Книга Брюсова жила - читать онлайн бесплатно, автор Василий Павлович Щепетнев. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Брюсова жила
Брюсова жила
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Брюсова жила

– Постой, – сказал Пирог. – Уж больно все выглядит подозрительно. Вдруг засада?

– Очень уместное предположение, друг мой Петр. Честно говоря, не похоже. Но не войдешь – не узнаешь наверное, – Корнейка шагнул внутрь. За ним – Джой.

Санька переглянулся с Пирогом. Ничего не поделаешь, придется идти.

Внутри было и тихо, и чисто, словно музей, а не заброшенный домик. Полутемный коридор, обшитый дубовыми панелями, свет падал из маленьких круглых зарешеченных окошек, что шли поверху. А высоко, метра четыре, четыре с половиной. И широк коридор, иные комнаты уже бывают. Попадались картины, всё больше из старинной жизни – охотники на лошадях, пешком, на привале, охотники с ружьями, арбалетами, соколами, своры борзых летели над полями, смычки гончих преследовали дичь. Хорошие картины. Будто окна в другую жизнь.

Коридор вывел в зал. Даже удивительно, снаружи дом не слишком и велик, а зал большой, хоть в волейбол играй.

Но в нем играли в иные игры – на стенах развешены ружья, самые разные, от старинных ручниц до – на вид – вполне современных. Всё сверкает, словно вчера прилежный слуги отчистили и отполировали каждое ружьецо.

Рядом стояли и шкафы, высокие, большие, сквозь темное стекло виднелись корешки книг. В каждый шкаф, поди, войдет деревенская библиотека. И ещё место останется.

Окна красивые, в картинках, сложенных из разноцветного стекла. Витражи: вот зверье, олени, волки, зайцы, лисы окружают охотника, вот они вяжут его, а заодно и собаку, вот они тащат пленников на суд, обезьяна, скалясь, привязывает к суку веревку с петлей. Тень листвы шевелилась от ветра, и картинки словно двигались. Не соскучишься.

Кресла массивные, в одно кресло можно втроем поместиться. Но не хочется. Кто сидел на моем стуле? Кто ел из моей миски?

Поверху, голову пришлось задирать, из стен выглядывали головы, трофеи. Но что это были за трофеи! Львы громадные, такому человека проглотить, что Джою курчонка. Тигр с клыками, каждый из которых – штык. Саблезубый! А то, что поначалу Санька принял за шкаф, оказалось головой дракона или ящера, динозавра. У него была книга о ящерах, новая, мама подарила к летним каникулам. Тарбозавры, тираннозавры, бронтозавры, но ничего похожего на этого не было. В кино таких тоже не показывают, и правильно делают – недолго и заикой стать. Выходят зрители с сеанса, и через одного за-за-заикаются. Нехорошо.

Подбадривая себя подобными шутейными мыслями, Санька вместе со всеми медленно кружил по залу, от трофея к трофею.

– Это что же за охотник тут жил? – нарушил тишину Пирог.

– Удачливый, – ответил Санька. – Собрать подобную коллекцию дано не каждому.

– Но удача однажды ему изменила, – подхватил Корнейка. – Однажды хозяин домика вышел на охоту, но не вернулся.

– Попасть на зуб любому из этих хищников…

– Этим хищникам на зуб он не попался, друг мой Петр. Обрати внимание, каждый представлен в единственном числе. Похоже, наш хозяин не любил дважды охотиться на одну и ту же дичь.

– Интересно… Если он одолел этакого страхозавра, – Санька кивнул на голову-шкаф, – кто мог одолеть охотника?

– Ты попал в самую суть, – согласился Корнейка.

– А мне интересно, где он находил всех этих зубастиков, – Пирог подошел к страхозавру вплотную. Да, в пасть он мог войти, не наклоняя головы.

– Где-нибудь неподалеку.

– Здесь? В нашем лесу?

– Здесь. Но не сейчас.

– Сто лет назад в Буденовском лесу водились саблезубые тигры?

– Сто лет назад не водились, а сто миллионов очень даже водились, – Корнейка рассеянно провел пальцем по зубу шкафовидного страхозавра (а что? Вполне научное название). Ни пылинки!

– Машина времени? Здесь жил Путешественник во времени?

– Ты прав, друг мой Петр. Путешественник-охотник – помимо всего прочего, – Корнейка подошел к шкафу настоящему, раскрыл створку. Санька стал рядом.

– Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты. Если ты, конечно, сам этого не знаешь, – пробормотал Корнейка.

Книги все до одной в кожаных переплетах, тяжеленькие, не клееные рассыпайки, что привозят в киоск из города. Он вытащил одну, раскрыл, вздохнул.

– Ну, и кто? – спросил Санька.

Корнейка протянул книгу.

Все страницы, от первой до последней, сверкали белизной. Это так, для красного словца – сверкали. Не сверкали, и даже белизны не было, цвет бумаги, скорее, отдавал желтизной. Но нигде не единой буквочки!

Санька вытащил другую книгу, третью, пятую. Везде то же самое.

– Я такие видел, – прокомментировал Пирог. – В канцтоварах продаются. Правда, страницы разлинованные.

– Это другое, – Корнейка аккуратно поставил книги на место.

– Черная магия?

– Белая, как страницы. Старинное изобретение. Книгу может прочитать только хозяин. Защита интеллектуальной собственности, понимаешь.

– И ты ничего не можешь сделать?

– Не могу.

– Такое сильное заклятие?

– Нравственный императив не позволяет.

– А обойти его, этот… императив?

– Очень это непросто – обходить нравственный императив. Дорого. Теряешь куда больше, чем получаешь. Был маг, да весь вышел, остался колдунишка-хвастунишка.

– Интересно, это теперь чье? Дом, оружие, книги? Кому принадлежат? – Пирога интересовали вещи практические. И то – одно ружье дорогого стоит, а их здесь дюжины. Взять бы да пострелять… Хотя бы по мишеням.

– Государству, наверное, – сказал Санька.

– А нам тогда четверть, как нашедшим, – Пирог огляделся. – Тут и четверть такая, что мало не покажется.

– Ох, сомневаюсь я, что нам достанется от государства четверть. Помнишь, в позапрошлом году Сидорчук случайно клад выкопал в Каменной степи? Золота чуть не пуд. Старинного. Тому свидетели были, пришлось отдать государству, иначе, говорит, зарезали бы просто. Так до сих пор ни копейки не получил.

– Зато не зарезали, – Пирог, похоже, уже воображал себя лордом Рокстоном, и посадка головы стала горделивей, и взгляд орлиный, и голос мужественнее, суровей.

– Спор ваш, друзья мои, беспредметен. Во-первых, государственному чиновнику сюда никак не попасть. А во-вторых, нет никаких свидетельств того, что домик бесхозен, напротив, порядок, что мы видим, указывает на то, что магическое поле получает постоянную подпитку, и, следовательно, Путешественник жив.

– Сто лет? Люди столько не живут! – убежденно сказал Пирог. Сказал и вздрогнул:– получается, хозяин дома нелюдь, вурдалак?

– Если не мешать, живут. Живут и дольше. А если Путешественник угодил в кокон Чёрного Богомола, он может прожить и десять тысяч лет. Хотя какая это жизнь…

Ни Санька, ни Пирог уточнять, что за зверь такой Чёрный Богомол, не стали. Лучше не знать. Спокойнее.

– Получается, мы незваные гости?

– Мы, брат Александр, путники в дремучем лесу. Неподалеку кто-то воет тоскливо, красные огоньки вспыхивают то там, то сям в ночной мгле, а вдалеке слышится неясный шум, будто деревья падают одно за другим под напором тупой, неумолимой силы, и вы точно знаете, что сила эта по вашу душу. И вдруг перед вами охотничья заимка. Хозяин отлучился, но он помнит о нуждающихся в крове, и потому ключ кладет под крылечко. От путников, само собой подразумевается, пакостей не ждут.

– А ну как придут – пакостники? У нас один городской домик купил, под дачу, за зиму даже гвозди из стен повыдергивали, все растащили.

– Друг Петр, пакостникам ключ в руки не дастся. Да и этот, – Корнейка показал на шкафовидного страхозавра, – тут не только для красоты стоит.

– Ты думаешь…

– У него язык, что у хамелеона. Как муху проглотит.

– Она что, живая – голова?

– Тут, друг мой, все головы живые. Иначе в прошлом охотиться и нельзя, Эффект Брэдбэри не позволяет убивать. А поместить темпоральную копию – самое милое дело. Поместить, а на досуге и укротить.

– Ути-ути-ути – дурашливо поманил Пирог страхозавра.

Джой зарычал, шагнул вперед.

– Знаешь, с этой добычей лучше не шутить, – Санька поежился. – Мне показалось, будто зрачок у него дрогнул, у хамелеончика. Сейчас пасть-то и раскроет…

– Темпоральный барьер так запросто не раскрывается, а там кто знает, – то ли ободрил, то ли предостерег Корнейка.

Они отошли подальше, к центру зала.

Вверху на цепях висела люстра. Что за люстра – в Большой театр годится. И высоко как, высоко.

– Он словно растет, домик охотничий. Не домик а просто Дворец Съездов из энциклопедии.

– Растет, – согласился Корнейка. – Вернее, раскрывается. Чует добрых людей.

– Ну, хорошо, положим, мы добрые люди. Положим, что домик этот – прибежище усталых путников. Заманчиво, конечно, иметь тайное прибежище. Играть в каких-нибудь тимуровцев со штабом, или рыцарей. Но если не играть, а жить взаправду, что мы тут будем делать?

– Очень бы хотелось, чтобы – ничего, друг мой Петр. Чтобы мы просто посмотрели на диковинных зверей, полюбовались ружьями, да хоть бы и в тимуровцев поиграли, или в Орден Рыцарей Леса. Но может случиться и так, что придется бежать сюда, вместе или поодиночке, чувствуя за спиною дыхание зверя. Спасаться. И тогда как знать, вдруг и ружье, что висит на стене, возьмет да и выстрелит.

– Ружья сами не стреляют. Потренироваться бы. На всякий случай, – Пирог с надеждою смотрел на увешанную оружием стену. – А то прибежим, и что?

– Потренируемся, друг мой Петр. Непременно потренируемся. Пойдем, посмотрим, что здесь ещё для нас открыто, в домике.

Они вернулись в коридор.

Похоже, домик распустился всерьез – конец коридора терялся где-то вдали. Но и шли они по нему, словно в семимильных сапогах. Стометровку непременно в коридоре бегать нужно, к рекордам ближе.

Корнейка мимо одной двери прошел, не задумываясь, у другой задумался, но тоже прошел, а третью открыл.

Ещё один коридорчик, теперь нарочито небольшой, взрослому, поди, и не выпрямиться в рост. Дверь справа, дверь слева, и массивная, окованная дверь впереди.

Корнейка её и выбрал.

Отодвинул один засов, другой, заперто на совесть. Выглянул в приоткрытую щель, и лишь потом распахнул дверь настежь.

– Добро пожаловать на Поле Стрельцов!

5

– А где лес? – спросил Пирог.

Леса не было. С крыльца, высокого, каменного, видно было далеко-далеко. И до самого горизонта – степь. Не родная, донская. Чужая степь. Трава желтая, а ещё – хвощи, но какие хвощи – с березку, так и тянутся к небу. И само небо иное – зеленое. Не совсем зеленое, так… Цвета морской волны. Море Санька видел лишь на картинках, да ещё по телевизору. Телевизор черно-белый, поди, разбери, какая она, морская волна.

Тучка отошла в сторону, и он увидел солнце – оранжевое, вдвое больше прежнего. Или – земного?

– Лес… Что лес… Солнце какое, видишь? – Санька хотел сказать громко, а получилось шепотом, и то – едва-едва.

– Не наше солнце, – тоже шепотом ответил Пирог. – Куда это мы попали?

– На Поле Стрельцов, – Корнейка говорил голосом обычным. Ещё бы. Они, маги, поди, привычны и к другому солнцу, и к другой траве. – Так называют один из ближайших миров.

– Параллельных? – Пирог обрадовался. Он много книжек и журналов читает, все больше фантастических, и всяких слов выучил во множестве.

– Скорее, смежных, – ответил Корнейка.

– Смежных, ага… А где Стрельцы?

– Стрельцов пока нет. Есть мы.

– То есть – мы можем стать Стрельцами?

– Мы должны, – Корнейка говорил просто, буднично, как говорят «мы должны решить задачку».

– А из чего станем стрелять? Вернемся за ружьями?

Повеял ветер, густой, дурманный. Вдохни поглубже – и голова закружится с непривычки. Чужой запах. Не то, чтобы плохой, просто сразу не разберешь.

Принюхаться нужно. Санька вспомнил сказку, где на маковом поле засыпал всяк, и конный, и пеший, и даже лев.

Но здесь маков нет. Вообще цветов нет, ни ромашек, ни васильков, никаких.

– Ружья никуда не денутся, да и не в ружьях дело, – наконец, сказал Корнейка.

– Не в ружьях? – Пирог прикинулся удивленным.

– Чем отличается Стрелец от обыкновенного человека, разве ружьём? Ружьё каждый может взять.

– Так уж и каждый, – Пирог, похоже, очень хотел пострелять из настоящего ружья. Подумал и добавил. – Меткостью отличается, разве нет?

– Меткость – требование обязательное, но не единственное.

– Ты не мучай, а скажи прямо, – потребовал Пирог.

– Стрелец должен уметь выбирать цель, – вдруг выпалил Санька пришедшую в голову мысль.

– Верно. Что толку метко лупить по воробьям, когда к тебе ползет змея? Или подлетает пиявица?

– Кто-кто?

– Да водятся такие… летучие, – и Корнейка посмотрел вверх. За ним и Санька с Пирогом, и даже Джой задрал свою кудлатую голову.

В небе пиявиц не было. И птиц не было, и драконов – Санька уже был готов увидеть настоящего дракона. Или, по меньшей мере, летающего ящера. Но в вышине мельтешили искорки – то вспыхнут, то погаснут.

– Это люсиды, – предупреждая вопрос, сказал Корнейка. – Небесные бриллиантики.

– Понятно, – протянул Пирог. – Бриллиантики. С неба упадут.

– Почти так. Да мы их сейчас и на земле увидим, – и Корнейка шагнул на лестницу.

Спустились не спеша.

Прямо от крыльца средь травы лежала дорожка, узкая, едва ли в шаг шириной.

– С дорожки без нужды не сходите, – предупредил Корнейка.

– Съедят?

– Днем нет, днем здесь безопасно. Разве понадкусают немножко, если в воронку угодить!

Что за воронка? Кто в ней кусается? Санька хотел спросить, да передумал, промолчал. Сами увидят, а нет – и не нужно.

– Пойдем, пожалуй.

Они и пошли. Первым, конечно, Корнейка, Пирог за Корнейкой. а за ними и Санька с Джоем. Или наоборот, Джой с Санькой, как посмотреть.

Дорожка с виду стеклянная, оказалась не хрупкой, не скользкой, ноги шли уверенно, прочно.

Санька наклонился, вглядываясь. Ну, чисто стекло.

– Огневушка прокатилась, ее след, – не оборачиваясь, сказал Корнейка.

Санька тут же представил огненный, нестерпимого жара, шар, катящийся по степи и оставляющий за собой спекшуюся землю. Но почему не тронута трава? Да сто лет прошло, новая выросла.

Или тысяча?

– Зимой катила, с той поры новая выросла, – продолжал пояснять Корнейка.

Зимой! По крайней мере, здесь бывает зима.

Трава высокая, по пояс, даже выше. Он протянул руку, сорвал травинку. Получилось – обломил, больно хрупка. Хрупка, мясиста. Излом почти круглый, и из него закапал сок, густой, белесый. Ещё обожжет. «Свожу бородавки раз и навсегда вместе с пальцами». Санька отбросил травинку, вытер ладони о штаны. Полно, трава ли это? Хвощ, или ещё какой тип. Водоросль сухопутная, гриб, кактус? Мир растений Санька знал нетвердо. Будет время, подучит. Только вряд ли земная ботаника здесь годится.

Они отошли от крыльца шагов на пятьдесят, когда Корнейка остановился.

Справа в траве была плешь – с волейбольную площадку, будто кто-то постриг траву коротко-коротко и ровнехонько, на пядь от земли.

А у дальнего края плеши стояли кусты, высокие, почти голые, как орешник зимой.

К ним и пошел Корнейка, поначалу рукой указав – не спешите, постойте. Но, дойдя, обернулся и позвал, давайте, мол, ко мне.

Джой и потрусил, не переставая принюхиваться и к траве, и к воздуху поверху. Скалился недобро.

За Джоем уж и Санька с Пирогом. У Джоя-то четыре ноги, не угонишься. Особенно, если не гнаться.

Куст вблизи выглядел столь же чужим, как и трава. Ветки толстые и гладкие. Листья-котлетки сидели прямо на ветках, никаких тебе черешков. Ветки были усеяны ещё и коробочками. Коробочки напоминали маковые, но не круглые, а гранями, будто кристалл. Стенки розовые, у одних коробочек поплотнее, мутные, а у других тонкие, почти прозрачные.

Корнейка несильно тряхнул ветку, и с полдюжины коробочек отпали от ветки. Отпали, но полетели не вниз, а вверх – медленно, неспешно.

– Это и есть люсиды, небесные бриллиантики. – пояснил Корнейка. – В коробочках метан. Газ. Легче воздуха. Там, в вышине, они плавают недели две-три, дозревают под солнцем. Потом бах! Коробочка взрывается, и семена рассыпаются по всей земле. Из семян вырастает трава. Раз в пять-шесть лет травяной очаг выпускает куст, то забирает все соки очага – вот отчего трава здесь будто стриженная. Ну, а куст порождает бриллиантики-люсиды.

– Это, конечно, очень интересно, цикл жизни растений и прочее – вежливо ответил Пирог, – но я не понимаю, каким образом данные растения соотносятся со Стрелецкой подготовкой.

Выдал, как по писанному. Польза многочтения. Нахватался в книгах всяких ловких слов. Он и в школе, бывало, вставит: не соблаговолите ли вы, Варвара Петровна, потрудиться привести доказательство ложности предположений Нафферта о причинах трагической дуэли поручика Лермонтова с майором Мартыновым? «А не соблаговолишь ли ты, Петруша, привести родителей в школу», – срезала его учительница литературы…

– Данные растения соотносятся с подготовкой Стрельца образом простым, – не хуже учительницы ответил Корнейка. – Вернемся на дорожку.

Они вернулись, делать нечего.

– Бриллиантики воспаряют с куста, – в подтверждении его слов ещё парочка люсидов отделились от ветки и поплыли вверх. Вверх и в бок – дул слабый, едва заметный ветерок. – А мы должны будем их на лету сбивать.

– Тогда понятно. Сбивать – отчего ж и не сбивать. Только из чего стрелять-то, если ружья в доме остались?

Они оглянулись на дом. Отсюда, с Поля Стрельцов, он был вдесятеро больше, чем оттуда, из леса. Не дом, но целый Замок. Обман зрения? Или он действительно разный – в разных мирах?

– Из ружей по бриллиантикам стрелять – это, знаешь, того… перебор – сказал Санька, представив, как туча дроби нулевого размера летит на беззащитные коробочки.

– Я и на рогатку согласен, только у меня и рогатки нет. Из пальца, что ли, стрелять?

– Именно, друг Пирог, именно. Из пальца вернее всего, – подтвердил Корнейка.

– Как это?

– А так! – Корнейка выбросил вперед руку с выставленным указательным пальцем – и тут же коробочка, уже поднявшаяся метров на двадцать, вспыхнула и послышался громкий хлопок.

Тишина вслед за хлопком показалась особенной, звенящей.

– Магия? – собравшись с духом, спросил Пирог.

– Нет. Обычная физиология.

– И я… я тоже так смогу?

– Конечно. Электрический угорь способен поразить ударом тока рыбу, и большую рыбу. Даже человека – наповал, если угорь матерый. А у нас – всего лишь люсид, наполненный гремучей смесью, метан плюс воздух. Достаточно мизерного, крохотного импульса, чтобы эта смесь воспламенилась.

– Я-то не угорь. У меня батареек нет, аккумуляторов.

– Человек – существо более развитое, чем угорь или там электрический сом. Способен на многое. Просто с детства под давлением. Не кричи! Не бегай! Не балуй!

– Не показывай пальцем, – тихонько добавил Санька.

– Именно. Ребенок по недомыслию может и стог сена поджечь, или крышу соломенную. Вот и укорачивали с незапамятных времен. Потом уж и причина забылась, выветрилась, а запрет остался.

– Точно! – воспламенился Пирог. – Дети, они такие… способные! Я не про выстрелы электрические, а вот, например, по деревьям лазить маленькому куда сподручнее, чем взрослому. Миха Нефедов до школы вон как здорово лазил, чистый обезьян, а родители его и ругали. И уши драли, и даже ремнем. Отучили. Той осенью он попробовал было на каштан залезть, потрясти, да с нижней ветки и сорвался, ногу сломал. Родители, конечно, в крик, мол, предупреждали тебя, дурака, учили-учили. А на самом деле – отучали, портили, в чем и преуспели.

– Ты к чему это Мишку вспомнил? – спросил Санька, провожая взглядом новый бриллиантик.

– К тому! – и Пирог выбросил руку с указательным пальцем.

Ничего не произошло.

– Видишь! Может, я раньше и мог что, не знаю, а теперь того… отсырел порох в пороховницах.

– Не отсырел, – успокоил Корнейка. – Просто ты забыл, как это делается. Вспомнишь. Вдохни носом и задержи дыхание. Досчитай до десяти. Представь, что ты берешь силу воздуха, энергию. Теперь медленно выдохни. Воздух вышел, а энергия осталась в тебе. Пока немного, чуть-чуть. Снова вдохни – и получишь новую порцию силы. Прибавь ее к прежней. Особенно глубоко не вдыхай, чуть глубже обычного – и довольно. И так – десять раз. Или пятнадцать. Сам почувствуешь, когда исполнишься силы.

Пирог послушно засопел.

Санька тоже.

И он действительно почувствовал, как в груди словно пружина стала закручиваться. С каждым вздохом пружина становилась туже и туже.

– А теперь освободи силу, дай ей волю, выпусти наружу!

Санька и Пирог одновременно выбросили руки – и коробочка, что висела в десяти шагах над кустом, вспыхнула, взорвалась.

– Получилось, – заорал Пирог, – получилось!

Санька кричать не стал, но тоже чувствовал: вышло! Пружина разжалась и некий – он не знал наверное, электрический или иной – заряд вырвался из груди, пробежал по руке и сорвался с указательного пальца. Попал в бриллиантик, нет, это уже другое дело. Главное, ему удалось накопить Силу и пустить ее в ход.

Пирог снова засопел.

– Ты погоди, погоди. С непривычки минут пять роздыху дай, – посоветовал Корнейка.

Санька же и сам решил передохнуть. Не такое это простое дело – молниями бросаться, пусть молнии и самые крохотные.

Немного отдохнув, он попробовал снова. Опять пружина в груди начала сжиматься, туже и туже, но, когда он достиг предела (сознавая, впрочем, что предел этот можно о-го-го как отодвинуть) люсид не взлетел.

– Теперь учись сохранять в себе силу. Дыши спокойно, бери от воздуха самую малость, столько, сколько уходит в саморазряд, – не оставлял напутствием Корнейка.

Ага. Саморазряд. Понятно. Без подпитки пружина сама распрямится, нечувствительно. А брать силы больше, чем требуется – вызвать непроизвольный срыв, что не есть здорово.

Он держал себя взведенным до того мгновения, пока очередной люсид не поднялся в воздух – и продолжал крепиться дальше, потому что Пирог расстрелял бриллиантик прямо на взлете.

Взрывчик встряхнул ещё с полдюжины коробочек, Санька выбрал вторую слева.

– Огонь!

И небесный бриллиантик обернулся вспышкой света.

– В цель, – Санька вытер со лба неведомо откуда взявшийся пот. В прошлый раз сказать наверное, что попал, он не мог. То ли он, то ли Пирог, а, может, Корнейка подсобил, по доброте. Вселял уверенность в новичков. Но сейчас-то целей было несколько, а поражена – одна. Та, которую он выбрал. Значит, действительно, смог. Сумел. Научился.

– Здорово, – поддержал Пирог. – Быть может, поучимся все-таки стрелять из ружей?

– Если ты научился попадать в цель Силой, попадешь из чего угодно – ружья, рогатки. Снежок бросишь – снежком попадешь.

– Ага, как на велосипеде кататься. Научился на одном – научился на всех.

– Верно, – согласился с Санькой Корнейка.

Ещё один люсид оторвался от куста и полетел ввысь. Пирог проводил его взглядом, но даже не попытался сбить.

– Хорошо, – одобрил Корнейка. – Стрелец – не тот, кто умеет стрелять, а тот, кто научился не стрелять попусту. Тренировка – другое дело.

– Где ж в Норушке тренироваться? У нас люсиды не летают. По лампочкам?

– По лампочкам не стоит, у нас их и без того мало. Придумаете. Только не форсите напоказ, не хвастайтесь.

– Почему? – Пирогу, верно, хотелось блеснуть перед пацанами. А что, классно: бах, и сбил яблоко, шишку, жестянку пивную.

– Ну, во-первых, силы в Норушкинском воздухе будет поболее, чем в здешнем. Правда, это дело привычки, быстро приспособитесь, полной грудью черпать будете, не люсиды – камни крошить можно.

– Столько силы? – обрадовался Пирог.

– То-то и оно. Нельзя до срока раскрывать себя, свои возможности перед врагом, – пояснил Корнейка.

– Перед врагом? А кто – враг?

– Кабы знать… Сегодня он обычный, нормальный человек, а завтра…

– Это заразно, что ли?

– Заразно, – подтвердил невесело Корнейка. – Природа не терпит пустоты. И если человек пуст, то в нем обязательно что-то поселяется. Иногда добро, иногда зло. Злу легче, оно, как сорная трава, прорастает безо всякого труда. Потому – ухо востро, глаза раскрыты, а язык пусть отдыхает за всех.

– А как же Равиль, Наташа? Им-то рассказать можно?

– Им можно, они не пустые. Можно, но не нужно. Потом, когда они попадут сюда, на Поле Стрельцов. Вы их сами научите. А сейчас что зря болтать. Самый ловкий, самый быстрый, самый меткий может пропустить выстрел в спину. Нужно учиться не только стрелять, но и защищаться. Ментальная оборона, ментальный щит – это, скажу вам, штука нужная, – но распространяться, что за щит такой, не стал.

– Нам что, будут стрелять в спину? – Санька почувствовал, как засвербело меж лопаток.

– Уже стреляют.

– Конечно, стреляют. Комбинат, что в Чирках – это целый залп, – Пирог говорил убежденно, словно неделю над этим думал. Почему нет?

– Комбинат. Или то, что хотят построить под видом комбината.