Реквием по больному разуму

Часть 1 «Обманутый»

«Я мечтал о тебе, я желал твоего существования…»

Адриано Челентано

«Я не уверена в том, что меня за это не посадят»

А. Пажощще

"1"

Холодная, неприятная и давно уже чужая рука обнимает меня сквозь сон. Я знаю обо всех её изменах, но даже и не думаю их разоблачать. Потому что мне уже наплевать. Мария. Эта женщина была первой в моей жизни, она же стала той, кто её оборвал… Она была когда-то красивой и яркой, загадочной и неповторимой, однако по истечении десяти лет брака, уничтоживших нас, она пала ниже, чем может пасть женщина. Эта несостоявшаяся Дева Мария, неблагочестивая Мария Магдалина, падкая до чужой плоти.

Третий год я мучился депрессией, и теперь могу сказать со страшной обычному человеку уверенностью – я мёртв. Позвольте представиться – Александр Детройт. Моё имя русское, фамилия досталась от американца-отца. Я его не знал, но это даже к лучшему, потому что неизвестно, как бы он выжил здесь – на огромном куске Земли под названием Россия.

Высвободившись из тяжёлых объятий, я встал, оделся и вышел из комнаты, небрежно прикрыв дверь, зная, что жену мою после очередных ночных приключений шум не разбудит. А если и разбудит, то, увидев пустое место рядом с собой, она только обрадуется. Нас ничто не связывало. Нет, нет, ничто. Было мерзко сознавать, что когда-то давно я позволил себе влюбиться.

Не было и нет больше мест, которых я не видел бы в своём маленьком городе, но теперь, когда жизнь моя была на грани, я просто шёл в ночь, невзирая ни на страшную душевную грусть и обиду, ни на то, что завтра придётся идти на работу к начальнику, которого я ненавидел, ни на то, что часовая стрелка замерла на тройке. Район, в котором я, так сказать, "обитал", был далеко не самым худшим, но, прямо скажем, хреновым. Что вы думаете в первую очередь, когда, просыпаясь утром невообразимо для вас рано, плететесь из дому, потому что мир без вас не справится? Верно. Все раздражает. Хочется утонуть в сладких объятиях одеяла и не двигаться… И успокоить собственную душу, что уже ничего не просит. Моя жизнь была наглядным пособием по инфантильности, банальности и невезению. Я был слишком сложен и оттого чрезвычайно прост. Я ничем не отличался от миллионов других, и, наверное, так бы и умер под покровом своей собственной ночи, но… Но в этот день изменилось все.

Не знаю, что движет нами, когда мы в отчаянии. Возможно, инстинкты. Да, как правило, в таком состоянии люди и следуют самым низким и пошлым инстинктам, потом жалеют, но уже поздно. Какой инстинкт двигал мною в ту ночь? Не знаю. Я пришёл в ночной клуб, чтобы напиться, да, цель моя была проста. Я забываюсь, когда много пью. Обычно люди в этом случае становятся агрессивными или перестают вообще что-либо осознавать, на меня же алкоголь действовал тонизирующе. Все проблемы уходили, течение мыслей становилось плавным и ленивым, я мог расслабиться, стать спокойным, поговорить о насущных вещах, чего там – думаю, при правильном потреблении выпивки она бы даже повышала мою работоспособность. Но не время рассказывать о том, что творило со мной то адское холодное зелье, ведь… Когда я зашёл туда, то мысленно (а, может быть, даже и вслух) выругался, поскольку свободных столиков просто не оказалось, несмотря на очень поздний час. Хотя три часа ночи для клуба – это рано. Самая грандиозная вакханалия распространённых смертных грехов человеческих начинается здесь именно в это время, а заканчивается рано утром, после чего её участники на время забывают друг о друге, вновь превращаясь в офисных клерков, в официанток, в механиков и работников банков, притворяясь теми, кем их хотели бы видеть родители. Но нет. Вот они – настоящие. Здесь и сейчас, как ни прискорбно. Я не имею права их отчитывать… Ведь я тоже сюда пришёл.

Никогда не любил пить в компании. Но делать было нечего – стоило выбрать своего собеседника. Мое сознание мгновенно отобрало для меня трёх кандидатов – знойную блондинку у края стойки, угрюмого старика совсем рядом, и молодого парня, который разговаривал по телефону, очевидно, убеждая свою подругу, что он давно спит. Хах. Ну что же, первые два варианта отпадают – я не в настроении становиться слушателем или любовником, мне нужен просто сосед. И я направился к третьему человеку. Он явно был моложе меня и выглядел свежо, словно недавно пришёл в этот мир. Этому было объяснение – как только я его в первый раз увидел, то понял, что у этого человека стойкий и необычный характер.

Он был в тёмных очках. Какому нормальному человеку в три часа ночи, в помещении светит солнце? Короткая и модная стрижка, эффектно уложенная, явно недешевая одежда, уверенные движения. Да, с этим было бы не скучно провести остаток ночи. Подсев к нему, я не сразу начал разговор. И это было ни к чему – он сам начал:

– Удивительная ночь, не правда ли, коллега?

Я был удивлён. И почти сразу ответил:

– Ты это брось. Я не твой босс, и не коллега. А ночь отвратная.

Незнакомец снял свои очки, аккуратно сложил, и, положив их на стол, продолжал:

– О, как же мне нравится этот подход. Ладно, урок усвоен. Почему ты находишь ночь отвратной? Я люблю ночь, здесь есть… На что посмотреть, – двусмысленно ухмыльнулся он, поглядывая на каких-то женщин у стойки.

Когда вы разговариваете с малознакомым человеком, вам всегда важно занять чем-то руки, просто чтобы выглядеть естественнее. Вот и я стал двигать пепельницу.

– Знаешь, давно я на это не заглядываюсь, – сказал я.

– Что же мешает?

– Ничего. Совсем…

– О… Ясно. Тогда закажем виски. И виски. И много-много виски. Это позволит…

– Подожди, – настороженно оборвал его я. – Я тебя совсем не знаю, и…

– Дмитрий. Димон, если хочешь.

***

А потом я очнулся… Я открыл глаза в своём доме, разгромленном, выглядящем так, словно те демоны, что пожирали моё подсознание, наконец вырвались на свободу. О, милый друг, ты не представляешь, как многого я смог бы избежать, если бы тогда знал правду. Но я забегаю вперёд – нет, нет, нет, так нельзя.

Однако это утро стало для меня приятным. Я ощутил это ещё до того, как открыл глаза. Первое чувство… Ломай каноны. Не было первого чувства. Его не было.

Наконец-то…

Не было депрессии. Завеса, убивавшая меня так долго, рухнула.

Но почему?

Почти сразу же после того, как я встал, я начал припоминать события этой ночи и вот что я вспомнил:

" Похоже, что виски был на удивление высокого качества, потому что я никогда не пребывал в такой эйфории. Я сам себе противоречу, но что делать, ведь так устроен мир. Я даже был не спокоен. Я был счастлив. Несколько рюмок спустя разговор принял совершенно псевдологическое течение. Это было нечто среднее между религиозным диспутом и выпуском криминальных новостей. Офигенно.

– Человек создан, чтобы созидать и разрушать, так почему наше общество мешает ему… этим заниматься? – уже с трудом говорил Димон.

– Ты прав… Ты, как всегда, прав… Надо ещё выпить… – ответил я.

– Я ведь вижу потенциал. Ты мог бы… Пр-пригодиться. Вот тебе моя карточка… Позвони…

– Ага. За созидание!

– За него".

Разумеется, после такой знатной пьянки я не мог восстановить все события, но был один момент, на который я сразу обратил внимание – записка жены. Грязный клочок бумаги, исписанный ручкой. Содержание его было слишком простым, не стоит его здесь приводить, а суть была в том, что, Маша уходит от меня, потому что я стал "невменяемым и слишком ревнивым". Забавно, ведь, оказывается, у этой женщины все-таки было какое-то подобие такта – она не сказала ни слова о том, что я вернулся пьяным. Знала, что и сама идеальной никогда не была. Мысленно послав жену ко всем чертям, я ощутил настоящее удовлетворение.

Нет депрессии.

Свобода.

У меня даже не болела голова, как ни странно. Весь мир пестрел красками, мне хотелось дышать. Я посмотрел на часы и с удивлением отметил, что сейчас всего лишь 7 утра. На работу мне надо было к десяти, но тогда я почему-то даже и не подумал об этом. Я вспомнил о Димоне. Карточка. Карточка! О, неужели это будет нечто новое? Я стал рыться в карманах, надеясь, что найду… Как же мне хотелось почувствовать, что это не сон и не жалкая игра моего больного воображения… И поиски мои быстро увенчались успехом. На серой пластинке было чётко выведено: «Зимаков Дмитрий Андреевич». Ни должности, ни каких-либо других сведений, кроме контактного телефона, больше не было. Пожав плечами, я взялся за свой Xiaomi, и начал набирать номер, даже и не подумав о том, что час ранний, и человек, возможно, ещё спит. В голове стучала лишь одна фраза: сегодня, 18-го июня 2017-го года я вернулся к жизни.

– Алло, – на удивление быстро и бодро сказал знакомый голос.

– Доброе утро. Я Саша.

– Саша? Какой Саша?

– Александр. Мы познакомились в ночном клубе вчера… Вернее, сегодня.

– Что… А-а, точно-точно. Привет, – ответил он.

– Привет. Ты вроде говорил со мной о работе, и… – начал я.

– Не сегодня, мой друг, не сегодня, слишком занят. Завтра вечером – у гаражей.

– Гаражей? Что мы будем…

– Ты все узнаешь, о ’кей? Просто приходи, – оборвал Дмитрий меня ещё раз.

Вызов был завершен. "Странно… – подумал я, – это странно, но к странностям я был готов".

«2»

Я должен был собираться в офис. Мне нужны были душ, завтрак, костюм. Но… собираться я не хотел. Да, за прогулы строго наказывали, но неужели вы все – всего лишь рабы своего дела? Я никогда не прогуливал. И именно это обстоятельство ещё больше толкало меня нарушить устоявшуюся привычку – я хотел ощутить, каково это – быть нарушителем. Каково это – проснуться рано утром, понять, что не хочешь идти на работу, и – не пойти? Я вот не знаю. Хочу узнать.

Я мылся не спеша. Сегодня мне некуда было спешить. Я чувствовал, как горячая вода смывает с меня остатки моей нерешительности, моей инфантильности. Хотелось быть нужным миру. Когда я закончил, я надел простую одежду и вышел из дому. Похмелья не было. И у Дмитрия, судя по его голосу, тоже. Как в 18 лет. Мне снова 18. Я пришёл в кафе. Это было особое кафе – моё любимое. Оно открывалось очень рано, но в это время там почти никого не было. Когда я зашёл, там было всего четыре человека – двое молодых мужчин за одним столом, с большим рвением уминавших свой завтрак, ещё один, постарше, сидел в одиночестве и что-то читал. И была одна девушка, смотревшая телевизор. По нему показывали боксёрский поединок, очевидно, ещё вчерашний. Кто дрался? Ну… А, к черту, зачем гадать, ведь я совершенно в этом не разбираюсь. Один из боксеров сделал апперкот и нокаутировал своего соперника.

– Да, – торжествующе прошептала девушка.

Я подмигнул и ответил ей:

– Отличный удар!

Она слегка улыбнулась и сказала:

– У него не бывает плохих.

Немного погодя она снова на меня посмотрела, подняла вверх два пальца и представилась:

– Алена Пажощще.

Я оглядел её. Невысокий рост, очки, прямые чёрные волосы до плеч, чёрные брови и ногти того же цвета. Над правой ключицей татуировка с сердцем, а в языке пирсинг. Кожаная куртка, джинсы, кеды, рюкзак. На вид около двадцати лет. Да, безусловно, у неё было другое имя.

Забегая вперед, немного об Алене:

Девушка неформального образа жизни. Вкусы: мрачная литература, бургеры, бокс. Она испытывала рвотные позывы от аниме и просто на дух не переносила розовый цвет. Развлекалась же в основном тем, что стебалась над человеческим идиотизмом, а также примерно раз в неделю посещала врачей, сводя их с ума своими выходками. Они перекидывались ею, как футбольным мячом, но вот незадача – Алене было совершенно все равно, кому выносить мозг. Впервые принимая её, новая женщина-терапевт задала ей вопрос:

– Что у вас болит?

Алена же, глубоко вздохнув, и проведя ногтями по груди, томно и с фальшивой болью отвечала:

– Душа…

Когда невропатолог расспрашивал Пажощще о природе её заболевания, она качала головой, и отвечала, вводя врача в ступор:

– Все мы больны. Я прямо чувствую, как умираю. Как умираете Вы. Вы умираете, доктор.

А случайно поймав в коридоре хирурга, она говорила:

– Неужели же Вы, человек такой важной профессии, не можете набраться смелости предложить даме руку и сердце? У вас же навалом этого добра, доктор, так почему же?

Хирург шарахался в сторону, а Алена удалялась с хохотом в следующий кабинет.

И наконец, кабинет психотЭрапии – самое любимое. Все потому, что она сама превращалась в психотерапевта:

– Вы даже не представляете, душечка, как я устал от всего этого, от никчемной, лишенной всякого смысла жизни! – пламенно декламировал врач, – о, ведь Уильям Шекспир давно нам сказал: "Я клялся – ты прекрасна и чиста, а ты как ночь, как ад, как чернота…" – врач говорил последние слова со слезным надрывом, а потом и вовсе начинал рыдать, слушая советы, которые давала ему Алена.

Да, такой она была. Но тогда я этого ещё не знал.

Мы вместе вышли на улицу. Там мы разговорились, бредя в одном направлении:

– Ходила на интервью в магазин бытовой техники, – рассказывала девушка, – пьяный мужик у входа с огромным фингалом под глазом попросил 50 рублей на воду, ну, а так как я люблю офигенные диалоги с такими индивидами – дала ему 10 рублей ради того, чтобы послушать, сколько на самом деле зарабатывают продавцы-консультанты в том месте и как там всех обставляют. Я думаю, чувак шарит. Не зря же он бомж.

Думаю, ещё вчера я бы и не приблизился к ней, а сейчас я слушал, не отрываясь. И все в этой девушке было неформальным, загадочным. Было что-то такое, что вызывало неподдельный интерес. Думал ли я тогда, что знакомство ней повлечет за собой такие последствия? Нет. Однако в ту секунду я забыл о ней, поскольку увидел мужчину, приближавшегося ко мне. Он смотрел недружелюбно, а когда подошёл, будто бы случайно задел меня плечом. Я обернулся и понял, что за мной стоят ещё два человека и передо мной – тоже.

Они остановились. Я остановился. Я попытался рассмотреть их детально – старая привычка. Они выглядели так, будто собирались идти на митинг и излучали агрессию, словом – в моей крови стал автоматически выделяться адреналин…

– Бродить в одиночку здесь не принято, кореш, – ухмыльнулся один из них, – это наш переулок.

В одиночку? Алена исчезла, верно… Я даже этого не заметил.

Они начали разминать мышцы. Драка. Я не умею драться.

Я ведь только что смотрел бой? Нет, это не поможет.

Решив, что не могу стоять просто так, я все-таки резко двинулся вперёд, вознося руку для того мощного телевизионного удара, но мой маневр был раскрыт: цель моего нападения отстранилась, а затем перехватила мою руку и повалила меня на землю. Я захотел встать, но получил сильный удар ногой в живот. Боль, пронзившая мой желудок, была невыносимой. Остальные обступили меня и стали бить, пока я не потерял сознание.

Я никогда не любил ждать. Ожидание – самое ужасное, что происходит в нашей жизни. Строго говоря, кроме него в этой жизни очень часто ничего и не происходит. Именно поэтому некоторое время, проведенное в бессознательном состоянии, сократило время ожидания встречи с Димоном. Ну и слава Богу или что там живёт в облаках… Когда я, наконец, очнулся, я посмотрел на часы и увидел: 9:43. На работу, что ли, пойти?

***

– То есть Вы хотите сказать мне, Александр, что просто проспали? Уже полдвенадцатого! – причитала Зоя Феликсовна, – да знали бы вы, как много…

Не слушал я эту старую ведьму. После этой фразы она всегда начинает гнать восхитительный бред. Вроде бы она была не самым большим человеком в этом месте, но негласно сама поставила себя на место надзирателя и командира. Её никто не воспринимал всерьёз, но отвратительное брюзжание над самым ухом давно начало нам надоедать.

Я выглядел плохо, у меня должен был быть фингал. И чувствовал я себя неважно. Столь радостное утро обернулось болью, но ведь боль скоро должна была исчезнуть, и все встало бы на свои места. Но это место претило мне – оно было ужасно.

– … и теперь, можно сказать, Вы доигрались. Альберт Викторович зовёт Вас на ковёр. Удачи, – злостно прошипела Зоя Феликсовна. Она вовсе не хотела, чтобы на моей стороне была удача.

Я вздрогнул. Альберт Викторович был своего рода американским флагом на лунной поверхности – о нем все знали, но никогда его не видели. Мы все приучены бояться неизвестного, а если ещё и сопоставить это с тем, что он был моим боссом, то ноги мои начинали невольно подкашиваться. Я всегда был примерным клерком, никогда не нарушал правил, однако детский страх разговора с директором прочно засел в моём подсознании. До кабинета оставалась пара десятков шагов, а я так и не придумал стоящего оправдания. Не умею я оправдываться, не моё это. Мой внутренний демон бьётся в конвульсиях, когда это видит.

Я постучался, вошёл. Увидел сидящего за столом массивного мужчину средних лет и подошёл поближе. Совет: стоит молчать, если вы напуганы. Голос вас выдаст. Совет, которому я не последовал.

– Вы хотели меня видеть? – спросил я, мысленно сжавшись от страха.

По сути своей, все мы всё же животные.

Альберт Викторович отложил ручку, окинул меня изучающим взглядом, в котором читался ярко выраженный скепсис, а затем ответил мне. Голос его был с хрипотцой:

– Хотел. Садитесь.

Я сел, а начальник мой, видимо, решив побить мировой рекорд по высокомерию верховного руководства, продолжил буравить меня взглядом. Лишь спустя примерно минуту он, наконец, заговорил:

– Обычно за опоздание положен штраф. А за несколько опозданий доходит и до увольнения, однако сегодня я все же почему-то хочу спросить: в чем дело? Почему Вы не пришли вовремя?

Я нехотя ответил:

– Но ведь это и не имеет для Вас большого значения?

– Абсолютно не имеет.

– Тогда я скажу, что просто так вышло… Но почему… Я ведь никогда не опаздывал, -как-то кособоко оправдывался я.

– И почему же все-таки, Детрейт?

Проклятье, да чего ты ко мне привязался? И какой я, к черту, Детрейт? Когда уже люди научатся выговаривать мою фамилию?.. Однако отвечать все-таки было нужно. Совершенно не подумав и поддавшись мгновенному желанию, я сказал, криво улыбнувшись:

– От меня ушла жена!

Да-а, эффект был ещё тот. Нет, ну, а что? Я не соврал, не так ли?

Дальнейший диалог с моим начальником сводился всего лишь к его жалкому блеянию и к моему показному вниманию, так что не стоит его приводить. Я даже и предположить не мог, что он такой сентиментальный, и моя история о жене повергнет его в такой шок. Я кивал головой ровно до того момента, когда он сочувственно сказал мне, что в моей ситуации не помешает и отдохнуть и предложил мне двухнедельный отпуск.

Знаете это чувство, когда вам дают конфетку, но воспитание не позволяет взять её сразу, поэтому вы какое-то время делаете вид, что конфетка вам, в общем-то, и не нужна, хотя на самом деле слюна продолжает выделяться?

С этим главное – не переборщить. Вдруг поверят.

Под уничижающим взглядом Зои Феликсовны я собирал свои вещи, а уже вечером я шёл к гаражам, навстречу своей судьбе.

«3»

Проходя мимо разных людей, я наблюдал за ними, пытаясь разгадать каждого из них. Плохо у меня это, конечно, получалось, но я старался. К примеру, видел я девочку лет девяти, идущую за своим отцом, просившую у него разрешения на что-то.

– Да делай, что хочешь… – устало отвечал мужчина, ускоряя шаг.

"Это любовь или её полнейшее отсутствие?"

Вечерело. Я всегда любил наблюдать, как ночь пожирает день. Ночь куда более могущественна, на мой взгляд. Если бы кто-то сказал мне, что нелегко созидать и нести миру свет, я бы возразил, что нужно обладать поистине великим талантом, чтобы так восхитительно красиво смещать свет, и возводить на престол тьму. Тьма всегда побеждает.

"Это любовь".

Многие люди даже и не живут по-настоящему. Особенно это заметно у женщин.

"Нет".

Многие из них и впрямь не живут на самом деле, а лишь постоянно пребывают в ярко выраженном желании не отбросить поскорее каблуки. Вы видели их – продающих картофель, занимающих в поликлинике очередь в пять утра… Сколько им? Пятьдесят? В пятьдесят можно выглядеть сногсшибательно. К сожалению, иногда психологическая старость наступает гораздо раньше физической, и тогда мы видим безжизненные улыбки и тусклые глаза.

Ну, да ладно, это философствование. Вернувшись к своим насущным заботам, я не мог тогда предположить, что именно мне предложат делать, но регулярно ловил себя на мысли, что это, в сущности, и неважно, поскольку у меня просто появились время и шанс что-то изменить, что-то исправить, переделать по-своему. Не так, как мне это диктовало прежнее окружение. Где они теперь? Мне безразлично.

Отвлекаясь на свои мысли, я и не заметил, как снова прошел последние пару десятков метров. Я слишком часто забываюсь. Но я с этим ничего не могу сделать… Я был почти у цели.

Когда я сворачивал, чтобы оказаться на месте встречи, я увидел молодого парня. Я узнал его. Это был Витька – восемнадцатилетний студент. Полгода назад у него диагностировали саркому – рак кости. Симптомы развивались быстро, и паренек был обречен скоро уйти из жизни, а жаль – мне всегда было приятно с ним проводить время. Но он не унывал. Только со слов его матери мы знали, как ему плохо, больно и страшно, а на людях он всегда улыбался, не показывая своих страданий.

И лишь недавно я наконец понял причину этого его поведения – он не хотел, чтобы о нем осталась печальная, дурная память.

Покачав головой, я отвернулся. И.… просто пошёл дальше.

Громкий возглас привлек мое внимание:

– Эй, я давно тебя жду!

Клянусь, я никогда бы не подумал, что этот человек может выглядеть настолько по-другому. В клубе он производил впечатление заправского пижона, сейчас он был больше похож на разнорабочего. На нем была простая тёмно-зелёная майка, чёрные рабочие шорты и какая-то кепка, которую я позже очень часто видел, но никогда не мог запомнить, как она выглядела, так что пускай она будет… белой.

Вот он точно умел веселиться. Это было его нормальное состояние.

– Я давно тебя жду, но и не сомневался, что наконец увижу тебя! Идём.

– Куда? – спросил я.

Поманив меня рукой, он отодвинул какие-то ящики в своём гараже (кстати, машины там не было), за которыми оказалась дверь.

– Идём, идём. Come forward, if you dare!

Мы вошли. Я оказался в небольшом помещении с единственной лампой. Там было очень много ящиков, а в середине стоял деревянный стол с двумя старыми стульями.

– Садись.

Мы сели.

Дмитрий достал из кармана четыре маленьких тонких продолговатых пакетика белого цвета, похожие на пакетики с сахаром или с солью в фастфуде.

– Что ты здесь видишь?

Похоже на допрос.

– Это сахар? – предположил я.

Мой собеседник вскочил и стал бродить по маленькой комнате. Он говорил, жестикулировал, и, в целом, двигался очень быстро. Возбужденно.

– Для чего человечество его добывает? Зачем он людям, как думаешь?

– Создавать ощущение того, что все не так уж и плохо, – ухмыльнулся я, – делать мир слаще.

– Верно. Скажи мне, по-твоему, кто я? – спросил он совершенно серьёзно.

Я не ответил. Просто не знал, что ему ответить, потому что его вопросы звучали странно и сбивали с толку.

– Я собираюсь посвятить тебя в то, чего пока ещё не знают другие люди. Ты готов?

Что-то екнуло внутри меня, не знаю отчего. Меня разбирало любопытство. И оно победило:

– Слушаю.

Димон вновь заговорщически улыбнулся, встал и снова указал мне на сахар:

– Попробуй.

Я очень удивился:

– По-твоему, я никогда не пробовал сахар?

– Попробуй! – настаивал он.

Я пожал плечами, взял один пакетик, открыл его, аккуратно поднес ко рту, и высыпал часть его содержимого себе на язык.

И вот тут… Начинается моя новая жизнь

Сказать, что я был ошеломлен – значит ничего не сказать.

Сахар… Он был сладким, конечно, но… Ощущение было таким, словно он попал не на мой язык, а прямо ко мне в мозг. В его часть, ответственную за восприятие вкуса. Я чувствовал себя великолепно. При помощи…

– Это что вообще такое? – спросил я, уже немного привыкнув к новому ощущению.

– Это сахар, – улыбнулся тот.

– Это ни черта не похоже на сахар! Это божественно! – закричал я.

– Это сахар, я говорю тебе, – с улыбкой заверил меня Дима, – только вот…

– Только что? Что это было?

– Это генная модификация. В совершенно обыкновенный продукт добавлена новая секретная формула, позволяющая ему попадать туда, где его больше всего ожидают.

– В мозг?

– В мозг.

Я был в восторге. Я уже ничего не хотел. Все, чего я хотел – это жить. Эта хрень дала мне возможность дышать полной грудью.