Борщевик шагает по стране
– А тут нет никого повыше. Здесь я главный инспектор! – крикнул мне вдогонку старший лейтенант.
Я покачал головой и хотел что-то сказать, но вместо этого лишь с удивлением обнаружил, что бумажник участковый так и не взял в руки, продолжая его внимательно разглядывать. Отойдя на несколько шагов, я оглянулся снова. Опять же, бумажник так и лежал на столе, поблескивая своим содержимым.
***
Прогуливаясь по деревне, я не спеша возвращался домой. Пение птичек, запах леса, это невозможно передать словами, это надо ощутить. Ты словно прочищаешь свою душу, вдыхая этот чистый свежий воздух. Но я шел медленно еще и по другой причине. В деревне всегда слухи расползаются с невероятной скоростью, а значит, Людмила уже могла знать о моей находке. Я посмотрел на ее дом. Все же он заметно выигрывал на фоне покосившихся избушек, выдавая свою городскую хозяйку с потрохами.
А тем временем наступал вечер. Я вытер рукавом пот. Грязный, уставший, я сейчас мог просто упасть в кровать и заснуть, прям так, полностью облепленный землей, травой и кусками борщевика.
Сок. Точно. Меня вдруг осенило. Я же так и не смыл его, когда приехал с поляны. Бегло осмотрев себя, я быстрым шагом направился к дому Людмилы, где, буквально взлетев на крыльцо, бросился в ванную комнату.
К сожалению, как я уже говорил, каких-либо целебных мазей от ожога борщевика не существовало. Точнее, они были, но действовали слабо и больше носили эффект плацебо. К тому же, все они лишь смягчали последствия ожогов, а вовсе не предотвращали их.
Я скинул одежду и встал под душ, который, слава богу, не отличался от городского и мне не пришлось мыться на улице, обливаясь протухшей водой из бочки. Намыливаясь, я старательно прочищал каждый участок своего тела. Это, конечно, мало мне помогало, но зато неплохо успокаивало, когда я начинал думать о том, сколько сока могло попасть мне на кожу.
– Если вы обожглись, то я вам лекарство принесла, – раздался голос Людмилы. – Вода все равно не поможет, лучше поскорее выходите и помажьте тело.
Я на минуту замер. Во мне вдруг разом заиграло два чувства. Первое – это чувство искренней благодарности, а второе – чувство некоторого недоумения, ведь мы были так мало знакомы, а эта женщина вдруг ни с того ни с сего решила, что может кричать, когда я моюсь. Я аккуратно вытер тело и оделся. Наверное, все же следовало с ней обсудить, что подобное поведение не совсем приемлемо, иначе, вполне возможно, она сможет запросто подходить к моей двери и вешать на ручку чистые трусы.
– Проходите, прошу, – сказала Людмила, указывая рукой на кухонный стол, где в коричневой плошке была какая-то мазь, – давайте я осмотрю вас.
– У меня все в порядке, – сказал я, – просто устал сильно.
– Вы очень бледны, – сказал она, подойдя ближе и коснувшись лба. – Поверьте, я знаю, о чем говорю и, похоже, у вас температура.
– Это все от усталости, – повторил я, чувствуя, как начинает раскалываться голова. – Надо просто выспаться.
– И все же вам надо помазать хотя бы шею, грудь и запястья. Это необходимо, иначе завтра пойдут волдыри, и вы не сможете продолжить вашу работу.
Я понял, что спорить бесполезно. Ведь в глазах этой женщины светилась такая забота, казалось, любой аргумент просто растворится в этом глубоком океане волонтерской помощи. К тому же я у нее жил, а искать новое жилье лишь по причине нежелания избавиться от ожогов – крайне глупо.
Подставив возможные пораженные участки, я не без удивления заметил, как ловко и четко она начала их обрабатывать, словно занималась подобным каждый день.
– Я раньше постоянно помогала мужу, – как бы подслушав мои мысли, заметила Людмила, – он часто сталкивался с этим растением.
– А чем он занимался?
– Фермерством. Хотел устроить здесь небольшую кукурузную плантацию, только вот не совсем рассчитал силы.
– То есть?
– Нам продали землю, полностью покрытую борщевиком, точнее – его семенами. Когда мы приехали в первый раз, этих растений не было, а потом все поле было буквально покрашено в белые цвета.
– А почему вы не убрали его? Есть же специальные бригады. Они могли бы помочь вам.
– Это дорого. Муж и так вложил все средства в это земледелие. Даже кредит взял. Только вот не сложилось. Одно дело быть хорошим хирургом, другое – фермером.
– Так он был врачом?
– Как и я. Я раньше работала дерматовенерологом.
Я попытался повернуть голову, но не получилось. Людмила хорошо зафиксировала мою шею.
– Скажите, а вы не знаете, чем он мог бы заниматься на Бледной поляне?
Ее руки на мгновение замерли. Примерно как тогда на кухне, когда она мыла посуду.
– Иван много где ездил, но я не уверена, что он бывал именно там. Вы точно в этом уверены?
– Да. Я нашел его бумажник. Зачем ему ездить на поляну, он же купил другую территорию?
– Я не знаю, – она отложила миску с мазью в сторону, – для меня это неожиданность. Попав под действие борщевичного сока, он зарекся связываться с этим растением.
– И все же я говорю правду.
– Тогда не знаю, – в ее голосе прозвучали отчаянные нотки, – спросите лучше участкового.
Я посмотрел на Людмилу. Кто я такой, чтобы давить на эту женщину в поисках нужных ответов. В конечном счете это даже не мое дело.
– Извините, я не хотел сделать вам больно. Просто этот бумажник стал некоторой неожиданностью. Да и я хотел помочь следствию, ведь они действительно искали не там. Что если он пропал именно на Бледной поляне?
– Пропал… – странно повторила она мое слово. – Знаете, вы хороший человек и будет лучше, если вы уедете отсюда.
– Но я даже не приступил к исследованию.
– И не надо. Вы и так порядком встревожили тут всех. Поймите, порой тихие места совсем не такие, какими могут казаться на первый взгляд.
– То есть? Вам кто-то угрожает?
– Мне? – она криво усмехнулась. – Мне бессмысленно угрожать. А вот вам… Вы же не из этих мест и ничего вас тут не держит. А потому уезжайте. Это гиблое место и здесь слишком часто пропадают люди.
– А кто здесь еще пропал? – я внимательно посмотрел на Людмилу. – Кто еще?
– Мне кажется, вам пора спать. Мазь действует не сразу и требует покоя. К тому же вы устали. Будет лучше, если вы отдохнете. И прошу вас, подумайте над моими словами.
– Боюсь вас разочаровать. Я никогда не отступал от своих исследований, где бы они ни проводились. Это в моем характере – иди наперекор трудностям. Иначе я бы не состоялся как ученый.
– Это смертельные трудности, – сказал Людмила. – Хороших снов. Надеюсь, завтра вам будет лучше.
И она вышла из комнаты, оставив меня в некотором недоумении относительно этой тихой потерявшейся в лесах деревни.
Сон Мозалева
Я посмотрел на испачканный автомат. Будет удивительно, если он сработает без сбоев в этой поросшей густой растительностью полосе джунглей. Стоявший рядом лейтенант осторожно убрал руку с шеи сержанта. То, что он был мертв, сомневаться не приходилось.
– Эй ты! – подозвал я гида, почти полностью забрызганного кровью. – Что это за херня, черт возьми? Ты говорил, у нас свободная дорога.
Но он ничего не ответил, лишь продолжал смотреть на изрезанное листьями тело сержанта и лежавший рядом погнутый автомат. Я еще раз оглядел ствол этого странного высокого растения, только что отправившего на тот свет моего солдата.
Крупное, с широким листом, оно казалось совершенно нормальным и до последнего момента самым обыкновенным кустарником, но стоило сержанту пройти мимо, как в ту же секунду эти чертовы листья буквально влезли под кожу, разрезая одежду и проникая под бронежилет.
– Сейчас ты у меня во всем сознаешься, сволочь! – сказал пулеметчик, доставая нож. Чертов ублюдок, он точно знал, что тут растет.
Я посмотрел на мексиканца. Испуганный вид, растерянность и отчаяние – вот что говорили его глаза. Я положил руку на плечо Гарри и мягко оттолкнул его.
– Не спеши, я уверен, парень не хотел нас подставить, – я дружелюбно посмотрел на проводника. – Просто ты что-то забыл, верно? И сейчас сможешь нам помочь, ведь ты не хочешь, чтобы я терял своих солдат, верно?
Я встал рядом с ним и посмотрел ему в глаза. Важно всегда вовремя перехватить инициативу, после чего любой человек может принести необходимую пользу, особенно если речь идет о смертельной опасности для его же шкуры.
– Это опыты. Опыты компании.
– Какой компании? «Харрикейнкарпарейтед»?
– Да! – радостно закивал проводник.
Я вздохнул и посмотрел на ребят. То, что мексиканец не врет, было ясно, печалило другое: о такой растительности речи в подготовительном материале не шло, а значит, нас могло ждать и кое-что похуже. Более того, нам сказали, что даже охраны будет вдвое меньше.
– Сэр, я… – начал было лейтенант, вытирая кровавое лицо. – Я хочу сказать, что…
– Что надо свернуть операцию? Мы прошли полпути, Джон, потеряли сержанта, а ты хочешь сказать, что все это напрасно? Да я теперь с них живых не слезу, пока не пойму, что они заплатили по нашим счетам.
– Каким счетам? Государство просто прижимает корпорации. Это чистый бизнес, а вот это, – он указал рукой на сержанта, – это смерть.
– Да. Только вот они сказали, что компания производит опыты. И если это результат, то мы просто обязаны узнать, что происходит в их лабораториях.
– Предлагаю взять в плен проводника и допросить его на авианосце, уверен, он знает куда больше, чем рассказал нам. Собственно, он ведь практически ничего и не рассказал, так ведь? Пара ударов дубинкой и несколько водных ванн для глотки – нам и идти никуда не надо. Так ведь, парни? – влез в разговор пулеметчик.
Я посмотрел на длинную трубу, идущую вдоль реки. Одна из пяти, она соединяла часть плантации с главный офисом, поставляя необходимый материал внутрь. По данным разведки это были самые обычные грузы продовольствия, но теперь я готов был поклясться, что корпорация разбавляла их чем-то еще.
– Надо перебраться на другой берег и отработать вход в эту штуку, – я указал рукой на длинный металлический каркас белой широкой трубы. – По ней мы быстро доберемся до центра, минуя все эти чертовы кустарники.
– Босс, – пулеметчик подошел ближе, – ты точно в этом уверен? Просто в кои-то веки я согласен с лейтенантом. Идти туда, еще и толком ничего не зная… Пусть действительно поработает разведка, ты ведь знаешь их комиссионные, ребятам реально есть за что подставлять свои задницы.
– Там мертвый сержант, а там недоделанное дело. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы мы перешли через реку, – отрезал я, подзывая бледного гида. – А теперь за оружие, не хватало еще потерять кого-нибудь из-за этой растительной дряни.
Но все вышло немного иначе. Дождавшись, пока почти все переберутся по поваленному дереву, крокодил буквально одним движением утащил несчастного радиста в воду, оставив лишь пару слабых кругов да легкое попискивание в наушниках, оборвав и связь, и возможное подкрепление.
А дальше лишь усеянная изрезанными телами транспортная станция, где двое одетых в защитные комбинезоны сотрудников компании грузили кровавые кишки, пакуя их в огромные целлофановые пакеты, изрядно при этом матерясь и поливая грязью собственное руководство.
– А ведь это не моя смена, – говорил первый комбинезон, закидывая кровавое месиво в мешок. – Сэм должен был лично контролировать погрузку, а не скидывать всю эту дрянь на нас. Наша задача встречать, а не сидеть в этой луже говна.
Он посмотрел на раскиданные вокруг тела. Их было больше десятка, у каждого красовался глубокий порез на животе.
– Бог знает, когда они очухаются, – продолжал белый комбинезон. – Может, они уже учуяли запах и со всех корней прут сюда. Где чертова охрана? С ними всегда трое из бригады Гидза, а у нас? Нихрена. Всего один огнеметчик, вот о чем я прошу.
– Хватит ныть, Бронсон, просто делай чертову работу! Ты и сам знаешь, что там происходит, грузи и сваливаем отсюда.
– Да-да. Гребаный поставщик, это ж надо нас так кинуть, в следующий раз пусть Сэм сам принимает поставку, – комбинезон отряхнул руки. – Поганые мексиканцы, даже тела упаковать не могут, говорили же, нужны только внутренности.
– Ничего. Основное мы уже погрузили, – ответил ему второй, отшвыривая опустошенное тело женщины.
Я потрогал автомат, все же не было ему доверия после такой убедительной возни в грязи. Но ведь и выбора у меня не было, эти двое никак не похожи на тех заложников, которых я бы с удовольствием взял с собой в этой пневмовагонетке. Только не их.
– Руки! – сказал я, выходя из кустов, – И пять шагов назад.
Два комбинезона на секунду замерли, а потом я все-таки случайно нажал на спусковой крючок. Движение, порой даже совершенно незаметное, может вызвать точную ответную реакцию у прошедшего несколько войн солдата.
Мозалев
Я открыл глаза. Пот. Мокрая подушка, духота, все это было так похоже на джунгли, хотя, конечно, никакой мексиканкой границей тут и не пахло. Я повернул голову и увидел до боли знакомый деревенский пейзаж. Я был дома, в России, в ставшей родной деревне, где уже несколько дней искал источник разрастания треклятого борщевика.
Пот, жар, температура… Все было так, как и положено для разбитого болезнью человека. Я повернул голову и уперся щекой в мокрую наволочку. Звуки, доносившиеся из кухни, все больше и больше напоминали чьи-то голоса.
– И зачем ты это сделала? – спрашивал мужской.
– А что мне еще оставалось? Оставить его умирать? – ответил женский
– Никто бы не умер, но зато теперь они узнают про это, – заметил мужской.
– Да мне все равно, я не могу бросить человека умирать, – снова ответил женский.
– Повторяю, никто бы не умер, но призадуматься смог бы, – возразил мужской.
– Это потому что ты у них на крючке, как и все вы. Он единственный, кто делает, что хочет. Хотя, возможно, и поплатится за это, – сказал женский.
– Ты сама знаешь, что это бесполезно, но теперь все это продлится лишь на несколько дней или недель дольше, как и всегда. Выход один, но ты отодвинула его чуть дальше.
Я закрыл глаза, мне очень хотелось спать и даже мокрая насквозь подушка не могла воспрепятствовать этому. Только вот сон, мне кажется, был бы еще хуже, чем явь, являя собой симбиоз киношных ужастиков и моих странных фантазий. Остров, военные, корпорация… Что-то такое я видел в детстве или, быть может, будучи студентом, но в любом случае такое не мог представить мой взрослый ученый ум.
Но, слава богу, все обошлось без сновидений, я просто провалился во тьму, отдав ей часы, а может, даже сутки, позволяя организму самому беспокоиться о новой заразе, которую я подцепил на гиблой поляне.
– Вам надо попить, – сквозь сон расслышал я голос Людмилы, – у вас сильное обезвоживание.
– А? – я открыл глаза и увидел ее обеспокоенное лицо. – Что сделать?
– Вам надо попить, – она поднесла чашку с водой, – вы обезвожены.
Но мне не нужно было объяснять столь очевидные вещи, я и сам потянулся к живительной фляге, смакуя каждую каплю. Как же хорошо, я словно начинал свое рождение заново, восставая из адской смертельной бездны.
– Как же хорошо, боже, что со мной?
– У вас интоксикация или, как бы правильнее сказать, ожоги. Химические. Правда, их немного, но зато температура как бешеная.
Я попытался поднять голову, но женщина опустила ладонь мне на лоб и силой уложила обратно.
– Вам нужно отдохнуть. Хотя бы денек. Я дала вам сильное лекарство, оно должно подействовать.
– Лекарство? Какое еще лекарство?
– Да, местный рецепт, тут часто подобное происходит.
– От этих ожогов нет лекарства.
– Может и нет, но зато вам уже значительно лучше, – она вытащила градусник и махнула им. – Вот уже почти тридцать восемь, а то все сорок да сорок.
– У меня была температура сорок градусов? – сказал я и сам удивился своему ослабленному голосу. – Сколько я уже лежу тут?
– Примерно полдня.
– Черт! – я снова попытался подняться. – Я же должен был встретиться с Вадимом, мне надо ехать. Там же еще столько работы.
– Нет, сегодня вы не поедете, к тому же Вадим знает, что вы слегли. Он приходил проведать вас. Я ему все объяснила, и он сказал, что ваша работа подождет. К тому же вы у него тут единственный клиент.
– Единственный?
– А вы думали, что с ним вся деревня катается? – она улыбнулась. – Увы, если бы так было, он бы ни за что не повез вас на это треклятое место.
Ее улыбка получилась красивой, на удивление почти полностью изменив, казалось бы, некрасивое лицо. Я потянулся к остаткам воды. Наверное, я вполне мог бы выпить целое ведро, но сейчас с этим следовало быть аккуратным.
– С утра я слышал голоса, кто это был?
– Сосед. Заходил за моим инвентарем, Иван накупил столько инструментов, мне кажется, ко мне вся деревня теперь ходит.
– А мне казалось, вы говорили о другом.
– О чем же? – спросила она и внимательно на меня посмотрела.
Жалость, забота, обеспокоенность, кажется, настоящее чувство просто невозможно было разобрать, настолько сильно все замешалось в этих на редкость удивительных глазах. Я улыбнулся. Казалось, это было так естественно, но Людмила вдруг сконфузилась и отвела взгляд, на мгновение оголив свою живую, симпатизирующую мне душу.
– Я не помню, – соврал я. – Может, вы и правы, как-никак, меня сильно лихорадит. Что только не придет в больную голову… Хорошо хоть, про сон меня не спрашиваете.
– Сон? Какой сон? – заинтересовано спросила она.
– Оу, – я рассмеялся и посмотрел на нее, немного приподнимаясь на локтях, – сон, достойный лучшей студии Голливуда. Правда, он приснился не полностью, я почти уверен, что будет продолжение.
– Так расскажите! Все равно, – она кивнула в сторону окна, – уже вечер, стало быть, самое время для подобных историй. Думаю, я заварю вам чаю с малиной, ведь предстоит вторая ночь после ожога, а к ней надо подойти во всеоружии.
– А малина – это оружие?
– О да. К тому же – самое свежее, я всего лишь день назад варенье сварила, поверьте, вкуснее него вы еще не пробовали.
– Тогда с удовольствием! Я почему-то уверен, что и чай, и варенье мне очень понравятся, – сказал я, окончательно приходя в себя. – Извините, конечно, что я ничего вам не принес.
– Все нормально. У меня и так весь погреб вареньем забит, да и печенье есть. Гости тут редкость, – раздалось с кухни между бряцанием чайной крышки и стуком чашек о блюдце.
Я опустил глаза на грудь, после чего аккуратно провел по ней рукой. Затем посмотрел на руки. Они все были покрыты какой-то мазью, смутно пахнущей то ли можжевельником, то ли чем-то наподобие, но вот чем, я так и не разобрал. Но самое удивительное было не в этом. Те участки руки, которые были сильнее всего обожжены, заметно выздоравливали, хотя, насколько мне не изменяла память, столь сильные ожоги и вовсе не поддавались лечению.
Когда Людмила вернулась, то очень быстро накрыла стол, поставив туда вазочку безгранично завораживающего своей ароматностью варенья, вокруг которого разместились две фарфоровые чашки и горстка маленького домашнего печенья.
– Вот и все. Теперь сон.
Я улыбнулся. И, следя за ней, снова потрогал руки. Все же один вопрос мне никак не давал покоя.
– Скажите, а ваша мазь и вправду лечит, или эти ожоги были небольшими? – спросил я, видя, как столь спонтанно возникшее благодушное настроение медленно исчезает из ее глаз.
– Небольшие, – тихо вздохнула Людмила и как-то даже осунулась. – Я думаю, нам стоит отложить чаепитие, вам и вправду куда важнее сейчас отдохнуть, а чай мы попьем как-нибудь в другой раз.
Наблюдая, как она убирает свою чашку, я вдруг вспомнил, что всю жизнь у меня была одна-единственная проблема: при общении с людьми, в частности, с женщинами, я не знал точно, где надо разграничивать свой профессиональный и житейский интерес.
***
Проснувшись утром, я почувствовал себя заметно лучше, а температура и жар попросту исчезли. Ослепительное солнце, словно подсматривающее из-за стекла, тоже норовило вытащить меня из кровати, позволив прожить еще один прекрасный летний день.
Я попробовал встать, получалось немного тяжело, но вполне сносно. Более того, кожа на руках также перестала болеть, даже зуда не было. Я посмотрел на часы – около девяти утра, если быстро собраться и прийти на пристань к Вадиму, то на поляне я буду самое позднее к одиннадцати.
Я быстро нашел сумку, затем так же быстро покидал туда вещи. Сейчас самое главное – не попасться на глаза Людмиле, так как она наверняка снова уложит меня в постель. А что касается лодочника, то, как она упомянула вчера, я его единственный клиент, стало быть, ему пофиг, в каком я состоянии. Собравшись и аккуратно выглянув в коридор, я быстрым шагом пошел к двери, покидая этот уютный, ставший уже практически родным дом.
Выйдя на знакомую тропинку, я как постарался быстрее добраться до пристани, где уже, по обыкновению, сидел Вадим, надвинув кепку на лоб. Было заметно, что мое появление не стало для него сюрпризом.
– О, какой сюрприз, просто невероятное упорство, – с улыбкой произнес он. – Что, город, уже неймется в кровати лежать? Пришла пора отправляться за очередной порцией ожогов?
– Нет, но работу все равно за меня никто делать не будет, – я посмотрел назад, словно Людмила стала бы меня преследовать. – Побыстрее, если можно, я и так опоздал.
– Да никуда ты не опоздал, один черт поляна на месте и твой сорняк никуда оттуда тоже не денется, – он чуть опустил голову и посмотрел на мои руки. – Вижу, ты подлечился. Что, местная мазь всю болезнь сбила? Говорят, местные знахарки хуже докторов, а на деле вон как.
– Поехали уже, – сказал я, протягивая деньги. – Дашь нож?
– Инструмент то бишь? – он взял деньги и слегка похрустел ими. – Конечно, всё для тебя, родной, только ты там особо не задерживайся, солнце сегодня какое-то злое. Вон как жарит. Боюсь, как бы мне потом Людка голову не свинтила.
– Причем здесь она? Это наша сделка.
– Ну да, ну да, – он хитро улыбнулся. – Совсем ни при чем, только вот румянец у нее несколько спонтанный. Ты, наверное, действительно туговат, город, раз девку влюбленную не замечаешь.
– Что ты несешь?
– Правду-матку. Но только в этот раз, – сказал он, влезая в лодку. – Так, вроде здесь все. Как связался с тобой, я уже и не вытаскиваю отсюда ничего, все заранее припасено. Кстати, ты оделся бы получше. Или тебе комбинезон дать?
– Нет, я просто вещи быстро в сумку покидал. Мне лишь нож да фонарик нужен, еще пару тряпок, если можно.
– Про провизию, я вижу, совсем забыл. Может, воды? У меня есть пара бутылок, так сказать, для постоянного клиента.
– Давай. Вода пригодится.
Вадим подобрался к мотору и завел его. Я сел на край лодки и уже привычно подставил лицо под брызги речной воды. Волны, тарахтение этого железного каркаса, все как бы уносило меня подальше от этих деревенских будней и затаившихся вдали городских. Все же командировка куда лучше просиживания в кабинете, где под кипой бумаг даже дышать сложно.
– Слушай, город, а ты всегда такой упертый или это сейчас обострение? – спросил Вадим, управляя моторкой. – Признаться, я думал, ты все, в завязку уйдешь. Как-никак, ожоги многих останавливают.
– Всегда. Это часть моей натуры – идти вперед. Впрочем, это у многих ученых просматривается, например, после того как Николай Иванович Вавилов участвовал в экспедициях, проводя там по несколько месяцев, местным сотрудникам давали отдохнуть недельку-другую после его сумасшедшего рабочего графика.
– Это советский ученый, которого в тюряге сгноили? Слышал, жалко, – хмыкнул Вадим, переводя взгляд на реку. – Хороший мужик был, умный.
– Ты слышал о нем?
– Было дело.
– А где?
– Не все ли равно? В книжках умных прочитал, ты бы лучше о себе сейчас думал, город. Если сегодня такая же фигня произойдет, как в прошлый раз, одной мазью ты не отделаешься, ты же сам понимаешь?
– Потому что солнце печет, да?
– И это тоже, – с явным раздражением заметил Вадим, после чего замолчал, дав понять, что разговор окончен.
Я вздохнул. Что-то сильно гложило этого парня и, судя по всему, он хотел мне чем-то помочь, о чем-то рассказать. Я посмотрел вперед. Эх. Странное все-таки здесь место, неудивительно, что борщевик активизировался именно здесь.
Как только лодка коснулась берега, Вадим помог разгрузиться, скинув мою сумку с одеждой на землю и подав свой остро наточенный мачете. Уложив снаряжение, я протянул ему руку. Сегодня мой провожатый был само благодушие, помогая мне больше обычного.
– Надеюсь, сегодня ты найдешь, что ищешь, – буркнул он, пожимая мне руку, – времени и средств у тебя немного осталось, лучше поспешить.
– Это почему еще?
– Пять тысяч в день – такие расходы ты недолго выдержишь, – сказал он, разглядывая мою одежду. – Я ведь сразу понял, что ты не особо обеспечен.
– На работу хватит, к тому же я просто одеваюсь неброско.