и, в узорную встав колесницу,
Быстро они со двора понеслись, гулкий портик минуя;
Стали коней гнать кнутом, вихрем сильные кони помчались.
[495] Вот уж достигли они и равнин, изобильных пшеницей.
Там они кончили путь, кони быстро их к месту примчали.
Солнце уж село меж тем, потемнели дороги и тропы.
Песнь четвёртая (Дельта). Встреча с Менелаем и Еленой. Пенелопа и призрак
Вот в Лакедемон пришли, что в низине, меж гор и ущелий;
Прибыли к дому царя Менелая, великого славой.
Свадебный пир он давал для родни многочисленной, пышный.
Сына и дочери – две свадьбы разом он праздновал в доме!
Сыну Пелида, фаланг разрывателя, дочь он просватал;
[5] В Трое давно уж они меж собой договор заключили
Выдать её за него, и теперь сочетали их боги.
Много он дал ей коней, колесниц; отправлял он невесту
В город её жениха, к мирмидонцам, где жил тот и правил.
[10] Сыну ж – Алектора дочь молодую он выбрал, из Спарты.
В поздних годах уж родил сына он с молодою рабыней;
Сильным был сын Мегапент. А Елене детей не хотели
Боги давать с той поры, как она родила Гермиону,
Милую дочь, что красой золотой Афродите подобна.
[15] Шумно пирует толпа в царском доме огромном, высоком.
Здесь все соседи, родня Менелая, великого славой.
Вот наслаждаются все дивной песней певца, что под лиру
Им вдохновенно поёт. И под музыку два акробата
В такт совершали прыжки с кувырками ритмично по кругу.
[20] К царскому дому прибыв, у ворот из своей колесницы
Вышли герой Телемах с сыном Нестора юным, прекрасным.
Первым увидел гостей Этеон благородный, почтенный,
Ловкий помощник царя Менелая, великого славой.
В дом он скорей поспешил, чтоб царю возвестить о пришедших;
[25] Близко к нему подойдя, обратился он с речью крылатой:
«Там чужеземцы пришли, Менелай, Зевса славный питомец,
Двое уставших мужчин, с виду тоже как Зевса потомки.
Что повелишь ты? Распрячь чужакам их коней быстроногих?
Или сказать, чтоб другой дом нашли, где их примут радушно?»
[30] С гневом великим ему отвечал Менелай русокудрый:
«Ты неразумным ещё не бывал, Этеон Боефоид!
Что ж ты теперь вздор несёшь, словно глупый младенец лепечет?
Мы испытали не раз гостелюбие в странствиях наших,
Прежде, чем снова домой возвратились. Дай Зевс, чтоб на этом
[35] Кончились беды у нас! Распрягайте коней чужеземцев!
Их же самих ты сюда проводи, чтобы нам угостить их».
Только сказал он, скорей побежал тот сквозь множество комнат,
Дома большого, с собой царских слуг расторопных брал многих.
Быстро коней распрягли легконогих, вспотевших до пены;
[40] К яслям в конюшне царя привязали голодных животных;
В ясли насыпали им полбы, и ячменя подмешали.
К белой фасада стене прислонили затем колесницу.
В царский божественный дом пригласили гостей. Те, увидев
Зевса питомца, царя дивный дом, изумлялись, любуясь:
[45] Всё лучезарно кругом, всё блестит словно солнце с луною
В доме высоком царя Менелая, великого славой.
Вот, насладив, наконец, глаза дивными видами дома,
Оба в купальни пошли, гладкотёсные, чтобы омыться.
Вымыв их чисто, тела маслом им умастили рабыни;
[50] Каждого в лёгкий хитон облекли и в плащи тонкой шерсти.
Рядом с царём на пиру садят их, с Менелаем Атридом.
Тотчас служанка кувшин золотой принесла и омыла
Руки им чистой водой из него над серебряным тазом;
Гладкий подставила стол. А почтенная ключница ловко
[55] Хлеб разложила на стол и различных закусок к обеду,
Кушаний вкусных для них принесла из запасов охотно.
Мяса раздатчик, подняв высоко, нёс мясные подносы
Прямо на стол, а затем кубки им золотые поставил.
Жестом приветствуя их, так сказал Менелай русокудрый:
[60] «Пищи вкусите, друзья, на здоровье, и радуйтесь с нами!
А как насытитесь вы, я спрошу у вас, кто вы такие.
Вижу, что в вас не увял, цвет породы родителей ваших:
Оба вы дети царей, скиптродержцев от Зевса рождённых!
Знаю, такие, как вы, не из низких сословий выходят».
[65] Так он, сказав, положил от быка им хребтового мяса
Прямо из доли своей отделив два куска, из почётной.
К сладостным яствам тогда дружно руки они устремили.
После того как едой и питьём голод свой утолили,
Тихо сказал Телемах сыну Нестора, голову близко
[70] К уху его наклонив, чтоб никто разговор не услышал:
«Видишь, мой друг Несторид, благородный, любезнейший сердцу,
Как в этом светлом большом гулком зале повсюду сверкает
Золотом и серебром, янтарём, медью, костью слоновой!
Думаю, разве что Зевс дом такой на Олимпе имеет.
[75] Что за богатство! Всего и не счесть! Я смотрю с изумленьем!».
Но его тихую речь Менелай русокудрый услышал.
Голос возвысив, к гостям обратил он крылатое слово:
«Милые дети! Нельзя смертным с Зевсом владыкой равняться!
Так как, и дом у него, и сокровища – вечны, нетленны.
[80] Люди ж, – иные со мной и поспорят богатством успешно,
Ну а иные и нет… Много я претерпел и скитался,
Много привёз и добра в кораблях, на восьмой год вернувшись.
И Финикию, и Кипр посетил я; достиг и Египта;
У эфиопов я был, посетил сидонян и эрембов.
[85] Также и в Ливии был, где ягнята родятся с рогами,
Где по три раза окот у овец и у коз ежегодно;
Там ни богач, ни пастух никогда недостатка не знают
В сыре и мясе, или в молоке жирно-сладком и свежем:
Доят там коз и коров круглый год, молока там в избытке.
[90] Но пока в землях чужих собирал я богатства, скитаясь,
В милом отечестве брат мой погиб от убийцы лихого,
Тайно, коварно: он был подло предан своей же супругой.
С тех пор богатства мои мне постылы, в них радости нету…
Но, верно, ваши отцы, кто б ни были, уже вам об этом
[95] Всё рассказали… Но мне горько: больно мне видеть потерю
Дома, что прежде блистал, был мне близок, был славен богатством!
Рад бы остаться теперь я и с третью того, что имею,
Лишь бы вернуть тех мужей, что под Троей великой погибли,
Тех, что назад не пришли в милый Аргос, богатый конями.
[100] Часто сижу я один здесь, в богатом большом своём доме,
Их поминая, о них обо всех сокрушаясь и плача.
Плачем о них сердце я услаждаю порой, и на время
Всё забываю: ведь скорбь быстро душу у нас пресыщает.
Но, вспоминая друзей, об одном я печалюсь всех больше.
[105] Только я вспомню о нём, – мне и сон ненавистен, и пища.
Ведь из ахейцев никто не сумел столько вынести бедствий,
Сколько их снёс Одиссей. Видит бог, несчислимые беды
Пали на долю его; на мою же – печали о друге.
Долго отсутствует он. Жив ещё или нет, мы не знаем.
[110] Бедный отец каждый день безутешно горюет о сыне,
Старый Лаэрт. Слёзы льёт и супруга его, Пенелопа;
И Телемах; он ещё был в пеленках, когда тот уехал».
Так он сказал, пробудив боль тоски об отце в сердце сына;
Имя отца услыхав, не сдержал сын слезы подступившей.
[115] Тут же пурпурный свой плащ он за по́лы схватил торопливо,
Чтобы глаза им прикрыть. Менелай, видя это, всё понял.
Но колебаться он стал и рассудком, и сердцем, не зная:
Ждать ли, чтоб юноша сам говорить о родителе начал,
Или вопросами всё от него разузнать понемногу?
[120] Тут, пока молча сидел он, колеблясь рассудком и сердцем,
К ним из покоев своих благовонных спустилась Елена,
Схожая образом всем с Артемидою золотострельной.
Кресло изящное ей пододвинула тут же Адреста;
Мягкий ковёр шерстяной положила под ноги Алкиппа;
[125] Фило корзинку несла, драгоценный подарок Алькандры,
Умной Полиба жены; жил Полиб тот в египетских Фивах,
Там, где во многих домах можно встретить большое богатство.
Дал Менелаю ещё в дар он две сребролитые ванны,
И два треножника дал, дал и золотом десять талантов.
[130] Также супруга его подарила царице Елене
Прялку из золота и закруглённую снизу корзинку
Из серебра, но края золотые. И эту корзинку
Фило теперь принесла и поставила возле Елены,
Полную пряжи цветной; на корзинке лежала и прялка
[135] С шерстью пурпурной. Итак, в кресло села царица Елена,
Нежные ноги свои на подставку-скамью опустила.
Тотчас у мужа она с любопытством расспрашивать стала:
«Что ты узнал, Менелай, благороднейший Зевса питомец?
Кто наши гости, что в дом к нам пришли? Как себя называют?
[140] Верно скажу, или нет, только сердце моё говорит мне,
Что не встречала ещё я такого уж явного сходства
Ни у мужей, ни у жён… я гляжу, и сама изумляюсь!..
Как этот гость наш похож на царя Одиссея! Не сын ли
Это его, – Телемах? Ведь младенцем его тот оставил
[145] Дома, когда на войну уплывали ахейцы под Трою,
Из-за бесстыжей меня предприняв свой поход столь отважный».
И, отвечая жене, так сказал Менелай русокудрый:
«Ты справедливо, жена, говоришь. Я и сам это вижу.
Схожи и ноги его, схожи руки и стан, и фигура;
[150] Те же глаза, тот же взгляд; те же кудри он носит густые
На голове. А когда я сейчас помянул Одиссея
При разговоре о том, сколько тот за меня бед изведал, –
Из-под ресниц у него покатились внезапные слёзы,
Но под пурпурный свой плащ он их спрятал, лицо закрывая».
[155] Тут Несторид Писистрат благородный сказал Менелаю:
«Богорождённый Атрид Менелай, повелитель народов!
Истинно, спутник мой сын Одиссея, как сам говоришь ты.
Но рассудителен он, и решил, что ему неприлично
Сразу себя выставлять так нескромно при встрече с тобою,
[160] Так как ты сразу пленил нас божественной речью своею.
Ну а меня мой отец, старец Нестор, наездник геренский,
В спутники с ним отослал, чтобы мог он с тобой повидаться,
Чтоб посоветовал ты: как ему поступить и что делать.
В доме родительском сын много горя находит и бедствий,
[165] Если отец далеко, нет друзей, нет заступника в доме.
Так Телемаху теперь нелегко: нет отца, и в народе
Больше уж нет никого, кто его от беды защитил бы».
Это услышав, в ответ Менелай русокудрый воскликнул:
«Боги! Неужто в гостях у меня сын мне милого друга!
[170] Друга, так много невзгод за меня перенесшего тяжких.
Друга, с которым дружить я хотел больше, чем с остальными
При возвращеньи домой, и надеялся встретить, лишь дал бы
В бурных не сгинуть волнах и вернуться нам Зевс громовержец.
В Аргосе дал бы ему город я, дом ему бы построил;
[175] Взял бы его самого из Итаки с богатствами, с сыном,
С целым народом. Для них я очистил бы, выселил город
Где-нибудь рядом с моим, и который под властью моею.
Часто встречаться тогда мы могли бы; дружили бы крепко,
Дружбой своей веселясь. И не раньше б мы с ним разлучились,
[180] Чем одного бы из нас скрыло чёрное облако смерти.
Счастью, что сбыться могло, знать, сам бог позавидовал даже,
Если несчастному он запретил ему в дом свой вернуться».
Так он сказал. И у всех вызвал этим нежданные слёзы.
Плакала Зевсова дочь, Менелая супруга, Елена;
[185] Плакал и сам Менелай, и возлюбленный сын Одиссея.
Также и Нестора сын Писистрат не сдержал слёз внезапных:
Вспомнил о брате своём Антилохе, что был безупречным,
Но был под Троей убит славным сыном Зари лучезарной.
Вспомнив о брате, к царю обратился он с речью крылатой:
[190] «О, царь Атрид Менелай, ты разумнее всех земнородных!
Так говорил много раз и отец престарелый мой, Нестор,
Дома, когда о тебе вспоминали в семейных беседах.
Ныне ж послушай и ты, многоумный, меня: не люблю я
Слёзы за ужином лить. Скоро вспыхнет румяная Эос,
[195] Рано родясь поутру. Будет время скорбить; я не против
Плача о близких, друзьях, что настигнуты смертью холодной.
Нам, земнородным, одна после смерти надёжная почесть:
Локон волос от друзей на могилу, их слёзы да память!
Брата лишился и я. Не последним он был из аргивян.
[200] Верно, ты знаешь его. Сам же я не успел, к сожаленью,
Встретиться с ним, и не знал брата я. Ото всех был отличен,
Слышал я, брат Антилох быстрым бегом и смелостью в битвах…»
Тут, отвечая ему, так сказал Менелай русокудрый:
«Друг мой, разумно ты всё говоришь! Так сказать мог, пожалуй,
[205] Старец лишь мудрый какой, что тебя много старше годами.
Вижу из слов я твоих, что отца своего ты достоин!
Сразу порода мужей, без труда, познается, которым
В браке и в племени их много счастья назначил Кронион.
Так вот и Нестору он длит года его светлые, чтобы
[210] В доме своём он старел, веселясь, без нужды, среди милых
Умных своих сыновей, копьеборцев отличных и смелых.
Мы же рыданья свои, что устроили прежде, – оставим.
Снова начнем пировать, вымыв руки водой светлоструйной!
Времени будет у нас и с утра предостаточно, чтобы
[215] И Телемаху и мне побеседовать дружно друг с другом».
Так он сказал. Тут воды вымыть руки им дал Асфали́он,
Друг и проворный слуга Менелая, великого славой.
К сладостным яствам затем дружно руки они устремили.
Новая мысль тут пришла к Зевса дочери, дивной Елене:
[220] Снадобье бросить в вино, намешать всем, чтоб выпили после;
Сразу и горе, и скорбь прочь уйдут, и забудутся беды.
Если кто выпьет вина с этим снадобьем столь благотворным,
Весел он будет весь день, и не смог бы он даже заплакать,
Если б и мать, и отца отняла у него смерть внезапно,
[225] Если б лишился он вдруг брата или же милого сына,
Что на глазах у него поражён был бы острою медью.
Зевса прекрасную дочь наделила тем снадобьем чудным
Некогда, щедро снабдив, Полидамна, супруга Фоона,
В дальнем Египте, в стране, где земля порождает обильно
[230] Всяческих злаков и трав: ядовитых, целебных и прочих.
Каждый в народе том – врач, превышающий знанием в зельях
Всех чужаков, ибо все в той земле род ведут от Пеана.
Снадобье бросив в вино, размешав, всем раздать повелела,
И в свою очередь так начала речь царица Елена:
[235] «О, царь Атрид Менелай, Зевсом вскормленный! Также и все вы,
Дети великих мужей! По желанию Зевс посылает
Людям и зло, и добро, как захочет, ему всё возможно.
И пока можно, вы здесь, в зале пышном вином веселитесь,
Тешьте беседой себя. Вот и я о былом расскажу вам.
[240] Пусть хоть всех подвигов я Одиссея царя и не вспомню,
Как непреклонен он был и твёрд духом в страданиях многих,
Но расскажу вам о том, что бесстрашно дерзнул он исполнить
В Трое далёкой, где вы столько бед претерпели, ахейцы.
Тело своё он иссёк беспощадно бичом недостойным,
[245] Рубищем драным покрыл свои плечи, как жалкий невольник;
В город враждебных мужей он проник. Там, средь улиц широких,
Образ бродяги приняв, он ходил в своём рубище рваном
Будто бы нищий, каких у ахейских судов не видали.
Так он по Трое ходил средь троян, и не узнан был ими.
[250] Я же узнала его, лишь увидев; расспрашивать стала.
Но от ответов прямых хитроумно он стал уклоняться.
Только когда я его и омыла, и маслом натёрла,
В чистое всё облекла, и клялась ему клятвой великой,
Что лишь тогда я выдам Одиссея троянцам, когда он
[255] В стан возвратится к шатрам и своим кораблям дугоносым, –
Только тогда он раскрыл мне весь замысел хитрый ахейцев.
Многих троян он убил длинноострою медью; при этом
Много и выведал он, прежде чем в стан аргивян вернуться.
Многие вдовы троян горько плакали. Сердце моё же
[260] Было веселья полно: я давно уж стремилась умчаться
В землю родную свою. Я давно уж жалела о страсти,
Что от отчизны меня увлекла по вине Афродиты,
Бросить заставила дочь, ложе брачное, милого мужа,
Столь одарённого всем: и умом, и красою, и статью».
[265] И, отвечая на то, так сказал Менелай русокудрый:
«Истинно всё. Обо всём справедливо ты судишь, супруга.
Случаи были узнать мне поступки и нравы у многих
Сильных достойных мужей, много разных земель посетил я,
Но никогда и нигде не случалось мне видеть такого,
[270] Как Одиссей: он всегда духом твёрд был средь горя и бедствий.
Вот что он сделал ещё, многоопытный муж и могучий,
В чреве глубоком коня деревянного: там мы засели,
В войске храбрейших избрав из ахейцев на гибель троянам…
Ты в это время к коню подошла. Побудил тебя, верно,
[275] Демон, враждебный для нас, лишь троянам желающий славы.
Вместе с тобой подошел Деифоб, на бессмертных похожий.