Политическая философия. Учебник

1.3. Борьба за политическое пространство в геополитических концепциях

Впервые проблема влияния географического фактора на политику поднималась в работах Платона и Аристотеля, позже Ж. Бодена, Ш. Монтескьё. Они рассматривали влияние климата, географической среды, особенности почвы как основные факторы в формировании государства, его политических институтов и политического строя.

В своей знаменитой работе «О духе законов» Ш. Монтескьё выявил взаимосвязь между особенностями территории, на которой проживает народ, и его характером: «Бесплодие земли делает людей изобретательными, воздержанными, закаленными в труде, мужественными, способными к войне; ведь они должны сами добывать себе то, в чем им отказывает почва. Плодородие страны приносит им вместе с довольством изнеженность и некоторое нежелание рисковать жизнью»[4]. Монтескьё также считал, что особенности климата и почвы определяют и особенности политической системы. Так, например, в местах, где климат наиболее благоприятен для занятия сельским хозяйством, народы менее дорожат своей политической и гражданской свободой, и главной ценностью для них становится безопасность. «В стране с подходящей для земледелия почвой, естественно, устанавливается дух зависимости. Крестьяне, составляющие главную часть ее населения, менее ревнивы к своей свободе; они слишком заняты работой, слишком поглощены своими частными делами. Деревня, которая изобилует всеми благами, боится грабежей, боится войска..»[5].

В XIX в. проблема географического фактора получила дальнейшее развитие в работах французского историка Ж. Мишле, отмечавшего, что понятие «земля» носит более расширенный характер, и это не только «театр действия, где оказывают влияние пища, климат, но и влияют самым разным образом гнездо, птица, родина, человек»[6].

В XX в. данная проблема нашла свое продолжение в различных теориях, среди которых теория этногенеза Л. Гумилева, согласно которой «в основе этносов лежит не похожесть особей его составляющих, а связи, цементирующие коллектив и простирающиеся на природные особенности населяемого данным коллективом ландшафта»[7]. Разнообразие ландшафта является фактором, определяющим их взаимодействие: «Степные просторы… всегда были удобны для развития скотоводства. Поэтому в Восточную Европу переселялись азиатские кочевники… Они вступали в военные и хозяйственные контакты со славянами, хозяйство которых базировалось на лесных массивах. Однако кочевое хозяйство не может существовать вне связи с земледельческими, потому что обмен продуктами одинаково важен для обеих сторон. При постоянном взаимодействии «истории природы и истории людей» – Леса и Степи – русичи выступали как представители Леса, который не только кормил, давал материал для сооружения жилищ и поселений (деревня – дерево), но и позволял укрыться от конницы неприятеля»[8].

На рубеже XIX–XX вв. сформировалась геополитика как наука, изучающая политические процессы в их пространственном взаимоотношении.

Это географически интерпретированная политическая доктрина, отражающая сложную зависимость и связь внешней и внутренней политики государства с его географическим положением – климатом, природными ресурсами, территорией и т. д.

Геополитика главное внимание направляет на изучение возможностей активного использования политикой факторов физической среды и воздействия на нее в интересах безопасности государства. И это прежде всего территориальные проблемы государства, его границы, использование и распределение ресурсов, включая и людские. В геополитической науке пространство стало рассматриваться как фактор, обусловливающий особенности внешней и внутренней политики.

Обратимся к основным геополитическим концепциям, но не для пересказа их содержания, – достаточно полно и интересно они изложены в работах отечественных авторов[9], на которые мы опирались в настоящем исследовании, а для того чтобы акцентировать внимание на следующих аспектах:

представить этапы и уровни освоения и расширения политического пространства, сформировавшегося к началу XXI в.;

обратить внимание на то, как в геополитических концепциях отражается представление о целях развития государства;

подчеркнуть, что Россия всегда была предметом особого геополитического интереса со стороны стран, претендующих на мировое лидерство.

Руководствуясь этой задачей, обратимся к истории геополитики.

Один из основателей геополитики, немецкий ученый Фридрих Ратцель (1844–1904), сформулировал основные направления геополитики и определил содержание основных понятий, одним из которых стало «пространство». «Пространство» Ратцеля – это не только место проживания народа и нахождения государства, но и особое «живое» пространство, дающее народу жизненную энергию. Как «живой организм» оно самодостаточно и имеет свой особый смысл существования, отсюда теория «пространственного смысла». По его мнению, такие пространственные характеристики, как местоположение, площадь территории, границы, определяют не только исторические и политические особенности развития государства, но и, в конечном счете, само его существование.

Согласно этой теории, государство – это прежде всего пространственное образование, и именно пространство является детерминирующим фактором его существования и развития. «Как показывают этнография и история, – писал Ф. Ратцель, – государство развивается на пространственной базе, все более и более сопрягаясь с ней, извлекая из нее все больше и больше энергии. Таким образом, государства оказываются пространственными явлениями, управляемыми и оживляемыми этим пространством»[10]. «Государство является организмом… Эта связь (территории и государства) взаимоукрепляется, становясь чем-то единым, немыслимым без одного из двух составляющих. Обитаемое пространство… способствует развитию государства, особенно если это пространство окружено естественными границами. Если народ чувствует себя на своей территории естественно, он постоянно будет воспроизводить одни и те же характеристики, которые, происходя из почвы, будут вписаны в него»[11].

Как любому живому организму, государству присуща тенденция роста, которую Ф. Ратцель считает «всеобщей, универсальной тенденцией», естественной и необходимой для жизни. Рост или территориальная экспансия – необходимое условие расширения, а развитие контактов людей, обмен, торговля – прелюдия к установлению политического контроля над новыми территориями. Торговля и война – вот основные формы территориального расширения государства как живого и развивающегося организма, а активная завоевательная стратегия естественна и необходима.

В своей теории Ф. Ратцель обосновывает необходимость контроля над морским пространством как условие роста государства и считает, что пространственное расширение государства возможно при наличии мощных военно-морских сил в качестве основного ресурса в решении политических задач государства. По его мнению, государство, не имеющее выхода к морю, лишается возможности участвовать в борьбе за политическое лидерство.

Идеи Ф. Ратцеля были развиты в трудах Рудольфа Челлена (1864–1922), которому принадлежит термин «геополитика». В работе «Государство как форма жизни» он рассматривает государство «как мыслящее и чувствующее существо, подобное людям», которому присущи все свойства человеческого организма: «Государства также существуют на поверхности земли благодаря собственной жизненной силе… находясь в состоянии борьбы за существование, они рождаются и вырастают, мы видим также, как они, подобно другим организмам, увядают и умирают». Борьба за выживание является сущностью государства-организма.

Война – всего лишь естественное продолжение борьбы за территорию, и вполне естественно, что крупные государства расширяют свое пространство за счет малых стран. Р. Челлен сформулировал основной тезис геополитики, ставший принципом действия великих держав: «Великие державы являются экспансионистскими государствами». По мнению ученого, нравственные оценки завоевательной стратегии в международной политике неуместны, так как именно борьба за политическое могущество определяет смысл и назначение государства. Как последствия этой борьбы «малые государства или вытесняются на периферию, или сохраняются в пограничных районах, или исчезают. И понятия справедливости или несправедливости здесь не должны применяться»[12].

Р. Челлен сформулировал положение о трех основополагающих принципах глобальной геополитики: расширение пространства, территориальная монолитность и свобода передвижения. Уделяя особое внимание анализу России и отмечая такие ее преимущества, как большая территория и монолитность государства, он обращал внимание на такой фактор, как ограниченный доступ к теплым морям, уменьшающий ее геополитические возможности. В отношении России как активного субъекта мировой политики Р. Челлен предлагает проводить политику дальнейшего ограничения доступа к морскому и океаническому пространству.

Влияние географического пространства на формирование культуры и менталитета народов рассматривал английский ученый Дж. Макиндер (1861–1947). Он условно разделил все пространство планеты на два основных полюса – «суша» (Евразия, континент, «срединная земля») и «море» (океаническое пространство, омывающее евразийский материк, плюс острова, в нем расположенные).

«Море» рассматривается как «морская цивилизация», обладающая культурно-историческими особенностями и отличающаяся от «суши», прежде всего, своими мировоззренческими установками. «Тевтонцы цивилизовались и приняли христианство от римлян, славяне же – от греков. Именно романо-тевтонцы впоследствии плыли по морям; и именно греко-славяне скакали по степям, покоряя туранские народы. Так что современная сухопутная держава отличается от морской уже в источнике своих идеалов, а не в материальных условиях и мобильности»[13].

«Суша» и ее культурный тип прямо противоположны «морю» во всем. Это цивилизация, ориентированная на традиционные связи и устойчивую систему духовно-нравственных ценностей, отличающаяся консерватизмом социально-политических структур. По Макиндеру, история последних веков – это война между «сушей» и «морем» за политическое лидерство. Он вводит понятие «сердце мира» или «хартленд», как центр материка, и рассматривает его как наиболее удачную территорию для контроля над всем миром.

По его мнению, «сердцем мира», или осью мира, вначале была Центральная Азия, откуда влияние ее было распространено на Запад. Позже ситуация изменилась, и именно приморские государства стали контролировать большую часть мирового пространства, однако в XX в. с развитием транспортных технологий ситуация вновь изменилась. Страны, не доступные морским державам, определили новые границы «хартленда». Причины непобедимости «хартленда» в невозможности контроля морским флотом этой зоны, поэтому попытки покорить огромные территории «хартленда» заканчивались крахом. «Хартлендом», по мнению Дж. Макиндера, была Россия. «В этом мире она занимает центральное стратегическое положение… она может по всем направлениям, за исключением севера, наносить, а одновременно и получать удары». «Кто управляет Восточной Европой, тот управляет "хартлендом”. Кто управляет "хартлендом", тот командует "миром-островом". Кто управляет "миром-островом", тот командует всем миром»[14].

Выводы Макиндера: чтобы помешать России контролировать «мир-остров», морским державам необходимо объединиться для противостояния России. Отсюда идея «санитарного кордона» вокруг России как наиболее эффективная геополитическая стратегия.

Далее А. Мэхен (1840–1914) сформулировал концепцию «морского могущества» США, реализовавшуюся в конце XX – начале XXI в. Главный тезис этой теории – «победит тот, кто обладает морем». Морская торговля – это всего лишь начало морской экспансии. Он видит прямую связь между оживлением торговли, развитием военного флота и расширением контролируемого мирового пространства. В работе «Проблема Азии и ее воздействие на международную политику» А. Мэхен вводит в оборот понятие «прибрежные нации» и отмечает: «Политика изменялась как с духом века, так и с характером и проницательностью правителей, но история прибрежных наций определялась не столько ловкостью и предусмотрительностью правительств, сколько условиями положения, протяженностью и очертаниями береговой линии, численностью и характером народа, т. е. вообще тем, что называется естественными условиями».

На территории мирового пространства он выделил особую «зону конфликта», в которой, по его мнению, неизбежно, вне зависимости от воли конкретных политиков, сталкиваются интересы «морской империи», контролирующей океанские просторы, и «сухопутной державы», под которой он подразумевал Россию. Морская империя, чтобы выжить, должна отбросить континентальную державу как можно дальше вглубь Евразии. Империи необходимо завоевать прибрежную территорию и поставить ее под контроль, для чего надо окружить противника кольцом военно-морских баз.

Стратегическая задача политики США, по мнению А. Мэхена, состоит в том, чтобы, заняв ведущие позиции в мировой экономике, выдвинуть идеологическую концепцию, соответствующую государству-гегемону, а затем установить полное мировое господство. Осуществить это возможно при условии устранения опасности, которую представляет Россия. Борьба «с непрерывной континентальной массой Русской империи, протянувшейся от Западной Малой Азии до японского меридиана на Востоке», – главная стратегическая задача, требующая много времени и средств. И А. Мэхен разрабатывает стратегию «анаконды», задачей которой является «удушение» потенциально опасного региона.

Для успешной реализации геополитической стратегии «анаконды» США, Великобритании, Германии и Японии следует объединиться против России и Китая. Эта стратегия активно применялась во время мировых войн, начиная с Первой мировой. Во Второй мировой войне «анаконда» душила «Срединную Европу» и Японию. США в этот период реализовали стратегически важную цель – ослабление двух опасных для них соперников: СССР и Германии. Войска США – союзника СССР – были задействованы, когда исход войны был предрешен успехами советской армии, однако советское государство понесло огромные потери и не могло представлять серьезной опасности для США, претендовавших на контроль над Западной Европой. Но с наибольшей силой эта стратегия реализуется в настоящее время, свидетельством чего является установка военных базы по периметру границы России.

Американский ученый Н. Спайкмен (1893–1943) – последователь теории Мэхена и сторонник применения силы в борьбе за политическое лидерство, выделяет три крупных центра мировой мощи: атлантическое побережье Северной Америки, европейское побережье и Дальний Восток Евразии и допускает возможность четвертого центра в лице Индии. Из всех трех евразийских регионов Спайкмен считал особо значимым для США европейское побережье, поскольку Америка возникла в качестве трансатлантической проекции европейской цивилизации. Усиление союза США с Великобританией для противопоставления Германии и России, по его мнению, должно быть приоритетным направлением в международной деятельности.

Доктрина Спайкмена адаптирована к политическим реалиям середины XX столетия и последовательно продолжает развитие стратегии «анаконды», согласно которой основной задачей США должна стать организация жесткого берегового контроля Европы, арабских стран, Индии, Китая и всей Юго-Восточной Азии, что окончательно закрепит мировое лидерство США.

Контроль над «маргинальным полумесяцем», или евразийским «Римлендом» – полосой, тянущейся от западной до восточной окраины Евразийского континента и охватывающей огромную сухопутную массу, начиная от Англии и заканчивая Японией, позволяет удерживать стратегические позиции. Формулу Макиндера Спайкмен заменил своей: «Тот, кто доминирует над Римлендом, доминирует над Евразией, а тот, кто доминирует над Евразией, держит судьбу мира в своих руках»[15].

Согласно теории Спайкмена о мировой экспансии США, для сдерживания возрастающей мощи мировых центров и для контроля над «Римлендом» США должны создавать новые военные базы соответствующей ударной дистанции. По мнению Спайкмена, необходимо сформировать политическое образование, которое должно быть выразителем идей США в Европе. Речь идет об объединенной Европе как придатке США, роль которой должна сокращаться. Власть на континенте постепенно будет переходить под контроль США.

К. Хаусхофер (1869–1946), автор концепции «континентального блока», предложил свое видение мировой политики и целей государства. Он разделял точку зрения относительно того, что сила должна быть основным и решающим средством решения мировых проблем, и полагал, что главной задачей государства является борьба за расширение жизненного пространства, а наиболее эффективным способом расширения – поглощение более мелких государств. Ко всем народам, считал политик, следует подходить с позиции силы. В связи с этим Хаусхофер смотрел на господство Германии над малыми государствами-соседями как на неизбежное и необходимое условие ее развития.

Задача Германии, по мнению Хаусхофера, – объединение в единый союз Германии, Японии и России для отпора морским державам, в частности США, затем экономическое проникновение в Россию и ее полное подчинение. Была разработана концепция «большого пространства», долженствовавшая стать серьезным препятствием для американской экспансии, которую политик считал серьезной угрозой миру.

Появление новых технологий в военной области обусловило применение иного подхода к проблемам геополитики. Создание новых типов вооружений – вначале стратегических бомбардировщиков, а затем межконтинентальных крылатых ракет – заставило по-новому рассматривать дальнейшую стратегию освоения пространства. Стали разрабатываться новые концепции, где воздушное и космическое пространство стало рассматриваться как арена столкновения политических интересов[16].

Поворотным моментом в освоении политического пространства стало появление ядерного оружия, обеспечивавшего странам, им обладающим, военное и политическое превосходство. Ядерное противостояние происходило достаточно длительное время, однако понимание того, что в ядерной войне победителей не будет, заставило искать новые подходы в реализации политических интересов и проводить их в жизнь невоенными средствами: экономическими, политическими, информационными. Кроме того, активное развитие мировой транснациональной экономики обусловило понимание того, что решить проблемы политического характера возможно без физического захвата территории.

В последующие годы стремительное развитие информационной сферы стирает географические границы, обусловливает новые подходы к формированию теорий и концепций, определяющих стратегию расширения политического пространства. И уже в концепциях, обосновывающих наступательные стратегии, разрабатываются технологии контроля над всеми уровнями политического пространства: наземным, водным, воздушным, космическим и информационным.

США последовательно продолжали линию атлантизма в отношении достижения мирового господства и предложили ряд новых концепций, среди которых была впервые озвучена идеология «нового порядка». Для оптимизации «нового порядка» нужен строгий контроль над источниками сырья, нужны огромные пространства, закрытые для западного хозяйства и контроля, потенциал которых в силу исторических обстоятельств был не только недоступен, но и служил к тому же стратегическому сопернику.

Однако общеизвестно, что удержание статуса мирового политического лидера требует колоссального экономического напряжения и постоянного военного вмешательства, что чревато негативными последствиями для развития империи и может обернуться для нее крахом. В связи с этим освоение новых эффективных технологий, среди которых приоритетное значение придается контролю над информационным пространством, становится решающим этапом в завоевании политического пространства и контроле над ним.

Информационная эпоха обеспечила подлинную глобализацию, позволившую перейти к глобальному управлению в режиме реального времени, помимо и поверх государственных границ. Информационное пространство объединило разновременные потоки реального мира, а глобальное управление перестало быть мифом.

Информационное общество усилило значение информационной политики, обусловило формирование новой доктрины борьбы за политическое пространство, соответствующей эпохе Интернета.

Результатом освоения информационного уровня политического пространства стала ноополитика. Термин «ноополитика» относится к политическому измерению ноосферы, или глобальной информационной среды, охватывающей киберпространство и все остальные информационные системы. В мире, характеризующемся глобальным уровнем взаимозависимости и формирующемся информацией и коммуникациями, способность воздействовать на информационные потоки и сообщения СМИ превращается в важный инструмент установления политического лидерства. М. Кастельс отмечает, что политики стали гораздо более искусно воздействовать на умы людей во всем мире путем использования ноосферы, т. е. через системы коммуникации и репрезентации, внутри которых происходит формирование понятий и выработка моделей поведения[17].

Информационные технологии изменили также традиционные представления о ведении военных действий. Прежде всего в техническом отношении: электронные средства коммуникации, разведывательные системы, беспилотные разведывательные аппараты становятся главными видами оружия при военном противостоянии.

Распад СССР, уход России из Восточной Европы были бы не возможны, как отмечают западные исследователи, без мощного воздействия на информационное пространство. Поражение СССР в «холодной войне» и последующий передел мирового пространства стали возможными во многом благодаря новым информационным технологиям, развитию которых придавалось в США в последние десятилетия особое значение.

Новые информационные технологии обеспечивают также культурную гегемонию США. Ряд исследователей сравнивают американский подход к проблеме с ситуацией в Древнем Риме и Британской империи. Для обеспечения своего господства Рим выработал систему законодательства, распространил латинский язык, создал привлекательный патриархальный порядок в римской семье. Британская империя использовала моральные нормы протестантизма, миссионерскую деятельность, свободную торговлю, демократические принципы. Иными словами, не только сила, но и привлекательность культуры, образа жизни, soft power имеют значение. «Мы – привлекательная империя», – говорит американский исследователь М. Бут. Сами американские специалисты указывают, что, владей арабы каналом CNN, события вокруг Кувейта, Югославии и Ирака имели бы иной мировой резонанс.

Хотя английский язык является языком лишь 380 млн жителей планеты, на нем выходит большинство книг. Страны, в которых население говорит на английском языке, производят 40 % мирового валового продукта, более 80 % материалов в Интернете созданы на английском языке. Будущая научная и политическая элита многих стран получает образование в США. Одно из определений американскому «культурному империализму» дал известный американский исследователь Р. Стил: «Культурные сигналы передаются через Голливуд и «Макдоналдс» по всему миру – и они подрывают основы других обществ… в отличие от обычных завоевателей, мы не удовлетворяемся подчинением прочих: мы настаиваем на том, чтобы нас имитировали». Во внешней политике Запада наблюдается смещение исследовательского интереса на системы ценностей и механизмы психологического воздействия.

3. Бжезинский утверждает, что «масштабы и влияние США как мировой державы сегодня уникальны», что связано с постоянным расширением зоны влияния страны на всех уровнях политического пространства[18].

Таким образом, можно отметить, что борьба за свои политические интересы ведется странами на всех уровнях политического пространства.