Драгоценности

Лена взглянула на Петру, которая, сжавшись в комок и желая провалиться сквозь землю, раскладывала коралловые статуэтки.

– Это она, – прошипела Лена. – Мерзавка навела на меня порчу.

Джованни с тревогой взглянул на девочку.

– Синьора Гризелли хочет получить свою коробочку сегодня. Отнеси ее сейчас, Петра, – тихо попросил он.

Благодарная за то, что ей позволили уйти, Петра взяла коробочку, накинула шаль и поспешила к двери. Но от Лены не так-то легко было отделаться.

– Да, хорошо, если ты уйдешь! – резко бросила она. – Но будет еще лучше, если никогда не вернешься!

Девочка застыла в дверях, опасаясь, что если выйдет, ее не впустят обратно.

– Лена! – повысил голос Сакко, что случалось редко, особенно в разговорах с женой. – Петра нужна нам. Она… хороший работник.

– Да, она очень хорошо заговаривает против меня.

– Ради всех святых! Петра ребенок, у нее нет злых умыслов. Будь добра к ней, и святые вознаградят тебя. Послезавтра у нее день рождения…

– День рождения? – Лена повернулась к Петре, и глаза ее расширились. Выставив вперед красный коралловый фаллос, она двинулась к девочке. – Во вторник твой день рождения?

– Да. – Петра попятилась.

– Двадцать шестое апреля? И тебе исполнится пятнадцать?

Девочка кивнула, предчувствуя неладное.

– Я так и знала! – крикнула Лена и схватила Петру за волосы. – Я была права! Это наговор! Двадцать шестое апреля 1871 года. Она родилась в день извержения Везувия. В день смерти и разрушения! – Лена замахнулась фаллосом, и девочка испуганно прижалась к стене. – Ее родили, когда пепел покрыл землю, сделав ее бесплодной. А она так же поступает со мной!

– Лена, – заволновался Джованни, пытаясь остановить жену. – Петра ничего тебе не сделала.

– Я выгоню ее! – взвизгнула Лена. – Я никогда не забеременею, пока она здесь!

Джованни смущенно посмотрел на Петру. Боясь, что он подтвердит слова жены, девочка бросилась прочь. За ее спиной долго еще слышались радостные крики Лены Сакко.

На углу Петра на минуту остановилась, перевела дыхание, а потом побрела вдоль порта и мимо рынка, не обращая внимания на заигрывания матросов и даже не глядя вокруг.

– Я буду как камень, – твердила Петра. – Я все вытерплю. Я крепкая, не сломаюсь. – Она закуталась в шаль и обхватила себя руками, чтобы унять нервную дрожь. – Я Петра, камень. – Пусть ее отбрасывают прочь, как булыжник из-под ноги, она найдет себе место в жизни.

Внезапно она поняла, что до сих пор держит в руке коробочку, которую Джованни дал ей для покупательницы. Отнести ее назад или выполнить поручение? Может, если она исполнит поручение, Джованни разрешит ей остаться? И Петра отправилась к покупательнице.

Она могла с завязанными глазами пройти по муравейнику закоулков и дворов беднейших кварталов своего города. Иногда девочка удлиняла обычную дорогу, чтобы полюбоваться красотой Неаполя, и шла по огромным площадям, построенным в те времена, когда город принадлежал испанцам, которые возводили себе огромные дворцы.

Однажды вечером Петра оказалась возле театра «Сан-Карло» незадолго до начала представления. Она притаилась в тени, загипнотизированная великолепными нарядами и украшениями дам и безупречно черными костюмами мужчин. О чем они думают, эти люди в роскошной одежде, такие красивые и богатые, способные удовлетворять все свои желания?

А сегодня Петра бежала по узким улочкам вдоль порта, где царили суета, яркие краски, грохот и шум, столь привычные для Неаполя. И если в доме Сакко ей было одиноко, то на улицах города девочка почти всегда чувствовала себя членом большой шумной семьи.

С балконов свисали веревки с бельем. Они опутывали город, как яркие флажки, которые трепетали от морского бриза. Молодая мать, высунувшись из верхнего окна, собирала свои простыни и перекрикивалась с соседями.

Вскоре Петра подошла к дому синьоры Гризелли. Поблагодарив девочку, женщина оглядела ее и нахмурилась.

– Тебе следует быть осторожной, милая, – тихо сказала она. – Красивая девочка, гуляющая одна по улицам, – лакомая добыча для грубых моряков. – Женщина перекрестилась и закрыла дверь.

Петра размышляла об этих словах всю обратную дорогу в магазин. Внезапно она услышала хриплый голос:

– Эй, милашка! – крикнул матрос, выходя из кафе. Когда девочка обернулась, он прижал руку к сердцу и воскликнул: – Какая ты красавица! – Петра смутилась от неожиданного комплимента, но он тут же все испортил, сделав непристойный жест и цинично ухмыльнувшись.

В четырнадцатилетней Петре Манзи уже было что-то, неудержимо привлекающее внимание людей, особенно мужчин. Частенько она с трудом отделывалась от неаполитанских мальчишек, и они преследовали ее всю дорогу домой, как собаки, взявшие след.

Несколько месяцев назад с девочкой стало происходить что-то непонятное, и она прибежала к тете Гемме, испугавшись, не началась ли у нее та же болезнь, которая погубила всю ее семью. Успокоив Петру, Гемма сказала:

– Ты уже женщина, а не девочка, дорогая. Сохраняй дар, посланный тебе Богом.

– Дар? Но у меня нет…

– У тебя есть чистота – девственность. Ни один мужчина еще не прикасался к тебе, а это очень ценно. Мужчина готов отдать все за такое сокровище. Но если ты не убережешь этот дар, отдавшись первому встречному, то поступишь как самая мерзкая проститутка в сточной канаве. Поэтому береги свое сокровище и не отдавай его никому, кроме мужа.

И Петра поклялась тетке, что сбережет свое сокровище.

В этот день девочка с тяжелым сердцем вернулась в магазин и тихо прокралась внутрь. Никого. Лена наверняка ушла на базар за продуктами. Петра направилась в мастерскую в дальней части дома, где обычно работал Джованни. Он и сейчас был там.

– Тебе незачем жаться по углам, детка, – сказал он, заметив Петру. – Лена успокоилась, и ты можешь остаться.

Девочка молчала, не зная, повезло ей или нет, что она остается у Лены. Постояв несколько минут, Петра пошла в магазин обслужить редких в это время дня покупателей.

Стоя за прилавком, она оглядывала полки. Разрешат ли ей выбрать подарок или лучше сразу забыть про день рождения?

Зазвенел колокольчик, и Петра увидела в дверях женщину ослепительной красоты и элегантности, в закрытом летнем платье из тончайшего зеленого батиста, украшенного фиолетовыми лентами. Темно-пурпурные бархатные полоски обрамляли лиф. Казалось, она сошла с картинки, и от нее пахло фиалками.

– Добрый день, синьора. – Петра присела в реверансе и, взглянув на свое заношенное платье, смутилась. Снова подняв глаза, она заметила, что следом за дамой появился мужчина в сером костюме и в шляпе. Он держал в руке трость с золотым набалдашником. Девочка никогда еще не видела такого интересного мужчину с густыми серебристо-седыми волосами, зачесанными назад, с глазами цвета зимнего неба, полными губами и очень светлой кожей. Петра смотрела на него во все глаза.

– Я – герцог ди Монфалко. – Чуть кивнув, он указал тростью на костяные пряжки на полке. – Я хотел бы взглянуть вон на те…

Он говорил по-итальянски без неаполитанского акцента, и его голос звучал очень мелодично. Все в нем восхищало Петру. Герцог! И как это он забрел в такую маленькую и дешевую лавчонку?

Наконец к Петре вернулся дар речи.

– Я позову хозяина.

– Нет, останьтесь, – властно сказал посетитель. – Я хочу, чтобы меня обслужили вы.

Петра заметила, что он в упор смотрит на нее. Девочка и сама не могла отвести взгляда от этого мужчины – его глаза, как магниты, притягивали ее. Однако, вспомнив о пряжках, Петра направилась к полке.

– Что ты о ней думаешь? – услышала она тихий голос герцога.

Когда девочка вернулась к прилавку, элегантная женщина взяла ее за руку, развернула к себе лицом и внимательно оглядела.

– Прекрасно, великолепно, – проговорила она. – Изумительная фация, – с улыбкой добавила женщина и покачала головой. Изумрудное ожерелье сверкнуло зеленым огнем. Рука в перчатке приподняла подбородок Петры. – Да, очень изысканно.

Девочка не понимала ни слова, поскольку посетительница говорила по-французски. Петра слышала, как на таком же языке объяснялись матросы, приплывавшие из Марселя, но в устах красивой женщины он звучал гораздо изысканнее.

– Я возьму их, – сказал герцог, даже не взглянув на коробку с пряжками. Он смотрел только на Петру.

Услышав чужие голоса, Джованни вышел из мастерской, узнал герцога и смущенно поклонился.

– Я кое-что купил, – сказал герцог. – Доставьте завтра. В шесть.

– Конечно, ваша светлость, – с готовностью отозвался Джованни. – Я сам принесу.

– Нет. Пусть принесет девушка. – Герцог вышел, а его спутница, посмеиваясь, последовала за ним.

– Ну и ну, – протянул Джованни. – Какое счастье свалилось на тебя, милая. Завтра увидишь дворец Монфалко. Говорят, он огромный.

– С ним была герцогиня? Джованни засмеялся:

– Конечно, нет. Герцог никогда не привел бы жену в подобное место, к тому же, я слышал, она живет за городом. А это – его любовница, Мария Бланко, известная оперная певица.

– Она очень красивая. Кажется, я понравилась ей… Джованни улыбнулся ее детской наивности.

– Ты всем нравишься. Возможно, она будет там, когда ты принесешь пряжки во дворец.

– Дворец! – воскликнула Петра, провожая взглядом экипаж герцога, запряженный парой серых лошадей. – Дворец! – повторила она. Это слово звучало для нее более чем необычно.

Увидев дворец Монфалко, Петра замерла. Он стоял среди холмов над Неаполитанским заливом, розовый, с красной черепичной крышей и с остроконечными башенками. Дворец окружали великолепные деревья и кустарники с розовыми и пурпурными цветами. Возле фасада стояли мраморные статуи.

Девочка заставила себя подойти ближе. Джованни, строго-настрого запретив ей входить через парадную дверь, велел найти вход для слуг.

– А, ты служишь в лавке, где торгуют кораллами! – сказала полная женщина, открыв дверь. Петру немного удивила простая одежда и просторечный говор служанки, ибо она ожидала, что все здесь будет как в далеких заморских странах. Женщина внимательно оглядела Петру. – Герцог велел отвести тебя в музыкальную комнату. Гвидо!

Юноша чуть старше Петры провел ее через огромную кухню, по коридору с множеством дверей, и наконец она оказалась в зале с высоким сводчатым потолком и хрустальной люстрой, такой большой и тяжелой, что было страшно пройти под ней. На стенах висели темные портреты в позолоченных рамах.

Петра услышала музыку. Гвидо открыл двойные двери, и музыка стала громче. В этой комнате все было белым: стены, потолок, мебель. Исключение составляли только позолоченная арфа в углу и дверные ручки. Над камином висело зеркало необыкновенного размера.

Возле окна, выходящего на море, сидел за белом роялем герцог. Глаза его были закрыты.

Петра услышала, как тихо закрылась дверь, и поняла, что слуга ушел. Девочка немного испугалась, но музыка успокоила ее. Осмелев, она подошла к роялю. Длинные тонкие пальцы герцога, казалось, летали по клавишам. Музыка звучала все бравурнее, темп ускорялся, а герцог, играя, так встряхивал головой, что его шелковистые седые волосы упали на лицо.

Но вот замер последний аккорд, герцог открыл глаза и увидел перед собой удивленную девочку.

– Вы играете, синьорина? – спросил он. Петра покачала головой. – Нет, конечно же, нет. А не хотите ли научиться?

Сидеть за прекрасным инструментом в великолепной комнате и исполнять чудесную музыку… да, ей бы очень хотелось научиться играть. Но Петра только сделала реверанс и протянула герцогу коробочку.

– Пряжки, ваша светлость.

Он взял коробочку и не глядя отложил ее, а девочка тут же убрала руки за спину. Хотя она постоянно мыла и терла их, ногти после грязной работы не отчищались.

Герцог подошел к столу, на котором стояли графин и несколько хрустальных бокалов.

– Как тебя зовут, дитя мое? – спросил он, наполняя бокалы вином цвета расплавленного золота.

– Петра.

– Ах да, – пробормотал герцог, будто слышал ее имя раньше. – Не выпьешь ли вина, Петра?

– Нет, ваша светлость. Я должна вернуться в магазин.

– Пожалуйста, возьми… – Он протянул ей бокал. – Не спеши. Твой хозяин знает, что ты у меня. Уверен, он мечтает, чтобы я стал его клиентом. Если ты побудешь немного со мной, я, возможно, снова зайду в лавку и что-нибудь куплю…

Петра смущенно потупилась. Зачем ее задерживают, ведь поручение уже выполнено? Герцог снова протянул ей бокал.

– Ты когда-нибудь пила вино?

Она кивнула. Каждый неаполитанский ребенок, даже самый бедный, был знаком со вкусом вина почти с раннего детства.

– Держи и пей его медленно. Это особое вино, называется «Слезы Христа». Оно тебе понравится, потому что сделано из винограда, растущего на склонах Везувия.

Смущение Петры усиливалось. Неужели герцог знает день ее рождения и совпадение дат? Эта мысль пугала и восхищала девочку. Со странным чувством Петра потянулась к бокалу.

Подождав, пока герцог сделал первый глоток, она пригубила вино, держа тонкий бокал так осторожно, словно боялась, что он лопнет в ее руках. Прохладное и тонкое вино совсем не походило на то, что обычно подавали за столом у Сакко. Девочка закрыла глаза, желая просмаковать его. Открыв их, она увидела, что герцог улыбается.

– Кажется, ты умеешь наслаждаться вином, Петра.

– Я… мне надо идти, – совсем смешавшись, пробормотала девочка.

– Тебе здесь так не по душе, Петра, что ты норовишь поскорее улизнуть?

– О нет. Здесь очень красиво.

– Ты видела далеко не все. Останься со мной… здесь есть на что посмотреть… и что попробовать… и чему поучиться.

Пораженная Петра не сразу нашлась что ответить.

– Не понимаю, почему я заинтересовала вас? Не все ли вам равно, как мне живется и что я вижу вокруг? Зачем вам учить меня? – Испугавшись своей дерзости, Петра прикрыла рот рукой, но герцог понимающе кивнул.

– Посмотри вокруг, дитя мое. Ты сама сказала, что здесь красиво. Мне всегда хотелось окружить себя красивыми вещами, но сами по себе они ничего не значат. Это зеркало… Ведь когда-то стекло было обычным песком на пляже, а золото, обрамляющее его, лежало в земле, и только потом талант мастера превратил все это в произведение искусства. Творить красоту – наслаждение. Я хотел бы сотворить тебя.

– Как это? Зачем?

– Затем, что мне больше нечем заняться.

Петра огляделась, внезапно задумавшись о том, почему она здесь очутилась. Решив, что все вокруг чужое и надо поскорее вернуться домой, она направилась к двери.

Но герцог, нагнав ее, схватил за руку.

– Уверен, ты думаешь, что ты такая как есть и никогда не станешь лучше…

Подведя девочку к зеркалу, он заставил ее посмотреть на себя.

– Неужели от тебя скрыто то, что бросается в глаза всем? Или твой взгляд застлан туманом бедности, невежества и отчаяния? Ты великолепна, крошка. Чудо! Увидев тебя, я понял, что могу сделать из тебя совершенство.

Растерянная Петра тряхнула головой. В зеркале отражались только грязное лицо и взлохмаченные волосы. И еще грязные ногти.

– Пожалуйста, ваша светлость, не вселяйте в меня несбыточную надежду.

– Я сделаю все, что обещал. Посмотри…

Герцог достал из кармана грязный серый камешек размером с голубиное яйцо и протянул его девочке. Просто камень. Петра раскрыла ладонь.

– То, что ты сейчас видишь, – проникновенно начал герцог, – это гладкий и ничем не примечательный камень. Но внутри его таится чудо, ожидающее прикосновения талантливого художника. Придет время, и человек изучит камень, сделает точные измерения, использует знание физики и математики. Он должен иметь смелость и большое терпение. А потом… позволь показать тебе результат.

Герцог подошел к рабочему столу, выдвинул ящик и достал бархатный мешочек. С магической быстротой он взял у нее серый камень и высыпал на ладонь содержимое мешочка. Большой ограненный бриллиант засверкал разноцветными огнями.

Петра не могла отвести глаз от драгоценного камня. Он завораживал ее своим таинственным мерцанием. Девочке казалось, что нестерпимый блеск обжигает кожу.

– Алмазы нужны только для того, – ласково продолжал герцог, – чтобы дарить удовольствие. Он нравится тебе?

– О да! – прошептала девочка. – Да!

– Ты – неограненный алмаз, Петра. Я разглядел в тебе красоту. Однако необходимо поработать, чтобы заставить ее сверкать. Я могу сделать это.

Сбитая с толку, Петра оторвала взгляд от бриллианта и посмотрела на герцога:

– Как?

– Привить тебе представление о красоте и наслаждении. О том наслаждении, которое женщина способна дать мужчине – и получить от него. Это тоже искусство, возможно, величайшее из всех. Ты создана для любви, Петра. Я сделаю тебя жрицей любви, ты будешь блистать в Неаполе, нет, во всей Италии. – Прищурившись, герцог наблюдал, как действуют на девочку его слова. Петра была растерянна. – Если доверишься мне, станешь моей ученицей и разрешишь научить тебя любить и быть любимой, бриллиант будет твоим.

Она вспомнила слова тети Геммы. У нее есть свой собственный дар. Стоит ли продавать самое ценное сокровище, чтобы удовлетворить прихоть герцога?

Выражение его лица испугало Петру. Протянув руку, чтобы вернуть ему бриллиант, она почувствовала, какой холодной и пустой стала ее ладонь. Когда он взял бриллиант, день словно померк.

– Уже поздно, – прошептала Петра. – Мне пора.

– Да, малышка, иди. Но когда решишься, возвращайся. – Она направилась к двери. – И еще, – добавил он, – вернувшись, войди через парадную дверь дворца.

Считалось, что Неаполь – город дворцов и церквей. Покинув дворец, Петра побежала в Спакка, в церковь ее детства. Внутри было сумеречно, прохладно и тихо. Недавно закончилась месса, и в воздухе плыл запах ладана. Подойдя к статуе Святой Девы, Петра зажгла свечку и опустилась на колени.

– Святая матерь, благословенная Дева… – начала она и запнулась, не зная точно, о чем хочет попросить. Пожалуй, о смелости… Но какой? Смелости отвергнуть предложение герцога или принять его? – Дай мне знак, – прошептала девочка.

Петра услышала голос, но не Святой Девы. В ее мозгу прозвучали слова тетки: «Девственность – это сокровище…» Глядя на огонек свечи, Петра воображала, что это свет ее сокровища, дар, который она отдаст только мужу.

Однако бриллиант сверкал перед мысленным взором девочки, завораживающий, искушающий и яркий, как солнце. Ее собственное сокровище казалось в сравнении с ним чем-то призрачным и безжизненным. Петре безумно хотелось верить, что герцог раскроет в ней красоту, как художник, преображающий в бриллиант грязный камень.

Но даже если это удастся герцогу, стоит ли ради чего-то такого терять свою душу?

Стена позади Святой Девы была покрыта маленькими серебряными украшениями, оставленными в благодарность за исцеление от болезней. На каждом было написано: «За исполненные просьбы».

– Почему ты никогда не выполняешь мои просьбы? – Петра ударила кулаком по деревянному барьеру.

И вдруг она подумала: а что, если предложение герцога и есть ответ на ее просьбы? Она станет лучше, многому научится, будет жить в окружении красоты, а не в убожестве. И тогда найдет, а не потеряет свою душу.

Свеча догорала, и в колеблющемся пламени губы Святой Девы зашевелились: «У тебя есть свое сокровище, Петра, более ценное, чем алмазы. Не отдавай его так легко».

– Так я и поступлю. – Девочка тяжело вздохнула и встала. Все останется по-старому, как советуют ей Святая Дева и тетя Гемма. Она больше не увидит дворец Монфалко.

Но это решение не приободрило Петру. Напротив, она медленно плелась по улице, думая, что никогда еще не была так несчастна.

Войдя в пустую лавку, Петра услышала громкие голоса Лены и Джованни, доносившиеся из их комнаты, и поняла, что они ссорятся.

– Сутенер! – закричал Джованни, вообще-то редко повышавший голос. Петра испуганно прислушалась. – Ты хуже шлюхи – общаешься с такими негодяями, как Хамак!

Хамак? Конечно, Петра знала о турке Ругейро Хамаке. А кто не знал его? Он был замешан во все грязные делишки в порту.

– Я хочу избавиться от нее! – завопила Лена. – Тогда она больше не сглазит меня, а мы к тому же получим деньги!

Святая Мария! Они ссорятся из-за нее, Петры!

– Я не возьму эти грязные деньги!

– Но ты возьмешь золото герцога за пряжку! Что плохого, если он платит Хамаку за девчонку, а Хамак платит мне? Пусть она достанется герцогу, Джованни. Она ведьма!

– Это ты старая бесплодная карга. Ты ненавидишь девочку только потому, что я люблю ее. Для тебя ненависть – хлеб насущный. Неудивительно, что не можешь забеременеть. Да будь проклята такая мать!

Лена пронзительно закричала. Доски наверху заскрипели, шаги приближались к лестнице. Петра, охваченная страхом, спряталась за прилавок.

С пылающим от ярости лицом Лена ворвалась в комнату. За ней следовал Джованни, размахивая мешочком с монетами.

– Завтра же! – крикнул он. – Завтра же отдашь деньги этому своднику. Петра не вещь, которую можно продать или купить!

И тут Лена увидела Петру. Вот виновница всех ее несчастий – только она одна! Бешенство охватило ее. Лена бросилась на кухню и тут же вернулась, крепко сжимая в руке большой нож.

– Ааааа! – завопила она и кинулась на девочку. Остолбеневшая от ужаса, Петра не могла двинуться с места.

– Нет! – крикнул Джованни, вдруг разгадав намерение жены. Он крепко обхватил ее, но рука Лены стремительно опустилась, и нож вонзился в сердце Джованни.

Он пошатнулся, дернулся и осел на пол. Из его горла вырвались булькающие звуки, и из глубокой раны хлынула кровь.

Петра упала на колени рядом с ним.

– Нет, – застонала она. – Синьор Сакко… вставайте. – Девочка прижала руки к ране, пытаясь остановить кровь, но та заливала ее.

– Убийца… – безумным голосом протянула Лена. Подняв голову, Петра встретила ее взгляд, исполненный ненависти. – Ты убила его, ты убила моего Джованни! – Онемев от ужаса, девочка вскочила. – Убийца! Убийца! Она убила его, – не унималась Лена.

Не в силах вынести эту чудовищную картину, Петра, преследуемая криками Лены, выбежала из магазина.

Через час после убийства Джованни она украдкой вернулась к лавке. Вокруг собралась большая толпа, и все считали Петру убийцей. Скоро ее начнут искать карабинеры.

У девочки не было друзей, к которым она могла бы обратиться за помощью. Несколько месяцев назад тетя Гемма с детьми уехала на Север в поисках работы. Петра не решалась пойти даже в церковь, поскольку ее одежда была залита кровью.

Три дня она пряталась поблизости от порта в страхе, что ее найдут, и чувствовала себя глубоко несчастной и всеми покинутой. Ночи девочка проводила в самых мрачных закоулках и питалась отбросами, подобранными на рынке после его закрытия.

Безумный страх сменился безнадежной тоской. Во всем Неаполе только Джованни Сакко заботился о ней. Сейчас и его не стало. И ей некуда идти.

– Я Петра, камень, – повторяла она снова и снова, но слова больше не помогали.

В эти тяжелые дни и еще более тяжелые ночи Петру спасало лишь воспоминание о бриллианте, сверкающем, манящем, гипнотизирующем. Этот камень стал единственной реальностью, внушавшей Петре доверие.

И вот, лишившись сил, без всякой надежды на помощь, изнемогая от усталости и дрожа от голода, Петра побрела к дворцу герцога.

С трудом подняв тяжелый молоток на двери, она постучала. Слуга открыл дверь и провел девочку в комнату, где в кресле возле камина сидел ее будущий повелитель. Увидев дрожащее грязное создание, герцог протянул к ней руки.

– Ты пришла, – сказал он, и Петра потеряла сознание.