Сквозь тернии

Глава вторая

Выходя из комнаты миссис Слай, Кейт в изнеможении опёрлась спиной о стену рядом. Снова в её голове прозвучал приговор: нет выхода. Итак, благодаря порокам своей тётки, она просто обязана стать жертвой. Кейт тихонько застонала. Ведь после этого никто не захочет взять её замуж. На слова, что она пребывала в доме терпимости (всё равно, никто не поверит, что она тут не работала, если начнут чесаться языки), можно было раньше предъявить свою невинность как доказательство лжи сплетников. Мало ли похожих людей на земле? Настоящего же её имени тут никто не знает. А девственница не может обслуживать клиентов и оставаться девственной. Да, обследование перед помолвкой или свадьбой было бы унизительно и позорно. На неё стали бы показывать пальцем и закрыли двери в любой мало-мальски приличный дом. И ещё неизвестно, чем бы закончилась такая эскапада. Но всё же… Но всё же это обеспечило бы ей спокойную жизнь в будущем. Хотя, если начнутся сплетни про неё, а они наверняка начнутся – мужчины ещё менее умеют держать язык за зубами, чем женщины, особенно в том, что касается их, мужчин, удовольствий, – то на неё как на невесту никто вообще не посмотрит. Особенно сейчас, когда, благодаря королеве Виктории, семейные ценности стали притчей во языцех. Целомудрие превозносилось до небес, порок осуждался, а публичные дома росли, как грибы – людей не переделаешь. Сколько ни говори о нравственности, тело требует своё. Тело требует, а лицемерная нравственность общества этого не хочет замечать и осуждает любой намёк на телесные нужды. Женщина, которая не смотрит мужчине в рот, девушка, которая не блюдёт свою чистоту, компрометируя себя общением с мужчинами без надзора дуэньи, матери или замужней сестры, сразу получала клеймо порочной. Она не мадам Бовари, не Марион де Лорм, не Эмма Лайон – леди Гамильтон, чтобы прельщать мужчин своей красотой, а они бы, в свою очередь, дали бы ей своё имя, очистив его от двусмысленностей и грязи. Кейт не была настолько ловка, умна и предприимчива, как первые две дамы, не настолько красива, легкомысленна, бесстыдна и порочна, как последняя, чтобы надеяться таким образом войти в высшее общество. Да и в просто приличное общество после всего того, что она пережила. Её отец и мать поставили крест на её безоблачном будущем, устлав его препятствиями и терниями. Кейт не была по сути своей авантюристкой и куртизанкой. Один лишь намёк на сомнительное прошлое, как девушка её положения становилась игрушкой в руках мужчин и притчей во языцех среди толков света. От неё отворачивались знакомые, её мог оскорбить любой повеса, который сам перепортил множество служанок, а может и не только их. Её никто не захочет иметь гувернанткой. И такой девушке или женщине остаётся единственный путь – именно тот, на который она не хотела становиться. А, вспоминая семейную жизнь своих отца и матери, глядя на лицемерие клиентов, которые здесь получают то, что не даёт дома жена или что они сами не осмеливаются ей предложить, Кейт уже не знала, так ли хорошо – стремиться замуж. В любовь она перестала верить ещё тогда, когда отец привёз её сюда. А постоянные наблюдения за жизнью клиентов и проституток убедили её, что эта самая любовь хороша в романах. А в жизни её нет. Зависеть же от нелюбимого и не любящего, а пуще того, от дурака, хама, ханжи или зверя в человеческом обличье, Кейт не хотела. С другой стороны, без мужа она не сможет родить официально признанных обществом детей. Ведь когда-нибудь ей захочется детей? А Кейт не хотела ограничивать себя компанией служанок, торговцев, конюхов, прачек и всех тех людей, которые не блистали умом и знаниями и которым они были не нужны. Хотя, заморочить голову какому-нибудь лудильщику или булочнику по поводу девственности легче, чем лорду. Они не так трясутся за чистоту рода и не слишком любят высчитывать сроки и изучать физиологию: бутылочки куриной крови обычно бывает достаточно. Но Кейт не была простолюдинкой. И не хотела ей уподобляться. Пока её единственное сокровище – девственность. Поскольку знаний от женщины никто не ждёт и не требует. Даже наоборот: учёная женщина отпугивает. Королева Виктория планомерно вводила в сознание людей, что место жены – дома с детьми, а не в университетах и на кафедрах. Но сейчас, если Кейт принесёт свою девственность в качестве платы за состояние вечной эйфории своей тётки, которая просто не поймёт этой жертвы, ибо всё время находится не на земле, а в ей одной известном прекрасном и нереальном месте, что её, Кейт, будет ждать в будущем? Ранняя смерть в этом публичном доме, как многих девочек, потерявших смысл жизни? Но Кейт не хотела стать проституткой, как не хотела быть преследуемой ланью, если, всё же, решится сбежать от сюда. Тем более, тётя… Кейт не сможет оплачивать её забвение. А что с ней станет, когда кончится джин и опиум? Кейт уже видела, что было с ней, когда миссис Слай в качестве наказания однажды отлучила её от опиумной трубки на неделю. Нэнси Стаффорд орала, как будто её живьём уже жарят на сковородке в аду. Её суставы выкручивались под немыслимыми углами, тело тряслось как в «пляске святого Витта», на губах выступала пена вместе с криком о заветной трубке. Когда получалось сползти с кровати, она валялась в ногах у всех, до кого могла дотянуться. С пустотой в глазах она валилась мешком на кровать и лежала там, пока не накатывала боль. Тогда с безумием на лице она хваталась за кинжал и угрожала убить окружающих или себя. Однажды она серьёзно ранила одну из девочек, и ту не успели спасти. Время, что безумствовала тётка, было поставлено ей в долг, как и умершая девочка, которая, хотя и не блистала талантами в работе шлюхи, но доход приносила. Кейт закрыла глаза. Тётке нужен врач, им обеим нужны деньги. А значит… А значит, она пойдёт к этому толстосуму с фантазиями. Она вытерпит, но получит деньги. Миссис Слай спишет с них львиную часть долга. Потом Кейт будет работать в приюте и отдаст остальное. А дальше? Дальше будет видно.

Кейт оттолкнулась от стены и направилась к выходу. У неё есть ещё полдня до назначенного срока. Есть время помолиться и попросить бога не мешать ей жить. Потому как помощи от него она ещё не видела.

Полная мрачных мыслей, Кейт вышла на улицу и направилась к дальней церкви.

Она остановилась на углу, чтобы пропустить экипаж, который и не думал тормозить. Её обдало брызгами из грязной лужи с ног до головы. И она опустила на лицо густую вуаль, чтобы прикрыть грязные разводы. Носовым платком она попыталась смахнуть капли с одежды. Вполголоса проклиная возницу и английскую погоду, Кейт не обратила внимания на карету, которая резко остановилась рядом с ней.

– Эй, и?.. – вдруг раздалось у неё над ухом. Она удивлённо подняла глаза. С козел на неё смотрел закутанный с ног до головы кучер. Его покрасневший нос, проглядывавший из-под шарфа, и слезящиеся глаза, подслеповато глядящие на неё из-под цилиндра, выдавали простуду возницы. Оглушительный чих подтвердил предположение Кейт.

– Простите? – переспросила она, отходя назад.

– Вы бизз Эй Бит? – спросил возница, чихнув.

Кейт удивилась. Только директор приюта знал её настоящую фамилию и знал, что она не простой «плод любви» служанки и лакея. Для всех остальных она была Кэтти Смит. Но зачем вдруг она могла понадобиться кому-то? Неужели миссис Слай придумала ещё какую-нибудь гадость? Но она-то не стала бы соблюдать конспирацию. Ей совершенно всё равно, как называет себя Кейт. И уж она не преминула бы объявить её имя во всеуслышание, чтобы опозорить и принудить работать на себя. И, тем более, карету она не стала бы за ней посылать. Достаточно было бы Тома или его подручных.

– Вы бизз Бит? – снова чихнув, невнятно повторил кучер.

– Да, – настороженно сказала Кейт.

– Бызтрее задитезь, бас заждались уже, – нетерпеливо сказал кучер, перебирая поводья.

– Кто?

– Бизз, бремя дорого, – так же нетерпеливо сказал кучер. Из кареты выскочил молодой человек, почти мальчик, в простой, но чистой одежде и вежливо открыл перед ней дверцу.

Кейт оглядела карету: пыльная коробка без гербов и вообще без излишеств, по которым можно было бы понять, чья она. Одежда кучера и мальчика-слуги тоже была ничем не примечательна. «Ладно, узнаю по дороге», – подумала Кейт и подошла к карете. Мальчик вежливо придержал её за локоток, пока она садилась, захлопнул дверь и прыгнул на запятки. Карета резво рванула с места. Кейт внутри резко покачнулась и ухватилась за простой диванчик, чтобы не упасть. Внутри никого не было. «Что за?..» – подумала Кейт, покачиваясь в такт движению кареты. Она не успела додумать, как карету снова дёрнуло на ухабе, и, подскочив, не слишком больно ударилась головой о крышу. В окне промелькнули улицы Плимута. Через несколько минут они оказались в пригороде среди бедных домиков и старых лачуг, уныло тянувшихся вдоль береговой полосы. Затем пропали и они, и карета покатила по сельской дороге. Кейт проклинала себя за легкомыслие. Ничто не может быть хуже неизвестности. А что собирается и кто делать с ней, Кейт уже не предполагала. Бордель миссис Слай остался в городе. Потому подобная эскапада явно не её рук дело. Тогда кому и что от неё надо?

После недолгой езды по ухабам карета резко остановилась. Выглянув в окно, Кейт заметила здание церкви, мрачное в дождевых тучах и тумане, обволакивавшем её. К карете подскочил мужчина в развевающемся плаще и резко дёрнул дверцу. Кейт, которая собиралась выходить, просто упала ему на руки. Тот порывисто прижал её к себе.

– Дорогая моя, – горячо зашептал он. – Ещё несколько минут, и наши беды закончатся. Ты можешь уже не беспокоиться за свою родню. Против законного брака им нечего будет возразить.

Он подхватил Кейт на руки и понёс к входу в церковь. Ошеломлённая Кейт даже не пыталась вырваться. Объятия мужчины, его шёпот настолько потрясли её, что она не сразу уловила смысл его слов. Брак? Так её привезли на венчание? Боже, но с кем? Сквозь вуаль и туман Кейт пыталась разглядеть лицо того, кто нёс её, как величайшую ценность. Он резко мотнул головой, когда кучер хотел ему помочь поставить Кейт на ноги. Блестящий цилиндр свалился с его головы, и грива кучерявых волос упала ему на плечи. Мальчик-слуга на ходу подхватил цилиндр, понимающе переглянулся с кучером и поспешил за стремительно удалявшимся хозяином. В неверном свете дождливого дня Кейт разглядела породистое лицо: прямой нос, высокий лоб, серые глаза и иронично изогнутые губы. Легкая смуглость завершала образ. Кейт, похолодев, узнала сэра Шелтера, лорда Элмкасла. Даже в публичном доме про него ходила неоднозначная слава, хотя Кейт его там ни разу не видела. Девочки сплетничали, что публичные женщины ему не интересны. Он любил соблазнять дочерей из благородных семей. Или они сами любили им соблазняться – тут уж не поймёшь. Несколько лет назад одной шустрой девице удалось затащить его под венец. Однако ни чем хорошим это не кончилось: он увёз ее в индийские колонии, и, говорят, убил там. Или продал в гарем местного раджи, где она умерла. Он прекрасно знал латынь, древнееврейский и греческий, изучал китайские иероглифы и арабскую вязь, говорил на многих европейских языках и читал древние книги в подлинниках. В Индии, Египте и Турции, говорят, участвовал в каких-то сатанинских обрядах. Дома имел коллекцию статуэток и украшений из американских колоний, набор порошков, масел и смесей из Африки, при чём не все они были безобидны и безвредны. Одна девочка из борделя рассказывала, что её знакомая служанка – прислуга в доме одного из знакомых лорда – сама видела гроб в его доме, в котором лорд любит ночевать. Кейт скептически слушала россказни с чужих слов, хотя девочка приправила рассказ подруги своими клятвенными заверениями в правдивости служанки и собственным наигранным страхом, который она демонстрировала публике. Лорд Элмкасл не любил приёмы и балы. Хотя, говорят, был великолепным танцором и остроумным собеседником. Он весьма нелестно отзывался обо всех этих светских сборищах и хозяевах, устраивавших их. Друзей у него было мало, большей частью должники и те, кто от него что-то хотел. Недюжинный ум – фамильная черта его рода – обеспечили лорду богатый капитал, который он, благодаря удачным проектам и инвестициям преумножил. Его игнорирование светских условностей, презрение к лебезящим перед ним и нередкая прямолинейность высказываний отпугивали от него докучных и досужих людей, какие обычно и составляют «светское общество». А благодаря его пристрастиям, непонятным другим, скучающие сплетники выдумывали всякие глупости и ужасы, очерняя его чуть не сыном дьявола. Его состояние было немаленьким и пополнялось из поколения к поколению. И если бы не его страсть к тайнам и путешествиям, оно было бы многократно больше. Именно поэтому матери девиц на выданье осаждали его стаями, несмотря на репутацию. Иногда их намёки и заигрывания с потенциальным зятем были на грани приличия. Однако не всем была по душе эта его одиозная репутация. Благодаря его образу жизни, привычкам и внешности, некоторые особо богобоязненные леди называли его демоном, предпочитая ограждать своих дочерей от его пагубного, по их мнению, влияния. И вот этот человек нёс её венчаться! Да он слепой, что ли? Не видит, что она – не его невеста?

Кейт попыталась высвободиться из его крепких, но нежных объятий. Но он сильнее прижал её к себе, прикоснувшись щекой к её лицу. Умиротворённую непривычными ощущениями от объятий, Кейт точно пронзило молнией. Благостная истома разлилась по телу, и все мысли вылетели из её головы. Непонятные и непривычные ощущения были приятны, тепло мужского тела как будто защищало её от бурь и невзгод жизненных. Кейт хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Она ещё никогда не чувствовала себя такой спокойной, умиротворённой и… счастливой и любимой. Любимой? Кейт встрепенулась. Сэр Шелтер уже внёс её в церковь и с неохотой поставил на ноги. Сейчас она ему всё скажет, с сожалением думала Кейт. Ведь не её он любит, и не на ней он собрался жениться. Не для неё его объятия и порывистость. Не ей он должен давать своё имя и состояние. Не ей! Но едва она открыла рот, чтобы что-то сказать, как он, стремительно бросившись вперёд, схватил её за руку и потащил мимо скамей по проходу к подслеповато моргавшему священнику с требником. Сзади едва поспевали кучер и мальчик-слуга.

– Милорд, – задыхаясь, проговорила Кейт. – Я должна вам сказать…

– После, моя любовь, – прервал он её, оглянувшись. Его стальные глаза сверкнули лукавым блеском.

– Но я не могу… – Кейт споткнулась на бегу.

– Я понимаю. Но у нас нет времени устраивать торжество.

– Да при чём тут это! – Кейт резко выдернула руку и остановилась, тяжело дыша. На неё тут же наткнулся мальчик-слуга. – Выслушайте же меня! Я вовсе не…

Подоспевший кучер то ли нарочно, то ли случайно подтолкнул её к лорду. Кейт снова упала ему на руки. Лорд Элмкасл, без лишних слов снова подхватил её на руки и чуть ли не бегом устремился к заждавшемуся священнику. Кейт, снова очутившись в кольце его тепла и силы, обмякла. Слёзы обиды показались на её глазах. Ведь ей так приятно с этим незнакомым человеком. Но он не для неё. И даже не даёт ей это сказать! Ну почему жизнь так несправедлива? Хотя, встреться они при других обстоятельствах, вряд ли бы он вообще обратил на неё внимание. Ведь ни имени, ни богатства, ни внешности у неё не было. Чуть ли не сирота в приюте девочек, дочерей, матери которых имели запятнанную репутацию. А благородство или снобизм лорда не снисходил до шлюх и проституток.

Пока Кейт пребывала в непривычном блаженстве, покоясь в руках сэра Шелтера и предаваясь размышлениям, священник начал обряд. Кейт положила голову на широкое плечо и прикрыла глаза. Ей снова подумалось, что, как бы ей хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Сэр Шелтер прикоснулся щекой к её лбу и внимательно слушал священника. Тот с неудовольствием поглядывал на странную пару. Во время венчания полагалось стоять рядом и даже не держаться за руки. Только после освящения союза можно было прикоснуться к невесте. Хотя, пылкие объятия до сих пор не приветствовались обществом, считаясь чем-то вроде дурного тона простолюдинов. Муж и жена должны быть друг с другом предельно вежливы и предупредительны. Даже в спальне не полагалось демонстрировать страсть. Женщине полагалось подчиняться, лежа бревном на кровати в сорочке, закрывавшей тело целиком, а мужчине быть джентльменом и без грубостей делать спокойно своё дело. От чего многие сходили с ума и бежали к проституткам, с которыми можно было не сдерживать себя и демонстрировать какие угодно пылкие чувства или воплощать какие угодно извращённые фантазии. В обществе и дома полагалось быть сдержанными, холодными и вежливыми. Однако увесистый кошелёк и неподдельная любовь в глазах этого демона уладили вопрос с венчанием. Иначе он, священник, ни за что бы не допустил такого прилюдного непотребного проявления чувств. К тому же, привести в тихую гавань семейного счастья эту мятежную душу с язвительным языком – дело нелёгкое. И, хотя лорд уже раньше был женат, но нынешняя его избранница, похоже, влияла на него иначе: его смирение не было игрой, как раньше в обществе. А то, с какой нежностью и страстью он прижимает к себе девушку, говорит о большой его любви к ней. Возможно, этой ловкой девице удастся примирить его с обществом и церковью, отвлечёт его от чтения еретических и языческих книг и собрания непотребных фигур. Вон как разомлела у него на плече! Великолепная актриса! И чем только она завлекла этого гордеца и насмешника? Жаль, плохо видно её лицо – вуаль мешает. Но она должна быть хотя бы миловидна. На уродину не позарится даже такой странный и демократичный джентльмен, как сэр Шелтер.

– Берешь ли ты… – доносилось как сквозь вату до Кейт. – … в мужья в болезни и здравии, в богатстве и бедности…

– Да… да… – бессознательно шептала Кейт.

– Берёшь ли ты, Эдвард Доменик Ричард, сэр Шелтер, лорд Элмкасл, Джейн Сьюзан Витт в законные жёны?..

«Что? – пронеслось в голове Кейт. – Джейн? Витт?». Так вот что спрашивал простуженный возница: не Кейт Смит, а Джейн Витт. Его простуженное произношение ввело в заблуждение Кейт. А то, что она оказалась на месте встречи в то же время, что и карета, не что иное, как совпадение, случайность. Однако, если Джейн Витт сейчас выходит замуж, то Кейт… Тут Кейт запуталась. Так она сама будет замужем или нет? Или это Джейн выходит замуж? В церковных книгах будет записано имя Джейн, а не её. Но перед алтарём-то стоит она, а не Джейн. Кейт застонала. Сэр Шелтер судорожно прижал её к себе, чуть не задушив. Кейт слегка упёрлась рукой ему в грудь и шёпотом произнесла:

– Я должна сказать вам нечто важное.

– После венчания, милая моя. Всё будет после венчания.

– Нет, до. Вы не понимаете…

– Я понимаю только одно: я люблю тебя и никуда не отпущу.

– Если кто-то знает причину, по которой этот брак не может состояться, – как сквозь вату доносилось до Кейт. – Пусть скажет сейчас или молчит вовек… – Кейт, как зачарованная, смотрела на лицо сэра Шелтера. Слова священника она слышала, но не осознавала их смысла. Она понимала одно: она должна сказать сейчас, пока не случилось непоправимое… – Объявляю вас мужем и женой. Перед богом и людьми, – послышался голос священника. – То, что соединил бог, человек да не разделит. Можете поцеловать невесту.

Кейт чуть было не стукнула кулаком по плечу сэра Шелтера. Они женаты! Или… Это не она замужем? Ну почему он не дал ей сказать? Как теперь выбираться из этой ситуации?

Не успела Кейт как следует заморочить себе голову, как сэр Шелтер впился ей в губы, со всей своей страстью сжав её в своих объятиях. Кейт вскрикнула. Объятия тут же ослабли, а сэр Шелтер отстранился от её лица.

– Прости, моё сокровище. Я слишком тебя люблю.

Он опустил её на пол, не отпуская руку. «Что такое? – удивлённо глядя на оживлённое лицо сэра Шелтера, подумала Кейт. – Как будто он боится, что я… что его невеста… то есть, что его новая жена испарится». Боль пронзила душу Кейт. Он любит Джейн Витт. Он её любит! Значит, любовь есть? Только обходит её, Кейт, стороной. Почему? За что? Кейт закусила губу, а сэр Шелтер потянул её к выходу, снова не дав объясниться. Чтобы не упасть, Кейт пришлось чуть ли не бежать за ним.

При выходе из церкви он снова подхватил её на руки и закружил на ступеньках. У Кейт захватило дух. А сэр Шелтер радостно смеялся, подставив лицо под редкие капли начинающегося дождя.

– Милорд! Милорд! – вскричала Кейт, хлопая его ладонями по плечам. – Милорд, я должна вам, наконец, сказать что-то важное!

– Всё, что угодно, моё счастье! – радостно сказал сэр Шелтер. – Только давай уйдём с дождя.

Кейт только сейчас обратила внимание на мелкие бисеринки воды, которые с навязчивостью мошкары падали на её лицо. Сэр Шелтер аккуратно поставил её на мокрую землю и, нежно взяв под руку, повёл, вернее, почти потащил к карете, такой же простой и пыльной, как та, в которой приехала Кейт. «Интересно, – подумала она, усаживаясь. – Почему лорд Элмкасл так рвался жениться, но при этом не хотел, чтобы об этом знали? Родители невесты были против? Но полмиллиона фунтов должны всякого переубедить. Да ещё знаменитая родословная. Почему? Зачем такие тайны? Хотя, о лорде и сплетничают всякий вздор, но никто и никогда не обвинил его в подлости в лицо. Девицы из благородных семей сами или с помощью мамаш вешались ему на шею. Однако при этом ни одна не могла похвастаться ребёнком от него. Жена, которую он убил или продал? Так убил ли, в самом деле? Продал ли? И всё же, как выяснить, почему такая таинственность? Я слишком много думаю», – Кейт вздохнула и посмотрела на сэра Шелтера, который расположился рядом с ней и сразу же взял её за руки. Его лицо светилось от счастья. Трудно было заподозрить в неискренности этого человека, глядя в его лучащиеся весельем глаза.

– Сейчас мы поедем на постоялый двор, – начал он, снова не дав открыть рот Кейт. – Я понимаю, это не то, на что ты рассчитывала и что достойно тебя. Но, поверь, всё наладится. Когда мы приедем, я дам знать твоему отцу, что мы женаты. А завтра поедем увидеть его. Теперь он уже не сможет ничего возразить.

Кейт молчала. Жестоко было бы сейчас говорить ему о его ошибке.

Глава третья

Довольно быстро карета подкатила к деревенской гостинице. Дождь уже начал накрапывать сильнее и барабанил в окна и крышу кареты редкими тихими каплями. Тёмное небо скрыло от Кейт подробности деревенского строения. Сэр Шелтер открыл дверцу и помог Кейт выйти из кареты, держа над её головой полу своего плаща. Мальчик-слуга с мокрыми волосами, спрыгнул с запяток кареты и протянул ему цилиндр. Но сэр Шелтер не обратил на него внимания. Не отпуская руки Кейт, он провёл её через двор к добротному строению. Войдя внутрь, он тут же усадил её в одно из жёстких потёртых кресел, а сам направился улаживать вопрос о ночлеге.