Обещанная медведю
– Что случилось?
– Я на Кристофа набрела. – Друг шумно втянул воздух рядом – удача, ничего не скажешь. Этот упырь давно нам нервы треплет. – Зато доки собрала, что он расходует эфир…
– На тебе брачные следы, – сдавленно вздохнул Саныч.
– Он был единственным вариантом спастись…
– Ты обещала себя дикому?
– Слушай, я не собиралась с тобой это обсуждать, – вспылила я. – Умирать не хотелось, прости!
– Ром, может, он поймет…
– Кто? – искренне не поняла я.
– Серый.
Мне было вообще плевать, что там поймет Серый. Хотя тоже зря. Если даже тот, кому ты не обещана, может убить за принадлежность другому…
– Черт…
– Может, пока лучше к родителям?
– Я не преступница, Саныч! – зарычала я. – Я просто спасала жизнь! И я не хочу к родителям. Мой дом тут! Я ни в чем не… – Я хотела сказать, что не виновата перед Явороским, но уже за свое безразличие к тому, что он почувствует, можно было усомниться в этом. – Да к лешему!
Я правда думала, что мне конец. И только сейчас до меня начинало доходить, как я рисковала. И цена за спасение уже казалась не такой неподъемной. А вот риск, на который шла – идиотским. Кому и что я собиралась доказать своей смертью? Что способна на большее? Что могу быть полезна?
– Слушай, эта работа не для тебя, – хмуро пробубнил Саныч. – Девочке не место в следаках.
– Девочке без дара – да, скорее всего, – шмыгнула я носом.
Я работала в отделе преследования несанкционированного использования ресурсов. Ведьме, которая ничего не может, самое то. Дарами там не работают – только скоростью, соображалкой и силой. Да и работка у меня не особенно пыльная – патрулировать территорию и докладывать о подозрительной незаконной деятельности. Только я же не могла не сунуть свой нос туда, куда не следовало. Но и дергать отдел реагирования по нестоящему поводу не хотелось. И я решила понаблюдать за подозрительным домом сама. А наткнулась на целую банду во главе с хорошо известным главарем-упырем. И мне еще отчитываться перед начальником за риски и последствия.
– Мне вообще нет места нигде…
– Ромка, всем, кто тут оказался, не стало места там, где они бы хотели быть, – заметил Саныч. – Но я рад, что тут.
Только внутри что-то будто стукнуло, вдох оцарапал гортань, когда на языке загорчил терпкий запах одуванчика… Тишина. Спокойствие поползло по венам, пульсируя непривычным знанием – у меня теперь есть место…
Тряхнув мокрыми волосами, я нахмурилась, и наваждение прошло.
– Саныч, я пойду, – поднялась, поводя плечами.
Эти царапины Дара покусывали кончики нервов, не давая забыть ни на один удар сердца о звере, что их оставил.
Друг остался у речки, а я зашлепала босыми ногами по вытоптанной в клевере тропинке. Усталости не было. Наоборот, чувствовала себя полной энергии, но будто взятой взаймы. И это невозможно злило.
Приют не был огорожен, стоял на поляне в лесу, и к нему вела гравийная дорога. Тропинка привела меня во внутренний двор. Я шмыгнула между старых яблонь в цвету, и дождь из лепестков осыпался мне на голову, будто меня и правда уже выдали замуж. Выбравшись на гравий, я принялась зло стряхивать цветы, когда почувствовала на себе взгляд.
Обернулась на здание, но в окнах было еще темно – не разобрать, кто там смотрит. Но что смотрели – абсолютно точно. И стоило взбежать по ступеням на крыльцо, я столкнулась с Серым лицом к лицу. Вернее, уперлась в его грудь. И подняла на мужчину глаза.
Яворский тоже не спал – прав был Саныч. И, видимо, тоже решил искупаться перед началом нового дня – от него пахло гелем для душа, а короткие темно-пепельные волосы блестели от влаги. Цепкий животный взгляд серых глаз прошелся по мне от макушки до босых ног и обратно, прежде чем он вздохнул устало:
– Не спала? – Хриплый голос не предвещал ничего хорошего.
– Нам надо поговорить. У меня проблемы.
Саныч зря старался. Да, запах медведя уже не такой резкий, но от оборотня не укрыть, что меня отодрал другой оборотень. Никак.
Глаза Серого сузились, брови съехались на переносице – он почувствовал.
– Как это произошло? – потребовал тихо.
– Мы тут будем это обсуждать?
– Я убью тебя быстрее, чем ты пройдешь мимо, – склонил он голову, а в голос продралось рычание.
– Значит, и сам не проживешь долго, – вздернула я нос. – Я не по доброй воле отдалась. Я жизнь спасала.
– В обмен на метки?! – прорычал он, схватил меня за шиворот футболки и потащил внутрь.
– Яворский, я – не твоя, – возражала, скользя мокрыми пятками по лакированному паркету. – А ну отпусти!
Кидаться на разъяренного оборотня – та еще затея. К счастью, Сергей продолжал тянуть меня за собой на вытянутой руке, не позволяя до себя дотянуться. Разве что едва не задушил, пока впихнул в мою комнату. Я влетела в подоконник – так он меня зашвырнул в двери – и развернулась, откидывая волосы с лица:
– Придурок.
– Рот прикрой, – хлопнул он дверью так, что пластиковое окно едва не выпало. – Объясняй!
– А вот теперь не буду! – сложила я руки на груди, ходившей ходуном. – Не надо так со мной себя вести! Если ты предпочитаешь, чтобы тебе с моей работы принесли телеграмму с черной ленточкой, тогда нам не по пути! Я предпочитаю жить!
– Не место тебе на этой работе! – надвигался на меня злющий оборотень. – Дай сюда!
И он одним движением схватил за шею и притянул к себе, оттягивая ворот футболки другой рукой. Я замерла, сжав челюсти до боли, выжидая, пока он насмотрится на отметины Дарьяра. А Яворский скользил горящим взглядом по моей коже, и глаза его наливались яростью. То, что под футболкой на мне ничего не было, само по себе ставило под вопрос его жизнь после всего – не имел он права видеть меня теперь. И он это понимал с каждой секундой все четче.
– Присвоил, – процедил с отвращением Серый и, наконец, выпустил.
– Ну вот и поговорили, – одернула я футболку. – Вопрос закрыт?
– Черта с два! – вдруг рявкнул он так, что стекла в окнах едва трещинами не пошли. Думаю, если и не проснулся кто еще в приюте, то попадали с кроватей. – Ты должна была стать моей. И ты станешь моей. Поняла?
Говорила же – придурок. Бросать вызов Дарьяру мог только недалекий волк. Хотя и его я понимала прекрасно – такой удар по гордости и чести мало кто может выдержать.
– Сергей, не надо, – прохрипела я. – Он убьет тебя…
То, что Яворский пока не знал, кто именно меня присвоил, ничего не значило. Дарьяр придет за мной – вопрос времени. Может, он уже в пути. И Серый попытается не отдать.
– …Пожалуйста, просто откажись от меня…
Я взяла себя в руки, потушила взгляд усилием воли и продолжила ровно и холодно всаживать в оборотня свои остро заточенные слова. Уж лучше ранить и заставить убраться, чем допустить его смерть.
– …Я все равно тебя не люблю. Ты мне не был нужен, понимаешь? Я только отцу хотела насолить отношениями с тобой. Теперь насолю свадьбой с другим – мне без разницы.
Яворский сузил на мне свои звериные глаза. А красивый он у меня… был. Жесткие черты, острые скулы, короткая щетина…
– Нет, – оскалился, хватая меня за шею и притягивая к себе. – Не держи меня за идиота, девочка. Я прекрасно знал о твоих мотивах. Но мне было плевать. И сейчас – тоже плевать. Потому что мы зверьми выбираем, а не вот этим дерьмом, которое ты тут на меня выливаешь. И этот ублюдок никогда бы не отодрал тебя просто из жалости, если бы зверь его тебя не выбрал. И я не выдрал до сих по той же причине – твои желания для меня были законом.
– Сергей, пожалуйста, – посмотрела я в его глаза. – Я не стою всего этого…
– Ты стоишь больше. И этот, – он указал взглядом на мою шею, на которой горели отметины Дарьяра, – знает об этом.
Он выпустил, развернулся и вышел. А у меня подогнулись колени, и я опустилась на пол, распластавшись по нему звездой.
Глава 2
Я знал, что она сбежит. Эта ведьма будет бегать до тех пор, пока не закрою все двери, но и после этого будет биться в них до крови. Так всегда было – я оставлял свои двери и окна для нее открытыми с того самого дня, как она появилась у меня на пороге впервые…
Это было осенью пять лет назад. Я помню, потому что холодный воздух каждое утро будто пытался вынуть и выстудить легкие, когда я выходил курить на крыльцо. А ведь была еще не зима… Но тело тогда сдавало. Множественные ранения и рваные раны затягивались медленно, потому что мне тогда не очень хотелось жить. И ведьму, заблудившуюся в лесу, я тем более не хотел видеть. Но она не спросила.
Я помню этот ее взгляд из-под рыжих бровей. Она подошла к самому крыльцу и долго смотрела мне в глаза. А я – в ее. Только сигаретой периодами затягивался и выдыхал едкий дым, размывающий ненадолго ее черты.
– Странный ты, – наконец, усмехнулась она и облизала губы. – Тут обычно не живет никто…
– Это я-то странный? – усмехнулся я глухо и хрипло, а по сути – безжизненно.
И она это поняла – уверен, почувствовала слабость. В другое время я бы прогнал ее. А может, убил бы. Но теперь мне стало безразлично. А ведьма была забавной. И я нашел странное удовольствие просто наблюдать за ней – хоть какое-то оживление в унылом буром пейзаже. Зачем вообще подкралась?
– Я за тобой вчера смотрела, – тихо сообщила она.
А я даже не заметил. Совсем нюх потерял.
– Ты меня поймала, – выбросил я окурок и посмотрел на нее хмуро. – Что тебе надо?
– Я не знаю.
И настолько искренне это прозвучало, что и я перестал что-либо понимать. Оглядел ее с ног до головы. Юная. Очень. А еще зверь мой полудохлый вдруг ожил и заинтересовался девчонкой в джинсах и темно-синей курточке. Волосы ее были распущены и беспорядочными волнами падали на дешевую промокшую насквозь болоньевую ткань. Девчонка продрогла и не дрожала только выдохе.
– Заходи, – приказал я и кивнул на дом.
И все. Она зашла и осталась, перевернув мой мир. Потому что все это было странно – я и она. Мы – два враждующих мира в одной тихой, залитой промозглой утренней мутью гостиной. И мне стало интересно, как это вообще возможно. А мне давно уже ничто не было интересно. Я зализывал раны в глуши. А она сняла куртку, развесила ее перед камином на стуле и трогательно шмыгнула носом.
– Ты что, согреть себя не можешь? – прошел я к плите.
– Не могу, – донеслось тихое в спину, – я бездарная. Ничего не могу.
Конечно, ведьма не обязана говорить мне правду. Но я откуда-то был уверен – не врет.
– Так уж и ничего? – оглянулся. Она замерла у стула, не решаясь шагу сделать без разрешения. Видимо, вся наглость на сегодня закончилась у ступеней моего крыльца. – Зачем так рискуешь, что лезешь к оборотню?
– А мне нечего особо терять, – пожала она плечами. – Отцу я не угодила уже своим рождением. Он грозится меня в приют отправить.
– Хорош отец, – хмыкнул я, набирая воду в чайник.
– А ты не особо опасный. Я чую.
Я только хмыкнул. А гостиная медленно наполнялась незнакомыми любопытными запахами продрогшей ведьмы – ее волос и сырого осеннего леса, что она принесла с собой.
Мне становилось все интересней:
– А ты чего тут шляешься?
– Я тут с детства шляюсь. Этот лес меня успокаивает. А ты в кого обращаешься?
– Это я тут с детства шляюсь. А тебя впервые вижу.
– Я по всей области шляюсь, – спокойно лавировала она. – У меня мотоцикл. Уезжаю из дома, живу в палатке…
– Бездарная ведьма не боится жить в палатке? Да ну брось.
– Когда ты не нужен особо… – она вздохнула и повернулась к огню. – Мне кажется, что на меня вообще всем плевать. Я уже месяц дома не была.
– Ведьмы за своими смотрят, – удивился я, наполняя чашку кипятком.
– Не все. А поесть у тебя есть что-нибудь?
Визит ведьмы обретал смысл. И как я сразу не услышал, что у нее в животе урчит?
– Ты надеялась, что я уеду, что ли? Чтобы залезть ко мне в холодильник?
– Как можно, – усмехнулась она. – Нет. Я нормально питаюсь. Просто еще не завтракала.
Ее тощий вид говорил об обратном.
– Я думаю, что ты сбежала, – направился я к холодильнику. – Что будешь?
– А что есть? – с интересом прозвучало за спиной.
– Да так… Ничего толком. Сало… яйца…
– Давай я яичницу пожарю?..
Я смотрел тогда, как тряслись ее руки от голода и решимости мне этот голод не показывать. Только ее тощий живот урчал все громче, а когда запахло жаренным салом, ведьма стала захлебываться слюной. И я отчетливо помнил, как атрофированные мышцы моего лица тогда со скрежетом пробовали задействовать забытые механизмы, отвечающие за улыбку. Она беззастенчиво умяла всю яичницу и трогательно вымакала остатки хлебом. Потом поблагодарила, убрала со стола, встряхнула курточку и ушла…
Но перед этим я сделал неожиданное даже для себя – позвал ее на следующий завтрак. А сам съездил в город и впервые забил холодильник…
Сегодня утром вспоминать события пятилетней давности было легко. И больно. Я хотел эту ведьму себе. Даже не помню, когда захотел ее впервые… Наверное, когда украдкой вытирала уголки губ от яичницы. Ее хотелось не только забрать себе, но и никому не показывать.
Правильно говорила мне бабка – ведьма на пути к погибели. Но это не значило, что я не буду пытаться ее спасти.
Я достал из бардачка сигареты и закурил, оперевшись на капот брошенного ей автомобиля. Вот сколько ей дать времени набегаться? Сколько я выдержу, чтобы не сцапать и не запихать обратно в свою постель? А эта ее «недоневинность»… От одной мысли скрежет зубов отдавался неприятно в мозгах. Она пыталась себя обесчестить. Без привязанности, желания, любви… Моя ведьма легла под кого-то, чтобы обезопасить себя! И уже за это я хотел лично ворваться в резиденцию Гданьских и переломать шею ее отцу…
Но нужно было ждать. Потому что прежние ошибки и так стоили дорого.
Я затянулся последний раз и, выбросив окурок, сел за руль.
* * *Приют просыпался. Я слышала, как шаркает тапками Шеба над головой по старому паркету. Воркуша – моя крыса – нагло перешаркивала ее под батареей, отчаянно выцарапывая остатки сухариков, забившихся между секциями.
– Воркуша, сейчас нормально поедим – я поняла намек… – вздохнула. Но подняться сил не было. И то, что крыса обходилась намеками, а не скакала у меня на лбу, требуя еды в обмен на мой целый глаз, говорило о том, что и ей не нравится запах медведя на хозяйке. – Да пошли вы все. Ты, Яворский… и Дар!
Но те, кого послать не успела, воспользовались этим тут же:
– Ромка… – Саныч сначала сунул нос внутрь, но, увидев меня на полу, позабыл о запретах не вторгаться в комнаты девочек и уже через вдох навис сверху. – Ром, он тебя что, ударил?
– Нет, – мотнула я головой. – Саныч, мне надо в душ. И остаться в покое. Пожалуйста.
– Ладно, – нахмурился он. – Может, завтрак сюда?..
– Нет.
– Ладно…
Но стоило его шагам затихнуть в коридоре, раздались другие. Шеба уже не шаркала – влетела ко мне так, будто саламандрам стали выдавать крылья на входе в мою комнату.
– Ром, что случилось? Яворский так дверьми хлопнул. Вы поссорились?
Надо мной теперь вились белоснежные кудри растрепанной девчонки пополам с искрами, будто я уже горела на пепелище… А я прям так и чувствовала, как закипаю:
– Шеба, я порвала с ним. – И рывком села. – В столовке можешь огласить, что Яворский свободен. Пусть уже с утра распускают свои фляги из-под юбок!
– Ром, ну вот зачем ты так? – насупилась она обиженно.
– Прости, – вздохнула я и притянула ее к себе, целуя в макушку, вкусно пахнущую костром. – Тяжелая ночь.
– Расскажи, что произошло? Саныч не колется. – Не обиделась. Шеба быстро остывала для саламандры.
– За это я и люблю Саныча, – потрепала я ее и поднялась. – Это слишком личное…
– Ты влюбилась в кого-то другого? – вопросила она вдруг, и я обернулась от двери в ванную.
Хотелось рассмеяться, откинув голову. Громко, по-ведьмински… Но я только пожевала губу:
– Может быть. – И скрылась за дверью.
Мне всегда нравилось отсиживаться в ванной. Если не было возможности отсидеться под елкой в соседнем лесу. Тут почти так же можно подумать, а запах простого туалетного мыла казался защитным… Что мне, бездарной ведьме, еще можно было придумать, чтобы защитить себя? Только притворяться…
Стоило вылезти из душа, за дверью что-то звонко грохнуло, и послышалась ругань Саныча. Я высунула нос в проем и округлила глаза на импровизированное сборище у меня на кровати – Шеба, Саныч и Воркуша. Последняя воздавала себе по заслугам – ела кашу прямо из миски оборотня.
– Ты ей остудил? – проворчала я, проходя внутрь.
– На края тарелки намазал – она у тебя не дурочка.
– Не в меня… – еле слышно прошептала и добавила громче: – Что там, так все плохо, что вы решили меня не выпускать в свет? На вашем месте я бы наоборот не обозначала со мной близких знакомств.
– Ром, ну кончай, а? – вздохнула Шеба. – Любовь – это здорово. Сергей поймет… А до остальных нам дела нет.
Я не очень дружила с остальными жителями приюта. Уходила рано, возвращалась поздно. Удивлялась, как Саныч с Шебой меня выносят и остаются друзьями. Мне казалось, я с детства всех только отталкиваю.
– Шеб, ты ешь кашу, а то остынет – простудишься, – недовольно нахмурился Саныч. – И ты, Ром, иди позавтракай.
Не стала отказываться. День предстоял долгий, неизвестно, чем он закончится. Мне еще получать нагоняй от начальства, и, не дай высший, увольнение… Если Яворский сильно разозлился, то поспособствует этому, так как мы работали в одном отделении. Вот что я буду тогда делать? Не на что ведь не гожусь.
Я поразмазывала кашу по тарелке, закусила печеньками из запасов Шебы и решительно направилась к платяному шкафу. Последнее действо надежно изгнало оборотня с грязной посудой из спальни, но не подействовало на подругу.
– Слушай, ну скажи мне, – тихо подкралась она к дверце. – Я никому не скажу.
Да я и знала, что Шеба – могила во второй ипостаси. Просто мне никогда не было нужно с кем-то делиться. Я даже чувствовала себя странно и плохо, когда оставляла слова о себе кому-то… Вот только с Дарьяром всегда было по-другому. Я и поэтому тоже неслась к нему на всех парусах при любой возможности – мое доверие ему напоминало мою грядку в лесу, где я выращивала всякое. Никто ее не видел никогда, а меня маленький огород радовал. И доверие Дару было таким же – оно прорастало в нем чем-то, на что хотелось смотреть и радоваться, что оно у меня есть. Тревоги, сомнения переставали пугать. Я делилась с ним, он слушал… и что-то делал со всем этим такое, что оно больше не ранило и не тревожило.
Разве могла я доверить что-то Шебе?
А может, не было ничего такого в моем кипрее на грядке? И Дарьяр не делал ничего особенного? А я все ношусь с этими семечками, будто каждое не иначе аленький цветочек в зачатии…
– Я обещала себя медведю. На мне его брачные метки. И Яворский взбесился.
Шеба раскрыла свои огромные голубые глаза и прикрыла рот ладонью. Вот зачем я сказала?
– Вот черт, – выдохнула она в стенку шкафа и, кажется, даже лбом по нему стукнула, судя по звуку. Но мне облегчения это не принесло, как и прежде. Даже хуже стало.
– Забей, – вылезла я с полки с бельем и направилась к кровати. – Разберусь.
– Ром, но почему медведь?
– Он меня спас, – хмурилась я. Нужны были еще джинсы с футболкой, но у шкафа все еще тряслась саламандра. – Так вышло.
– С тобой ночью что-то плохое случилось, да? – проследила она мое возвращение к полке.
– Много всего. Я чуть не умерла. Потом еще раз…
– Эта работа не для тебя! – решительно стукнула она ладонью.
– Хватит избивать мой шкаф! – взвилась я.
– А теперь-то что? – задала она главный вопрос, не отставая. – Черт! Мне кажется, только Саныч нормальный! Остальные оборотни с придурью! Ты прости, но даже Яворский…
– Мне-то что? – раздраженно перебила ее.
– Слушай, я видела, что ты к нему не пылаешь, – уселась она на кровать. – И бесит, что ему на это плевать! Вот хочу и все.
– Я давала повод, – выдавила я.
Разговор начинал утомлять. Даже Воркуша уже занервничала – давно не было такого скопления двуногих на ее территории. Крыса скакала по кровати с одной подушки на другую, тревожно попискивая.
– Вот только нассы! – буркнула я на нее.
– Да не ссу я, – сосредоточенно отозвалась Шеба. – И тебе не советую. Дикарь этот Яворский! Так орать рано утром на весь приют! А ты ведь жизнь спасала…
– Шеб, хватит! Я не могу так больше! – повысила я голос. – Мне на работу. У меня голова болит…
Саламандра закрыла рот и захлопала глазами, но парализовало ее не надолго:
– А что медведь?
– Не знаю! – зарычала я. – Я сбежала от него! Наставила на него пушку, украла его джип и смылась…
С каждым моим словом Шеба раскрывала глаза все сильней и в конце вообще перестала дышать.
– Ром, ну это же ужас… – просипела она на вдохе.
– Моя жизнь последние сутки – сплошной ужас! – рявкнула я и, рывком натянув футболку, вылетела из комнаты.
* * *До поселения своих я добрался спустя три часа и полпачки сигарет. Не спешил. Разговор будет не из легких… Если не самым тяжелым. Это если вообще будет. Зная отца…
Когда остатки асфальта обернулись гравийкой, я выкинул последнюю сигарету, прокурившись насквозь. Это отобьет чуждый запах надежно. Но не скроет того, что я хотел себя прокурить с ног до головы. Плевать. Давно стало плевать. С того самого дня, как меня вывалили на крыльцо дома в лесу и бросили в повязках.
Вскоре дорогу перегородили деревянные ворота, и я нетерпеливо нажал на сигнал. Охрана скривила морду, рассмотрев меня за рулем, но ворота открылись. Привычные запахи, хруст гравия под колесами, шелест осин над головой – все это казалось таким обыденным раньше… а после – предательски-равнодушным. Сколько раз я возвращался домой, не думая, что это все меня однажды не встретит… Понятно, что родное логово от меня никогда не отказывалось – отказалась семья. Но теперь пришло время громко возразить.
Я свернул по аккуратной дороге и направился вверх к холму, на котором стоял дом отца. Уверен, ему уже доложили о моем явлении. Но ворот он не открыл. А я не стал делать вид, что мне это больно надо – бросил машину под забором и толкнул калитку.
Двор не изменился за эти пять лет. И я был рад увидеть его самого любимого обитателя – свою бабку Нинор. Она сидела на ступеньках вся в черных одеждах и напоминала ворону с курительной трубкой, затягивая двор привычным дымным туманом.
– Дарьяр, – прокряхтела мне, салютуя трубкой. Табак, судя по запаху, сменила на более мягкий. – Давно тебя не было…
С год, наверное. Я не любил бывать здесь. Встречи с отцом не заканчивались ничем хорошим. После смерти матери его характер не смягчился. А после гибели моего брата стал вообще невыносимым.
– Как ты? – присел я рядом.
– Как обычно, – улыбнулась мне Нинор, приводя в движение многочисленные линии на своем лице. Еще в детстве воображение складывало для меня эти линии в затейливые узоры. Теперь же за ними почти не видно было привычных черт – Нинор вся походила на исчерканный рисунок. – А вот ты необычный сегодня.
– Много работы, – отвернулся я.
– Ну да… – усмехнулась она. – Дождался свою рыжую ведьму?
Я же знал, что она все поймет.
– Дождался.
– Тебе только в радость. Да ты и светишься весь…
– Ты же говорила, к погибели, – скосил на нее глаза, усмехаясь.
– Это другим. Твоя не опасна для тебя. Стоило дождаться. Ты молодец.
– Кто бы тут еще так же думал…
– А тебя правда заботит, что он думает?
– Заботит.
– И снова я тобой горжусь – всегда признаешься себе в слабостях. Отец – твоя слабость. Но так быть не должно, Дар. Ты не виноват.
– Давай не будем, – нахмурился я.
– Будем. Ты пока не простишь себя, не двинешься с места. За своей ведьмой не успеешь. Она порхает искрой, а ты еле движешься. Ты поэтому и хватаешься за нее – в ней жизнь, которую ты у себя забрал.
– Я ее спасти хочу.
– Ты ее давно спас. Забирай себе уже…
– Она сбежала, – улыбался я.
– О, – протянула Нинор. – Отпустил? Ну пусть побегает.
– Тоже так думаю. Лишь бы не ободралась еще больше… Замуж она собирается.
Нинор сухо рассмеялась:
– Да не собиралась она. Она твоя. И знает об этом. А то все забавы ради… Скучно ей.
Мы помолчали, Нинор выдыхала клубы дыма в тишине. И хотелось ее спросить, как она вообще. Но не ответит. Никогда не отвечала. А вот о другом можно было.
– Ты же знаешь, что планирует отец… – начал я.
– И что? Будешь на его месте – будешь решать, – жестко отозвалась она. – А пока решает он, Дар. И ты знаешь, что он – твой вождь. И он – прав.
– Какого тут происходит? – вдруг раздалось суровое над головой.
Но я и ухом не повел – слышал, что отец вышел на крыльцо за пару секунд до этого.
– Вирран, сын твой приехал, – даже не взглянула на отца Нинор. – Зови в дом, принимай как подобает…