– С тобой эти блохи пришли – тебе и кормить. А ну, быстро в постель! – Она замахнулась уже серьёзно.
Я от греха подальше поскорее юркнул в землянку. Отпор ей дать можно и в нынешнем состоянии, но оно мне надо – ссориться с единственным на данный момент человеком, который способен предоставить информацию о здесь и сейчас. Помнится, в старые времена суровое отношение к детям считалось нормальным, буду выпендриваться – прибьют на фиг, и вся недолга. Если это действительно восемнадцатый-девятнадцатый век, как я предполагаю, то летать мне после выздоровления быстрее тапка.
Закапываясь в шкуры, я старательно прислушивался к громкому ворчанию местного «жандарма», а устроившись, попытался осмыслить неожиданную встречу. Самое главное из всего услышанного – тут говорят по-русски. Значит, всё же прошлое. О болезни я правильно догадался, и кризис уже миновал. Слабость ощущается, но дело идёт на поправку. А лечила меня, очевидно, эта карга, очень на ведьму похожая.
Одежда у неё, как на фотках крестьян царской России времён Николая II: серо-синяя хламида, напоминающая сарафан с кофтой, да платок этот странный. Но думаю, так одеваться могли и при вторжении Наполеона. Присутствует какая-то Машка, наверно помощница. А ещё у меня есть отец, которого побаиваются. Что ж, придётся симулировать потерю памяти. Представляться вселенцем из будущего? Ну его на фиг, сожгут или утопят по-тихому. И ведьму заодно. Зачем нам демоны? Не-е-е, нам демоны ни к чему. Аминь, буль-буль.
Мои размышления прервал приход ведьмы. Я постарался изобразить лёгкий испуг.
Подошла, посмотрела и прошипела, хитро прищурившись:
– Что, боишься?
Блин, чуть не ляпнул: «Страшнее видали». В этих потёмках её и не разглядеть-то нормально.
– В огороде зачем морковку вытаскал?
– Есть хотелось.
– Наелся?
– Нет.
– Это хорошо. Сейчас заячьих лапок сварю. А тебе поспать необходимо. – Она махнула рукой в мою сторону.
«Ага, уснешь тут в вашем клоповнике», – только и успел подумать я и… вырубился.
Разбудил меня божественный запах мясного супа. Открыв глаза, столкнулся взглядом с внимательно наблюдавшей за мной давешней тёткой. Чёрт, что-то слишком уж пристально она меня рассматривает. Не к добру это.
– Ты другой стал.
Во, бляха-муха, рентген на ножках на мою голову выискался. Держись, Саша, иначе расколет тебя ведьма до самой задницы, а там и до безвременной кончины недалеко.
– Что ж в тебе изменилось? Не пойму я.
Нужно что-нибудь сказать, отвлечь как-нибудь.
– Я ничего не помню.
Голос у неё из задумчивого стал немного испуганным.
– Совсем ничего?
– Не знаю.
Она наклонилась ближе и требовательно спросила:
– Отца, мать?
– Не-е-ет.
– Обманываешь, – прищурилась ведьма.
Оба-на, она ещё и детектор лжи ходячий! Мне следует врать ей о-очень осторожно, а лучше совсем не врать.
– Сеструху помнишь? Вчера за тобой убирала.
– Не-е-ет.
– А братьев?
– Нет.
– А деревню?
– Нет.
– Вроде не врёшь. – Тётка сразу как-то осунулась. – Лес-то хоть помнишь? Он же тебе словно дом родной. Повадки всей живности знал.
– Лес помню. – Я постарался изобразить напряжённую работу ума.
– Как зверя добывать, силки ставить, помнишь?
– Помню.
– Стало быть, и остальное вспомнится, – с облегчением сказала она. – Лес тебе просто ближе всего, вот и не дает болезни память отобрать. А поправляться начнёшь, он и то, что забылось, возвернёт. Только не пойму, почему Машку, сеструху свою, забыл? Ты ж за неё даже на волка кидался, да и она в тебе души не чает. Просидела тут седмицу[6 - Седмица – неделя.], пока ты в бреду метался. Домой не шла, сколь я ни гнала, почитай всё время в ногах у тебя спала. Ничего, помогу я тебе. Ты лишь, – она наклонилась ко мне, – отцу и братьям о памяти не болтай. И мамке пошто про это знать? Волнение одно. А с Машкой я поговорю, лишнего не сболтнёт. Она не смотри что два вершка, с понятием девка. Теперь, коли есть хочешь, отвару похлебай, начнём с малого.
Супчик из зайца на вкус был просто объедение. Судя по реакции тельца, оно такого давно не ело. Меня опять потянуло в сон. Да-а, к непростой тёте я попал. Сегодня мне повезло, а что дальше делать?
Второй раз я проснулся после полудня. Рядом сидела маленькая всклокоченная девчушка и пристально на меня смотрела. Опа! Похоже, про неё говорили – два вершка. Новоиспечённая сестрёнка. Личико красивое. В потёмках, правда, особо не разглядишь, но не крестьянское какое-то, более вытянутое. Глазищи большие, почти чёрные, оттенок не уловить. Пучки тёмно-серых волос в разные стороны торчат. Она мне взъерошенного воробушка напоминает. Смешная.
Я улыбнулся:
– Машка.
Ох как взвился этот воробушек! И зачирикал с сумасшедшей скоростью, периодически подпрыгивая на месте:
– Я же говорила, говорила! Меня он обязательно узнат. Он не сможет меня не узнат! Уж кого-кого, а меня он всегда узнат. Я ни вот столечки не боялась, ну ни вот столечки!
– Уймись, балаболка. – Тётка стояла, уперев руки в бока, но на лице её играла улыбка.
Сестрёнка на секунду замерла, а потом резко пододвинулась ближе и положила ладошки мне на грудь.
– Мишка, как я исполохнула[7 - Исполохнула – испугалась (сибирский говор).], что ты умрёшь. Ты не думай, я не верила в это ни капельки. Я и Боженьку всё время молила и тянула тебя к себе по совету бабы Софы. Но боялась, не дозовусь, не услышит Боженька. У него дел тьма-тьмуща, да и ты сказал, совсем уходишь. Зачем ты так сказал, зачем? – Она легонько ударила своим кулачком по моей груди.
– Уймись! Слаб он ещё, – уже сердито рявкнула лекарка. – Будешь кулаками махать – уйдёт опять, не дозовёшься.
У сестрёнки на глаза навернулись слёзы. Она положила голову мне на грудь, обняла ручонками и стала тихонько всхлипывать. Тётка тяжело вздохнула и отошла к печке, а я серьёзно задумался над словами девчушки. Где же прежний владелец тельца и какова причина его исчезновения? Когда читал книжки о попаданцах, как-то это мимо сознания проходило: исчезли и исчезли, срослись с новым телом – и флаг им в руки. А сейчас, понимая, насколько эта малышка любит ушедшего, я завидовал. У меня, к сожалению, не было ни брата, ни сестры.
