Папирус

Гиксосы по всем признакам были группой кочевых племён, стоявших на более низком экономическом и культурном уровне развития, чем египтяне.

Эти люди низкого происхождения, пришедшие неожиданно с Востока, обладая большой военной силой, имели дерзость вторгнуться в некогда богатую и могущественную страну и овладеть ею без труда и даже без боя.

Гиксосы были народом, до мозга костей пропитанным духом разрушения.

При их правлении не был воздвигнут ни один памятник исторического или культурного значения, не было создано ни одного литературного произведения, кроме жалобных плачей, рассказывавших об этих захватчиках, терзавших землю Египта.

Бесчинствуя в Египте, гиксосы в ярости сжигали города, превращали в развалины храмы богов, сравнивая их с землёй, варварски уничтожали памятники и произведения искусства, которые ещё уцелели после природной катастрофы.

Они лишили Египет всего его достояния, демонстрируя презрение и пренебрежение к религиозным чувствам египтян.

А с коренным населением они обращались с крайней жестокостью.

Гиксосы калечили раненных и пленных, у своих пленников они отрубали и отрезали части тел, были невероятно жестоки и во многих других отношениях.

Они крали детей и уводили женщин, обращали египтян в рабов и облагали их данью.

Гиксосы были пастухами и искусно владели луком.

А их цари правили, подражая египетским.

Ослабленность Египта после захвата и отделения его части помогла этим азиатским пришельцам надолго обосноваться в долине Нижнего Нила.

В то время они также правили Сирией и Ханааном, островами Средиземного моря и другими странами.

Гиксосы ввергли в нищету коренное население Египта, нападая обычно со своим скотом на его поля, как правило, перед жатвой.

Захватив Египет, разрушая, сжигая, насилуя и грабя, гиксосы основали здесь XV-ю (1650 – 1542 годы до н. э.) династию царей, первым из которых, выбранный из их среды, был Шалик (правил в 1650 – 1634 годах до н. э.), сделавший своей резиденцией Мемфис.

Он принял египетские титулы, обложил данью Нижний и Верхний Египет, а в наиболее удобных и приспособленных для обороны местах оставил военные гарнизоны.

К востоку от Дельты, на северо-восточной границе Египта, Шалик открыл удобно расположенное место, названное в честь Сета – бога пустынь и иноземных стран – Аварисом.

Это был стратегический пункт, в котором он обосновался надолго, и откуда он мог контролировать весь Египет и Сирию.

Укрепившись в Северо-Восточном Египте, он разбил здесь большой лагерь и начал строить свой главный город, надёжно укрепляя его.

Снаружи лагерь был обсыпан массивным земляным валом, так как обороняющиеся, очевидно, строили свою защиту на применении отрядов лучников и колесниц, что исключало возможность рукопашного боя возле лагеря и его штурма.

Впоследствии, под влиянием древнеегипетских способов фортификации, этот вал был заменён каменными стенами.

Одновременно с этим гиксосы использовали и достижения ханаанейских племён Палестины в области строительной техники.

Такое же гиксоское укрепление находилось и в городе Абусир-эль-Мелек.

Здесь тоже был важный для гиксосов в стратегическом отношении район.

Из своей столицы Авариса гиксоские правители, не имея в то время соперников, правили и держали в повиновении не только Египет, но и Западную Азию, и Северную Африку.

Для защиты своих границ Шалик разместил в Аварисе гарнизон, насчитывающий 240.000 вооружённых воинов.

Из этого города-крепости управлялся весь Египет.

Здесь цари гиксосов принимали дань и давали инструкции подчинённым им местным правителям.

Раз в год, обычно летом, Шалик с инспекционной поездкой посещал Аварис для распределения продовольствия, выдачи жалованья войску и организации манёвров, придуманных для устрашения чужеземцев.

За Шаликом последовали гиксоские цари Шеши (правил в 1634 – 1620 годах до н. э.) и Якубхер (правил в 1620 – 1612 годах до н. э.).

А далее царствовали наиболее могущественные цари Хиан (правил в 1612 – 1592 годах до н. э.), и Апопи I-ый (правил с 1592 года до н. э.), который говорил про своего отца:

– «Мой отец, Сет (Хиан), властитель Авариса, подмял под себя все чужеземные страны!».

Их владения простирались от первых нильских порогов на юге, до Средиземноморья на севере, и до Евфрата на востоке, включая в себя, кроме Египта, ещё и Сирию с Палестиной.

Однако их потомок и преемник, царь Апопи II-ой (правил до 1551 года до н. э.), тоже выдающийся монарх, не сумел сохранить это влияние.

Эти первые шесть фараонов из династии гиксосов постоянно стремились истребить египетский народ, причём всё время по возрастающей.

Их правление было более чем жестоким.

Они не ведали милосердия.

В своих крепостях-гарнизонах они пытали и казнили египтян, отсекая части их тел.

Южнее Египта, в Куше (Эфиопия) параллельно с XV-ой правила ещё и XVI-ая (1650 – 1540 годы до н. э.) Гиксоская династия.

Гиксосы переняли египетские обычаи и порядки, и, поначалу, поддерживали египетскую бюрократию, но никогда не стремились к ассимиляции.

Постепенно они заменили свои иноземные титулы «Правитель иноземных стран», «Благой правитель», «Благой бог» на традиционные титулы египетских царей.

Гиксоское владычество имело, однако, и некоторое положительное значение для развития Египта.

Они шире, чем египтяне, применяли бронзовое оружие и способствовали развитию производства бронзового сплава в Египте.

Гиксосы впервые ввели коневодство и колёсный транспорт, познакомили египтян с колесницами на лёгких колёсах (на спицах), запряжёнными лошадьми, ранее неизвестными в Египте, а также со своеобразными приёмами фортификации.

Они упростили египетскую письменность, создав чисто алфавитное письмо.

Время правления четвёртого гиксоского царя Хиана было временем наибольшего усиления гиксоской державы и гиксоских царей, правивших в Египте.

Войско гиксосов, как и всех кочевых племён, в подавляющем большинстве составляла конница, вооружённая луками со стрелами.

Использование этого нововведения считалось революционным ещё долго в течение последующих столетий.

Они нападали неожиданно, стремительно, большой массой с криками, гиканьем, выпуская тучи, разящих врага, стрел.

Но их армия была рассчитана только на наступление.

И в этом была её относительная слабость.

Им не хватало организованности, дисциплины, тактической смётки.

Да и вооружение их было однообразным.

Всё это вместе, в сочетании с отсутствием других видов войск и оборонительного вооружения, не позволяло им варьировать свою тактику в зависимости от меняющихся боевых условий.

Гиксосам так и не удалось образовать сильной самостоятельной державы.

Это объясняется тем, что племена, образовавшие гиксоский конгломерат, не были сплочены ни в экономическом, ни в культурном отношении, и представляли собой довольно рыхлое объединение.

И в чисто культурном отношении гиксосы стояли ниже египтян.

А крайняя жестокость и распутство гиксосов глубоко врезались в память народа Египта.

Они осквернили и сожгли папирусные свитки и произведения искусства.

На своих станах они пытали пленных, подбрасывая осечённые части тел к небу, глумясь при этом над богом.

Зубы выбивались, глаза выкалывались, конечности отсекались, а головы жертв отрывались.

Они проповедовали только веру в свою высшую силу и демонстрировали её на беззащитных жертвах.

Последняя из египетских династий при Гиксосах XVII-ая (1650 – 1552 годы до н. э.) называлась одновременно династией «пастухов и фиванских царей».

Её принцы в годы владычества гиксосов правили и в Фивах, то подчиняясь захватчикам, то, начиная с 1560 года до н. э., иногда даже воюя с ними.

Постепенно гиксосам, начиная со времени правления царя Хиана и вплоть до времени правления царя Апопи II, приходилось иметь дело с постоянно возрастающим сопротивлением египтян, постепенно выливающимся в локальные кровопролитные схватки.

В самом начале XVI-го века до нашей эры, году, эдак в 1597-ом, в Древнем Египте, в середине II-ого переходного периода (XVII-ХVI-ые века до н. э.) уже от Среднего царства к Новому (XVI–XI-ые века до н. э.) с XVIII–XX-ой династиями теперь уже египетских фараонов, и спустя почти сто лет после начала заката Среднего царства – этого золотого века, на который пришёлся особый расцвет древнейшей в Мире египетской литературы, красочно описывавшей историю, – произошло событие, положившее начало борьбе против господства в Египте азиатских кочевых племён гиксосов, их низвержения и изгнания обратно в Азию.

Это было первое существенное вооружённое выступление египтян против гиксосов, происшедшее под Абусир-эль-Мелек у восточного входа в Фаюмский оазис.

Египтяне, естественно, ненавидели гиксосов, как иноземных захватчиков, и в самом начале XVI-го века до н. э. начали упорную борьбу против их владычества.

Отчаявшись и не дожидаясь, пока центральная власть, или, вернее, то, что от неё осталось, поднимет народ на борьбу против иностранных поработителей, первыми поднялись египетские крестьяне – феллахи, составлявшие, естественно, большинство населения страны, на чьи трудовые плечи легла основная тяжесть экономического гнёта.

В 1597 году до н. э. молодой человек по имени Абу вместе со своим отцом по имени Али, как обычно, обрабатывали свой надел земли их сельской общины.

Они с большим трудом заплатили свою долю общинной дани и теперь, превозмогая усталость, наслаждались свободным трудом на себя.

Матери у Абу давно не было. Во времена его младенчества она была уведена в рабство гиксосами.

В это же время они покалечили и его отца, пытавшегося вступиться за жену, но всё же остановленную им ради спасения поблизости спрятанного их наследника.

Так они и жили вдвоём с отцом, скудно питаясь от своего тяжёлого крестьянского труда, жалуясь на жизнь, проклиная поработителей, прося помощи у богов.

И вот однажды, во время подготовки к жатве очередного урожая эммера, к их полю, находившемуся в восточной части Фаюмского оазиса, начало подступать гиксоское стадо.

Отец и сын, как один, встали на защиту своих владений, энергичными жестами и громкими словами, пытаясь остановить вторжение на их поле вражеского скота:

– «Гей, гей! Пошли вон! У-у, гиксоские выродки!» – в один голос кричали феллахи.

Но тут один из гиксоских всадников, охранявших стадо, хлестнув плетью своего коня, подскочил к непокорным, и с близкого расстояния поразил старшего стрелой из лука.

Та насквозь пробила бедняге грудь вблизи сердца.

Али, как подкошенный упал навзничь, из-за чего наконечник стрелы совершил обратное перемещение, разрывая рану на спине.

Кровь хлынула из его, издавших предсмертный вопль, уст.

Абу склонился над умирающим отцом, покрывая его вспотевшую грудь своими неожиданно хлынувшими горько-солёными слезами:

– «Отец! Ну, как же так? За что? Тебе больно? Не умирай!».

Но тот недолго мучился в конвульсиях и вскоре затих.

Абу провёл ладонью по лицу отца, навеки закрывая его глаза.

Неистовый гнев охватил юношу.

Кровь закипела в его жилах.

Бессильная злоба затмила его полные слёз глаза.

Исполинская сила наполнила его мышцы.

И неодолимая решимость толкнула юношу на действия.

Тем временем всадник-убийца, на всём скаку проскочивший было мимо них, развернулся и теперь с коротким копьём наперевес во весь опор помчался назад, решив теперь добить и юную жертву.

Как только тот завершил взмах и начал движение руки вперёд, сделав полёт копья необратимым, Абу вскочил с ног, уворачиваясь от возможной траектории движения смертоносного снаряда.

Его, годами тренированное долгим крестьянским трудом, тело сработало, как разжавшаяся пружина.

Одним прыжком он оказался около, подскочившего уже к нему, коня, могучими руками перехватил начинавшийся излёт копья, немного тормозя его в своих отполированных сельскохозяйственными орудиями труда, ладонях, и разворачивая своё жилистое тело на ловко-мускулистых ногах.

Словно не давая копью остановиться, Абу продолжил его, но уже направляемое им, круговое движение, глубоко вгоняя в шею коня.

Тот, сломав копьё, вскочил на дыбы и громко храпя, рухнул боком наземь, придавливая своей тушей всадника.

Ещё не остыв от гнева, держа в дрожащих от напряжения руках обломок копья, Абу вогнал его в горло неприятеля, навеки пригвождая того к своей родной земле.

Очнувшись от происшедшего, он с омерзением отскочил от разливающейся лужи смешавшейся конской и человеческой крови, превращающуюся в не до человеческую.

Постепенно юноша пришёл в себя.

До него начало доходить молниеносно свершившееся.

Абу осмотрелся кругом, не зная, что предпринять.

Небольшие клубы пыли, поднятые с созревшего поля парнокопытными, на некоторое время скрыли его и всё происшедшее от глаз остальных пастухов гиксосов.

Но надо было срочно действовать.

Понимая, что ему всё ещё грозит смертельная опасность, Абу наклонился над телом отца, вслух обещая ему:

– «Отец, я вернусь и похороню тебя».

И он, периодически оборачиваясь, побежал прочь по полю, всё дальше удаляясь от места трагедии.

Увидев, что конники всполошились в поисках своего, Абу залёг в неглубокую борозду, невольно маскируясь от возможных преследователей высотой созревших злаков.

Издали он видел, как один всадник подскакал к трупам, спешился, наклонился над ними и громко позвал других.

Подскакали ещё двое, спешившись, ставшие что-то громко обсуждать, размахивая руками и показывая друг другу в разные стороны.

Затем они вскочили на коней и поскакали в разных направлениях, всматриваясь в поля.

Один из них даже забрался на круп своего коня, встав на него на колени и пытаясь как можно дальше вглядеться вдаль.

Но Абу они не заметили.

Вскоре, никого не обнаружив, или подумав, что второго злоумышленника вообще не было, всадники поскакали за стадом, не обращая внимания на труп своего клеврета.

Подождав, пока всадники и стадо уйдут к горизонту, Абу встал и возвратился на место гибели отца.

Пользуясь достаточной высотой злаков, на некотором расстоянии скрывавших трупы и присевшего его самого, Абу начал судорожно рыть могилу для отца.

В ход пошли мотыга и серп, а также, снятый с трупа гиксоса, кинжал.

Вскоре неглубокая могила, наспех вырытая в тяжеловато-сухом придорожном грунте, была готова.

Абу обломил оперение стрелы, перевернул тело отца на бок, и с трудом выдернул её наконечник из спины.

Бережно обернув в скудное тряпьё тело отца, он бережно опустил его в могилу.

Не стыдясь слёз, он засыпал тело родителя, пригладив напоследок поверхность холмика.

– Спи отец в родной земле, на своём поле! И пусть боги примут твою душу в своё царство мёртвых! – сказал вслух осиротевший Абу.

Потом он зачем-то засунул обломок стрелы за пояс.

К тому времени большое стадо с пастухами гиксосами в облаке пыли уже ушло вдаль за горизонт.

Абу снял с трупа коня попону, а с убийцы своего отца лук со стрелами, и какие-то ремни с кожаными ножнами, вложив туда пыльный кинжал.

Нацепив всё на себя, он зачем-то взвалил на плечо ещё и свёрнутую попону с мотыгой и серпом, и быстро пошёл прочь на восток к долине Нила.

Он уже почти бежал и думал не столько о своей дальнейшей судьбе, сколько о возможности поскорее покинуть, столь неожиданно случившееся, своё первое поле брани.

Надо было быстрее улепётывать, пока гиксоские всадники снова бы не возвратились и не начали бы его поиск.

С этой целью Абу свернул с дороги и пошёл через поле зигзагами, периодически оглядываясь назад.

Затем он понял, что по следу в поле его смогут быстро найти, и вновь вышел на дорогу, которая фактически была всего лишь еле заметной тропой.

Его опасения оказались не напрасны.

Вскоре показались всадники, снова рыскающие по полю в различных направлениях.

Наконец один из них издал громкий гортанный крик, означавший, видимо, что след беглеца найден.

Сразу три конника бросились по оставленным в поле следам Абу.

Но хитроумный крестьянин догадался повернуть в противоположном направлении, назад, к месту трагических событий.

И это его спасло.

Абу немного прополз в злаках, спрятавшись за небольшой придорожный кустик, откуда со страхом и тревогой наблюдал за тщетными стараниями преследователей, ищущих его в противоположном направлении, всё дальше от его схрона здесь.

Гиксосы снова потеряли след, и никого вдали не увидев, прекратили свои поиски.

Всадники повернули восвояси, что-то зло бормоча друг другу и неистово стегая своих коней, пытаясь опять догнать своё стадо.

Абу сел на колени и начал молиться богу Осирису за своё спасение.

Немного отдышавшись и успокоившись, он встал, отряхнулся от пыли, и снова побрёл на восток, к Нилу, в тревожное и неизведанное.

По дороге Абу встретил троих, таких же, как он, феллахов что-то оживлённо и даже взволнованно обсуждавших около двух трупов своих соплеменников.

Молча поприветствовав крестьян, юноша спросил:

– «А что… произошло?!».

– «Да вот… гиксосы, проклятые, наших убили!» – ответил один из них.

– «Эти псы-пастухи совсем обнаглели! Не только грабят нас – убивают ни за что, за всякий пустяк!» – продолжил второй.

– «Надоело всё это! Надо что-то делать!» – добавил третий.

– «А я вот уже сделал!» – кивнул Абу на свои трофеи.

Феллахи оживились, рассматривая накинутую на плечо юноши попону, висящий через плечо лук и сжимаемое в руках снаряжение.

– «Так это же оружие!?» – удивился один из них, трогая кинжал за поясом таинственного гостя, и пробуя пальцем на остроту обломок стрелы.

– «Расскажи, расскажи нам!» – попросили наперебой остальные.

Абу кратко рассказал о только что случившимся с ним.

– «А ты очень смелый и умный юноша! – заключил самый старший из них – Тебе бы руководить целым отрядом таких же отважных воинов!».

Глядя на одухотворённое лицо юноши, его большие карие выразительные глаза на овальном загорелом лице в обрамлении густых чёрных курчавых волос, феллахи прониклись к нему не только уважением, но и симпатией.

Восхищённо глядя на героя, представившегося им, как Абу-Али, они с радостью и возникшей решимостью восприняли его предложение продолжить путь вместе и, наконец, отомстить зарвавшимся захватчикам за свои мучения и страдания.

Образовался отряд из четырёх человек, вооружённых в основном мотыгами.

На всех их приходились ещё и захваченные Абу лук с двумя дюжинами стрел, серп и кинжал.

По предложению сотоварищей он стал предводителем отряда.

– «Абу! Мы хотим, чтобы ты стал нашим предводителем! – попросил самый старший из них – Ты молод, силён и умён, и уже умеешь убивать! А я хоть и бывший воин, но уже стар для этого дела».

– «Ладно, – смутился юноша – попробую!».

В силу своей молодости, он ещё ничего военного не умел делать.

– «Попробуй! – протянул ему руку пожилой, с улыбкой представляясь – Анум!».

Среди этих трёх крестьян он был не только самым старшим по возрасту, но оказался и бывшим воином.

Он наспех обучил Абу и двух других крестьян не только навыкам стрельбы из лука, но и некоторым приёмам рукопашного боя с применением холодного оружия и подручного сельскохозяйственного инвентаря.

Абу оказался очень способным учеником.

Крестьянская смётка, помноженная на природный ум, сила и ловкость, присущие молодости, зовущая к отмщению ненависть к врагу, – помогли ему быстро освоить азы воинской науки.

– «Нам надо идти к Нилу, а потом на юг к Фивам. Я слышал, там уже готовятся к борьбе с гиксосами!» – предложил Анум.

– «Хорошо!» – недолго думая, согласился с авторитетом молодой предводитель.

По дороге из Фаюмского оазиса к Нилу отряд Абу-Али пользовался поддержкой и сочувствием местных феллахов, обеспечивавших восставших провиантом и нехитрым крестьянским инвентарём, приспособленным под оружие, одновременно пополняя их ряды добровольцами из своей среды.

По пути повстанцы нападали на гиксоских чиновников и малочисленные группы их воинов, убивая их и пополняя свой арсенал более существенным вооружением.

Несмотря на неизбежные при этом потери, отряд рос в численности, а его контингент набирался опыта, знаний и умений.

При выходе из Фаюмского оазиса близ города-крепости Абусир-эль-Мелек отряд Абу-Али, до этого стремившийся избегать вооружённых столкновений с относительно крупными воинскими подразделениями гиксосов, на этот раз был вынужден принять бой с численно превосходящим противником, перерезавшим дорогу на юго-восток.

Абу-Али со своими соратниками пошли напролом сквозь относительно редкие ряды гиксосов, имея главной целью поскорее прорваться через их заслон, а затем оторваться от возможного преследования.

К тому времени у воинов Абу-Али уже имелись и свои средства передвижения: лошади, ослы и волы с волокушами.

Понеся значительные потери, но нанеся ещё большие врагу, повстанцы Абу-Али прорвались через отряды гиксосов и устремились по полупустынной дороге на юго-восток к долине Нила.

Слух о происшедшем бое быстро разнёсся по округе, как среди египтян, так и среди захватчиков.

После этого за предводителем повстанцев закрепилось прозвище Абу-Али-эль-Мелек.

Уже почувствовавший уверенность молодой предводитель понимал, что удача не может долго ему сопутствовать.

И он направил свой отряд по дороге долины левого берега Нила в южном направлении, стараясь как можно скорее достичь дружественной территории одного из ближайших номов.

После многодневного похода, сопровождавшегося, хотя и мелкими, но частыми победами, повстанцы Абу-Али-эль-Мелека, переправившись через Нил, достигли Фив, где были радостно встречены народом и царём всего южного Египта Сенусертом V-ым (правил в 1604 – 1592 годах до н. э.).

– «Ваше Величество, я привёл к вам моё войско! Во многих местах мы побили гиксосов! И теперь мы готовы сражаться с врагами под вашим водительством!» – упал на колени перед владыкой фактически самозваный молодой воевода Абу.

– «Встань, сын мой! – ласково обратился к молодому человеку молодой царь – Очень хорошо! Но ещё это время не настало! Иди пока, тебя наградят и примут всех твоих людей. А время борьбы с гиксосами непременно придёт!».

Хотя гиксоские цари формально правили на территории всего Египта, в южных областях их владычество ощущалось слабо.

Поэтому их номархи позволяли себе некоторое вольнодумство.

Во главе южных номов стояли Фивы – прежняя столица всего Египта.

Фиванские номархи при гиксоских царях усилились настолько, что ещё правитель Фив Иниотеф IV-ый (правил в 1650 – 1645 годах до н. э.) принял титул царя всего Египта и основал XVII-ю египетскую династию, правившую параллельно с последними гиксоскими царями XV-ой и XVI-ой династий.

Девятым представителем этой, XVII-ой, египетской династии и был Сенусерт V-ый.

Однако вопреки всеобщему ликованию в Фивах и устойчивому желанию египтян освободиться от ига гиксосов, действительно время для этого ещё не подошло.

Поэтому реальной поддержки в развитии восстания повстанцы не получили и были вынуждены пока раствориться в среде местного населения.

Отряд Абу-Али-эль-Мелека распался, и его воины органически влились в различные низшие слои фиванского общества.

Самому Абу предложили карьеру профессионального военного, с чем он, теперь уже со знанием дела и с удовольствием, согласился.

Этот шестнадцатилетний юноша рос, мужал, учился военному делу, тренировался, постепенно превращаясь в видного военачальника местного масштаба.

Он женился, обзаведясь несколькими детьми.

Один из них, сын Плат, родился в 1591 году до н. э. уже при царе Себекемсафе III-ем (правил в 1592 – 1583 годах до н. э.).

Он рос при фиванских царях Иниотефе VI-ом (правил в 1583 – 1578 годах до н. э.) и Иниотефе VII-ом (правил в 1578 году до н. э.).

Со временем, пойдя по стопам своего знаменитого отца, он стал военным при царе Секененре-Таа I-ом (правил в 1578 – 1573 годах до н. э.).

В восемнадцатилетнем возрасте он служил в его личной охране, когда в 1573 году до н. э. на глазах Плата трагически оборвалась жизнь и его отца и их царя.

В этот раз, в прежнюю столицу всего Египта Фивы, как обычно, прибыл представитель властвовавшей гиксоской династии, посланный их царём Апопи I-ым.