Осколки Сампо

Боги не оставили мореходов – погода стояла ясная, попутный ветер наполнял паруса, и Нева спокойно качала корабли на своих волнах. Но ярл Торкель, прозванный Вороном, проводил последние дни в тяжёлых раздумьях: ему до сих пор не удалось исполнить особое поручение конунга.

Будь на пути флота торговые города с их рынками и гостиными дворами, с купцами, путешественниками и праздными зеваками, добыча сведений о таинственном Гротти не составила бы труда, благо поддерживать беседы Торкель умел как никто другой. Но всё оказалось сложнее.

Дело в том, что после Виипури викингам не представилось ни единого случая торговать и расспрашивать местных жителей. Большие селения на пути не встречались, маленькие деревеньки и хутора, рассыпанные по лесистым берегам, при приближении флота повсеместно делали одно и то же – наглухо запирали ворота и щетинились копьями. Когда однажды викинги высадились на берег и попытались подойти к очередной деревне, из прибрежных зарослей градом посыпались стрелы.

Ярл понимал, что дело здесь не в злобном нраве финнов, а в их обычной осторожности – какой ещё встречи было ждать пяти чужеземным кораблям с многочисленной вооружённой командой? Ингры из Виипури знали обычаи викингов и умели предугадать их намерения, но жители глубин этого малолюдного края, сплошь покрытого дремучими лесами, подобными знаниями похвалиться не могли. Зато лихая слава детей Одина, промышлявших торговлей и разбоем одновременно, просочилась даже сюда.

Хэрсир Горм снова предлагал брать финнов в плен и заставлять говорить силой, но Торкель строго-настрого запретил обижать местных. Внутренне он уже готов был согласиться с Гормом, но помнил наказ конунга и, кроме того, не позволял досаде затмить свой холодный рассудок.

«Мы потеряли много времени, – размышлял ярл наедине с собой, оглядывая с носа драккара неприветливые берега Невы. – Нарочно повернули к северу от привычных путей, два дня просидели в Виборге, а узнали немногим больше, чем знали ранее. Похоже, здесь нам делать больше нечего. Углубись мы в эти дебри – кто знает, что там? Впрочем, я и здесь видел, как встречают нас финны.

Бьюсь об заклад, о Гротти Асмунд вспомнил в последний миг, там, на вершине Стража Бирки. Жажда золота побудила его верить в чудеса – конунг пожелал убить одним камнем сразу двух зайцев: выгодная торговля с руссами и попутно добыча волшебного жёрнова Гротти, обладание которым он приписал финнам. Однако конунг не учёл того, насколько разнятся повадки этих двух зайцев. Торговый или военный поход невозможен без многих кораблей, но сейчас я вижу, что со многими кораблями невозможно узнать финнов ближе – они предельно осторожны с чужаками. Чтобы входить гостем в их дома и расспрашивать о чудесах, мне бы следовало идти по финским землям в одиночку – законы гостеприимства не позволят оставить за порогом даже чужеземца… Не поступить ли именно так?

Вздор. Драккары и груз конунга вверены мне, и я не вправе бросить их. Горм силён, но только в том, что связано с битвами, – мирные дела не для него, и заменить меня в торговом походе он не сумеет, разве что на обратном пути. Но и там я не рискнул бы оставлять его одного – он со своими молодцами даже самый дружественный поход превратит в набег.

Что ж, из двух зайцев конунга следует выбрать наиболее упитанного. Мы идём в Гардарики, а Гротти, если оно есть, может подождать. Я разыщу это чудо и приду за ним, когда сочту возможным».

Что до Горма Полутролля, то в Гротти он по-прежнему не верил – с трудом верилось, что в этой дикой земле скрывался неиссякаемый источник богатства. В последние дни он сделался вялым и сонливым, разговаривал мало и всё чаще огрызался – ему претило мирное плавание. Однако он не смел ослушаться Торкеля, пока тот был рядом, и, подобно ярлу, помнил веление конунга.

Иначе обстояло дело с дружиной. Ни один из простых викингов не знал ни о поисках Гротти, ни о воле конунга. Они шли торговать в Хольмгард, значит, с руссами ссоры не затеят, но до Гардарики ещё далеко. Многие из них были непрочь поживиться в пути. Встреченные поселения финнов не выглядели хорошо укреплёнными, мужчины хоть и были суровы, но всё же не чета викингам, да и немного их, женщины – белы и красивы… Многие недоумевали, почему ярл не даёт своим людям повеселиться.

Но если сородичи-шведы не роптали вслух, понимая, что Ворон замышляет нечто мудрое, то команда снеккара «Морской бык», на три четверти состоявшая из норвежцев, нанятых Гормом прошлой зимой, не скрывала недовольства.

– Нас нанимали как воинов, – говорили они между собой. – А трудимся мы перевозчиками шведских товаров! Стыдно! Викинги мы или трэли трусливые?

– Шведы растеряли свою доблесть, а скорее не имели её никогда, – вторили им другие. – Видели, как ярл ходил в гости к вожакам этих лапотников?

– И мечи им для того только нужны, чтобы в ногах путаться!

– Скоро станут под стать плешивым богомольцам Ирландии! Те уповают на своего бога, а сами и пальцем не пошевелят для защиты!

– Устроим вик сами! Подадим пример этим трусам, пусть пойдут за нами хоть бы из зависти!

– Ну их к троллям! Справимся сами!

– Вик! Во славу Одина!

На подобную болтовню можно было не обращать внимания, но день ото дня она становилась всё громче.

Ничего другого от наёмников ждать не приходилось, и ярл уже начал жалеть о том, что взял их с собой. Он вообще не любил наёмников, хотя признавал, что они незаменимы на войне – отвлечь на себя, измотать боем противника, сложить головы хотя бы все до единой, сохранив тем самым собственных воинов конунга для решающей, победной схватки. В торговом же походе от наёмников толку не было – они были нужны разве что для защиты, но кто в этих местах отважится напасть на флот викингов?

Норвежцы соскучились по боям, и их жажда битвы грозила перекинуться на шведов.

Однажды вечером викинги устроили привал на Ореховом острове. Драккары вытащили на берег, развели костры, стали готовиться к ночлегу.

Остров Ореховый был известен всем, ходившим в Гардарики водой с севера, однако оставался необитаемым – невысокий безлесый холм над водами озера Нево, обиталище крикливых чаек, открытое всем ветрам. Очертаниями остров напоминал орех, за что и получил своё название. К острову невозможно было подойти незаметно, потому так любили отдыхать на нём путешественники.

Распорядившись об устройстве лагеря, ярл Торкель решил пройтись по острову, чтобы отдохнуть и подумать. Он неторопливо шёл вдоль берега, постепенно уходя вглубь острова – благо Ореховый не был широким, и берег не пропадал из виду. По обе стороны несла свои воды Нева – сегодня необыкновенно спокойная, вдали мерцали костры лагеря, слышались голоса и песни. Торкель прислушался – так и есть, снова затянули боевую, от которой руки сами тянутся к оружию. Скальд Гуннлауг запевал высоким голосом, прочие хором подхватывали разудалый припев:

Рог ревёт в горах, в долинах,В бой идём по воле богов.Конунг соберёт дружину —Ворон, радуйся, пир готов!Пасть дракона над волнами,В бой идём по воле богов.Знамя ворона над нами —Ворон, радуйся, пир готов!Тех, что в ночь гостей не ждали,В бой идём по воле богов,Утром приняли в Вальгалле —Ворон, радуйся, пир готов!

«Воистину, такой поход, как наш, – мука для воинов, – подумал ярл. – Им бы в набег на Валланд или во владения датчан. Что за края здесь – ни городов, ни людей нет. Для кого здесь молоть золото, хоть бы и волшебным жёрновом?

Однако же купеческие пути пролегают именно здесь. Что, если поставить на этом островке крепость, чтобы брать дань с проходящих купцов? Тогда Нева принесёт столько богатства, что никакому Гротти за ней не угнаться. Тогда я и сам не побрезговал бы усесться хозяином этой земли.

Удивительно, что до этого до сих пор не додумались руссы – ведь Ореховый остров находится близ самых границ Гардарики. Финнов этот клочок земли, по всему видно, не занимает совсем.

Впрочем, руссам сейчас не до того – всего каких-то десять лет назад они захватили и сожгли дотла поселение викингов Альдегью на берегу Волхова, а затем отстроили заново, уже по-своему. Именно там видят они водные ворота своих земель. Что ж, крепость на Ореховом могла бы достойно соперничать с Альдегьей, или Ладогой, как по-своему называют её руссы. Какое имя следовало бы дать такой крепости – Ореховая, Нотеборг? Смешное название. Может быть, Город-Ключ, Ключ Нево? Так было бы вернее.

Где есть крепость, там нужны защитники, войско, и немалое – иначе крепость на Ореховом постигнет участь Альдегьи. Вот и будет чем заняться воинам, хотя бы и тем, что сейчас горланят у костров на берегу, и их детям, и внукам, и правнукам. Не раз и не два налетит вражеская рать на безлюдный ныне остров посреди Невы!»

Торкель явственно представил себе крепость и битвы, кипящие под её стенами – на десятки и сотни лет вперёд, каждая следующая – кровопролитнее и ужаснее предыдущей, и так до Рагнарёка. Мелькнула странная для викинга мысль о том, что любая война – это прежде всего бедствие, и нет в ней достоинства, присущего созидательному труду…

Услышав шаги за спиной, ярл обернулся. К нему шёл предводитель наёмников Олаф Вепрь – коренастый длиннорукий человек с водянистыми глазами навыкате и неподвижным лицом. Рыжая борода норвежца едва не достигала пояса, что делало его похожим на тёмного альва – жителя подземного мира. Ярл с первых дней невзлюбил этого северянина, почти всегда молчавшего, но глядевшего на шведов дерзким, почти насмешливым взглядом и ядовито усмехавшегося в ответ на приказы.

Горм в своё время приметил Олафа и его дружинников в Бирке, когда тот, побившись об заклад, в одиночку выпил целый бочонок крепкого пива, при этом расхваливая свои подвиги, и остался на ногах. Под стать предводителю были и воины – четырнадцать прожжённых головорезов, ради добычи готовых на всё.

И сейчас Олаф был вооружён до зубов – в кольчуге, со щитом за плечами, шлемом на голове, секирой в руках, мечом и саксом у пояса.

– Мои люди устали бездельничать, ярл, – сказал он.

– Тогда пускай поработают. – Торкель сделал вид, что не понимает, о чём идёт речь.

Норвежец пропустил едкие слова мимо ушей и продолжил:

– Вчера вечером мы прошли мимо финской деревни. Там даже частокола не было! Сами боги дарят её нам!

– Ты забыл, что мы идём не на войну, Олаф? – строго спросил ярл. – Или мой приказ уже ничего не значит для тебя?

– Разве я говорю о войне? – ухмыльнулся Олаф. – Стоит ли называть войной то, что мы пройдём несколько прибрежных селений и возьмём, что понравится? Добудем еды и женщин, поднимем боевой дух нашим воинам?

– Тем самым, норвежец, мы посеем в этих землях войну. Урожай станем собирать на обратном пути из Гардарики, когда финны соберутся отомстить за обиду. Так бывало с дружинами, ходившими в южные страны и не щадившими никого на своём пути.

– Не иначе ты, швед, испугался? – Олаф всячески старался раззадорить или хотя бы задеть Торкеля. – Испугался этого лесного отребья с вилами?

– Следи за языком, наёмник! – сверкнул глазами ярл, —

Глупого слова лодкаМчится на пиршество лезвий.Позже язык непослушен,Срубленный с головою!

Норвежец ухватился за секиру, тут же совладал с собой и опустил оружие, однако от глаз Торкеля не скрылся и этот мгновенный порыв. С высоты своего роста он окинул Олафа взглядом, исполненным гордости и собственного превосходства.

– Я лучше тебя знаю, что делать с вверенными мне людьми и драккарами, рассуждать об этом – не твоего ума дело! Твоё дело – исполнять мои приказания!

– Да раз на то пошло – трое моих людей были ранены финскими стрелами! Их кровь требует виры! – закипал норвежец.

– Раны воинов не опасны. Они даже не оставили вёсел. К тому же я не велел тревожить местных, а твои люди двинулись к селению, обнажив оружие, и получили по заслугам. – Торкель снова обрёл привычное спокойствие. – Виру за кровь они получат из запасов конунга.

– Ты своим миролюбием добьёшься того, что сынов Одина перестанут бояться!

– Такие, как ты, Олаф, уже добились того, что с нами никто не желает разговаривать! Даже сейчас, когда это нужно.

Вожак наёмников не нашёл что ответить. Он свирепо вращал глазами и кусал бороду.

– Ступай к своим людям и смотри, чтобы они вели себя смирно. – Торкель чеканил слова, смотря сквозь норвежца ледяным взглядом. – Если проведаю о них что-либо дурное – пеняй на себя.

Наёмник развернулся и ушёл, сердито топая и лязгая железом. Ярл удовлетворённо посмотрел ему вслед и отправился к шведским кострам – искать Горма.

Хэрсир нашёлся быстро – он только что закончил трапезу вместе с дружинниками и отдыхал, привалившись спиной к замшелому камню, прикрытому плащом. В темноте ярл чуть не споткнулся об его стволоподобные ножищи. Великан зарычал сквозь сон, но, открыв глаза и разглядев, кто перед ним, быстро встал и угрюмо поприветствовал ярла. В темноте, скупо освещённой неровными бликами костра, Горм смотрелся ещё огромнее и страшнее. Казалось, что по зову ночных сил ожил и зашевелился один из больших валунов, разбросанных по побережью, и первые лучи солнца снова обратят тролля в камень.

– Горм, что за люди на борту «Морского быка»? – спросил Торкель. – Сколько их всего?

– Двадцать человек, – отвечал хэрсир. – Пятнадцать норвежцев да пятеро наших для ровного счёта. Из норвежцев двое берсерки.

– Ты видел их в деле?

– Нет. Но я их чую. – Последнее слово Горм произнёс глухо и раскатисто, совсем по-звериному. – А что тебе до них?

– Мне, предводителю этого флота, до всех. Я тоже чую. Чую, что не сегодня, так завтра эти разбойники взбунтуются. Уж очень хочется им лёгкой добычи. Их нужно сдержать.

– Дело за малым, ярл. Завтра утром рассадим норвежцев по разным драккарам, не больше троих на один, и пускай попробуют бунтовать.

– Уверен, что попробуют, – усмехнулся Торкель. – У нас четыре склада сухих дров. В каждый вставим по три горящих факела. Пожар будет такой, что всей воды Нево не хватит, чтобы погасить его!

Горм молча уставился на ярла, понимая, что тот прав. Торкель продолжил:

– Сделаем иначе. Всё остаётся как есть, но с завтрашнего утра главным на «Морском быке» сделаешься ты. Олафа Вепря я заберу на свой драккар помощником, а прочих наёмников бери железной рукавицей. Не станут слушаться – делай с ними что хочешь.

– Решено, – осклабился Полутролль. – Прикажешь что-то ещё?

– Достаточно. Можешь отдыхать. Завтра утром явимся на «Быка» и проделаем всё без лишних разговоров.

Но отдохнуть в ту ночь ни Горму, ни самому Торкелю не удалось. Едва ярл начал засыпать, как вдалеке послышались шум и крики, и тут же прибежал Иллуги – расторопный молодой дружинник, совсем ещё мальчишка, из тех, что плыли на «Морском быке» вместе с норвежцами.

– Беда, ярл! Проснись!

– Что случилось? – Торкель сел быстро, словно и не засыпал, нащупывая в темноте рукоять меча.

– Норвежцы хотят уходить, – скороговоркой ответил Иллуги. – Пытаются спустить «Быка» на воду, а наши впятером не дают. Вчетвером уже, меня-то за тобой послали.

– Проклятье! – Ярл на бегу подпоясывался мечом. – Поднимай Горма, дружинников, и всех туда!

– Горм уже там, и не один! Сейчас до мечей дойдёт, а я здесь!

– И этот туда же! – рыкнул сквозь зубы Торкель. – Лишь бы подраться!

В лагере поднялась суматоха – проснувшиеся воины хватались за оружие и спешили на шум, к месту, где стояли корабли.

Подбежав ближе, Торкель увидел норвежцев Олафа, вставших в тесный круг и загородившихся со всех сторон щитами, с оружием наголо. Всё прибывающие шведы окружали наёмников и старались оттеснить их подальше от «Быка», черневшего в стороне у кромки воды. Впрочем, казалось, что о корабле никто не помнит – противники яростно орали друг на друга, размахивали факелами и оружием.

Где-то поблизости сквозь шум толпы прорывался медвежий рёв Горма – ярл уже видел, что тот бранится с Олафом, стоящим во главе строя норвежцев. Кричали все, и ни один не слышал другого.

– ТИХ – ХО!!! – Властный окрик Торкеля ударил в многоголосый гомон толпы, через которую ярлу пришлось проталкиваться – в темноте даже его заметили не сразу. – Тихо, задери вас тролли!

– Ярл здесь! Торкель Ворон здесь! – Увидев своего предводителя, дружинники смолкали и расступались, давая пройти.

– Что вы здесь устроили? – грозно спросил ярл, встав перед шведами и подняв над головой факел, вырванный попутно из чьих-то рук. – Кто зачинщик бунта?

– Дозволь говорить, ярл. – Сигурд, старший из шведов, бывших на «Морском быке», вышел вперёд. – Эти северные воры, – он ткнул обнажённым мечом в сторону норвежцев, – едва не умыкнули драккар вместе с грузом и грозили нам расправой, если станем мешать! Не поднимись шум – мы бы их не удержали.

– Олаф! – Ярл повернулся к наёмникам. – Что я приказал тебе сегодня?

– Что бы ни приказал – невелика важность! – Олаф выступил из строя, задрав бороду. – И мы не воры, ибо берём своё!

– Вы поклялись Одином! – прорычал Горм.

– Клялись вашему конунгу, что будем сражаться на его стороне за звонкую монету! – выкрикнул норвежец. – Но конунгу, а не его родне! Здесь конунга нет, сражаться нам тоже не велят! Стало быть, мы свободны от клятв!

– И вольны красть добро конунга?

– Мы не крадём, а отнимаем! – рявкнул кто-то в норвежском строю.

– А сил достанет? – угрожающе холодно спросил ярл.

Вожак наёмников заозирался по сторонам. Кольцо шведских воинов сжималось – Горм уже успел перестроить их к бою. На каждого норвежца приходилось по двадцать противников, и схватка не сулила ничего хорошего.

– Не забывай, ярл, что «Морской бык» принадлежит мне, – заговорил он. – Мне и моим людям, на нём мы пришли в Бирку, и отдать его вам уговора не было. Весь прошлый год мы верой и правдой служили конунгу шведскому, а сейчас вправе уйти.

Снова поднялся шум – наёмник говорил правду.

– Будь по-твоему, – сказал Торкель. – Забирайте свои пожитки и убирайтесь на все четыре стороны – мне не нужны такие соратники. Но товары на «Быке» наши, и ты должен их вернуть.

– А, Хель с тобой, – махнул рукой Олаф. – Разгружай корабль, ребята. Шведы держатся за своё барахло, а мы скоро сумеем добыть ещё больше.

Наёмники отложили оружие и, недовольно ворча, принялись исполнять приказ. Шведы обступили «Быка» сразу с двух сторон, принимая тюки и бочонки, и уже через четверть часа на снеккаре осталось только самое необходимое в плавании. Двое норвежцев сразу же достали приготовленную заранее боевую фигуру – искусно вырезанную из дуба хищную морду с прикреплёнными к ней бычьими рогами – и принялись устанавливать её на носу корабля.

Вскоре «Морской бык» с заметно поредевшей командой сошёл на воду и отправился вспять, по течению Невы, провожаемый гневными взглядами оставшихся викингов.

– Возьми их тролли, – тихо произнёс Торкель. – Уверен, в этих краях так оно и случится. – И, повернувшись к Горму, велел усилить дозоры.

Утром следующего дня викинги продолжили путь к устью Волхова, надолго оставив Карелию и Ингрию за кормой.

Глава 5. Земли саво

Я вот подумал, – антеро старательно тёр подошвой сапога по сырой траве. – Пройдут сотни лет, а люди, наступая в коровью лепёшку, будут считать это добрым знаком и радоваться. Им, пожалуй, уже невдомёк будет, отчего так, а знак-то простой – раз корова наследила, значит, человеческое жильё где-то рядом! Скоро встретимся с саво.

И действительно, густая стена елового бора внезапно расступилась, открыв взорам путников просторную долину. С трёх сторон её окружали лесистые холмы, с четвёртой синело, сливаясь вдалеке с ясным небом, озеро.

– Долина Савонкоти, Дом народа саво, – сказал рунопевец. – Сердце лесного края. Здесь жилища многих лесовиков, а там, у озера, их самое большое село. Прочие сёла и деревеньки, что поменьше, да хутора разбросаны по лесам к северу от Савонкоти.

– А ты говорил, у них полей нет! – вспомнил Тойво.

– Так только эта долина и есть, а больше нет, – ответил рунопевец. – А страна-то большая. Есть ещё подсеки, но совсем немного. Там, в селе у озера, живёт мой старый приятель Тиэра – у него и заночуем.

Они спустились по склону холма и зашагали к озеру, блестевшему вдали. Хутора, перемежаясь пашнями и лугами, стояли всё чаще – долина Савонкоти была густо заселена, но людей путникам встретилось совсем немного, и только женщины и ребятишки.

– А где все мужчины и юноши? – удивился Тойво.

– Думаю, они собрались в священной роще или вблизи неё. В дни приближения лета саво отмечают праздник Укко. В первый день праздника в священной роще в жертву Громовержцу приносят быков, из них готовят кушанья – обычай таков, что этим занимаются только мужчины.

– Как у нас?

– Точно так же, только по времени раньше на месяц. В первый день и мяса отведать могут только мужчины, и притом в полном молчании. А назавтра к ним присоединяются жёны, девицы и дети, приходят гости из дальних мест, начинается всеобщий пир и веселье с песнями, игрищами и состязаниями. Это большая удача – застать сразу столько лесовиков в одном месте. Там можно будет поговорить о Сампо.

Вскоре показалось село. Оно мало походило на хутор Сувантолы – ни частокола, ни ворот, зато много домов – высоких, в два этажа, но чаще – приземистых и длинных, под тростниковыми крышами, почти без украшений – только на коньках и причелинах можно было видеть резных лосей и уток. У иных над входами были прибиты лосиные рога – знак охотничьей удачливости хозяина.

Чуть поодаль на невысоком холме виднелись большие дома старейшин.

Девушки и женщины с любопытством рассматривали незнакомцев, дети – маленькие, чумазые, беловолосые – оставляли игры и взбирались на изгороди, чтобы лучше видеть.

Путники остановились возле дома, который, по всему видно, был построен недавно – брёвна сруба не успели потемнеть, дверь и наличники окон белели свежеоструганной древесиной.

На стук вышла молодая круглолицая женщина в простом платье и полосатом переднике. Голову хозяйки покрывал белый платок, на руках осталось тесто, на переднике – мука. Трое детей высыпали следом; самый маленький, в одной рубашонке, остановился на пороге.

– Мой, эмянтя![25] – улыбнулся женщине Антеро. – Не здесь ли живёт мой друг Тиэра Осмо?

– Да здесь и живёт, где ж ему быть? – отвечала хозяйка. – А вы, путники, из каких краёв будете?

– Из Карьялы мы, с берега Сувантоярви. Антеро имя моё, а юный Тойво – мой родич.

– Антеро Сувантолайнен? – Женщина подняла брови и дружески улыбнулась. – Муж много рассказывал о тебе. Я Локка Осмотар, жена Тиэры. Милости прошу, будьте нашими гостями!

– Сам-то он дома?

– Тиэра-то? На острове, где все мужчины. Завтра пойдём к ним, там и увидитесь. Проходите в дом, друзья! Мурри, дочка, – окликнула хозяйка старшую девочку, – собери гостям пообедать.

Поев и отдохнув в доме Тиэры, гости взялись помогать хозяйке – та вдвоём с дочерью хлопотала у печи, стряпая пироги для завтрашнего пира. Антеро, отыскав в сенях колун, принялся рубить дрова, Тойво с коромыслом и двумя вёдрами отправился к озеру. Когда он вернулся, за ним уже бежала стайка ребятишек. Они толкались у калитки – каждому хотелось взглянуть на людей, пришедших издалека, мальчишки тянулись потрогать оружие и снаряжение незнакомцев, оставленное под навесом у входа в дом. Самому бойкому, так и вертевшемуся возле секиры, Антеро в шутку погрозил пальцем:

– Ты с ней поострожнее, железо – вещь злобная! Когда кователь Ильмаринен впервые закалял сталь, он собирался придать ей свойство не ранить невиновных. Но Хийси (услышав это слово, мальчик отскочил) прокрался в кузницу и плеснул в горнило змеиного яда. С тех пор синяя пасть железа кусает всех без разбору. Я к тому говорю, чтобы ты оставил секиру в покое, ещё поранишься.

Маленький саво надулся, всем своим видом показывая, что не боится, однако слов рунопевца послушался.

На другое утро жители долины направились к берегу озера Сууривеси. Шли весело, с песнями и шутками, все в нарядных одеждах – яркие платья, разноцветные ленты и украшения в убранстве женщин, чистые, украшенные вышивкой одежды детей – Савонкоти точно расцвела всеми цветами в предвкушении скорого лета. Люди несли скатерти и посуду, короба и корзинки с праздничными кушаньями к берегу озера, где со вчерашнего дня мужчины саво ожидали своих домочадцев.

Священная роща располагалась на большом острове недалеко от берега озера. С конца весны до середины осени остров переставал быть островом – воды Сууривеси отступали, обнажая широкую песчаную косу – настоящий мост для желающих попасть с берега в рощу. На самом острове пировали в первый день, сегодня же люди расположились на берегу Сууривеси в виду острова – всех собравшихся роща бы не вместила.

Место для священной рощи было выбрано не случайно – легенда гласила, что много лет назад в Савонкоти приключился страшный мор среди скота. В числе прочих пал и бык, предназначенный в жертву Укко. Над лесовиками нависла угроза, что праздник, во гнев Хозяину неба, пройдёт без жертвоприношения. Чародеи и прорицатели со всей округи выбивались из сил, чтобы отвести несчастье. Когда последняя надежда уже угасала, свершилось чудо: из леса к людям вышел величественный белый олень, рослый и статный. Гордо, без боязни, прошёл он мимо изумлённых саво, затем переплыл протоку, отделявшую остров от берега, и закивал головой, словно приглашая людей следовать за ним. Зверь оказался настолько ручным, что позволил людям поймать себя.