– В сторону акармы? – Сказал НИКТО. – Почему бы и нет? Это возможно…
ЕСЛИ ЕСТЬ РАЗРУШЕНИЕ, ЗНАЧИТ, ДОЛЖНО БЫТЬ И СОЗИДАНИЕ. ВСЁ В СООТВЕТСТВИИ С КОСМИЧЕСКИМИ ЗАКОНАМИ.
– И что же это за новая страшилка-то такая – акарма? – Сказал НЕКТО устало. – Очень хотелось бы просветиться.
– Акарма – опять же, по харрисоновской терминологии! – это деятельность, выводящая нас из под влияния законов причинно-следственных связей, благодаря которой каждый может полностью освободиться от всех своих косяков за одну жизнь.
– Ну, это вряд ли. – Сказал НЕКТО. Сказал с облегчением. – Нам это не грозит.
– Вам? – Сказал ВСЁ.
– Ну, мне. – Сказал НЕКТО. – А тебе, думаешь, грозит? Экий самонадеянный нашёлся.
– Не знаю. – Сказал ВСЁ. – Может, мне и не грозит. А вдруг – грозит? Чем чёрт не шутит?
– Ладно. – Сказал НЕКТО утомлённо. – А хотим ли мы этого? Ну, этой акармы? Ну, допустим, что хотим. Вопрос: как это сделать?
– Так вот и познаётся: кто есть кто. – Подлил масла в огонь ВСЁ. – Кто – так, погулять вышел. А кто – ну, очень умный. Умнее всех.
– Я что должен сделать? – Сказал НИКТО. – Представить подробный план, как запустить процесс акармы? И не только запустить, а как – пошагово! – это осуществить: сегодня – делаешь одно, через год – другое и так далее?
– Ну, да…
* * *
За Родину, за Сталина! Победа будет за нами!
От журчания воды в арыке создавалась иллюзия прохлады. И комфорта.
НЕКТО и ВСЁ испытывающе смотрели на НИКТО, сидящего рядом с ними на скамейке троллейбусной остановки. И ждали харрисоновского ответа.
НИКТО ничего на этот счёт не сказал.
Он сам толком не знает, что и как, подумал НЕКТО. Зато напустить тумана таинственности – горазд, ох, горазд!
Не последний день живём, подумал ВСЁ. Раскусим мы ещё эту акарму, никуда она от нас не денется…
– А знаете, что подумал бы нормальный человек, если бы услышал, о чём мы здесь толкуем? – Сказал с задумчивостью НЕКТО. Задумчивость была наигранной. И нескрываемой.
– И что же? – Свирепо, по-шутовски, ВСЁ повернулся к НЕКТО. – Интересненько.
– Он бы подумал: сидят здесь, вот на этой скамеечке, три идиота и, используя клоуновски-идиотскую терминологию (пусть даже схожую с терминологией Харрисона, о чём, я так понимаю, НИКТО лекции нам может читать часами), занимаются любимым делом умалишенных – распределением своих ролей поведения в дурдоме. И в каком же это дурдоме? В дурдоме их настоящего и в дурдоме их будущего. Будущего! И не только своего дурдомовского будущего.
– А какого ещё? – Сказал ВСЁ.
– Глобального. Всего человечества! Не круто ли мы завалили штурвал? В штопор не уйдём?
– В штопоре тот самый «нормальный человек», который рассуждает так, как он сейчас рассуждает. – Сказал НИКТО.
– Ты намекаешь на меня? – Сказал НЕКТО. – Ну, признайся честно: не выглядим ли мы на самом деле дебилами, ведя эти шуры-муры: карма – акарма – викарма.
– А как могут выглядеть настоящие идиоты? – Сказал ВСЁ задорно. – Только по-идиотски.
– Тоже верно, – согласился НЕКТО.
– Решение уже принято: ВСЁ – Ринго, НЕКТО – Джон, НИКТО – Джордж. В том числе, и тобой. И оно вступило в законную силу. Значит, ты сейчас сделал что? Плюнул против ветра.
– Опять оскорбления? – Удручённо сказал НЕКТО.
– Никаких оскорблений. Остынь. И принимайся за дело.
– Ладно, – согласился НЕКТО. – За дело, так за дело. – Отступать некуда, подумал он. Не плевать же против ветра?..
К остановке подкатил троллейбус. Лязгнули открывшиеся двери. Водитель посмотрел на троих мальчишек, не двинувшихся с места. Лязгнули закрывшиеся двери. И троллейбус покатил дальше, по маршруту.
– А, может, хватит гадать на кофейной гуще? – Сказал НЕКТО. – Что плохого в том, что мы – НИКТО, НЕКТО и ВСЁ! – примем предначертанное, как данность: не вмешиваясь ни во что и не нарушая ничего? Ничего плохого. И тупо исполним это предначертанное. Без изысков! А то у меня от этих акарм и викарм уже мозги начинают плавиться и из ушей скоро пар пойдёт. Нам бы было достаточно малого – получить в распечатанном виде эти самые сценарии, которые написаны. Больше ничего не надо.
– Хотелось бы. – Сказал ВСЁ.
– А ВАМ ХОТЕЛОСЬ БЫ УЗНАТЬ СВОЙ СМЕРТНЫЙ ДЕНЬ И ЧАС? – Сказал НИКТО. – Уж это точно в сценариях есть.
– Мне? – Сказал ВСЁ. И задумался. – Да, что-то не очень.
– Боюсь, что мне тоже. – Сказал НЕКТО. В итоге все согласились с компромиссом, сформулированным НИКТО:
– Не буди лихо, пока оно тихо. Если мы по своей воле не въедем в конкретный косяк – коварное лихо не активизируется.
– О, я не хочу в косяк. – Сказал ВСЁ. И торжественно, как на партсобрании, объявил. – На этом сходка в честь рождения «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ» закончена.
– Ура. – Сказал НЕКТО. – День рожденья – радостный день. Пусть исчезнет ссор наших тень17…
* * *
Пресс-конференция с Beatles в Торонто, 1965 г. Репортер: Ринго, вы связаны с какой-нибудь политической силой? Ринго: Нет, я даже не курю.
В летописи о «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ» появилась третья запись:
Про волшебную реальность (318).
Оставалось дело за малым – начать производство шлягеров на все времена.
– Я готов. – Сказал ВСЁ.
– Я, в принципе, тоже. – Сказал НЕКТО. Скромно, как никогда.
– Let it bе – неплохая песня. – Сказал НИКТО. – О чём это говорит?
– О чём? – Сказал ВСЁ.
– Если это сделали Битлз, значит, нечто подобное сможем сделать и мы. И не хуже. Возможно, что и лучше.
– Спорно это. – Сказал НЕКТО. – Скорее – невозможно.
Несмотря на своё тайное творчество, он меньше других верил, что они, втроём, смогут завоевать мiр: как это – из ничего сделать что-то? У них же нет ни шиша: ни инструментов, ни аппаратуры. Единственное, что у них есть – это серые совдеповские будни.
– Таких, как мы, в эс-эс-эс-эре – валом. И все хотят походить на битлов… – Сказал он грустно. – Очень, очень спорно всё это.
– Бесспорно. – Сказал ВСЁ. Решительно. – Все хотят – это да. Только не все могут.
– А мы типа такие-растакие-разъэтакие? – Сказал НЕКТО. Теперь без грусти. С напором. – Да?
– Мы – да.
– Мы? Не знаю. Спорно всё это.
– А как быть с волшебной реальностью? – Сказал НИКТО. – Её никто не отменял. Пока. Как не отменял сегодняшнее 32-е число.
– Вот это в десятку. – Сказал ВСЁ. – Я за волшебную реальность! Какова, кстати, её противоположность?
– Иллюзорная действительность. И 31 число в августе.
– Лихо-лихо. – ВСЁ разулыбался. – Действительность, погрязшая в иллюзиях! Мне нравится.
– Забавный поворот. – Сказал НЕКТО. Сказал мягко, но с чёткими нотками издёвки.
– То, что ты появился на свет пятнадцать лет назад – тоже забавный поворот? – Сказал НИКТО. – Тогда кто тебе мешает позабавиться и родить забавного и милого детёныша в виде новой Let it bе?
– Займёмся производством таких детей. – Сказал ВСЁ. – Я согласен.
– Забавно. – Сказал НЕКТО.
– Только такую забаву надо делать отлично. – Сказал НИКТО.
– Как? Поделись.
– Нет ни одного ребёнка, появившегося на свет, похожего на другого. Они все отличны. Правильно?
– Правильно. – Сказал ВСЁ.
– Забавно.– Сказал НЕКТО. – И что?
– Значит, и твой песенный детёныш, по определении, не может быть похожим ни на что другое. Тогда и Леннон с Маккартни прослезятся, услышав твой шедевр.
– Ну, это вряд ли. – Сказал НЕКТО. – Хотя – забавно.
– Ещё как забавно. – Сказал НИКТО.
– Да, очень потешное лясоточение у нас получается. – Сказал НЕКТО. – Я понимаю – всё это шутки. Забавные получились шутки.
– Очень. – Сказал ВСЁ. – Нам шутки строить и жить помогают!
– Только, – сказал НИКТО, – в каждой шутке – лишь доля шутки…
* * *
«Если кто-нибудь скажет, что любовь и мир – это клише, которое ушло вместе с шестидесятыми, это будет его проблемой. Любовь и мир вечны.» Джон Леннон.
Мимо проносились и проносились легковушки, автобусы, грузовики
На деревянной скамеечке, в тени под навесом, можно было бы всю оставшуюся жизнь комфортно сидеть и сидеть. И никуда не ехать. Зачем куда-то ехать и мчаться, когда так спокойно никуда не ехать и не мчаться. И продолжать зубоскалить.
Пара троллейбусов, которые останавливались на ул. Розыбакиева, уехали по своим маршрутам без НИКТО, НЕКТО и ВСЁ.
– «Не во власти идущего давать направление стопам своим»19? – Сказал НИКТО.
– Во власти. – Сказал ВСЁ.
– И куда же мы их направим? – Спросил НЕКТО.
– В никуда. – Сказал НИКТО.
– Я думаю – нас ждёт захватывающее путешествие. – Сказал ВСЁ. Он сиял своей ослепительной улыбкой.
– И полное сюрпризов. – Сказал НЕКТО. – Неожиданных.
– Будет забавно. – Сказал НИКТО. – Я это обещаю.
– Я почему-то в этом не сомневаюсь. – Сказал ВСЁ. – Ни капельки.
К остановке подкатил троллейбус №11. Они втроём вошли через переднюю дверь, бросили двенадцать копеек в кассу, оторвали билетики, не стали устраиваться на свободных сиденьях, а прошли через весь троллейбус и расположились на задней площадке, где им было комфортно стоять, облокотившись о тёплый, нагретый солнцем, металлический поручень. Кроме них в салоне, ближе к водительской кабине, сидели только благообразного вида бабушки и дедушки: самый разгар дня – кому ещё было быть здесь?
Странно, подумал НИКТО, три месяца назад он на поезде «Легница – Москва» пересекал польско-советскую границу, подъезжая к Бресту, и было чудное ощущение счастья. Потом произошла следующая странность: из Европы он переместился прямиком в Азию. От поляков к казахам. Почти опять за границу. Но, утопающая в зелени садов, пирамидальных тополей и кустарников, Алма-Ата, не выглядела чужой. Наоборот, она как раз выглядела городом руским. Без всяких там азиатских признаков. И было ощущение, что он здесь как будто уже бывал раньше: очередная волшебная необъяснимость? Немного, правда, шутейным, как в детской игре, казалось название города: Отец Яблок! Город Верный, как изначально его назвали – вот это звучало по-взрослому… А потом следующая странность: среди первых знакомств – НЕКТО, поляк…
НЕКТО – с непонятной ему самому осторожностью! – перебирал детали состоявшегося сумбурного разговора. С одной стороны, всё, что говорил НИКТО, выглядело симпатичным. И, вообще, НИКТО чем-то притягивал к себе. ВСЁ тоже выглядел не хуже, несмотря на его солдафонский юмор…
ВСЁ не думал ни о чём. Ему было просто комфортно быть вместе с НИКТО и НЕКТО:
– Ну, что? Будем играть в молчанку? – Сурово сказал он.
– Я могу рассказать о своих клешах, – сказал НЕКТО, – которые так заинтриговали всех.
– О клешах, так о клешах. – Сказал ВСЁ. – Давай. Разрешаю.
Оказалось, что моднючие клеши НЕКТО – это подарок с барского плеча его двоюродного брата Витольда, который старше его на семь лет. И Витольда он боготворит, конечно, не за эти подштанники, а за то, что он классный гитарист и что он в авторитете среди городских музыкантов, которые лабают в лучших ресторанах Алма-Аты. Сам Витольд играет в «Салюте», кафе САВО20, что располагается на проспекте Абая, угол улицы Гагарина.
– Говорят, туда просто так не попадёшь. – Сказал НИКТО.
– Конечно! – Сказал НЕКТО. Ему уже не надо было заставлять себя улыбаться. Его улыбка была натуральной, невымученной. – Там аншлаг даже в будни.
На ВДНХ троица мальчишек выскочила из троллейбуса, чтобы пересесть на другой троллейбус, №6, который шел вниз по улице Ауэзова, потом – направо по проспекту Абая, далее – до улицы Коммунистической и по нему – до конечной остановки на вокзале Алма-Аты-2. Они опять стояли на задней площадке и глазели по сторонам.
Когда троллейбус проехал по пр. Абая пересечение с улицей Гагарина, НЕКТО сказал:
– А вот и «Салют» Витольда.
С левой стороны проплыло мимо кафе «Салют».
– Его надо срочно переименовать, – сказал ВСЁ, – и назвать «САЛЮТ ВИТОЛЬДУ»!
– А если по соплям? – Сказал НЕКТО. Его напрягла реплика ВСЁ. Будто было сказано что-то очень оскорбительное. Оскорбительное вообще, и оскорбительное в его адрес, в частности.
– А если шутку воспринимать, как шутку? – Сказал НИКТО.
– Вот именно. – Сказал ВСЁ
На остановке перед цирком, в простонародье именуемой, как «тёщин язык», друзья вышли, перебежали между машинами через проспект Абая и оказались в малепуське-забегаловке, где можно было купить стакан молочного коктейля за 10 копеек и румяный рогалик за 5 копеек…
* * *
«НЕСОВЕТСКИИЙ РАЙ». (По секрету всему свету: одно из 13 фото ключевое в дальнейших событиях – это КАНКАН: почему? ответ во второй части забавного черновика.)
В кафе «Салют» по вечерам собирались юнцы-мажоры с папиными деньгами в карманах, фанаты «Битлз», «Смоки», «Роллинг Стоунз», лейтенантики и не только, контингент к тридцати и за тридцать, бывали здесь и солидные чиновники, которые приходили сюда с молодыми любовницами, а также – торгаши и проститутки. Пару столиков обязательно занимали представители воровского мiра Алма-Аты, поскольку и среди них были любители музыки загнивающего Запада, которая звучала по городу из каждого окна: «Пусть будет так», «Лестница в небо», Сувениры».
В кафешке САВО были престижная несоветская акустика и усилители, престижные несоветские инструменты у музыкантов. Пожалуй, лучше, чем в «Салюте», зарубежную музыку никто на тот момент в городе не играл. Музыканты, которые были родом из СССР, выглядели так, словно они переместились на сцену «Салюта» со страниц несоветских глянцевых журналов: в джинсовых костюмах с лейблами «Левис», «Ли», «Вранглер» и со всём прочем несоветском, вплоть до нижнего белья
Заведения моднее «Салюта» в 1974-ом году в Алма-Ате не было. Заказ песни стоил червонец, бывало – и больше. Завсегдатаи «Салюта» не бедствовали. А, значит, не бедствовали и музыканты «Салюта».
В 23.00 кафешка закрывалась.
Довольные пьяненькие и довольные полупьяненькие посетители недовольно покидали его: кто же это установил, что веселиться можно только до одиннадцати? Какая каналья это сделала? Почему не до утра? Почему, вообще, нельзя наслаждаться и наслаждаться без границ, как наслаждается все (кроме СССР)? Почему весь мiр так сладко погрузился в сексуальную революцию, и хипповские парадигмы («Занимайтесь любовью, а не войной!», «Человек должен быть свободным», «Все, думающие иначе, заблуждаются» и пр.) стали нормой – поскольку были желаемыми и востребованными! – а советскому человеку эти нормы были не позволены? Почему?
Ближе к полуночи разъезжался по домам и персонал «Салюта», на скорую руку наведя относительный порядок в помещении. В это же время покидали кафе и музыканты, успев пропустить по рюмочке и честно разделив честно заработанное. Они вываливали всей гурьбой на пр. Абая и ловили попутки. Проезд в любой конец города стоил 1 рубль.
В ту – сенсационно-памятную для всех! – полночь «салютовцы» как-то удачно и быстро укатили восвояси на разных такси, а Витольду попутка всё не подвёртывалась и не подвёртывалась. Так он остался стоять один на обочине дороги, продолжая голосовать. Кругом – никого. В правой руке у него был кофр с «Гибсоном»21, с которым лучше было бы не отправляться домой в столь поздний час.
Здесь самое время рассказать о «тёщином языке», который вытянулся практически на всю длину пр. Абая, разделив его на две части: движение транспорта в одну сторону и движение в противоположную. Таким образом, «тёщин язык» находился ровно в середине самого длинного в городе проспекта. Где-то он был подстриженным газоном с клумбами, где-то – засаженным декоративным кустарником, а где-то – узким сквериком, где стояли скамеечки для отдыха под деревьями. В районе пр. Абая и ул. Гагарина был как раз такой скверик: уютно-зелёный и тихий. Здесь был и кустарник по обочинам дороги, и буйно разросшиеся деревья.
Витольд один простоял недолго. Высматривая такси, он не заметил, как сзади подошли двое и взяли его, в районе почек, на ножи.
– Давай-ка, касатик, поспеши. – Сказал один из них и указал, куда надо поспешить: на тихую и закрытую от посторонних глаз территорию «тёщиного языка».
Куда деваться? Деваться было некуда. Витольд послушно выполнил приказ: пересёк проезжую часть, нашёл прогал среди кустарника и скоро очутился в тени деревьев, которые образовывали туннель в середине «тёщиного языка».
Витольду не угрожали. Его не били. Он сам, молча, отдал «Гибсон», купленный накануне, почти за две тысячи рублей: всё ясно было без лишних слов – либо его почикают ножичками и заберут гитару, либо не почикают. С инструментом в любом случае можно попрощаться.
– А теперь – лопатник. – Сказал тот, что выглядел, как старший. – И прикид.
Витольд отдал портмоне, снял джинсовую куртку (300 рублей), джинсы (250 рублей), фирменную майку, гэдээровские туфли, оставшись в одних белых фирменных трусах и белых носках, но с часами на руке. Часы орёликам не приглянулись: зачем человека лишать такой дешёвки за десять рублей – они люди добрые, лишнего не берут.
– Пошёл вон. – Сказал тот, что помоложе.
Витольд, не произнеся ни слова, проследовал по обратному маршруту, на то место, где минутами раньше ловил попутку. И опять стал голосовать.
Машины пролетали мимо. Некоторые чуть притормаживали, вероятно, чтобы внимательнее рассмотреть редкого и оригинального клиента, после чего поддавали газку: или алкаш, или больной! и где он держит деньги – в трусах, по-видимому.
Витольду повезло, когда одно из зеленоглазых такси остановилось рядом с ним. Он, как можно спокойнее, сказал, что денег нет и что он расплатится – с обязательными чаевыми! – по прибытию домой, в 8 микрорайон – ехать всего ничего.
– Трёха! – Сказал таксист. – От любовницы свинтил? Или раскулачили?
– Пожертвовал голодающим Поволжья. – Сказал Витольд.
Торговаться не имело смысла. Прокатиться за три рубля на расстояние, равное пяти автобусным остановкам – это было даже весело.
– А сколько денег было с собой до того, как? – Поинтересовался сухо таксист.
– На пару-тройку дней тебе хватило бы, чтобы возить меня с утра до ночи. – Сказал Витольд, чтобы не затягивать разговор. Ему тошно было и без того.
– Хорошо живём. – Сказал таксист.
– Хорошо. – Сказал Витольд.
Домчавшись до пятиэтажки, где жила гражданская жена Витольда с экзотическим для СССР именем Ханна, таксист, поразмышляв секунду, отправился вместе с пассажиром, чтобы гарантированно забрать свою трёху. Может, и обещанные чаевые ещё перепадут.
На часах был второй час ночи.
Ханна – в чём мать родила, если не считать прозрачный пеньюар! – открыла дверь сразу, будто стояла и ждала, когда нажмут кнопку звонка. И тут же захлопнула её.
Таксист озадаченно посмотрел на Витольда, стоявшего рядом с ним при всём параде: в трусах и носках. И опять надавил на звонок.
Дверь мгновенно открылась и Ханна лениво сказала:
– Откуда попёрли – туда и катись.
Таксист, улыбаясь, закурил сигарету и сел на ступеньку лестницы.
Через час, в течение которого Витольд через дверь безуспешно пытался объясниться с женой относительно своего вида и позднего появления, таксист сказал:
– С тебя уже пятёра!
– Я отдам тебе чирик, – сказал Витольд, – если домой попаду.
Так как таксист уже в мельчайших подробностях знал, что произошло у « Салюта», он взял инициативу на себя: очень ему хотелось получить свои десять рублей – клиентов в это время всё одно – ноль.
Ещё через полчаса весь подъезд знал о злосчастье Витольда. Все, кроме Ханны. Поскольку дверь она больше не открыла и за дверью – судя по всему! – её не было, а, значит, ничего услышать она не могла. Зато поочерёдно открывались соседские двери и поочерёдно бодрствующие соседи грозились вызвать милицию, если ор не прекратится.
– Видно, брат, на плохом счету ты у жены. – Сказал таксист. – Видно, это не первый твой залёт.
– Первый, последний – какая разница?
Витольду зябковато было стоять в носках на бетонном полу, поэтому он подтанцовывал с ноги на ногу: музычки, разве что, сейчас не хватало, всё было бы теплее.
Неожиданно дверь распахнулась.
По лицу Ханны нельзя было сказать: или она прониклась правдивостью алиби Витольда? или она попросту сменила гнев на милость?
– Заходи. – Сказала она сквозь зубы…
* * *
«Стакан вина и честный друг. Чего ж ещё нам братцы? Пускай забота и недуг в грядущей тьме таятся». Роберт Бёрнс.
Допив второй стакан молочного коктейля в закуску с рогаликами и красочным повествованием НЕКТО о Витольде, троица мальчишек выпорхнула на главный проспект Алма-Аты и, лавируя между автомобилями, перебежками вернулась на троллейбусную остановку, где они вышли десятью минутами раньше.
– Куда? – Сказал ВСЁ.
– В никуда. – Сказал НИКТО.
Скоро подкатил №6 и они вновь устроились на задней площадке троллейбуса, чтобы доехать до ТЮЗа, потом спуститься по ул. Коммунистической до ул. Кирова, повернуть направо и через 200 метров слева от них должно было образоваться кафе «Акку», на перекрестке с ул. Панфилова.
Почему они двинулись в «Акку»? Никто из них раньше не бывал там, но все были наслышаны, что там, на летней террасе, отдыхает алма-атинский бомонд. Там запросто можно было вживую увидеть Ермека Серкебаева и Олжаса Сулейменова. Ходили слухи, что туда стекаются лучшие девчонки города. Самые джинсово-модные. И самые доступные.
Увидев впервые собственными глазами «Аккушку», они ахнули: всё соответствовало слухам. Вероятно, там точно были и Сулейменов с Серкебаевым. Только вот: не знали они их, великого казахского поэта и великого певца, в лицо. Согласившись между собой, что это беда небольшая, они изучили меню элитного заведения на открытом воздухе и поняли – их карманные капиталы никак не тянут на шампанское. А шампанского очень хотелось. Бутылки с игристым красовались почти на каждом столике.
– Может, нам что-нибудь прикупить в магазине и с прикупленным вернуться сюда? – Сказал НЕКТО. В части «прикупить» он был дока. А НИКТО и ВСЁ – полные лопухи
Так и решили: прикупить. Проследовав по обратному маршруту до ТЮЗа, они по подземному переходу прошли под ул. Коммунистической и очутились в ЦГ22.
– «Талас»? – Сказал НЕКТО.
«Талас» был знаменитым портвейном у пьяниц, у возможных кандидатов в пьяницы, а также у студентов и других вполне добропорядочных комсомольцев. НИКТО, НЕКТО и ВСЁ были комсомольцами. На портвейн денег у низ хватало. Но в обрез. Однако тогда не на что было бы купить даже мороженое в «Аккушке». Выход из безвыходного положения нашёл НЕКТО:
– «Иссыкское»?
– Говорят – кисляк редкий. – Сказал ВСЁ.
– Зато меткий!
Они купили бутылку белого сухого стоимостью 98 копеек. А по пути в «Акку» взяли напрокат – только попользоваться! – гранёный стакан из автомата газированной воды.
– Воровство – не наш стиль. – Сказал ВСЁ.
– Согласен. – Сказал НИКТО.
Оставшихся денег им как раз хватало и на кофе, и на мороженое.
– Надо было хоть сырок прикупить в ЦГ. – Хлопнул себя по лбу НЕКТО.
– Тот, что за 19 копеек? – Сказал ВСЁ.