Билет в детство

Все играют в «дом»: я – «жена», у меня есть «муж и дети». «Муж» работает на «шахте», приносит «деньги», я в магазине покупаю «продукты»: хлеб – камушки, масло – землю, молоко – воду… Прибираю «квартиру» – участок земли у нашего забора, огороженный палочками, куда для уюта принесены разные вещички из дома.

Уходим с подругами в настоящий магазин. Возвращаемся назад – к нам бегут ребята и сообщают, что мой брат Михаил повис на электрических проводах. Бежим к дому. Брат лежит во дворе с раскинутыми в стороны руками, вокруг ребята и взрослый дядька, который, собственно, и спас его, ударив по электрическим проводам граблями. Миша приходит на наших глазах в сознание. Оказывается, он проверял наличие тока в проводах над крышей дома. Сначала взялся одной рукой за один провод и сообщил всем, что тока нет, а потом взялся второй рукой, и тут-то его начало просто колбасить на проводах. На его счастье, проходил мимо мужчина, который не растерялся и перебил провода деревянными граблями, которые случайно оказались с ним – видимо, он шел с сенокоса.

Вечером пришли родители с покоса, принесли пайвы с лесными ягодами и грибами. Не помню, кто и как рассказал им о ЧП с Михаилом.

На берегу реки Каквы идет народное гулянье в честь какого-то праздника. Мы с отцом едем на мотоцикле, я сижу на высоком сиденье позади него, прижавшись к его спине. Едем быстро, ветер развевает мою юбочку и волосы, я чувствую себя взрослой. На берегу реки много людей. Отец ищет маму, приехавшую сюда с коллегами на автобусе. Все здороваются с отцом: кто за руку, кто кивком, кто просто приветствует дружеской улыбкой. Некоторые подходят, заговаривают с отцом, и почти все отмечают, что я выросла и сильно похожу на отца. Мне радостно, я не хочу отпускать руку папы!

Отец, старший брат Андрей и я на реке Какве.

Мама ставит меня в длинную и многолюдную очередь около магазина и убегает на какое-то время на работу. Мне кажется, что ее нет вечность! Стою, чуть не плача, чувствуя себя сиротой. Это очередь за хлебом и мукой…

Братья в отсутствие родителей залили огород водой между борозд с картошкой и устроили среди местной детворы соревнования по плаванию. Желающих было много. Все ребятишки в грязи по уши, но счастливые плавали по картошке, которая вся оказалась на поверхности земли. Какой в этот год был урожай картофеля – не помню.

Первые похороны. Умер мужчина, наш сосед, совсем еще, видимо, молодой. Собралось много народу. Многие плачут, особенно убивается его жена. Подхожу близко к гробу, внимательно смотрю на покойника и не узнаю в нем нашего соседа. Ночью долго не могу заснуть. После этих похорон мы, ребятишки, долго в это лето играли в похороны. Кого только не хоронили! Зарывали своих кукол, плакали, а потом снова откапывали их.

Потом произошла где-то авария, погибло несколько человек, живущих далеко от нас, но несли всех на кладбище мимо нашего дома по центральной улице, поэтому из окна я видела эти похоронные процессии. Было страшно.

Точно не помню, в какой год, но, кажется, что в это лето. Родители уехали в гости к брату мамы на Волгу. Дома мы разбили нечаянно ртутный градусник. Все с увлечением играем ртутью, которая то разбегается, то соединяется в один большой шарик – интересно!..

Бабушка ведет меня в кино. Мне она кажется очень строгой. Не испытываю восторга от этого похода, но подчиняюсь ее воле. Неожиданно фильм оказывается комедией, в которой снялись два известных, даже мне, комика: Тарапунька и Штепсель. Фильм назывался, кажется, «Ехали мы, ехали». Я быстро забыла о бабушке и смеялась почти весь фильм, впрочем, бабушка, хоть и редко, но смеялась тоже.

Татьяна поздно возвращается домой с очередного свидания. Возбужденно рассказывает мальчишкам о своем парне, о том, как он ее любит, какие цветы он ей подарил и какие слова ей говорил. Не сплю, слушаю ее, мое воображение рисует картины ее свидания. Я счастлива за сестру.

На улице еще по-летнему тепло, но осень уже вступила в свои права, окрасив все в желто-оранжево-красные тона. Вся семья на огороде. Убираем ботву, жжем костер. Приятно пахнет дымом. Мы, дети, на костре жарим картошку на палочках и запускаем в небо оставшиеся плоды картофеля – зеленые ягоды, насаживая их на гусиные перья.

Мама от швейной мастерской повезла свою коллекцию детской одежды на выставку в Краснотурьинск – районный городок. Катя, младшая сестренка, – модель, я – болельщик и зритель. Катюха покоряет публику своей красотой и костюмчиком песочного цвета в черный горошек. Ей, идущей уверенно по подиуму, все бурно аплодируют. Мне радостно за маму и сестренку. Я гордо заявляю сидящей возле меня в зале тетеньке: «Это моя сестра!» Она мне кивает и еще сильнее аплодирует. Зависти у меня нет – только гордость переполняет меня до краев.

Вечер. Лежу на сеновале. Мама доит корову Зорьку, отец прибирает в сарае. С танцплощадки поселка доносится музыка. Отчетливо слышу слова песни «Куба, любовь моя!». Слово «Куба» мне очень нравится, начинаю повторять: «Куба, любовь моя!». Песня манит каким-то новым ощущением, хочется встать и куда-то бежать. Съезжаю на попе с сеновала, но мама забирает меня домой – пора ложиться спать.

Семья в гостях в Краснотурьинске у друзей родителей. Мы с братом и еще с двумя детьми катаемся на санках с крутой горки. Михаил наезжает на мои санки и ломает мне мизинец на левой руке. Я громко реву. Он уговаривает меня не говорить родителям о происшествии. Вечером дома мне становится хуже, с ревом рассказываю маме про палец. Ведут к врачу, накладывают шов и тугую повязку. Михаил обижен – не разговаривает. А палец мой так и остался калекой – не сгибается до сих пор.

Я ночую у бабушки. Она ходит по своему небольшому домику и крестит все окна на ночь, шепча себе под нос молитву.

Мне страшно, забиваюсь под толстое одеяло и представляю себя камнем – камень никто не тронет. К камням у меня в детстве было какое-то особое отношение. Могла долго их рассматривать, просто гладить, даже коллекционировала разные камушки. Гуляя и встречая на дороге одиноко валяющийся камень, обязательно его поднимала и находила для него «друга» или «семью».

Вечером сидим с бабушкой за столом. Она прядет пряжу на своей старенькой деревянной прялке, а я ей читаю «Судьбу человека» Шолохова. Плачем вместе. Плачу навзрыд, паузы между чтением большие, часть слов бабушка не разбирает и просит меня повторять заново…

Утро. Просыпаюсь от тошноты и сильной головной боли. Начинается рвота. Чувствую себя очень плохо. Вся семья угорела – рано закрыли заслонку в печи. Все болеют целый день. К вечеру всем становится лучше.

«Свинка» – паротит, болезнь, которая нам, детям, доставляла радость, потому что отец приносил сгущенное молоко и даже мандарины. Нравилось лечиться лампой, от которой шел синий свет. О тяжелом последствии этой болезни никто из нас не догадывался.

Пришла на работу к отцу. Он с бригадой строит кому-то дом. Пахнет деревом и свежей стружкой. Несколько колечек стружечки висят в кудрях отца. За ухом у него лежит химический карандаш. Отец самый красивый и веселый. Я его люблю и горжусь им.

Мама закончила доить корову Зорьку, перелила молоко в глиняные кувшины, дала корм домашней скотине (корове, теленку, поросенку, курам), а отца все нет с работы.

Мама берет меня за руку, и мы идем на площадь поселка, где находится пивная. Отец сидит с друзьями. Все веселые, а дым от папирос стоит такой, что хоть топор вешай, все громко о чем-то разговаривают, спорят. Отец видит нас, расплывается в улыбке, но мама, не говоря ни слова, разворачивается и выходит из пивной. На площади отец нас догоняет.

Мы идем домой. Родители не разговаривают. Мне хочется плакать, но я креплюсь. Дома вижу у мамы слезы, начинаю рыдать навзрыд. Отец хочет взять меня на руки, но я не иду к нему. Он – чужой!

1 Мая. На площади поселка демонстрация прошла очень быстро, но народ не расходится. Все возбуждены. Мы с Михаилом ждем, когда уже отец наговорится с каким-то человеком и купит обещанное мороженое!

Наконец, мы уплетаем мороженое из бумажных стаканчиков специальными деревянными палочками. Мороженое тает во рту, оставляя приятную прохладу. Спорим с братом, кто может больше съесть стаканчиков мороженого. Я уверяю, что могла бы съесть таких стаканчиков штук сто. Михаил готов съесть все мороженое, которое сейчас продает продавец. Отец покупает нам еще по одному мороженому, и мы счастливые и довольные идем домой.

Пришла в гости к друзьям – многодетной семье Комзоловых. В доме все просто: деревянные скамьи, большущий деревянный стол, вместо кроватей полати. Под потолком висят прутья. Узнаю, что эти прутья – розги – используются для наказания детей. Я в шоке: нас никто никогда и ни за что дома не бьет!

Лежу на пологой деревянной крыше дома Комзоловых, на которую свисает черемуха с большими спелыми ягодами. Читаю «Трех мушкетеров» Дюма и поедаю черемуху. Наедаюсь ею до оскомины так, что языком трудно шевелить. До сих пор у меня «Три мушкетера» ассоциируются с черемухой.

Я за мальчишками залажу на крышу соседского дома. Лезу с трудом, но не отступаю – братья подбадривают. Спускаться страшно! Все уже на земле и кричат, чтобы я спускалась. У меня отказывают ноги от страха, не понимаю, как сюда залезла! Кто-то стал кричать, чтобы я прыгнула с крыши на грядку – низко. Набираюсь храбрости, закрываю глаза и прыгаю. Очнулась на земле, а вокруг стоят ребята, кто-то поливает на меня воду, другой проверяет мои кости… Цела! Какое счастье – я жива!

Одна из любимых игр детства – «Казаки-разбойники». В этой игре главную роль играли старшие ребята, а мы, младшие, были просто «до кучи». Но мне нравилось бегать от «казаков», оставлять стрелки мелом на тротуарах, домах, дорогах, прятать клад, прятаться самой. Как правило, нас, малышей, «казаки» не пытали, да нам старшие и пароля-то не доверяли.

1 сентября. Иду с мамой по деревянному тротуару с благоухающим букетом георгинов, на мне коричневое платье и красивый белоснежный фартук, сшитые мамиными заботливыми руками, на голове огромный белый бант. Я иду первый раз в первый класс! Вокруг много нарядных детей. У меня приподнятое настроение, хотя чего-то боюсь и не отпускаю мамину руку.

На уроке чтения рассматриваю картинку в букваре: Москва, утро, едут машины и поливают улицу столицы. Мне удивительно: у нас в поселке никто не поливает улицу. Вдруг учительница просит меня продолжить чтение, я лихорадочно ищу строчку и не могу найти – накатывает страх!