Афган: разведка ВДВ в действии. Мы были первыми
Но успех смаковать рано, надо оторваться от возможного преследования. Увожу группу в отрыв в западном направлении – условный противник придет в себя быстро, организует погоню. Для него потеря переправы через Неман – огромный минус, неуспех на серьезном этапе операции. Пятикилометровый бросок в лесной массив разгорячил – привал, перевели дыхание, оценил обстановку, наметил порядок дальнейших действий. Следующий объект – армейский узел связи. Изучив местность по карте (напоминаю: карта в разведке – исключение, берется только в учебных целях), определил точку своего стояния, проанализировал обстановку. До района следующей задачи около 15-ти километров, не сомневаюсь, противник, учитывая факт уничтожения переправы, понимает – она не единственный объект диверсионной группы. Ему не сложно просчитать, что очередным объектом атаки будет узел связи, и примет меры к противодействию. Действовать надо дерзко и стремительно. Но как сократить время выхода на следующий объект? Ответ напрашивался быстро – транспорт. Взгляд на карту – рядом населенный пункт, фермы, значит, есть трактора с тележками, что очень знакомо по-зимнему разведвыходу. Разведчикам Семенову и Сокурову поставил задачу: спортивные костюмы – деревня – трактор.
Через 20 минут раздался треск двигателя МТЗ из соседнего колхоза. Разведчики в секунды разместились в тележке, я сел с водителем – в тесноте, да не в обиде. Выехали на трассу, где я проверил напряженность шоссе по движению транспорта. Что за машины: гражданские, военные? Общее направление – к объекту разведки. Через некоторое время я отметил несколько специальных, радийных машин, свернувших в направлении зоны внимания, ну, что ж, посмотрим – следуем за ними.
Появились первые антенные устройства – много, но почему-то не было шлагбаумов, патрулей, табличек с надписями: «Запретная зона». Объект реальный? Или ложный? Как-то все гладко получается: переправа и легкий выход на «нерв» армии… Появилось и другое соображение – элементарная безалаберность самого «интеллигентного» рода войск. Ну, что ж, проверим! Дал сигнал на спешивание. Разведчиков расположил у дороги, а сам на тракторе поехал дальше – никто не остановил, не спросил пропуск. А в районе располагался узел связи – настоящий, действующий – уж больно много сосредоточено специальной техники с различными антенными устройствами. Это не могло быть имитацией объекта! Но необходимо уточнить, убедиться в правильности своих выводов. Я возвратился на тракторе к скрытой у дороги группе. Поблагодарив тракториста за помощь ВДВ, распрощался с ним крепким рукопожатием.
Время! К работе приступили двумя разведгруппами одновременно и постом радиоразведки Коробицына. Для начала замкнули накоротко проводные линии связи, проткнув обыкновенной иголкой кабель П-274. Часть кабеля вырезали по длине, а концы разнесли в противоположные стороны и закинули на деревья. Пусть ищут. Одновременно подготовили десятка два взрывпакетов, пару «Ширазов», привязав к ним спички. Вышли к озеру, где сосредоточилось множество радиостанций, а «господа офицеры» войск связи в «купальных костюмах» загорали на берегу. По команде бросили взрывпакеты в скопление техники, радиостанций, личного состава – свыше десятка взрывов разорвали тишину. Затем длинными очередями из автоматов «обработали» узел связи, при этом каждый разведчик израсходовал по магазину холостых патронов. Взрывы пакетов, бешеная стрельба вызвали панику, крики, бестолковые команды офицеров «противника». Не говорю про мат-перемат – всего было достаточно. Но мы были уже в отрыве.
Сделав бросок в полтора-два километра, я объявил привал. Связался по радиостанции с Сергеем Коробицыным. Тот смеялся:
– Послушал бы эфир, Валера, там черт знает, что творится, «противник» дезорганизован, управление войсками утеряно, им поступила команда на поиск диверсантов, но кто их будет ловить, никто не знает.
– Понял. Пусть побегают, это им не киношка «Зона особого внимания».
Ночь прошла спокойно. «Наверное, никому не нужны диверсанты», – подумалось мне. Что ж, посмотрим. По радио пришла радиограмма, в которой уточнялась работа по третьему этапу учений: вскрыть возможный подход танковых резервов противника. «Привязав» карту к местности, я размышлял о том, как лучше действовать, где «противник» может скрыть свой танковый резерв. Получалось так: танки вышли на исходный рубеж для атаки. В решающий момент «противник» введет их неожиданно в бой, в чём и заключалась изюминка, против наших наступающих войск. Они решат исход победы. Но где они пойдут? «Вот в чем вопрос», – как сказал бы классик.
Вышли к дороге походной колонной, мы – «комендантская служба», регулируем график прохождения колонн военной техники. Движемся по обочине в сторону возможного нахождения скрытых танковых резервов. Заодно фиксируем номера военных машин, которые движутся в обоих направлениях. Подспудно инструктирую разведчиков о порядке захвата транспортного средства. Впереди показалась радийная машина. Расчет произведен: группа захвата, прикрытия, обеспечения. Отработан резкий уход в лес, вплоть до ситуации, когда разведгруппа разделится на подгруппы, каждая из которых самостоятельно выполняет задачу до выхода в базовый район. Илья Семенов красным флажком сделал машине отмашку с требованием остановки у обочины дороги. Наши маскхалаты, конечно, необычная для других родов войск одежда, но расчет на внезапность, неожиданность. Пока водитель и старший машины сообразят, они окажутся в наших руках. Так и получилось, правда, не совсем, как хотелось: машина действительно, притормозила, прижалась к краю дорожного покрытия. Я разглядел в кабине офицера, успел даже подумать, что «язык» приличный. Машина почти остановилась, но его лицо вдруг перекосилось, он закричал что-то водителю, толкнув его в бок рукой. Взревев двигателем, машина рванулась вперед, едва не сбив ефрейтора Болотова. Облом! Да еще какой!
Уточнил по карте предполагаемый район танковой колонны, он оказался в стороне от нашей ориентировки. По предварительной информации танковые резервы противника должны находиться в 10 километрах северо-западнее этого района. Ладно, на то мы и разведка, чтобы добывать максимально объективную информацию. Вышли на танки. Не ошиблись местные пацаны – наши. И какие! Т-80 – совершенно секретные машины! Стояли на лесной дороге в колонне – до батальона. Танковый резерв усилен минными разградителями с навесным оборудованием. Много другой инженерной техники, радийных, специальных машин. Впечатляет!
– Что будем делать, гвардейцы? – спросил разведчиков.
Они поняли: командир принял решение на захват «языка», осталось выбрать поприличней источник информации. Офицеров не видно, честно говоря, брать офицера в плен на учениях как-то некорректно по отношению к нему – все же свой брат-офицер. А вот солдат-танкист в замасленной «мобуте», вылезший из танка, наверное, как раз то, что надо.
Трое разведчиков в спортивных костюмах, работая по легенде, подошли к танковой колонне (они «местные парни», уволились весной из армии). Артисты!
– Привет, земеля! Когда на дембель? – вопрос, который вышибет слезу у любого старослужащего солдата.
– Осенью, – ответил танкист, изучающе глядя на парней с короткой стрижкой.
– Ну, вот и отметим, – продолжали мои «лицедеи».
Через пару минут аккуратно упакованного танкиста принесли ко мне. Тут же дал команду Сафарову и Баравкову брать следующего «языка». Допрос «пленного» солдата длился не более пяти минут: тактико-технические данные новейшего танка зафиксированы в памяти. Принесли второго «пленного», которого первый захваченный танкист не видел. Допрос я провел независимо друг от друга: второй оказался сержантом, рассказал о составе танкового резерва противника, званиях, фамилиях, занимаемых должностях командиров, количестве техники.
Записав данные военных билетов захваченных в плен танкистов, я выдвинул основную группу за болото – в безопасное место. Осталось немного: грамотно оторваться от возможной погони. Связист закодировал радиограмму и отправил ее начальнику разведки дивизии. Отпустив захваченных в плен восвояси, мы сделали лихой бросок через болотистое место. Преодолев топь, вышли к группе, которую возглавлял Сафаров. Теперь нас уже точно не взять – гоняться за нами «противнику» бессмысленно.
В базовый район мы прибыли, как и полагается разведке, тихо, незаметно. Я доложил командиру роты и начальнику разведки дивизии о выполнении задания, отметив, что морально-психологическое состояние личного состава высокое, мы готовы выполнить любой приказ Верховного главнокомандования и ВДВ. После чего я получил распоряжение на приведение себя в порядок, организацию отдыха и подошел к нашим офицерам, которые ждали меня, чтобы поделиться событиями последних дней.
Азартный Ленцов рассказывал о «дефилировании» в форме майора войск связи и постановке задач часовым «противника» – где и как охранять порученные им посты. Сергей Коробицын поделился тем безобразием, которое творилось в эфире после «уничтожения» нами узла связи. Поведал о том, как он со своими технарями «вскрывал» радиосети «противника», настраивая наши радиостанции на его частоты. О том, как от своего имени отдавал приказы по радиостанциям командирам различных степеней, задействованных на учениях, после которых еще больше нарушилось управление войсками. Мы смеялись, шутили – несколько анекдотов рассказал Сашка Чернега. До афганской войны оставалось 4 месяца…
Крупнейшие учения Белорусского военного округа «Неман-79» показали высокую готовность личного состава 80-й отдельной разведывательной роты дивизии. Дерзкие, решительные действия разведчиков в оперативном тылу условного противника парализовали связь, управление войсками. Задействованные «противником» силы и средства для обнаружения нас, разведчиков, в том числе авиация, не позволили обнаружить и уничтожить разведывательные группы Ленцова и мою. 80-я отдельная разведывательная рота, укомплектованная боевой техникой, вооружением, материальными запасами, средствами связи и десантирования, оказалась способной выполнить поставленные задачи в автономном режиме. Морально-психологическое состояние личного состава было высоким! Такую оценку на подведении итогов учений «Неман-79» дал разведчикам командир 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор Рябченко.
13 ноября 1979 года состоялось отчетно-выборное собрание партийной организации разведчиков дивизии. Именно в этот период нам, дивизионным разведчикам, представили нового начальника разведки дивизии – гвардии майора Скрынникова Михаила Фёдоровича. Он пришел из 105-й Ферганской гвардейской воздушно-десантной дивизии, которую решением Генерального штаба Вооруженных сил СССР расформировали. Майор Удалый убыл в Рязанское высшее воздушно-десантное училище на преподавательскую должность. Новым начальником штаба 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии был назначен гвардии полковник Петряков, сменивший на этом посту полковника Чернова, убывшего старшим преподавателем в академию им. М. В. Фрунзе.
С этих событий градус атмосферы боевой и политической подготовки 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии начал подниматься. Речь не шла об увеличении количества занятий по предметам обучения, интенсивности и качества их проведения – в воздухе витала напряженная обстановка, которую мы, офицеры, ощущали в повседневной деятельности. Новый начальник разведки дивизии майор Скрынников постоянно находился с нами, офицерами, проводил занятия, беседовал, направлял наши действия в нужное русло. В дивизию прибыл начальник разведки Воздушно-десантных войск полковник Кукушкин – ветеран Великой Отечественной войны, который призвал нас, разведчиков, к необходимости собраться и быть готовыми к выполнению очень важных и неотложных задач. Тем не менее, его слова имели туманный смысл. Вроде бы он и хотел сказать нам что-то большее, конкретное, но далее общих фраз и положений дело не шло. Более того, полковник Кукушкин заявил нам о том, что на базе нашей 80-й отдельной разведывательной роты дивизии будет сформирован разведывательный батальон ВДВ в качестве экспериментального подразделения войск. Мы достойно показали себя на прошедших в сентябре учениях и у командования ВДВ были такие намерения.
Неуловимая атмосфера неопределенности создавала нервозность в офицерском коллективе. Напряженные взгляды командира, замполита говорили о том, что они знают что-то больше, но не могут сказать остальным офицерам. И вообще, накануне командир роты, командиры частей соединения ездили в секретную командировку. Куда? Зачем? Никто ничего не говорил, на лицах старшего офицерского состава была сосредоточенность, собранность, это чувствовалось во всем.
Вскоре поступила команда: офицерскому составу, прапорщикам сфотографироваться. Мы дружно сделали фотографии и сдали их в штаб дивизии, после чего пошли смутные, если так можно выразиться, разговоры о каких-то особых учениях. В начале декабря 1979 года стало известно, что в дивизию прибывает командующий ВДВ генерал армии Сухоруков. К приезду готовились в обычном для такого случая режиме. С офицерским составом подразделения начальник разведки дивизии Скрынников проводил беседы, совещания, на которых делал акцент на занятия. 10 декабря 1979 года с офицерами разведывательной роты продолжались мероприятия по изучению организации иностранных армий, разведывательной подготовке – материал давался под запись в секретные тетради. На следующий день по этим темам должны были состояться контрольные зачеты с участием начальника разведки ВДВ гвардии полковника Кукушкина. К концу рабочего дня начальник разведки дивизии довел план занятий на следующий день: 11-го декабря 1979 года. Вот он:
1–2 час. Тактическая подготовка, тема: «Общевойсковой бой»;
3–4 час. Разведывательная подготовка, тема: «Разведывательные признаки средств ракетно-ядерного нападения противника»; «Действия разведчиков при захвате и уничтожении объекта»;
5–6 час. ОМП, тема: «Уяснение задачи командиром подразделения при применении противником оружия массового поражения»;
Но плану занятий, намеченному на 11 декабря 1979 года, не суждено было сбыться – не получилось. Через несколько часов в него ворвалась афганская война, отложившая его выполнение на 9 лет 1 месяц и 19 дней…
Глава 3
…Легкий морозец сковал землю и мелкий снежок, накрывший ее, хрустел под ногами. Закончился очередной напряженный день учебных занятий. После 19-ти часов мы с Сашкой Чернегой возвращались со службы домой из «Зеленого городка». Завтра 11 декабря 1979 года, начальник разведки ВДВ полковник Кукушкин проводит контрольные зачеты по организации иностранных армий. Пиво пить не будем – надо собраться с мыслями. Автобус 15-го маршрута подъехал к площади Победы, мы вышли на остановке у Московского проспекта. Чернега, вспомнив очередной анекдот, посмеивался.
Офицеры дивизионной разведки выделялись среди остальных офицеров соединения особой формой одежды – зимними курточками стального цвета без погон. Нас можно было принять за егерей лесной охраны, железнодорожников, прокуроров – всех тех, кто носил форменную одежду. Но, видимо, не знал этого подгулявший крепышок на углу проспектов Черняховского и Московского – хотел затеять драку. Аккуратно уронили в сугроб перебравшего парня и пошли дальше.
Падавший снег веселил, молодость, задор, кураж расслабляли от служебного дня. У «Комсомольского» магазина мы с Сашкой расстались и пошли по домам. Через три минуты ходьбы – квартира, где я снимал комнату с семьей. С супругой поужинали, глянул новостную программу по телевизору. Начавшийся было фильм «Трактористы» усыпил, но звонок в дверь я услышал сразу. Привычно вскочив, открыл дверь: Борис Иванов – посыльный:
– Товарищ гвардии лейтенант, в роте «БОЕВАЯ ТРЕВОГА!»
– Ты что, обалдел? – удивленно смотрю на солдата.
– Никак, нет, товарищ лейтенант – боевая тревога, – растерянно ответил ефрейтор.
– Ладно, лети в роту, я за тобой.
За пару минут оделся, схватил чемоданчик, положенный нам по тревоге.
– Когда вернешься? – спросила жена.
– К утру буду, – ответил я, подбегая к двери. (Почти не соврал, вернулся действительно утром… но через полгода)…
Время около полуночи, транспорт уже не ходил, но огонек свободного такси блестел на площадке перед «Комсомольским» магазином.
– В «Зеленый городок», – бросил таксисту.
Машина лихо рванулась по Московскому, затем налево на проспект Черняховского в сторону Лучёсы и минут через пятнадцать я был у КПП военного городка, бурлящего ульем разбуженных пчел. Зрелище впечатлило: по тревоге в полном составе были подняты специальные части дивизии. Построения, команды, зачитывались списки личного состава, у казарм стояли под загрузкой машины. Разведчики под руководством старшины роты Николая Андрейчука привычно работали по плану боевой готовности.
В расположении роты я доложил о прибытии Гришину, исполняющему обязанности командира роты (Пащенко находился в отпуске, а Иван Комар работал с молодым пополнением в учебном центре). Владимир Николаевич мне приказал:
– Срочно в парк боевой техники, загружай боеприпасы в учебно-боевую группу.
Я обратил внимание на табло дневального по роте, которое высвечивало сигнал оповещения «БОЕВАЯ ТРЕВОГА».
– Володя, ты хоть что-нибудь объясни, – Гришин замахал руками:
– Валера, все потом, сейчас в парк и загружай боеприпасы! В 8.00 готовность к маршу.
– Куда?
– Орша, аэродром взлета – Болбасово.
– Понял, Владимир Николаевич, бегу.
К 7.00 11 декабря 1979 года 80-я отдельная разведывательная рота дивизии со всеми материальными запасами была готова к совершению марша на аэродром взлета Болбасово. Ровно в 8.00 колонна боевой техники, преодолев исходный рубеж, двинулась по указанному маршруту…
…Ровно гудели турбины огромного Ила, занявшего коридор эшелоном в 7200 метров. Самолет шел плавно, ему ничто не мешало в огромной армаде бортов следовать курсом на юг. Так, по крайней мере, думалось мне и моим разведчикам, перед которыми стояла задача захвата аэродрома Баграм с целью обеспечения посадки передового отряда в составе усиленного парашютно-десантного батальона под командованием гвардии капитана Вадима Войцеховского. Ряд бортов из-за непогоды в Кабуле вернулись на аэродромы «подскока», задействованные десантом в боевой операции, но Баграм посадку давал. Моей разведывательной группе предстояло действовать на авиабазе Баграм без учета нахождения там каких-либо подразделений советских войск, о них мне при постановке боевой задачи не доводилось. Именно в этом контексте мне ставилась задача командиром соединения генерал-майором Рябченко в присутствии начальника штаба дивизии полковника Петрякова и уточнялась начальником разведки дивизии майором Скрынниковым перед посадкой группы в самолет.
В иллюминаторе темнело, внизу виднелись огни населенных пунктов.
– Джамбул, – произнес штурман, не отвлекаясь от множества приборов в полутемной кабине огромного лайнера.
Я, молча, любовался заревом большого города, оно угадывалось издалека, проплывая справа по борту. В кабине штурмана хороший обзор и наблюдать за уходом ясного дня с большой высоты одно удовольствие. Прошло около часа полета, впереди надвигалось зарево очередного города.
– Чимкент.
За бортом стемнело. Огни селений, малых и больших городов создавали неповторимую картину южной ночи. Яркий свет луны отражался в озерах и общий рисунок звездного неба, скопление огней до горизонта создавали неотразимую паутину гирлянд. Завораживало взгляд: самолет плыл под мерный рокот турбин. Заканчивался второй час полета.
– Но что это? – недоуменно вопрошаю у штурмана.
Ничего не пойму: внизу, где заливались электрическим светом города, а реки отражали звездное небо с луной, стало вдруг непроглядно темно. Словно неведомый кто-то прочертил РЕЧКОЙ, блеснувшей внизу, линию водораздела, между жизнью и смертью.
– Амударья – граница Союза Советских Социалистических Республик, – оповестил по громкой связи командир экипажа.
Нечто черное наплывало навстречу: окутывало, захватывало, поглощало темнотой и дрожью. Внизу ни огонька – непроглядная тьма. Луна в последний раз сверкнула в водах РЕЧКИ и пропала, словно утонула в ней. Знакомый холодок коснулся спины.
– Афганистан!..
Мощная армада самолетов военно-транспортной авиации с десантом на борту вошла в воздушное пространство страны, первой признавшей молодое советское государство. 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия в составе первого эшелона сил вторжения приступила к выполнению боевой задачи…
…Я расположился в кабине штурмана, наблюдая виртуозную работу специалиста высокого класса. Удивительно, штурман успевал одновременно делать множество операций: смотреть в локатор, сверять полетные карты, щелкать кнопками пультов управления, навигации, переговариваться с командиром экипажа. Делал он это все без суеты и лишних движений. В плавных движениях специалиста имела место профессиональное изящество. Я с восхищением любовался уверенной работой парня в летной куртке с меховым воротником.
По курсу полета была сплошная темнота, не видно привычных огней на земле – такое впечатление, как будто зависли в пространстве ночи. «Ночной полет», да и только», – подумалось мне, но о Сент-Экзюпери я больше не вспоминал, возможно, настроения наши не совпали с гармонией межзвездной романтики.
Я вышел в салон к разведчикам, спящим на тентах машин – пора поднимать.
– Сафаров, подъем, – толкнул в плечо заместителя.
Сергей проснулся, быстро вскочил:
Сосредоточенные лица парней не могли обмануть – летим в неизвестность, вызывающую трепет каждой клеточки тела, но все были собраны, как на многих учениях, которые вместе прошли в лесах Беларуси, и беспокойство, которое я видел в глазах разведчиков, было совершенно понятно.
Несколько часов назад мы, командиры разведывательных групп 80-й отдельной разведывательной роты, были вызваны к командиру дивизии генерал-майору Рябченко, от которого получили БОЕВОЙ ПРИКАЗ. Для меня боевой приказ комдива звучал следующим образом:
– Гвардии лейтенант Марченко.
– Я.
– Приказываю десантироваться в составе разведывательной группы на аэродром Баграм с целью захвата посадочной полосы и обеспечения посадки передового отряда в составе усиленного батальона 350-го парашютно-десантного полка под командованием гвардии капитана Войцеховского. В последующем вести разведку в интересах передового отряда.
– Есть, товарищ генерал.
Все встало на свои места: схема элементов аэродрома, которую мне в Балхаше вручил начальник разведки дивизии, и есть тот самый Баграм, до которого осталось менее часа полета.
Устроившись по борту самолета, сверху машины, разведчики смотрели мне прямо в глаза.
– Внимание всем, до посадки 40 минут. Еще разок пройдем по задаче, не торопясь, мысленно проиграем свои действия, чтобы на земле не возникло проблем. Все понятно?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Тогда давай, Сергей: твои действия после открытия рампы.
– С Баравковым, Сокуровым, Ивановым занимаем позицию со стороны помещения охраны аэродрома, тем самым обеспечиваем выгрузку техники из самолета.
– Так. Сорбосы открыли огонь.
Сержант не смутился:
– Связываю охрану огнем, Болотов на БМД прикроет из ПКТ и орудия.
– Хорошо, Сергей, не забудь важный момент: двигатели самолета будут работать, не попадите под раздачу потока. Недавний случай, надеюсь, помните.
– Понял, товарищ лейтенант, – Сафаров слегка улыбнулся.
Ну, как же, господ офицеров сдуло реактивной струей при движении по аэродрому. Разве забудешь такое?
– Болотов, действия твоего экипажа? – вопрос командиру второго отделения.
– Выгружаемся, занимаем позицию в 30 метрах от самолета. Прикрываю группу Сафарова со стороны контрольно-диспетчерского пункта, – доложил сержант.
– Так, ясно. Не спускай глаз с зенитной батареи и держи ее, Болотов, под контролем.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Как механики работают? – обратился я к старшему технику роты.
– Расшвартовываем технику, Валерий Григорьевич, машины выкатываем на бетонку, запускаем двигатели и занимаем позиции согласно расчету, – уверенно выдал Петро.
– Да, если какая-нибудь «коробочка» не запустится сходу, катите дальше от самолета.
– Понятно, Валерий Григорьевич.
– Хорошо. Проверить оружие, снаряжение, гранаты не трогать, запалы не вставлять, – дал последние указания перед посадкой в Баграме.
Двое «прикомандированных» к моей группе товарищей в солдатских курточках общались, наклоняясь к уху друг друга – вижу, довольны детальным уточнением задачи. Они – старшие офицеры военной разведки ГРУ Генштаба, находятся со мной по распоряжению высшего начальства, о чём меня информировал полковник Петряков в следующей форме:
– Марченко, с тобой будут два офицера разведки, тебе о них знать ничего не надо, но если возникнут вопросы по обстановке в районе десантирования, обращайся к ним…