Маленькие женщины

© Батищева М.Ю., перевод, 2020

© Батищева М.Ю., адаптация, 2020

© Булай Е.В., илл., 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Глава 1. Игра в пилигримов

– Без подарков и Рождество не Рождество, – недовольно проворчала Джо, растягиваясь на коврике перед камином.

– Как это отвратительно – быть бедным! – вздохнула Мег, опустив взгляд на свое старое платье.

– Это просто несправедливо, что у одних девочек полно красивых вещей, а у других совсем ничего нет, – обиженно засопев, добавила маленькая Эми.

– Зато у нас есть папа и мама, и все мы есть друг у друга, – с удовлетворением отозвалась из своего угла Бесс.

При этих ободряющих словах четыре юных лица на мгновение оживились, но тут же омрачились снова, так как Джо сказала печально:

– Нет с нами папы и не будет, пока война не закончится…

Она не произнесла: «А может быть, никогда», но каждая из них добавила эти слова про себя, задумавшись об отце, который так далеко от них – там, где войска северных штатов сражаются с мятежниками-южанами.

С минуту все молчали; затем Мег заговорила другим тоном:

– Вы же знаете, почему мама предложила не делать друг другу подарков на Рождество. Она считает, что мы не должны тратить деньги на удовольствия, когда мужчинам так тяжело на фронте.

– У каждой из нас лишь доллар на карманные расходы. Вряд ли мы так уж поможем армии, даже если пожертвуем ей эти деньги. Мне не нужно никаких подарков от вас, но я хочу купить себе «Ундину и Синтрама». Я так долго мечтала об этой книге! – сказала Джо.

– Я собиралась потратить свой доллар на новые ноты. – И Бесс чуть слышно вздохнула.

– А мне просто необходима коробка цветных карандашей, – заявила Эми решительно.

– Мама ничего не говорила о наших карманных деньгах. Пусть каждая из нас купит что хочет, и хоть немного порадуемся! – предложила Джо. – По-моему, мы заслужили это тем, что так усердно трудились!

– Уж мне-то действительно пришлось нелегко – целыми днями учить этих надоедливых детей, – снова начала Мег жалобным тоном.

– Мне было гораздо тяжелее, – заявила Джо. – Как бы тебе понравилось часами сидеть взаперти с капризной старухой, которая вечно недовольна и надоедает до такой степени, что ты готова выброситься из окна?

– Нехорошо, конечно, жаловаться, но я считаю, что мыть посуду и вытирать пыль – самая неприятная работа на свете. От нее руки делаются как деревянные, так что я даже не могу как следует играть гаммы. – И Бесс взглянула на свои загрубевшие руки со вздохом, который на этот раз услышали все.

– Ни одна из вас не страдает так сильно, как я! – воскликнула Эми. – Ведь вам не приходится сидеть в школе с наглыми девчонками, которые ябедничают на тебя, если ты не знаешь урока, смеются над твоими платьями, оскорбляют тебя из-за того, что у тебя не очень красивый нос, и чи́стят твоего отца, так как он небогат.

– Если ты хочешь сказать честя́т, то так и скажи, а не говори об отце так, как будто он закопченный чайник, – посоветовала Джо со смехом.

– Ни к чему обращаться ко мне с таким старказмом. Это очень похвально – пополнять свой лисикон, – с достоинством парировала Эми.

– Не ссорьтесь. Ах, если бы у нас сейчас были те деньги, которых папа лишился, когда мы были маленькими! – сказала Мег, которая была старшей и могла припомнить лучшие времена. – Как бы счастливы мы были!

– А на днях ты говорила, что, по твоему мнению, мы гораздо счастливее, чем дети Кингов, несмотря на все их богатство, так как они вечно ссорятся да дерутся.

– Ну да, мы действительно счастливее их, пусть даже нам и приходится работать. Ведь зато мы умеем повеселиться, и вообще мы «теплая компания», как сказала бы Джо.

– Джо всегда употребляет такие вульгарные выражения! – заметила Эми, укоризненно взглянув на длинную фигуру, растянувшуюся на коврике.

Джо немедленно села, засунула руки в карманы и засвистела.

– Перестань, Джо, это так по-мальчишески!

– Терпеть не могу грубых, невоспитанных девочек!

– Ненавижу жеманных и манерных недотрог!

– «Птички в гнездышке своем все щебечут в лад», – запела Бесс с таким забавным выражением лица, что все рассмеялись.

– Твои манеры, Джозефина, не имели большого значения, пока ты была маленькой, – сказала Мег, принимаясь за поучения на правах старшей сестры. – Но теперь, когда ты такая высокая и носишь «взрослую» прическу, тебе следует помнить, что ты уже барышня, а не мальчишка-сорванец. А что касается тебя, Эми, то ты чересчур чопорна и церемонна. Пока это просто смешно, но ты рискуешь со временем превратиться в глупую жеманную гусыню. Все эти твои нелепые слова ничуть не лучше, чем жаргон Джо.

– Если Джо – мальчишка-сорванец, а Эми – жеманная гусыня, то кто же я? – спросила Бесс, готовая выслушать упреки в свой адрес.

– Ты просто прелесть, – ответила Мег с теплотой, и никто не возразил ей, ведь Бесс была любимицей всей семьи.

Декабрьские сумерки медленно сгущались, за окнами тихо падал пушистый снег, в камине, возле которого с вязаньем в руках сидели четыре сестры, весело потрескивал огонь. Лежавший на полу ковер был старым и выцветшим, а мебель в комнате самой простой, но на стенах висело несколько хороших картин, шкаф был заполнен книгами, на подоконниках цвели маленькие розочки, и все вокруг дышало домашним уютом и покоем.

Маргарет, старшей из сестер, недавно исполнилось шестнадцать, и она была очень хороша собой: полненькая и беленькая, с большими глазами, мягкими темными волосами и белыми ручками, которыми она особенно гордилась. Пятнадцатилетняя Джо, высокая, худая, смуглая и немного сутулая, напоминала жеребенка, так как, казалось, совершенно не знала, что делать со своими длинными руками и ногами, которые всегда ей мешали. Длинные густые волосы были ее единственной красой, но обычно она сворачивала их в узел и укладывала в сетку, чтобы не мешали. К одежде своей она относилась равнодушно и производила впечатление девочки, которая стремительно превращается в женщину и очень этим недовольна. Элизабет – или Бесс, как все ее называли, – была румяная тринадцатилетняя девочка с гладкими волосами и яркими глазами, застенчивая, робкая, с неизменно кротким выражением лица. Она, казалось, жила в своем собственном счастливом мире, решаясь покинуть его лишь для встречи с теми немногими, кого любила. Эми, хоть и младшая, считала себя самой важной особой в семействе. Настоящая снегурочка с голубыми глазами и вьющимися золотистыми волосами, она всегда следила за своими манерами, стараясь вести себя, как юная леди.

Часы пробили шесть. Скоро должна была вернуться мама, и все с радостью готовились встретить ее: Бесс вымела золу из камина, Мег зажгла лампу, Эми вылезла из самого удобного кресла, хотя ее даже не просили об этом, Джо села, чтобы подержать мамины домашние туфли поближе к огню и согреть их.

– Маме нужна новая пара, эти совсем сношенные.

– Я куплю ей на мой доллар, – сказала Бесс.

– Нет, я это сделаю! – закричала Эми.

– Я старшая, – начала Мег, но тут решительно вмешалась Джо:

– Пока папы нет, я в семье за мужчину, и я куплю ей туфли, потому что он, уезжая, велел мне заботиться о ней.

– Пусть каждая из нас сделает ей какой-нибудь подарок на Рождество, а для себя покупать ничего не будем, – предложила Бесс.

– Отлично, дорогая! Как это на тебя похоже! Что же мы купим? – радостно воскликнула Джо.

На минуту все глубоко задумались, затем Мег объявила, так, словно идея была подсказана ей видом ее собственных хорошеньких ручек:

– Я подарю ей пару красивых перчаток.

– Армейские туфли, лучше быть не может! – воскликнула Джо.

– Несколько носовых платочков, подрубленных и с меткой, – сказала Бесс.

– Я куплю маленькую бутылочку одеколона. Он ей нравится, и это будет недорого, так что у меня останутся деньги на карандаши, – добавила Эми.

– Отлично! За покупками придется пойти завтра после обеда. До Рождества остается совсем мало времени, а нам еще столько всего нужно подготовить для нашего спектакля, – сказала Джо, расхаживая взад и вперед по комнате с заложенными за спину руками. – Давайте прямо сейчас проведем репетицию. Эми, иди сюда, разыграем еще раз сцену, где ты падаешь в обморок, а то у тебя в ней такой вид, словно ты аршин проглотила.

– Я никогда не видела, как падают в обморок, а грохаться плашмя, как ты, и набивать себе шишки не собираюсь, – возразила Эми, которая получила роль главной героини лишь потому, что была маленькой и злодей в пьесе мог утащить ее за кулисы.

– Сделай так: сцепи руки и, шатаясь, отступай и отчаянно кричи: «Родриго! Спаси меня!» – И Джо продемонстрировала этот маневр с воплем, от которого дрожь пробирала до костей.

Эми последовала ее примеру, но при этом двигалась резкими толчками, а ее «О-о!» наводило на мысль скорее об уколе булавкой, чем о душевных муках. У Джо вырвался стон отчаяния:

– Бесполезно! Если публика будет смеяться, меня не вини. Теперь ты, Мег.

Дальше все пошло гладко: дон Педро, отец героини, бросил вызов миру в речи длиной в две страницы; волшебница Хейгар пропела заклинания над кипящим котелком, полным ядовитых жаб; Родриго, главный положительный герой, решительно разорвал в куски свои цепи, а Гуго, главный злодей, с леденящим кровь «ха, ха, ха!» умер в мучениях, вызванных отравой и угрызениями совести.

– И как это тебе удается сочинять такие замечательные пьесы, Джо? Ты настоящий Шекспир! – воскликнула Бесс, когда мертвый злодей поднялся и сел, потирая ушибленные локти.

– Ну, не совсем, – отвечала Джо скромно. – Моя опера «Проклятие волшебницы» неплоха, но хорошо бы поставить «Макбета». Мне всегда хотелось исполнить роль убийцы. «Кинжал ли вижу пред собою?» – пробормотала Джо, дико вращая глазами и судорожно хватая руками воздух, как это делал знаменитый трагик, которого она видела однажды в театре.

– Нет, это всего лишь вилка для поджаривания хлеба, а вместо хлеба на ней мамина туфля! – воскликнула Мег, и репетиция закончилась общим взрывом хохота.

– Как это приятно, что я застала вас такими веселыми, девочки мои, – раздался у дверей радостный голос; и все обернулись, чтобы приветствовать высокую женщину с ласковым взглядом и приятным выражением лица. Несмотря на скромную одежду, вид у нее был благородный, и девочки считали, что под простым серым плащом и немодной шляпкой скрывается самая замечательная мама на свете.

– Ну, дорогие мои, как вы поживали без меня сегодня? У меня было много работы – мы готовили рождественские посылки для армии, так что я не смогла прийти домой на обед. Кто-нибудь заходил, Бесс? Как твой насморк, Мег? Джо, у тебя такой усталый вид. Поцелуй меня, Эми, крошка.

С этими расспросами миссис Марч сняла мокрый плащ и шляпку, надела теплые туфли, села в удобное кресло и привлекла к себе Эми, готовясь провести самые счастливые часы своего полного трудов и забот дня. Девочки засуетились, стараясь – каждая по-своему – сделать все для ее удобства. Мег накрывала на стол, Джо принесла поленья для камина и расставляла стулья, с грохотом роняя и переворачивая все, к чему прикасалась, Бесс деловито сновала между кухней и гостиной, а Эми сидела сложа руки и давала всем указания.

Когда все уже сидели за столом, миссис Марч сказала с особенно счастливым выражением лица:

– У меня есть чем угостить вас после ужина.

Быстрые улыбки словно солнечный луч пробежали по лицам.

– Письмо! Да здравствует папа! Быстро доедаем – и все! Хватит тебе, Эми, сгибать мизинчик и жеманиться над тарелкой! – закричала Джо, в спешке заглатывая чай и роняя хлеб маслом вниз на ковер.

Наконец все были готовы и сели поближе к огню: мама – в большом кресле, Бесс – у ее ног, Мег и Эми уселись с двух сторон на ручках кресла, а Джо прислонилась сзади к спинке, чтобы никто не увидел ее слез, если письмо окажется трогательным. В письме мало говорилось о каждодневных трудностях и опасностях. Это было бодрое послание с яркими описаниями солдатской жизни, и лишь в конце сердце автора переполнялось отцовской любовью и тоской по оставшимся дома дочкам:

«Поцелуй их за меня и скажи им, что я думаю о них днем и молюсь за них ночью. Я знаю, они помнят все, что я говорил им, и останутся любящими и заботливыми, будут честно исполнять свой долг, упорно бороться со своими внутренними врагами и побеждать их так решительно и красиво, что, когда я вернусь к ним, я смогу еще глубже любить моих маленьких женщин и гордиться ими».

Все вздохнули, когда прозвучал этот отрывок письма. Джо не стыдилась огромной слезы, скатившейся на кончик носа, а Эми спрятала лицо на плече у матери и всхлипнула:

– Я такая себялюбивая! Но я постараюсь стать лучше.

– Мы все будем стараться! – воскликнула Мег. – Я слишком много думаю о моей внешности и не люблю работать, но впредь этого не будет.

– Я постараюсь стать той «маленькой женщиной», какой он хочет меня видеть, и исполню мой долг дома, вместо того чтобы мечтать о военных подвигах, – сказала Джо, думая при этом, что владеть собой, оставаясь дома, окажется для нее куда более трудной задачей, чем встретиться лицом к лицу с одним или двумя мятежниками-южанами.

Бесс не сказала ничего, она просто утерла слезы синим солдатским носком и принялась вязать изо всех сил, чтобы, не теряя времени, начать исполнять свой долг.

– Помните, как мы играли в «Путешествие пилигрима», когда вы были маленькими? – спросила миссис Марч. – Я привязывала вам на спину мешочки с лоскутками вместо котомок, давала вам шляпы, палки и бумажные свитки с напутствиями и отправляла вас в путешествие из погреба, который был Городом Разрушения, на крышу, где из разных красивых вещей мы создавали Небесный Город[1].

– Это было замечательно! Особенно пробираться мимо львов и сражаться с ангелом бездны! – воскликнула Джо.

– Я любила тот момент, когда мы наконец сбрасывали наши котомки и они катились вниз по лестнице, – сказала Мег.

– Мне было приятнее всего, когда все мы выходили на нашу плоскую крышу и радостно распевали в лучах солнца, – добавила Бесс с улыбкой.

– А я помню только, что боялась погреба, но любила молоко и пирожки, которые мы ели на крыше. Я теперь слишком взрослая для таких развлечений, а то, пожалуй, снова поиграла бы, – сказала Эми, которая заговорила об отказе от детских забав в зрелом двенадцатилетнем возрасте.

– Дорогая моя, мы играем в эту игру всю жизнь. Наши котомки всегда за спиной, а стремление к добру и счастью – тот проводник, что ведет нас через множество огорчений и ошибок к душевному покою. Почему бы вам, мои юные пилигримы, не пуститься в путь, только не понарошку, а на самом деле?

– Где же наши котомки? – спросила Эми, которая была очень прозаичной юной особой.

– Каждая из вас уже сказала, какую ношу ей предстоит нести. И только Бесс промолчала. Должно быть, у нее такой ноши нет, – заметила миссис Марч.

– Моя ноша – мытье посуды и вытирание пыли, а еще я завидую девочкам, которые могут играть на хорошем фортепиано, и боюсь людей.

Всем захотелось рассмеяться, но никто не сделал этого, не желая ее обидеть.

– Так двинемся в путь, – сказала Мег задумчиво. – Игра в пилигримов – это просто другое название стремления стать лучше.

– Но где наши свитки с напутствиями? – спросила Джо, в восторге от того, что игра внесет хоть немного романтики в такую скучную задачу, как исполнение долга.

– Загляните под подушку в рождественское утро, и вы найдете там свой путеводитель, – отвечала миссис Марч.

Затем девочки принесли рабочие корзинки – нужно было подшить простыни для тети Марч. Это было скучное занятие, но работа спорилась, так как они приняли предложение Джо: разделить каждый из длинных швов на четыре части, назвать их Европа, Азия, Африка и Америка и, делая стежки на каждой из этих частей, беседовать о разных странах этих континентов.

В девять все прекратили работу и, прежде чем отправиться в постель, по семейной традиции пропели хором несколько песен. Никто, кроме Бесс, не мог извлечь мелодичные звуки из обветшавшего фортепиано. Мег и мать вели маленький хор. Эми стрекотала, как сверчок, а Джо была на седьмом небе от счастья, вечно умудряясь испортить мелодию неожиданной трелью или хриплыми звуками.

Глава 2. Счастливое Рождество

В рождественское утро Джо проснулась первой. Она вспомнила об обещании матери и, сунув руку под подушку, достала оттуда книжку в малиновой обложке – прекрасный рассказ о замечательной жизни, лучшей из всех когда-либо прожитых на земле, настоящий путеводитель для каждого пилигрима, отправляющегося в дальний путь. Радостным восклицанием «Счастливого Рождества!» Джо разбудила сестер и предложила им тоже заглянуть под подушки. Оттуда появились такие же Евангелия, с той же самой картинкой внутри и теми же напутственными словами, написанными матерью.

– Девочки, – сказала Мег серьезно, – давайте будем читать Евангелие понемногу каждое утро. Я уверена, это будет поддерживать нас в течение всего дня.

Все раскрыли свои новые книжки и погрузились в чтение. Тишину нарушал лишь шелест переворачиваемых страниц, а утреннее зимнее солнце заглядывало в окна, чтобы в ласковом рождественском приветствии коснуться блестящих волос и серьезных лиц.

– Где же мама? – спросила Мег у Ханны, когда полчаса спустя они с Джо сбежали вниз, чтобы поблагодарить мать за подарки. Ханна жила в семье со времени рождения Мег и считалась скорее другом, чем служанкой.

– Приходил тут мальчуган какой-то милостыню просить, вот ваша мамаша и пошла прямо к нему домой, чтоб поглядеть, чем там помочь можно, – отвечала Ханна.

– Я думаю, она скоро вернется, Ханна, так что накрывайте на стол, – сказала Мег, выдвигая из-под дивана корзинку, где были спрятаны подарки для мамы. – А где же подарок Эми? – спросила она, обнаружив, что флакончика с одеколоном в корзинке нет.

– Кажется, она унесла свою бутылочку, чтобы перевязать ленточкой, – ответила Джо, пританцовывая в новеньких туфлях, чтобы немного размять их, прежде чем вручить маме.

– Красивые у меня получились платочки, правда? – сказала Бесс, с гордостью глядя на не очень ровно вышитые буквы, которые стоили ей немалых трудов.

– Мама идет! Прячь корзинку, живо! – приказала Джо, когда в передней хлопнула дверь и послышались шаги.

В комнату торопливо вошла Эми в капоре и плаще.

– Где ты была? Что ты прячешь за спиной? – удивленно спросила Мег.

– Только не смейтесь надо мной! Я сбегала в магазин и поменяла маленькую бутылочку на большую, и отдала за нее все мои деньги. Теперь мой подарок самый красивый!

Снова послышался стук парадной двери – и корзинка исчезла под диваном, а девочки поспешили к столу, который уже был накрыт к завтраку.

– Счастливого Рождества, мама! Спасибо за книжки! Мы уже читали их сегодня и будем делать это каждое утро! – закричали они хором.

– Счастливого Рождества, доченьки! Я надеюсь, что вы будете возвращаться к этой книге снова и снова. Но прежде чем мы сядем за стол, я хочу кое-что сказать вам. В одном из домов неподалеку отсюда лежит бедная женщина с новорожденным младенцем и еще шестью детишками. В доме нет ни еды, ни дров, и старший мальчик пришел сказать мне, что они страдают от голода и холода. Девочки мои, вы согласны подарить им на Рождество свой завтрак?

Девочки были голоднее обычного, после того как прождали завтрак целый час. Несколько мгновений все молчали, а потом Джо воскликнула с жаром:

– Как хорошо, что ты пришла прежде, чем мы начали есть!

– Можно я пойду с тобой и помогу отнести еду этим бедным детям? – спросила Бесс горячо.

– Я понесу сливки и булочки, – добавила Эми, героически отказываясь от того, что больше всего любила.

Мег уже накрывала горшочек с гречневой кашей и складывала ломтики хлеба в одну большую тарелку.

– Я знала, что вы поступите именно так, – сказала миссис Марч с улыбкой удовлетворения. – Мы пойдем все вместе, а когда вернемся, то позавтракаем хлебом и молоком.

– Вот это и значит любить ближнего больше, чем себя самого, и мне это нравится, – сказала Мег, когда они вернулись домой и снова достали из-под дивана корзинку с подарками, пока мать наверху собирала одежду для бедного семейства Хаммелей.

Конечно, подарки не являли собой великолепного зрелища, но сколько любви было вложено в эти четыре маленьких свертка и какой праздничный вид придавала столу, на котором они лежали, высокая ваза с красными розочками!

– Идет! Начинай, Бесс! Открывай дверь, Эми! Да здравствует мама! – закричала Джо, подбегая следом за Мег к двери.

Бесс заиграла самый веселый марш, Эми распахнула дверь, а Мег торжественно провела мать к почетному месту. Миссис Марч была удивлена и тронута. Улыбаясь, она рассматривала подарки и читала приложенные к ним записочки. Немало было смеха, поцелуев, веселых объяснений – всего того, что делает семейные праздники такими приятными и заставляет с нежностью вспоминать о них долгие годы.

А потом все занялись приготовлениями к вечернему спектаклю. Всё необходимое для домашних представлений девочки, пуская в ход всю свою изобретательность, делали сами: гитары из досок для разделки теста, старинные лампы из масленок, обернутых серебряной бумагой, доспехи из вырезанных в форме ромбов кусочков жести. Никакие мальчики к участию в представлениях не допускались, так что Джо могла исполнять мужские роли сколько душе угодно и в каждом спектакле с удовольствием надевала пару сапог из некрашеной кожи, подаренных ей одним из друзей, который был знаком с одной дамой, близко знавшей настоящего актера. Ограниченность численного состава труппы вынуждала двух главных актеров разучивать по три или четыре роли для каждой постановки, а во время представления молниеносно менять костюмы и вдобавок управляться с переменой декораций.

В рождественский вечер около десятка девочек расселось на кровати, изображавшей бельэтаж, прозвенел звонок, занавес раздвинулся, и спектакль начался.

«Мрачный лес», обещанный театральной программкой, был изображен несколькими комнатными растениями в горшках, куском зеленого сукна на полу и пещерой на заднем плане. Пещера была сделана из двух письменных столов вместо стен и рамы для сушки белья вместо крыши. В ней на фоне ярко пылающего огня склонялась над черным котелком старая волшебница. Выдержав минутную паузу, чтобы улеглось первое волнение среди публики, вошел Гуго, злодей с черной бородой и рапирой на боку, в шляпе с большими полями, широком плаще и сапогах из некрашеной кожи. Походив взад и вперед по сцене в большом волнении, он запел о своей ненависти к Родриго, любви к Заре и решимости убить первого и добиться любви от второй. Грубоватые звуки голоса Гуго, переходящие иногда от избытка чувств в крик, произвели глубокое впечатление, и, когда он остановился, чтобы перевести дух, зрители бурно зааплодировали. Поклонившись с видом человека, привыкшего к сценическому успеху, Гуго приблизился к пещере и обратился к волшебнице Хейгар с приказом: «Эй, старуха! Выходи! Ты мне нужна!»

Появилась Мег, с длинными седыми волосами из конского хвоста, с посохом в руке и кабалистическими знаками на плаще. Гуго потребовал у нее одного зелья, чтобы заставить Зару полюбить его, и другого, чтобы извести Родриго. Хейгар в исполненной драматизма арии пообещала ему то и другое и приступила к вызову духов. Сначала из пещеры выплыла маленькая фигура в белом со сверкающими крыльями и уронила позолоченную бутылочку к ногам волшебницы. Затем из той же пещеры с издевательским смехом выскочил черный чертенок и швырнул в Гуго черную бутылочку. Мелодично излив свою благодарность и засунув обе бутылочки за голенища сапог, Гуго удалился, а Хейгар сообщила публике, что в прошлом он убил нескольких ее друзей и она намерена отомстить. Занавес закрылся, и в перерыве публика отдыхала, ела печенье и обсуждала достоинства оперы.