Screenplay 2. Зачарованная

– Никто. Просто посиди со мной.

Он снова окинул холл подозрительным взглядом и уставился мне в лицо. Сказал:

– Кстати, звонил Гоша, передавал привет. Я ему от тебя тоже передал, ты же не против?

– Какой Гоша?

Антон сжал губы и выразительно поднял бровь, испепелил меня требовательным взглядом.

– Наш. Гоша, – прошипел с нажимом.

– Ах, Гоша! – вспомнила я, отмахнулась. – Перестань, Антон! Всё в порядке.

Наш шифр, один из многих. Употреблялся в том случае, если подозревали слежку или прослушку.

– Точно?

– Да точно, точно!

– Ну хорошо.

Он расслабился, опустил плечи, заулыбался.

– Так что насчёт чая? – спросила я.

– Тащи, – согласился он, разваливаясь на диване.

Мы сидели в гостиной перед камином, Антон пил чай, я, заняв позицию точно напротив него, рассеянно скользила взглядом по его груди.

– Говори со мной, – попросила я.

– О чём?

– Не знаю, – я поджала под себя ноги, обняла диванную подушку. – Просто говори.

– Нет, – он треснул чашкой по столу, отпихнул её от себя. – Мне не показалось! Ты всё-таки какая-то странная!

– Просто я боюсь.

– Чего боишься?

– Темноты.

– Ты поэтому включила весь свет, который только был? – расхохотался он. – Твой дом издалека сияет, как новогодняя ёлка!

– К сожалению, это не помогает. Светло только там, куда я смотрю, а за мной всё равно темно.

– Разве? – Антон недоумённо переводил взгляд с меня за мою спину и обратно. – А я вижу, что там тоже достаточно света.

– Только потому, что ты туда смотришь.

– Ничего не понимаю, – начинал он выходить из себя. – Зачем ты меня позвала? Для чего?

– Будешь сидеть напротив и следить за тем, чтобы там тоже было светло.

– Где там? – разозлился он наконец.

– За моей спиной.

– Но там и так достаточно света, говорю же!

– А я говорю, что это только потому, что ты туда смотришь! Неужели так трудно понять?!

Антон рассеянно похлопал глазами, мотнул головой.

– Вообще-то да, трудно.

– Понимаешь, всё существует, только когда мы на это смотрим, а когда не смотрим, ничего этого просто нет.

– Как это нет?

– Вот так. Очень просто. Нет. Я боюсь даже закрывать глаза. Мне страшно оттого, что может быть… Там.

– Где там?

– Ну… вокруг, – я обвела глазами холл. – Что может появляться на месте той реальности, которую я не наблюдаю.

Антон расстегнул пуговицу на воротнике. Недобрый знак – бесится.

– Какой ещё реальности? – спросил он, призывая себя к спокойствию.

– Ну, например, что сейчас на месте моей спальни? Или за моей спиной. Что там прямо сейчас, когда я этого не вижу?

– За твоей спиной колонны, а дальше лестница, – бросил он с хмурым недоумением.

– Да, но оно всё там только потому, что ты на это смотришь, если мы оба отвернёмся, всё исчезнет.

– И куда оно, мать твою, исчезнет?

– Я не знаю, Антон, – покачала я головой, чуть не плача. – И никто не знает! Это-то и приводит меня в ужас! Учёные говорят…

– Всё ясно, – махнул он, расслабившись. – Опять ботанила? Не надоело ерундой заниматься?

– Да какая ерунда, Антон! Ты только послушай! Есть такой специальный опыт Юнга, и это самый знаменитый опыт. Физики проводят его чаще остальных, потому что у него такие ошеломляющие результаты, что всем хочется посмотреть на них своими глазами. Он очень простой! Смотри: имеется лазер, ширма с двумя параллельными прорезями и проекционный экран, в который ударяются выпущенные из лазера электроны…

– Лизавета. Умоляю тебя, ты опять за своё?

– Ладно. Буду разговаривать на понятном тебе языке. Представь, что ты достал свой пистолет и собираешься немного пострелять по мишени, совсем как на том стрельбище, на которое ты меня возил, помнишь?

– Помню.

– Сколько отверстий может оставить одна пуля?

– Одно.

– Правильно. Но что, если каждая пуля начнёт оставлять по два отверстия?

– С чего вдруг?

– А с того вдруг, что ей, мать её, так захотелось! Ты стреляешь и стреляешь, а отверстий намного больше, чем нужно. Удивительно, правда? Целишься в яблочко, выстреливаешь, в полёте пуля раздваивается, попадает справа и слева от центра мишени. Вот бы ты бесился, наверное!

– Да перестань, не может такого быть!

– Может! В том случае, если при выстреле ты моргаешь или зажмуриваешься! Если заставляешь себя держать глаза открытыми, то всё нормально. Как тебе такой расклад?

– Бред.

– Вот именно! Поздравляю. Ты только что представил себя на месте учёных, которые тоже стреляют, правда не пулями по мишени, а электронами по проекционному экрану. Вообрази их удивление, когда частицы вдруг начинают раздваиваться и сами себя клонировать. Это можно объяснить только тем, что они начинают вести себя, как волны. Но отдельные частицы не могут обладать свойствами волны! Это же частицы!

– Ну, может, это и странно, но что в этом такого страшного?

– Страшно то, что никто не знает, почему это происходит! Когда учёные захотели разобраться в этой чертовщине и пронаблюдать непосредственно за моментом прохождения частиц сквозь прорези, произошло ещё кое-что… И это кое-что пугает меня больше всего. Итак, у прорезей установили датчики, чтобы зафиксировать то, как же эта частица окажется в двух местах одновременно. И тут началось! Как только за частицами начали подглядывать, их странное поведение тут же прекращалось. Они вели себя так, как им и было положено, – как частицы, но как только убирали датчики, на экране снова волновая картина. Результаты эксперимента менялись одним лишь фактом наблюдения за этим экспериментом.

– И что? – нахмурился он.

– Ну как что, Антон? Мне кажется, даже ты бы испугался, если б до конца понимал, о чём я говорю! Нет никакой материи! Всё это ненастоящее! Всё это – не колонны, не диван, не камин! Всё это дурацкие волны! И только!

– Да успокойся ты, чего кричать-то?

– Смотришь на объект – видишь частицу, не смотришь – он тут же превращается в волну! Стоит тебе отвернуться – всё! Предметов больше нет! Они рассыпаются, растворяются, рассеиваются… Не знаю, как ещё сказать. И ты уже не знаешь, что там! А вдруг там что-то страшное? Какая-то тёмная пустота? Она прямо за твоей спиной, прямо сейчас, и она всегда там! Но сама реальность не позволит тебе увидеть это, она это от тебя прячет! Вот что меня пугает! Я просто не знаю, что находится в том месте, на которое я не смотрю прямо сейчас! Я боюсь темноты, да! И я не представляю, как мне жить дальше, зная, что темнота везде, она меня просто окружает и перестаёт быть темнотой только на том маленьком участке, на который я смотрю прямо сейчас. И стоит мне отвернуться…

– Почему ты думаешь, что там именно темнота?

– Да что угодно! – подскочила я, не в силах усидеть на месте. – Меня пугает, что она умная и знает, когда я за ней наблюдаю, а когда нет. Она играет со мной, она меня обманывает, водит за нос…

– Лизавета, – перебил он меня, – я тебе документы отправлял дней пять назад. Ты их посмотрела?

Под руку мне подвернулась диванная подушка, и я в бешенстве запустила ею в него.

– Откуда эти мельчайшие строительные блоки материи, – кричала я, – эти элементарные частицы, элементарнее которых и быть ничего не может, откуда они могут знать, как они могут определить, что за ними ведётся наблюдение, и мгновенно меняют свою природу?! Какого черта они раздваиваются?!

– Ты не могла бы тоже раздвоиться, пожалуйста, чтобы пока одна ты занимаешься ерундой, другая ты занималась бы делами?

– Антон, ты в своём уме? – зашипела я. – Какие документы?! Я же не фантастику пересказываю, это же наша реальность, то, среди чего ты живёшь! И я тоже! И как мне теперь жить, зная, что всё это ненастоящее?

– Да, это очень интересно, но ты лучше успокойся, пожалуйста. Давай съездим поужинать, раз уж я здесь. Заодно и расскажешь про свой этот дуализм э-э-э… корпусный.

– Корпускулярный. Ты что, издеваешься? Я же говорю, мне страшно, не до еды совершенно!

– Слушай-ка, может, оно всё тут, конечно, волнами нереально, но жрать хочется прям корпускулярно! Ты меня как раз от ужина оторвала, только заказ успел сделать. Давай собирайся.

Вдруг неожиданная мысль ворвалась мне в голову, и хотя до этого я в бешенстве ходила взад-вперёд, от этой догадки я снова опустилась на диван.

– А знаешь, что самое страшное, Антон? – спросила я внезапно севшим голосом.

– Что же? – он и не думал пугаться.

Я ткнула пальцем ему в грудь.

– Ты ведь тоже состоишь из атомов.

Антон быстро осмотрел себя.

– И что в этом страшного?

Я долго смотрела ему в лицо и всё ждала хоть малейшего проблеска сознания, но он так и не понял, к чему я клоню.

– Значит, тебя тоже нет, когда я на тебя не смотрю, – сказала я и сама удивилась тому, как это звучит.

– И где же я? – терпеливо спросил Антон.

– Не знаю, – растерялась я окончательно. – Тебя просто нет. Ты появляешься только тогда, когда я могу тебя увидеть.

– То есть когда ты меня не видишь, я не существую?

– Получается, не существуешь, – я неуверенно развела руками.

– Интересно. Получается, и тебя не существует?

Я вдруг по-настоящему испугалась.

– Как это меня не существует?

– Ты ведь тоже состоишь из атомов? Или нет?

– Состою… – прошептала я, рассматривая почему-то свой маникюр.

– Ну? – добивал он меня. – Следовательно…

– Да нет, – отмахнулась я. – Ну я-то уж точно есть, я это знаю.

– А откуда ты это знаешь? Может, тебя тоже нет, как и меня?

Действительно, откуда я это знаю?

– Ну, Декарт сказал: «Я мыслю, следовательно, существую». Я же мыслю…

– А может, никакого Декарта тоже не существовало?

– Антон! Перестань взрывать мне мозг! Я тебя позвала, чтобы ты меня успокоил, а не доводил до паники!

– Это я тебе мозг взрываю? – снова расхохотался он. – Ты сама себе его взрываешь всякой ерундой!

– Мыслю, значит, существую… Подожди-подожди… – я тёрла глаза, пытаясь уцепить за хвост какую-то призрачную идею. – Что, если единственное, что существует, это мысли? Раз ничего этого нет, – я оттянула кожу у себя на руке, на коленке, – но я всё равно существую, значит… Ты понимаешь, вообще, что это значит?..

Он всё-таки увёз меня к себе в дом до возвращения Марты.

– Мамочка, привет, – говорил он в трубку, открывая передо мной дверцу автомобиля. – Приготовь сегодня на троих, пожалуйста, у нас гости. Да, Лизавета. Хорошо, передам.

– Она рада, что ты приедешь, – говорил он уже в мою сторону.

– Вот, принимай пациентку, – говорил он, передавая матери моё пальто.

– Лизонька, ты заболела? – спрашивала она меня, глядя на меня самыми любящими и самыми беспокойными в мире глазами.

– Заболела, да, – не давал мне вставить слова Антон. – У нашей Лизоньки очередной припадок, переждёт его у нас. Теперь она уверена, что нашего мира просто нет или что-то вроде того.

– Правда, детка? – сочувствующе улыбалась мать. – А как же твои параллельные вселенные? Их теперь тоже нет?

– Не совсем так, – терялась я под их смешливыми взглядами. – Просто оказалось, что предметы существуют, только когда мы смотрим на них.

– Мм, какие ароматы! Что-то вкусненькое, ма? Пойдём в столовую, Лизавета, посмотрим, существует ли там ужин.

Надежда Борисовна, мать Антона, всегда, когда я оставалась у них, стелила нам в разных комнатах и даже на разных этажах, даже несмотря на то, что поженить нас она хотела больше всего на свете. Её любовь ко мне была взаимной, я бы много отдала, чтобы заполучить именно такую свекровь, если б она не поставлялась в комплекте с Антоном. Тихая, спокойная, умиротворённая женщина, почти всегда занятая вышивкой или клумбами. Очень ненавязчиво она намекала, что ей удалось воспитать прекрасного сына и что этот сын ко мне неравнодушен. Антона она боготворила, но, в отличие от многих других матерей, не ревновала к остальным женщинам, даже учитывая то, что на ноги поднимала она его одна. Отец, как это иногда практикуется, сбежал к другой женщине почти сразу же после рождения Антона. Он не смог вытерпеть крики орущего по ночам младенца, объяснил это тем, что ещё не готов. Мать тогда всё для Антона делала, ей пришлось работать на двух работах, в какой-то промежуток времени даже на трёх. Он очень нелегко достался ей, тяжёлая беременность, тяжёлые роды, бесконечные детские болезни, из него вышел трудный подросток.

Матери бывают очень разными, но мать Антона опекает его всю жизнь. У них куча денег, и она об этом знает, но не хочет нанимать горничных или кухарок, ей доставляет удовольствие самой готовить ему, стирать его вещи. Даже сейчас, когда Антон легко может поднять её одной рукой, для неё он всё тот же несмышлёный ребёнок, который остро нуждается в заботе, и единственное, о чём она мечтает, – передать его с рук на руки хорошей жене. Например, мне. И может быть, поэтому она всячески со мной дружит, а может, и потому, что я ей просто нравлюсь. Мне очень приятна её забота, но иногда я чувствую себя виноватой, зная, что не смогу оправдать её надежд.

Мы с ней поболтали немного перед сном в гостевой спальне, в которой она постелила для меня сегодня:

– Всегда хотела иметь доченьку, – ворковала Надежда Борисовна, расчёсывая перед зеркалом мои волосы. – Бантики, косички, все эти милые платьица. С мальчишками ведь знаешь как – только успевай зелёнку покупать да дырки штопать.

– Да уж, представляю, – улыбалась я, вспоминая взлохмаченного сорванца, которого она часто показывала мне на старых снимках в семейном альбоме.

– Жду не дождусь, когда Антон осчастливит меня маленькой внучкой!

– Из вас выйдет прекрасная бабушка, – сказала я, не зная, что ещё сказать.

– Никому бы её не доверила, мою конфетку, сама бы с ней сидела! Я ведь ещё крепкая бабка, зачем все эти няньки-гувернантки, зачем чужие люди в доме? Знаю, вы с Антоном очень занятые люди, только о работе и думаете. Но и о будущем нельзя забывать. Не будь у меня Антона, чем бы я сейчас занималась? Страшно представить одинокую старость, Лизонька, очень страшно. Вот что должно тебя беспокоить, а не кванты и галактики.

– Спасибо, Надежда Борисовна, – сказала я, мягко забирая у неё расческу. – Обещаю поразмышлять над этим сегодня же.

Не успела она пожелать мне спокойной ночи и прикрыть за собой дверь, как я тут же выскочила из кровати, схватила ноутбук и прокралась в спальню к Антону.

– Ты чего? – опешил он.

– Я посижу тут, с тобой, ладно?

– Неужели тебе правда страшно? – недоверчиво буравил он меня взглядом, стоя передо мной в одних трусах.

– Ты спи, – я залезла в его кровать и натянула на себя краешек одеяла. – А я пока почитаю свой ноутбук. Только ночник оставь.

– Ты же никогда ничего не боялась!

Казалось, ещё чуть-чуть, и он полезет проверять мою температуру.

– Только темноты, – я демонстративно открыла ноутбук, обозначая свою чрезвычайную занятость.

– Чёрт знает что такое!

И пока он недовольно ворочался, пока смотрел свои разноцветные сновидения и бормотал во сне, я изничтожала темноту в своей голове.

Я чувствовала себя обманутой. Почему никто не рассказал мне об этом раньше? Почему в школах и в институтах не преподают эту подложку реальности? Как много мне теперь нужно узнать, как много информации освоить и усвоить! Как не сойти с ума от того, что всё моё понимание этого мира теперь поставлено под сомнение и подлежит жесточайшему пересмотру и переосмыслению?

Утром я ходила за Антоном хвостиком. Пока он брился, я стояла сзади.

– … и получается, что фактором, определяющим, будет ли частица вести себя как частица или как волна, является сам наблюдатель – человеческое сознание. Свойства частицы не установлены заранее, они определяются самим сознанием, воспринимающим частицу. И так то, что выглядит как «твёрдая» реальность, это лишь один из двух аспектов реальности, которая может иметь форму волны и форму частицы.

Пока он пил кофе, я сидела рядом:

– Понимаешь, Антон, в физике есть такое понятие, как квантовое поле. Это электромагнитное поле, из которого происходит материя. Частицы, происходящие из этого поля, не являются самостоятельными, но представляют собой разные формы одной системы. То есть поле и материя, возникающая из этого поля, есть одно и то же…

Завязывала ему галстук в гардеробной:

– Поле – это как океан. Волны постоянно поднимаются и опускаются. Самая верхушка гребня волны и есть источник, из которого появляется вещество и наша реальность. Остальная часть океана лежит за пределами нашего восприятия и в то же время существует как потенциальный источник вещества.

Стояла над ним, пока он обувался:

– Считая активное участие наблюдателя самой важной особенностью квантовой теории, этот учёный предложил заменить слово «наблюдатель» словом «участник».

Провожала его до машины.

– Понимаешь, это как в компьютерной игре. Потенциально в ней огромный запрограммированный мир, но ты видишь лишь ту его часть, которая перед тобой на экране. Так же и наш реальный мир, он фокусируется только на том участке пространства, на который ты смотришь прямо сейчас…

Вечером Антон принимал душ за пластиковой шторкой. Вся ванная комната забита плотными облаками пара. Я сидела с ногами на крышке унитаза, рассказывала ему о том, что мне открылось за сегодняшний день.

– Антон, понимаешь, вселенная не просто описывается математикой, вселенная и есть математика, наш мир – это гигантская математическая структура, частью которой мы являемся. Сам факт того, что существуют точные науки, указывает на то, что наш мир может быть описан с помощью двоичного компьютерного кода. Формулы, формулы, куда ни посмотри – одни формулы и уравнения! Какие-то уравнения описывают поведения света, – я соскочила на пол и принялась чертить пальцем закорючки на запотевшем зеркале, – есть уравнение, описывающее поведение гравитации, есть описывающее поведение атомов, эти – что происходит, если мы перемещаемся с околосветной скоростью. Тебе видно?

– Да.

– Ты не смотришь!

Он отодвинул немного шторку, смыл с лица мыльную пену, раздражённо уставился на зеркало.

– Смотрю. Ну формулы, ну и что?

– Как что? Любое явление, простое или сложное, можно описать с помощью формулы. Это же настоящее волшебство! Разве тебя не поражает, что эти маленькие надписи могут описать суть происходящего в этой сложной вселенной? Галилео как-то сказал, что природа похожа на книгу, написанную на языке математики. Математикой не просто проще описать реальность, продвигаясь всё глубже и глубже, это единственный способ описать её…

– Подай полотенце.

– Держи. На самом деле учёные не изобретают законы и формулы, они просто расшифровывают коды. Понимаешь, математика – это не язык, который они изобрели, а глубокая и очень сложная структура, которую они постепенно открывают, откапывают, как археологи…

– Подай халат.

– Какой?

– Синий.

– Вот. Даже нобелевские лауреаты говорят, что невероятная эффективность математики в естественных науках – это что-то мистическое и этому нет рационального объяснения. Понимаешь, Антон, можно просто принять математический порядок в мире как данность, а можно пойти дальше. Можно задуматься над тем, почему же он существует и откуда берётся. Кто его создал, кто запрограммировал нашу вселенную? Кто встроил в неё эти математические коды?..

– Ты не знаешь, там ужин готов?

– Ужин?

– Ты сама от себя не устала? – бормотал он, перешагивая через бортик ванны.

– Нет, а что?

– А то, что ты слишком увлекающийся человек. Стоит чему-то одному захватить твой разум, всё остальное сразу же перестаёт существовать.

– И что же в этом плохого? Я просто хочу разобраться, кто или что я такое, кому и для чего понадобилось создавать меня и мир вокруг меня. Это просто будоражит моё воображение!

– Ещё вчера ты скулила от страха, а сегодня уже пищишь от восторга.

– Ну а как можно не пищать, Антон, ты только вдумайся, только представь, что всё это значит!

– Вернись в реальность, Лизавета.

– Кстати, по поводу реальности, – преследовала я его по дороге в столовую. – Помнишь, я говорила, что существует огромная разница между тем, как мы воспринимаем реальность, и тем, какова она на самом деле? Ведь всё, что мы узнаём о мире вокруг, мы узнаём с помощью электрических сигналов, поступающих в мозг от органов чувств. Если поместить мозг в банку и заставить его реагировать на раздражители, подключить к нему передающие сигналы-электроды, он точно так же считал бы себя живым и активным человеком, он бы и не задумался о том, что он всего лишь кучка нейронов в стеклянной банке.

– Думаешь, твои мозги плавают в аквариуме?

– На самом деле всё ещё сложнее. Мозга просто нет. Понимаешь, всё, что занимает место в пространстве, не может считаться материальным само по себе, просто потому что материи не существует как таковой…

Через несколько дней, когда я уже представляла из себя ходячую энциклопедию, Антон с облегчением передал эстафету Марте.

– Марта, знаешь, какая ещё есть теория? – рассказывала я ей за обедом. – Они говорят, что частица, перед которой стоит выбор, в какую из щелей пройти, не выбирает между ними, а проходит сразу в обе. Это мы всегда заморочены проблемой выбора – как поступить, куда пойти направо или налево, а частица этим вопросом не задаётся, потому что ей это не нужно. Она просто создаёт ещё одну реальность, в которой идёт в другую сторону, как будто хочет посмотреть что будет. Или даже не так. Как будто ей нужно знать, что случится и в одной вселенной и в другой, к чему приведёт её выбор. Может она делает это для того чтобы вернуться назад и выбрать правильное направление?

– Но как же она вернётся назад?

– Они с лёгкостью это делают. Они могут управлять временем и этому есть научное подтверждение. Усовершенствованный эксперимент с двумя щелями показывает, что частицы могут возвращаться в прошлое…

Это было только начало. Теперь же в моей голове информации столько, что я, наверное, могу читать лекции в университете Бёркли.