Вид с крыши

© Жюли Кошка, 2018

ISBN 978-5-4490-9258-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Что-то ты физику сегодня у меня не стала списывать. Сама смогла сделать? – спросила Вероника, с интересом поглядывая на подругу. Наташка не отличалась глубокими познаниями в этом предмете, да, собственно, и не стремилась отличаться. Ей и так было хорошо. Она просто всегда перед занятиями физики брала тетрадь у Вероники, и все списывала, а сегодня не стала, хотя домашка была сложная.

– Нет, Серый списать дал. Представляешь, сам предложил! – Наташка сделала круглые глаза и выразительно посмотрела на Веронику. Девочки, не торопясь шли домой, наслаждаясь наконец-то обретенной после восьми уроков свободой.

– С чего это он? – Вероника удивленно приподняла брови. Хотя, что тут удивляться. И так все было ясно. Наташка очень симпатичная, с хорошей, уже почти оформившейся к четырнадцати годам фигурой, с доходящими почти до талии, всегда распущенными светло-русыми, густыми и даже немного вьющимися волосами, с большими темно-карими глазами, обрамленными длиннющими и всегда умело подкрашенными ресницами, розовощекая и вечно улыбающаяся. Девочка с такой внешностью, да, к тому же еще веселая, общительная и выплескивающая в мир кучу своих идей и неугомонных фантазий, не могла не привлекать мальчишек. Серьезно Наташка пока не с кем из них не дружила, но вниманием пользовалась. Вероника ей немного завидовала. На нее представители противоположного пола совсем никак не реагировали. Некое подобие романа случилось у нее в детском саду, в подготовительной группе. Она чем-то приглянулась новенькому мальчику, который пришел к ним в начале года. Он всегда старался сесть рядом с ней, отбирал для нее у других хорошие игрушки и никому не позволял ее обижать. Вероника до сих пор так и не поняла, нравился он ей или нет. Тогда она очень мало значения придавала подобному к ней отношению. Ну, ухаживает и ухаживает, приятно, конечно… А после новогодних праздников он не пришел. Воспитательница сказала, что они получили квартиру где-то в другом районе. И когда Вероника поняла, что, возможно, больше никогда не увидит его, ей стало вдруг грустно и досадно. И сейчас она иногда вспоминала этот детсадовский небольшой роман, и ей становилось еще печальнее от того, что к четырнадцати с половиной годам он оказался единственным в ее жизни…

– Да я сама немного удивилась! Я уж с месяц, как заметила, что он на меня поглядывает. А сегодня вдруг перед уроками тихо так спрашивает: «Ты физику сделала?» «Нет», – говорю. «Возьми у меня, спиши, если хочешь», – сует мне тетрадку, а сам краснеет, как рак вареный и глаза опускает. Смотреть на меня стесняется. Ну, я отказываться не стала. В физике он, вроде, шарит. Так что взяла и списала… Слушай, ты что сегодня вечером делаешь?

Вероника в раздумье пожала плечами.

– Да ничего.

– Приходи ко мне. Ванька приехать должен. Поболтаем, музыку послушаем. Родители, конечно, дома будут, в том числе и Ванькины, но им будет не до нас. Так что…

Ванька, или Иван, – это двоюродный брат Наташки. Ему было уже пятнадцать, и он учился в девятом классе. С родителями, а иногда и один, он часто бывал в гостях у родственников, поэтому Вероника его хорошо знала. Причем знала уже лет с восьми, с тех пор, как они с Наташкой познакомились в первом классе и стали дружить. Такой же подвижный, живой, веселый и неугомонный, как Наташка. Они даже внешне сильно походили друг на друга, хотя были только двоюродными. Веронике он, пожалуй, даже нравился, но вот нравилась ли она ему? На этот вопрос, который отчего-то часто лез ей в голову, Вероника всегда однозначно отвечала «нет». И, почему-то, при этом испытывала чувство легкой, а может, даже и не слишком легкой досады.

– Хорошо, приду, если мама отпустит.

– Да уж ко мне-то отпустит, наверно!

– Наверно… – Вероника вздохнула. Мама далеко не всегда, и далеко не везде разрешала ей ходить. Наташке в этом плане жилось гораздо более вольготно. И тут Вероника ей тоже немного завидовала. Мама, вообще, во всем старалась контролировать жизнь Вероники. Хотя, нельзя сказать, что она чересчур ее ограничивала. Пожалуй, формально она ей даже ничего не запрещала. Просто она говорила: «Вероника, ты ведь уже взрослая, сама прекрасно понимаешь, что этого делать не стоит…» И Вероника соглашалась, но порой чувствовала, что если бы не согласилась, и поупорствовала в своем выборе, то мама бы, возможно, отступила и сдалась. Изредка Вероника даже так и делала, и результаты ее вполне устраивали, но огорчать мать она не любила, и согласиться с ней было для нее значительно проще, чем идти наперекор.

Вероника пришла домой, скинула обувь, стянула пальто и шапку, которую мама настойчиво советовала носить, хотя многие девчонки, да и Наташка тоже, ходили пока еще без головных уборов, так как на улице стоял конец октября, и погода была не особо холодная. Она подошла к большому зеркалу в прихожей, распушила предательски примятую шапкой челку, поправила приплюснутую прическу из косичек и оглядела себя с головы до ног. Она была среднего роста и стройная (надо отдать должное ее маме, которая неусыпно следила за ее осанкой), излишним весом не страдала, и, пожалуй, даже была чуть худее, чем Наташка. Все это ее устраивало. Но на этом, то с чем она пребывала в гармонии, заканчивалось. А дальше начиналось то, чем она была либо недовольно, либо возмущена, либо от чего, вообще, приходила в отчаяние. Почти не было груди. Понятно, что ей только четырнадцать, но у многих девчонок в классе с этим все в полном порядке, а у нее…. Мама как-то не так давно веско сказала: «Вырастет», и Вероника верила и надеялась. Но если этот изъян, возможно, скоро и пройдет, то цвет волос… Она бы их прямо сейчас перекрасила во что угодно, только чтобы не видеть этого безобразия в зеркале. Но мама неустанно восторгалась ее волосами! Рыжие… Нет, ни огненно-рыжие, и ни какие-нибудь там каштановые или с медным отливом, как у красавиц из романов, а светло-рыжие, даже не светло, а блекло рыжие. Веронике казалось, что прежде, чем ее волосы попали к ней, их долго-долго держали под палящим солнцем, и отдали ей только тогда, когда они стали полностью выцветшими, слинявшими и обесцвеченными. Длинные прямые блекло рыжие патлы – она воспринимала их именно так. Состричь бы, но опять не советовала мама. И приходилось каждое утро с ними возиться, расчесывая, укладывая в какие-то прически, заплетая в косы… А еще глаза. Вероника всегда мечтала о зеленых глазах, как у мамы. Но нет. Глаза у нее были серые, папины. Она никогда не любила серый цвет. Он казался ей печальным и даже скучным. И у нее глаза именно такого цвета! Худенькая и стройная, но с не оформившейся фигурой, с тускло-рыжими волосами, заплетенными в какие-то девчачьи детские косички, хоть и мудрено уложенные на затылке, с пусть даже и большими, но серыми, как пасмурное небо, глазами, и от них становящимся блеклым и бесцветным лицом (мама полагала, что краситься ей еще слишком рано), она казалась себе настоящим заморышем. И как с такой внешностью можно кому-то нравиться? Вполне естественно, что мальчишки даже не смотрят в ее сторону. А ведь некоторые девчонки из их класса уже встречаются с мальчиками. Но ей это точно не грозит. Вероника уныло вздохнула. Но, в конце-то концов, ей только четырнадцать, внешность меняется, да и самой можно многое чего подправить (не всегда же мама будет ее наставлять), а мальчики… Вероника вспомнила, что Наташка пригласила ее к себе вечером. А там будет Иван. От этой мысли по спине пробежали приятные мурашки. Пусть он на нее, как на девчонку и не смотрит, но все же сегодня она окажется в мужском обществе. Так что надо побыстрее выучить уроки и привести себя в порядок. И Вероника со значительно улучшившимся настроением отправилась в свою комнату, чтобы начать заниматься.

Они жили с мамой и папой в большой трехкомнатной квартире. Братьев и сестер у Вероники не было. И иногда она жалела об этом. Наташка, конечно, хорошая подруга, но Вероника хотела бы иметь кого-то родного и близкого, с кем бы можно было поделиться своими мыслями и проблемами, и кто бы всегда был рядом, жил вместе с ней. Да и мамино чересчур ответственное воспитание ложилось бы не только на одни ее порой уж слишком покладистые плечи, но и еще на чьи-нибудь, возможно, более свободолюбивые и непокорные. Но это были мечты. А, вообще, жилось Веронике, не смотря на мамину дотошность в педагогических вопросах, не так уж и плохо. Родители ее любили. Причем отец любил практически безо всяких корректирующих посягательств на ее личность. И Вероника была ему за это благодарна. Папа преподавал в институте, и три года назад получил профессорское звание, чем Вероника очень гордилась. Отец почти все время был занят работой: либо пропадал в институте, читая лекции студентам, либо сидел дома, утопая в книгах, интернете и своих записях. Но на то, чтобы выслушать Веронику, попытаться решить ее проблемы, найти какое-то порой так необходимое доброе слово, у него времени все же хватало.

Мама тоже преподавала в институте, но, все же, тратила на свою работу гораздо меньше времени, чем отец. На первом месте у нее всегда стояло воспитание дочери. В Веронике она души не чаяла, но, возможно, именно поэтому во всем опекала ее и была к ней очень требовательна, стремясь, чтобы дочь являлась постоянным поводом для гордости. И Вероника старалась соответствовать возложенным на нее запросам, хотя, нередко, и уставала от этого…

Вероника быстро сделала домашнее задание, приготовила на скорую руку ужин, так как мама сказала, что придет сегодня попозже. А когда раздался звонок в дверь, она уже была полностью готова к тому, чтобы идти к Наташке в гости. Ей очень хотелось подкраситься, но она знала, как на это отреагирует мама, поэтому не стала рисковать.

– Мамочка, привет! – Вероника выхватила из рук матери тяжелую сумку с продуктами. – Как дела?

– Привет, дорогая! Все хорошо. Ты куда-то собралась? – Мать сразу заметила, что Вероника одета не по-домашнему.

– Да. Я хотела к Наташе сходить. Можно?

Мать взглянула на часы.

– Уроки все сделала? – Вероника утвердительно кивнула. – Ладно. Но только до восьми часов, хорошо? И еще. Там опять эти парни на лестнице собрались, как будто места другого нет. Спустись, пожалуйста, на лифте, не ходи пешком.

– Хорошо, мам.

Они жили на втором этаже. А на площадке между вторым и первым этажами постоянно собиралась молодежная компания. Особенно вечером часто можно было даже сквозь запертую дверь слышать гул их разговора, громкий гогот и крики. Маме это очень не нравилось. Она пыталась с ними бороться, иногда выходила и делала замечания, просила уйти, но все это мало помогало. В лучшем случае на один раз. И если Веронике нужно было куда-то выйти, а площадка была оккупирована молодежью, то мама всегда отправляла ее на третий этаж, чтобы она спустилась оттуда на лифте, так как с их, второго этажа, лифт не ходил.

Вероника надела шапку, пальто и изящные высокие ботинки со шнуровкой – она их очень любила и гордилась ими, так как отвоевала разрешение на их покупку в споре с мамой. Перекинув через одно плечо свой рюкзачок, Вероника махнула маме рукой и выбежала за дверь. На межэтажной площадке галдела компания человек из семи-восьми. Вероника скользнула по ним взглядом и быстрым шагом направилась по лестнице на третий этаж. Кнопка вызова лифта ярко светилась оранжевым светом и никак не гасла. Вероника прислушалась: лифт молчал. Она со слабой надеждой потыкала в кнопку пальцем, но та, как горела, так и продолжала гореть. Лифт не работал. Вероника вздохнула и стала спускаться вниз по ступенькам. Что ж, придется пройти сквозь кучу курящей и, наверняка, выпивающей молодежи. Добравшись до второго этажа, Вероника ускорила шаг. В нос ударило едким запахом дыма и пива. Вероника опустила глаза, стараясь быть как можно менее заметной, но все-таки чувствовала, что на нее пялятся.

– О, а чё не на лифте-то? Решили до нас снизойти, или лифт подвезти отказался?

Раздался дружный гогот. До спуска на первый этаж всего два шага. Вероника метнулась к спасительному выходу, но один из парней преградил ей дорогу.

– Да ладно, не спешите, мадемуазель, или как вас там? Почтите уж нас своим присутствием. А то вы все на лифте, да на лифте. Познакомимся, хотя бы. С вашей-то maman мы постоянно общаемся. Она нас все просит покинуть помещение. Будем теперь и с вами знакомы.

Снова раздался дружный хохот, а парень, говоривший это, схватил ее за руку чуть выше локтя. Вероника испугалась и дернулась в сторону.

– Пусти!

– Мы к ней на «вы», а она к нам, как к холопам! Нехорошо!

Вероника быстро вскинула глаза на державшего ее парня. Он издевательски улыбался, в глазах горел злой огонек. Вероника снова попыталась вырваться, но парень не отпускал ее.

– Хватит! Пусти ее, Мих!

Вероника обернулась в сторону голоса. С подоконника соскочил еще один парень. Он был выше и явно старше первого. Когда он подошел вплотную к ним, Вероника узнала в нем соседа с девятого этажа. Она знала о нем только то, что он учится в одиннадцатом классе, и что его мать года три назад разошлась с его отцом, который пил и хулиганил чуть ли не через день. Даже у них на втором этаже были слышны его пьяные дикие вопли, ругательства и угрозы, когда он ломился домой. Вероника, будучи тогда еще совсем ребенком, очень боялась его. И помнила, как радовалась, когда мама сказала, что жена, наконец-то, выгнала его, и он уехал жить куда-то в другое место. Еще она знала, что его сына зовут Алекс. Вернее, отец всегда орал ему: «Леха!», но парни, Вероника не раз слышала, называли его «Алекс». Он был высоким, широкоплечим, крепким, кажется, ходил на какие-то тренировки – Вероника часто видела его со спортивной сумкой, спешащим куда-то. Он был красив. Так считала не только она, но и Наташка, которая давно заприметила его. «Какой у тебя на девятом этаже сосед-красавчик живет!» – порой вздыхала она. Вероника при случайных встречах исподволь бросала на него заинтересованные взгляды. Темные, почти черные волосы, острые скулы, тонкие губы, со слегка опущенными вниз уголками. Ей только никак не удавалось разглядеть цвет его глаз. Он никогда не смотрел на нее, если проходил мимо, да и никогда не здоровался. А Вероника, если вдруг оказывалась на какое-то мгновение рядом с ним, начинала чувствовать себя пустым местом. Многие парни из их дома не обращали на нее абсолютно никакого внимания, но только рядом с Алексом у Вероники возникало это странное ощущение своей ничтожности. И, возможно, поэтому, она чувствовала, что боится его. Вероника понимала, что это глупо, что нет никаких поводов для ее страха, но она боялась Алекса. Она ощущала, как при их случайных мимолетных встречах у нее пробегал холодок по спине, будто кто проводил льдинкой по позвоночнику. А сейчас Алекс стоял в шаге от нее. На нем был только тонкий свитер, хотя другие были в куртках, непослушная копна темных волос небрежно закинута назад, руки в карманах джинсов, и он в упор смотрел на нее… И у него были зеленые глаза. В тусклом свете, пробивающемся с нижней лестничной площадки, Вероника, наконец, смогла это разглядеть.

Парень, которого Алекс назвал Михом, тут же разжал пальцы и выпустил руку Вероники на свободу, а сам отошел. Алекс кивнул в сторону открывшегося прохода, и Вероника метнулась вниз по лестнице. Она выскочила на улицу и остановилась. Сердце колотилось, как ненормальное. Она очень испугалась, когда этот Мих вдруг схватил ее. Но сознавала, что сердце колотится не только из-за этого. Она в первый раз встретилась глазами с Алексом, он в первый раз заметил ее…

…В квартире у Наташки было светло, уютно и шумно. Взрослые что-то громко и весело обсуждали в гостиной, пахло пирогами.

– Давай, раздевайся, скорей! – торопила ее Наташка. – Пойдем ко мне в комнату, там посидим. Ванька тоже пришел! У предков своя компания: ни они нам не нужны, ни мы им.

Вероника сняла верхнюю одежду, подошла к зеркалу, одернула симпатичное голубое платье, поправила примявшиеся под шапкой волосы. Щеки раскраснелись от холода, быстрой ходьбы и пережитого волнения, глаза блестели. Сейчас она даже сама себе понравилась. Хотя, может, у Наташки свет как-то по-другому падает…

Иван сидел в наушниках на диване и слушал музыку.

– Привет! – негромко произнесла Вероника и в знак приветствия слегка взмахнула рукой. Иван скользнул по ней взглядом и ограничился лишь поднятием руки. Музыка, звучавшая в наушниках, явно интересовала его больше, чем появление Вероники. Наташка притащила еще кое-какой еды вдобавок к той куче, которая красовалась у нее на письменном столе, и усадила Веронику ужинать. Вероника хотела было рассказать о том, что с ней только что произошло, но потом вдруг передумала, решив оставить эту историю только для себя.

Иван, наконец-то, стянул с себя наушники.

– Классная музычка, Наташка! Скинешь мне потом на флэшку. Ну, что, девчонки, будем пировать?!

Говоря это, Иван подошел к девочкам и положил руки им на плечи. К подобному отношению со стороны Ивана Вероника до сих пор привыкнуть не могла. Он либо почти не замечал ее, лишь слегка давая понять, что в курсе ее присутствия, либо, наоборот, проявлял чересчур фамильярные знаки внимания. Может, это и было нормальным в общении между парнями и девчонками, но так как Вероника ни с чем таким никогда и нигде в отношении себя больше не сталкивалась, то это казалось ей немного странным, хотя, возможно, именно подобное отношение притягивало ее к Ивану.

Они поели и уселись на диван, причем Иван втиснулся между ними и закинул руки им на плечи, слегка приобняв обеих.

– Ну все, девчонки, еще полгода и я вольная птица.

– Ты что, дальше учиться не собираешься?! – удивилась Вероника.

– Собираюсь, Вероничка, но не в школе. – Это ласково-пренебрежительное обращение всегда чем-то задевало Веронику. Иногда задевало в хорошем смысле слова: оно нравилось ей, и даже как бы подтверждало, что Иван не совсем уж к ней равнодушен. А иногда оно ее раздражало: что она, маленькая девочка, что ли?! Все зависело от контекста, интонации и ее собственного настроения.

– Это вы тут, мелюзга, останетесь прозябать еще на год, а может, и три, а я буду уже взрослым человеком. В колледж пойду. Там все равно жизнь другая. Да и от родителей свободы больше будет. – Иван мечтательно закатил глаза.

– Я, кстати, тоже насчет колледжа подумываю, – обронила Наташка.

Вероника оторвалась от спинки дивана и подалась вперед, чтобы посмотреть на подругу.

– Но мы же с тобой хотели вместе в десятый идти! Я что теперь, одна по одиннадцатый класс в школе торчать буду?

– Вероник, ты не паникуй. Во-первых, я еще до конца не решила, полтора года впереди. Да и на Ваньку хочу посмотреть: может, ему вовсе и не понравится его так называемая свобода.

Обратно Вероника шла не в очень хорошем настроении. Планы Наташки ее не обрадовали. Вполне возможно, что она уйдет после девятого, тем более, что учиться ей не особо нравится. А Вероника останется одна. Вопрос о том, чтобы уйти после девятого класса в какой-нибудь техникум или колледж дома даже не обсуждался. Уже с первого класса мама была настроена на то, что Вероника окончит все одиннадцать. А Вероника просто училась, и, вообще, об этом не задумывалась. Есть одиннадцать классов, значит нужно в них отучиться. Но они с Наташкой дружат с первого класса. И она ее единственная близкая подруга. Конечно, Вероника с удовольствием общается с другими девчонками, но Наташка… А не будет Наташки – не будет и Ивана. А он Веронике, как ни крути, все-таки нравился. И он был единственный, кто обращал на нее хоть какое-то внимание…

…Декабрь выдался малоснежный и морозный. Вероника пришла из школы. Была пятница, а в этот день она всегда делала уборку в квартире. С двенадцати лет эта обязанность была полностью возложена на ее плечи. Учеба учебой, но от домашней работы ее никто не освобождал. Время было часа четыре. На улице уже стемнело. Родители пока еще не вернулись. Вероника помыла полы и собралась вынести мусор. Для этого нужно было спуститься на улицу к подъезду. Одеваться было лень – ну, не околеет же она за десять секунд! Вероника, как была в тонкой футболке и бриджах, лишь накинув на плечи широкий шарф и всунув босые ноги в ботинки, схватила ведро и выбежала в коридор. Дверь в подъезд запиралась на магнитный замок. Вероника при выходе, распахнула ее пошире, надеясь успеть заскочить обратно, пока та очень медленно двигается назад. Но вытряхнув мусор, она обнаружила, что дверь ее все-таки опередила. Вероника вытащила связку ключей из кармана бриджей и приставила нужный к замку, но тот привычно пискнув, почему-то не открылся. Вероника повторила процедуру еще и еще раз. Но результат не изменился. А она уже чувствовала, как мороз с азартом начинает выполнять свое предназначение. Вероника натянула шарф на голову и его длинными концами потуже завернула плечи и грудь. Она уже раз пятнадцать приложила ключ к замку, но толку не было. Набрала номер соседей. Никто не отвечал. Что же делать?

– Решила воспаление легких подхватить? – раздался позади нее мужской голос.

Вероника резко обернулась. Прямо за ее спиной стоял Алекс.

– Замок не открывается, – пробормотала Вероника плохо слушающимися от холода губами.

Алекс вытащил свой ключ из кармана куртки и приложил к замочной впадине. Но кроме издевательского писка больше ничего не последовало.

– Надо было дверь припереть чем-нибудь, чтоб не захлопнулась. Замок уже не первый день барахлит.

– Я не знала.

Алекс расстегнул куртку и накинул ее на плечи Вероники.

– В рукава продень, а то сейчас совсем концы отдашь.

Вероника растерялась от неожиданности и уставилась на Алекса.

– Надевай скорее!

– А ты?

На Алексе была тонкая рубашка.

– А я пока попытаюсь дверь открыть.

Вероника просунула руки в рукава. Куртка была сильно велика, но от этого только лучше грела. Еще она хранила тепло Алекса. Вероника закуталась и поняла, что от холода все-таки не умрет. Она стала следить за действиями парня. Он раз пять безрезультатно приложил ключ к замку, затем стал обзванивать соседей. В нескольких квартирах никто не ответил, а в одной какой-то ворчливый недовольный дед послал подальше. Но, наконец, кто-то, все-таки, открыл дверь.

– Заходи.

Вероника хотела вылезти из куртки, чтобы отдать ее Алексу и заодно взять стоящее рядом мусорное ведро. Но Алекс подхватил ведро, и кивком головы указал на открытый проход.

– Заходи уже.

Вероника послушно скользнула внутрь и замешкалась на площадке первого этажа, не зная, как быть дальше. Алекс прошел следом за ней и, не дожидаясь ее, стал подниматься по лестнице. Он остановился возле двери в ее квартиру и поставил ведро на пол.

– Ну что, не совсем замерзла?

Вероника подняла на него глаза. Он смотрел на нее в упор своими кошачьими зелеными глазами. Вероника отрицательно замотала головой.

– Нет. Спасибо…

Она сняла с себя куртку и протянула Алексу. Он взял ее, при этом продолжая молча смотреть на Веронику. Вероника растерялась, и, засмущавшись, хотела опустить глаза, но оторваться от зелени его взгляда оказалось не так-то просто. А Алекс вдруг спросил:

– Тебя, ведь, Никой зовут?

Никой? Ее никто никогда так не называл. Она всегда была только Вероникой и для знакомых, и для Наташки, и для мамы и папы.

– Вероникой, вообще-то… – едва слышно возразила она.

Его взгляд будто смягчился, и он неожиданно улыбнулся лишь одним краем губ.

– Пока, Ника…

И Алекс пошел к лестнице и стал спускаться вниз. А через мгновение хлопнула входная дверь. Вероника оторопело стояла возле квартиры. Сердце колотилось, ноги сковала непонятная слабость. И вдруг до нее дошло: ему не надо было домой, к себе на девятый этаж, он увидел ее у двери раздетую, пытающуюся попасть в подъезд, и подошел, чтобы помочь. Помочь ей…

…До каникул и новогодних праздников оставалось совсем чуть-чуть. Наступил последний учебный день. Контрольные были уже все написаны, оценки, как всегда, выглядели очень прилично. Мама, конечно, мечтала, чтобы Вероника была круглой отличницей, но она почти постоянно немного не дотягивала, хотя занималась на совесть, и порой, на пределе своих возможностей. В этот раз была четверка по химии. Сложные темы. И две последние проверочные работы напрочь завалили четвертную пятерку. Но Вероника особо не расстраивалась. Тем более сегодня, когда голова у нее была занята другим. Именно в этот день устраивался показ моделей одежды, которую девочки в течение двух первых четвертей создавали на кружке кройки и шитья. И Вероника ходила на этот кружок. Учительница была человеком очень творческим и интересным, умела подать много новых и необычных идей и всегда поддерживала таковые от своих подопечных. Девочки сами придумывали различные модели, а потом с помощью Анны Владимировны, так звали их учительницу по шитью, воплощали их в жизнь. Вероника посещала ее уроки уже третий год. Мама только плечами пожимала на увлечение дочки. Она бы гораздо больше поприветствовала курсы английского, ну, или занятие живописью, а тут… Правда, Вероника, ходила еще и в музыкалку, на скрипку. Но только до седьмого класса. Стала хромать успеваемость в школе, и от занятий пришлось отказаться. Мама хотела избавиться от кружка кройки и шитья, но Вероника не на шутку заупрямилась. А так как делала она это редко, то мама поняла, что случай серьезный, и решила уступить.