«Насти грязи не боятся» – грустно подумалось любительнице экстрима.
– Как проехать, не подскажите? – просительно сложив бровки домиком, поинтересовалась она. – Служебная необходимость.
Галина Ивановна в сомнении пожевала нижнюю губу – как, по её мнению, по служебной необходимости отправляют солидных дядечек и тётечек в тужурках и шапках с кокардами, а не пигалиц в ярких курточках, но дорогу объяснить согласилась и указала направление, тыча пальцем в далёкую линию горизонта.
– Вот, по средней дороге и езжай до самого леса, а там, по самому краешку – сама увидишь. Грунтовка тебя до Гадюкино доведёт. На мостке осторожно, не форси – мосток старый, кабы не сгнил совсем, за столько-то лет. – и, вздохнув, добавила. – А, лучше, ножками. Там идти, всего ничего – через луг напрямки, потом – овраг и вот оно, Гадюкино. Смотри, влево не забирай – топко там, увязнешь.
– На право пойдешь – в болото попадешь, – буркнула Настя. – налево – в лес глухой, а так, вообще – три дня лесом, три дня – полем. – Девушка скосила глаза на часы. – Уже двенадцать, а я все тропу прокладываю. Вот те и выходные.
– Не знаю уж, зачем тебе туда надобно, да и не моё это дело, – ворчала Галина Ивановна, продолжая бренчать ключами. – но в Гадюкино давно уже никто не живёт. Дворов там, всего-то и было, что с десятка три, часовня старая, да погост. Все богатства деревенские, позаброшены и позабыты. Ты бы, детонька, осторожнее ездила. – внезапно предупредила она. – Говорят, люди какие-то недобрые по району шастают, стариков одиноких грабят, да калечат. Намедни, вот, по соседству, деду старому, глухому, голову проломили, еле выжил бедолага.
– Учту. – вежливая Настя уже стояла на пороге. – До свидания. Спасибо вам и удачного дня.
– И тебе, детонька, и тебе. – Галина Ивановна махнула рукой, потеряв интерес к посетительнице. Вскорости начинался её любимый сериал и пропускать его женщине не хотелось. Про девушку в яркой курточке она вспомнила уже к вечеру и расстроилась – обратно девчонка так и не вернулась.
– Мы едем, едем, едем.. – фальшиво напевала Настя, вертя головой во все стороны. Погода портилась. Темная туча наползала с запада, не изменяя давней традиции, ведь, как известно, неприятности всегда приходят с той стороны света.
Туча пузатилась, раздувалась и внушала Насте нешуточную тревогу – дорога в Гадюкино терялась среди полей и если разверзнутся хляби небесные, то её скромная машинёнка мигом превратится в обузу, застряв посреди непролазной грязищи.
Поля никак не желали сменяться лесом, пронзительно завывал ветер, бросая в стекла пригоршни песчаной пыли, где-то в поднебесье заполошно орала какая-то птица. Её дикий крик пробивался сквозь мяуканье сладкоголосой, набирающей популярность, поп группы.
– Не заблудиться бы. – переживала Настя, вытягивая шею и надеясь заметить обещанный лесок. – Ну, и где это мы есть? Может быть, включить навигатор?
Но, навигатор не помог – молчал проклятый, точно рыба об лёд.
– Дела наши неважные. – тревожилась Настя, пристально вглядываясь в темный экран телефона. – сети не было от слова «совсем» – Куда это меня занесло? Ну, Артур Петрович, ну удружил.
Девушка попыталась ехать быстрее, тем более, что дорога шла под уклон, затем, свернула за внезапно выросшие кусты и, почти что уткнулась в, обещанный добрейшей Галиной Ивановной, лесок.
– Есть! – ликовала Настя. – Ура Сусанину! Ух, ты! – повеселевшая девушка взглянула на счётчик – двадцать километров! Неплохо так прокатилась, но, хотя бы, лес отыскался.
От леса, по самому краю которого она продолжала красться, надобно было двигаться к мостку. Что за мосток и через какую речку, Настя не ведала, но добросовестно выискивала означенные ориентиры, то и дело упираясь взглядом в густые заросли.
Лес, причём, смешанный – дубы, берёзки, рябины и прочие калинки, сменялись мрачными елями и соснами, неприветливо машущими колючими, мохнатыми лапами. Очень некстати вспомнилось, что в лесу живут хищники – медведи, волки и рыси. Или, не живут? Или, живут, но не в данной местности?
Настя обеспокоилась – от волков на своей малютке она точно убежать не сможет. Обгонят и перегонят, тем более, на такой дороге.
– Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк. Загрызу я целый полк, целый полк, полк. – напевала Настя песенку, памятную с детства. – Безобразие! Где же, обещанный нам, мосток?
Нам – это она имела в виду себя и свою малышку четырехколёсную, зачастую разговаривая с машиной, словно с живым человеком. Дорога дальняя, скучная, а скучать жизнерадостная девушка Анастасия не особо любила.
Между тем, хилые лесопосадки с косыми берёзами и ельниками, сменились стройными рядами сосен. Темные, почти чёрные ели попадались постоянно, но их ряды разбавляли величественные красавцы ясени и, алеющие листвой, щеголи клёны.
– Красотища! – Настя, повинуясь внезапному, несвойственному ей, порыву, остановив машину, выскочила наружу. – Ух, ты! Красота-то, какая! Лубочная!
Она, словно бы, очутилась в заколдованном лесу своего детства, со всякими там сказочными обитателями – говорящими зверьми, волшебными колодцами, бабками-ёжками, лешими и прочими кикиморами.
– Нет, последнее, точно, лишнее. – решила Анастасия. – Не до кикимор мне нынче. Мне бы Мохнорылкину Степаниду Савишну отыскать и с ней, за компанию, говорящую печь с горячими пирогами или, – девушка вздохнула, прислушиваясь к голодному бурчанию в молодом, растущем организме. – хотя бы, ларёк с шавермой.
Нет, она, как девушка запасливая, перекус прихватила из дома – кофе и пару бутербродов и ещё две плюшки купила в том самом магазинчике, но, то ли дорога на неё повлияла определённым образом, то ли организм жадно требовал калорий, но кушать хотелось очень сильно, тем более, что от купленных плюшек остались жалкие кусочки. Прямо, хоть бери и на гуманитарную помощь, предназначенную гадюкинской долгожительнице, покушайся.
– Потерплю. Голодать полезно. – решила Настя, продолжая любоваться несъедобными деревьями. – О, а там, в лесу, наверно, грибы-ягоды водятся и орехи. Орехи, говорят калорийные, голод утоляют хорошо.
Вспомнив про грибы и ягоды, Настя погрустнела и, забравшись в машину, продолжила путь по твердой грунтовке.
– Деревушка, болтают, заброшенная совсем, – размышляла девушка вслух. – а дорога, не сказать, что в плохом состоянии. Может быть, по близости, фермер завёлся с тепличным хозяйством, садиков-огородом и удойными коровами? Тогда, точно не заблужусь. – девушка возбуждённо подпрыгнула. – Вон он, мосток обещанный, а от него и до Гадюкино недалеко.
Мосток доверия не внушал – Настя вздыхала, рассматривая чудо инженерной мысли, морщилась, кривила губы – очень уж не хотелось ей топать ножками по буграм и оврагам, но..
Скверно выглядел мосток – весь, словно бы, скособоченный, просевший, зияющий дырами. Не внушал короче – заедешь вот на такое-то сооружение и бумкнешься вместе с машиной с высоты в речку-вонючку. Тогда, точно, звонок в МЧС обеспечен, если, конечно, выплыть повезёт.
Настя, кряхтя, точно та, сто пятилетняя пенсионерка, покинула теплый салон своей малютки. Прихватив пакет с подарками, закинула за плечо рюкзачок со всякой мелочёвкой – нет, не туристический, огромный и вместительный, а так, дамскую безделушку, уж очень по цвету подходящий к новой курточке, закрыла машину и потопала к мосту, надеясь на то, что уж её-то, невеликий, бараний вес, мостик выдержит и не сломается.
Речка показалась девушке невзрачной – мелкой, узкой, тихой. Через такую и перепрыгнуть можно. Нет, взяли и мостик построили.
Ветер, между тем, дуть так и не прекратил – гонял тучи туда-сюда, словно никак не мог определиться – быть дождю или нет. Тучи мотало по небу, изредка из них вылетали холодные, крупные капли, грозящие перерасти в настоящий осенний дождь – мокрый, противный и затяжной.
Алая курточка, выглядевшая красиво и стильно, почти капитулировала перед осенним ненастьем – Настя согнулась, чувствуя, что начинает замерзать.
– Нет, так дело не пойдёт. – буркнула Настя себе под нос. – Мне только простуды не хватало для полного счастья, тем более, что на больничный можно не рассчитывать. Скажут – бери за свой счёт и лечись, Анастасия Павловна.
Потому девушка решительно ступила на хлипкий мостик, отринув все колебания и широким, мужским шагом, пошагала на другую сторону. Вернее, перебежала, потому как, резкий порыв ветра, хорошенько поддав девушке под зад, почти столкнул ее с моста.
Мост оказался коротким – шагов семь-десять, не больше, но от чего-то Насте показалось, что шла она по нему долго, куда дольше пары мгновений.
Очутившись на другой стороне, Настя испытала чувство облегчения – ветхое строение времён перестройки, а то и ещё более ранних, не прогнулось, не сломалось и не уронило её в холодные воды мелкой речушки. Правда, как оказалось, не такой уж и мелкой – вон, что-то в ней плещется и плавает.
Стало интересно и Анастасия, слегка поколебавшись, спустилась вниз с крутого бережка, хватаясь пальцами за пучки жесткой травы и замерла, остановившись у самой воды, раскрыв рот.
Плескалась не рыба. Нет, рыба, скорей всего, в речушке тоже водилась, но сейчас в воде находилась пара-тройка нарядных уточек, очень красивых, можно сказать, изящных, украшенных пестрыми перьями. Утки весело галдели и хлопали крыльями, а заметив Настю стали жадно раскрывать клювы.
– Вот те, на. – Настя была удивлена. – Почему-то с того берега я ваш птичий базар не разглядела. Где же вы прятались всей оравой? Может быть, в камышах?
Камыши по бережку разрослись знатные – высокие, камышистые. Качались на ветру, точно в такт какой-то, одним им, слышимой, мелодии.
Утки продолжали настырно крякать, сгрудившись у берега.
– Жрать хотят пернатые. – догадалась Настя. Она знала о том, что многие сердобольные старушки любят подкармливать всякую бродячую живность – котов, собак, голубей и.. уток? Чем только подкармливают?
Настя, вовремя, вспомнила о том, что у неё, все ещё остаётся кусок мягкой плюшки – хорошей плюшки, свежей, пахучей и сахарком присыпанной.
Желудок протестующе квакнул – мол, утки – утками, а, как же я? Я тоже голодный – но, Настя стойко проигнорировала жалобы собственного организма и принялась отщипывать от булочки небольшие кусочки и бросать их галдящим пёстрым уткам.
Те жутко обрадовались и набросились на бесплатное угощение, хватая куски сдобы прямо в воздухе, выпрыгивая за ними из воды.
От птичьего гвалта и хлопанья крыльев у Насти быстро разболелась голова, да и булка закончилась до обидного быстро, но каждой из птичек, хоть по кусочку, но досталось.
Быстро поняв, что продолжение банкета отменяется, галдящие от возмущения утки отплыли от берега, оставив Настю в одиночестве и дав ей возможность ещё немного полюбоваться на птиц. Полюбовавшись и окончательно замерзнув, Настя, развернувшись, полезла на бугор.
– Мостик я отыскала. – широко зевнув, подумала Анастасия. – Теперь, тебе, Павловна, надобно луг сыскать, затем, овраг, а уж потом – Гадюкино.
Луг – не луг, а какую-то полянку, поросшую цветочками, Настя разыскала без особых усилий. Странное дело – ветер, так сильно докучавший, трепавший волосы и одежду, почему-то стих и нежные головки невзрачных полевых цветов безбоязненно и кокетливо выглядывали из зеленой травы. И, вообще – на этой стороне речки оказалось теплее, солнышко светило ярче, а черные тучи, беременные дождём, напоминали далёкие тёмные точки.
– Распогодилось. – решила повеселевшая при виде волшебной перемены погоды, Настя, спускаясь в овраг скорым шагом. Дороги не было, но имелась обычная тропка, слегка утоптанная и хорошо заметная глазу горожанки.
Овраг оказался сырым, глубоким, поросшим густым кустарником. В его сумрачной глуби сразу же стало холодно и как-то.. туманно?
Настя пугливо держалась середины тропинки, готовясь, в случае чего, задать стрекоча и добрым словом вспоминая Жанну Аркадьевну, заставлявшую внучку регулярно совершать утренние пробежки в парке.
– Самое место для маньяка. – обмирая от страха, подумалось Насте, продиравшейся сквозь терновник. – С- час, как выпрыгнет, как выскочит и полетят клочки по закоулочкам!
И, выскочил-таки – из – под, самых ног Насти взметнулась серая дорожная пыль и здоровенный заяц-русак, прижавший плотно к голове длинные уши, метнулся вдоль тропинки со скоростью спринтера.
Говорят, что самый быстрый зверь на Земле – это гепард, но пугливый косой, если и уступал африканскому чемпиону, то совсем немного – несся, как на пожар! А за ним, не обращая ни малейшего внимания на застывшую от испуга городскую девчонку, гналась здоровущая лиса, которую опознать Настя смогла благодаря пушистому хвосту.
Мгновение – и парочка скрылась за поворотом, а Настя так и осталась стоять на месте, тяжело дыша и хватаясь за сердце.
– Край не пуганной дичи. – отдышавшись, прошептала девушка, перестав прижимать руку к груди, в которой испуганно стучало сердце и вознамерившись продолжить путешествие. – Наверное, заказник какой-то. Охотничье хозяйство. Охраняют живность серьезно, вот она и плодится, чуть ли на людей не бросается. Может, здесь ещё кто водится – лоси, косули. Кабаны?
С кабанами встречаться Насте не хотелось. Нет, она очень уважала свинину, но не бегающую и хрюкающую, а жареную, желательно, хорошо отбитую, с грибами и прочим гарниром. А, кабан – животное опасное и непредсказуемое. Его лучше обходить стороной, по очень большой дуге.
Поняв, что встретить на тропинке можно всякое и разное, Настя перестала вести себя подобно беззаботной туристке и решила, что осторожность ещё никому не повредила. Шаг девушки сделался тихим и вкрадчивым. Она шла, оглядываясь, прислушиваясь и принюхиваясь.
«Принюхиваясь – это от того, что кушать хочется.» – решила Анастасия, глотая голодные слюни.
Через некоторое время выбравшись из оврага, больше напоминающего великий каньон в штате Колорадо, отважная путешественница вздохнула с облегчением – кроме зайца и лисы, игравших в догонялки, она так никого и не встретила. Разве что, трудяга дятел что-то там барабанил в отдалении – его красная головка мелькала среди осенней листвы.
– Гадюкино. – обрадовалась Настя, приметив кучку невразумительных строений, примерно в километре от оврага. – Надо же! Ты, все-таки, существуешь!
Гадюкино оказалось обитаемым, вопреки уверениям добрейшей Галины Ивановны – сереющий воздух имел привкус печного дыма, да и сам дымок отчетливо просматривался в сизой вечерней хмари.
– Вечер? – всполошилась Анастасия, не заметившая, как быстро пролетело время с утра почти до самых сумерек. – Как же так? Еще немного и, ночь? А, я? Как я отсюда выбираться буду, если до сих пор ту самую Мохнорылкину не разыскала?
Девушка решила немедленно ускориться и тот самый километр до заброшенного населенного пункта, преодолела бодрым, спортивным шагом.
– Как хорошо, что я не пью и не курю. – размышляла вслух Анастасия, готовясь встретить предательское покалывание в боку во всеоружии. – Здоровый образ жизни – наше все. Очень полезно, как выяснилось – вон сколько бежала и ничуть не запыхалась.
Добравшись до околицы – так это, кажется, называется, Настя притормозила и беспомощно принялась озираться по сторонам.
– Ну, точно, в сказку попала. – подумалось ей некстати. – Это, не то, что прошлый, а, позапрошлый век!
Дома в Гадюкино имелись, как, то и было обещано говорливой Галиной Ивановной, числом около трех десятков. Как в той песне – улица и переулок. И колодец, в конце единственной улицы. Самый настоящий колодец – домиком, с воротом, цепью и деревянным ведром.
– Убиться и не встать! – Настя удивилась – как это вездесущие охотники за металлом цыганской национальности эту цепь ещё не прихватизировали. На самом виду лежит вещичка, а никто не позарился.
Дальше чудеса пошли косяком – дома в Гадюкино оказались добротные, крепкие, из настоящего дерева, да не какой-то там хлипкой «вагонки», а из цельных древесных стволов. Не дома, а избы, как в фильмах про старину.
После того, как Настя миновала пятый двор на улице, ей пришлось остановиться и призадуматься – н-да! Не бывает такого. Даже глинобитному домику, крытому камышом, Настя бы так сильно не удивилась. Имелись в её родном Каменске подобные строения. Обзывались красиво – памятники старины и осколки казачьего быта. Глинобитные домишки, белёные известью, под камышовой крышей с крохотными, подслеповатыми оконцами и, плетёным из лозы, забором, с яркими пластиковыми подсолнухами и, пластиковым же, петушком над плетнём.
Но, эти-то, не чета тем! Дерево же, сразу видно, старое – матёрое, тёмное и мхом поросло, а дома стоят крепкие, но заметно, что – не жилые. И окна ставнями полуприкрыты. Стоят, точно спят.
И, ни гу-гу.
Тишина в Гадюкино мёртвая.
Девушка нервно поёжилась – и где ей искать Мохнорылкину Степаниду Савишну? Ответ один – идти за хлебными крошками, то есть, на запах дыма из печки.
Настя и пошла, а что ей ещё оставалось?
Идти, тем более, недалеко – до крайней хаты, то есть, избы, рукой подать.
Глава 3 Ведьма из Гадюкино
Дорожка на той единственной, Гадюкинской улице, оказалась вполне приличной – не утоптанной, а укатанной и идти по ней было, одно сплошное удовольствие. И воздух в Гадюкино казался чистым, сладким. Не дышалось, а пилось, не чета загаженному, городскому.
– Глубинка. – продолжала размышлять вслух Настя, прибавляя шагу. – Интересно, как эта Степанида Савишна живёт здесь, одна? Без телевизора, интернета, телефона? Без поликлиники и МФЦ? К ней и «скорая», случись что, не доедет, из-за мосточка того квёлого. А, коль, помрет невзначай? Так и будет лежать одна, в доме пустом, пока не отыщутся люди добрые или, не особо? Упоминала же Галина Ивановна о том, что какие-то злодеи по району промышляют, к пенсионерам в дома вламываются и грабят несчастных стариков? Никак поймать их никто не может. Бедная Мохнорылкина, как она здесь живёт, одна?
До крайней избы Настя дотопала без приключений, калитку толкнула, чтобы во двор войти – широкий, между прочим, двор, с садовыми деревьями. Яблонями.
На яблонях – яблоки. Крепкие. Красные. Осенние. До сих пор висят, несобранные.
«Урожай нынче богатый уродился. – подумала Настя и, тут же ей, страсть как, яблочка захотелось откушать, немытого, с дерева.
Девушка сдержала неожиданный порыв и покушаться на чужую собственность не стала – мало ли, какие здесь, в Гадюкино, порядки? Может быть, обидится пенсионерка. Может быть, она эти яблоки для внучков-правнуков бережёт или на продажу приготовила, лишнюю копеечку к пенсии захотев, а тут Настя со своим бурчливым желудком к чужому имуществу руки тянет.
Сглотнув горькую слюну, девушка медленно поднялась на крыльцо, высокое крыльцо, в пять ступеней, с перильцами деревянными, резьбой затейливо украшенными. И дверь в доме красивая – из тёмного дерева, тоже вся украшенная различными растительными мотивами – цветочками и лепесточками. Лаком покрыта, а ручка на ней, металлическая, в виде собачьей головы. Натуральной головы – пасть злобно оскалена, того и гляди, вцепится и полруки оттяпает.
Настя за ручку нахрапом хвататься не стала, а вежливо в двери постучала, жадно втянув ноздрями воздух – вкусно пахло. Супом с мясом. И есть ей после того, ещё больше захотелось.
Девушка одёрнула куцую курточку, поправила пакет и стукнула ещё раз – может быть, бабулька глуховата и не слышит, как ей в дверь тарабанят. Сто пять лет всё-таки! Нормальные люди столько не живут. Столько живут или, мутанты или, пенсионеры, сохранившие бодрость ещё с забытых, почти сказочных, советских времён.
Дверь скрипнула, Настя сделала шаг назад, ожидая появления старушки, божьего одуванчика.
Вместо бабульки, того самого одуванчика, на крыльцо, неспешно, раздуваясь от важности, вышел кот. Не кот – котище! Огромный! Мордатый! Угольно-чёрный, а глазища – зелёные-зелёные, как трава по весне.
Кот уставился на незваную гостью этими самыми глазищами, широко зевнул, демонстрируя жаркую пасть и требовательно мявкнул – мол, чего тебе надобно, а, на ночь-то, глядя?
– Мне бы Мохнорылкину Степаниду Савишну. – промямлила Настя и только после этого сообразила, что разговаривает с котом. С котом!! Разговаривает!! Как, с человеком!
Но, в тоже время, кот же не может жить сам по себе? Да ещё такой упитанный, холёный. На мышах-полёвках так не раздобреешь.
– Хотя, вопрос спорный – Настя оценивающе взглянула на необыкновенно крупный экземпляр кота обыкновенного, дворового – такой котик и зайца изловит, да и козлёнка, пожалуй, задавит без труда. Наверное, у него в роду мей-куны отметились, особо породистые.
– Васька, негодник. – ворчливый старческий голос прозвучал из-за полуоткрытой двери – Кого там леший привёл? Всю избу выстудишь, обормот!
– Вы позволите? – Настя вновь обратилась к коту и тот, к её удивлению, посторонился, освобождая проход, да ещё и мордой в ногу подтолкнул – мол, иди, давай, чего застыла, рохля? Не слышишь, что ли – изба простудиться может!
Настя, неловко потоптавшись у входа, стряхнув пыль с кроссовок, вытерла ноги о домотканый половичок и опасливо переступила через порожек.
– Добрый вечер. – морщась от яркого света, неизвестно с кем поздоровалась девушка.
Ой, оказывается на улице темно совсем, то-то она жмурится, попав из темноты, да на свет. Как день пролетел быстро – уму непостижимо. Хорошо ещё, если эта бабулька Настю ночевать оставит, а то, блуждать ей до утра по окрестностям гадюкинским, потому как в темноте она из этих лесов ни в жизнь не выберется.
Вот и сама Мохнорылкина. Наверно.
Удивлённая до изумления Настя, во все глаза смотрела на седовласую, высокую старуху, носастую, глазастую, одетую в тёмное, длинное до полу, платье, душегрейку на меху и полосатые носочки, выглядывающие из-под того самого платья. На голове старухи красовалось какое-то сооружение – то ли шапка, то ли платок, повязанный особым образом. Сооружение показалось Насте очень необычным – во всяком случае, Настя никогда и ни на ком ничего подобного не наблюдала.
– Кика это. – любезно пояснила старуха, заметив, что незнакомая девушка пялится на её голову и замолчала, а Настя, наоборот, отмерла.
Ей стало стыдно – вломилась в чужой дом, пожилую хозяйку напугала, а теперь, стоит и молчит, точно мумия.
– Добрый вечер. – повторилась Настя, слегка покраснев щеками. – Я разыскиваю гражданку Мохнорылкину Степаниду Савишну. У меня, вот, для нее ведомость имеется срочная. – и Настя продемонстрировала высокой пенсионерке, скорей всего, дочери той самой Степаниды Савишны, прозрачный файл с ведомостью на пятьсот рублей материальной помощи. Как положено – с печатью учреждения и подписью руководства.
– Мохнорылкина Степанида Савишна – это я. – пенсионерка смотрела на смущенную девушку вполне доброжелательно. – Ты, девонька, не бойся, проходи в избу. Я тебя чаем угощу, с вареньем. Небось целый день на ногах? Пока ещё до моего Гадюкина доберешься.
Настя неловко сглотнула – вот этой бабуське сто пять лет? Да не может такого быть, ни в коем разе – ишь, крепкая какая! Жанне Аркадьевне, семидесятилетней, фору даст – спина прямая, и взгляд ясный. Никаким маразмом здесь и не пахнет. А она-то, дурочка, нафантазировала себе страхов разных!
– Степанида Савишна, – Настя, переступив через порог, сбросила свой рюкзачок на низкую лавочку у самого входа и предъявила ведомость с подписью и печатью. – вам надлежит расписаться в ведомости, в том месте, где поставлена галочка и получить материальную помощь. Вот, – девушка ткнула пальцем, стыдясь отсутствия маникюра. – пятьсот рублей.
– Ото Соловей расщедрился. – несказанно удивилась Степанида Савишна, протягивая руку за казённой бумагой. – Пятьсот рублей, большие деньги. – и ловко выхватила из рук Насти ведомость и впилась в написанное внимательным взглядом.
– Паспорт бы. – придушенно пискнула Настя. Ну вот никак не верилось ей в то, что пенсионерка – столетняя старуха. Не верю!
– Вот и паспорт мой. – старушенция всунула в руки Насти затребованный документ и Настя убедилась в том, что чудеса случаются не только в сказках. Мохнорылкиной Степаниде Савишне действительно было сто пять лет и она, на самом деле, выглядела куда лучше иных семидесятилетних, да что там – и шестидесятилетним иным фору бы дала!
Пятьсот рублей, выданных Настей, Степанида Савишна мигом сцапав, уволокла куда-то вглубь помещения, а там, девушка готова была поклясться, что принялась считать сызнова. Только вот, пятихатку ей Настя выдала одной бумажкой, а считала пенсионерка долго и, как бы, монеты. Во всяком случае, звякало похоже.
Сама Настя устало присела на самый краешек табурета – без спроса присела, но уж очень сильно ноги гудели. У ног она пакет с продуктами поставила – на столе постелена была нарядная скатерть, не хотелось пачкать её пыльным пакетом.
О скатерти отдельно. Стол у Степаниды Савишны в комнате стоял круглый, большой, старинный, а скатерть на нём постелена была богатая – белоснежная, вязаная крючком, с роскошными кистями. Чудо, а не скатерть! Ручная работа! Бешенных денег стоит. У Насти таких денег никогда не водилось, а у пенсионерки из Гадюкино, стало быть, есть?