Khabibtime
Многие молодые и весьма талантливые тренеры так и не смогли полностью реализовать свой потенциал из-за отсутствия условий. Наличие таких условий, как вода, свет, раздевалки, способствовало привлечению в зал большого количества молодых спортсменов. Это были и возможность селекции для тренеров, и шанс зарабатывать хоть какие-то деньги для своих семей.
Это понимал и отец. Поэтому он разными путями, но всегда обеспечивал эти условия для тех ребят, которые выбрали именно его в качестве тренера. Карьера тренера в дагестано-турецком колледже у папы продлилась с 1999-го по 2002 год. Это были годы адаптации семьи к новым условиям жизни и становление нашего отца в качестве тренера в городе, где жили и трудились двенадцать-пятнадцать тренеров олимпийских чемпионов.
В 2003 году отец перешёл на работу тренером-преподавателем в муниципальную детско-юношескую спортивную школу, так называемую «махачевскую» школу. Её так называли потому, что постоянную помощь юным спортсменам – выходцам из этой школы – оказывал известный в республике государственный и общественный деятель Гаджи Махачев.
До 2005 года отец работал в этой школе, а с 2008-го перешёл на работу в спортивный зал, расположенный на улице Ермошкина в Махачкале, который он арендовал для организации тренировочного процесса.
Этот этап стал определяющим и в тренерской карьере моего отца, и в процессе моего жизненного выбора. Ещё большее влияние такой поворот событий оказал на развитие боевого самбо как вида спорта в нашей республике.
Приехав в Махачкалу делать себе карьеру тренера, папа взялся за дело так рьяно, что поневоле настроил против себя немало людей, так или иначе определивших ход развития всей системы единоборств.
Никому не известный провинциальный тренер-самоучка по тогда ещё экзотическому виду спорта стал для некоторых людей бельмом в глазу.
За пять лет жизни и работы в Махачкале отец, уже формировавший вокруг себя команду друзей и единомышленников, провёл в Махачкале открытый чемпионат Дагестана, а в 2004 году – первый чемпионат мира по боевому самбо и несколько международных турниров.
Неслабо для новичка тренерского цеха, да?
Этим отец всегда отличался: стремлением идти исключительно к целям, невзирая на сложности и проблемы.
На страницах этой книги хочется вспомнить имена всех тех людей, которые сначала помогали отцу состояться как тренеру, а уже после всегда были полезны нам – птенцам манаповского гнезда.
Взявшись тренировать ребят, едва достигших тогда десяти-двенадцатилетнего возраста, папа начинал работу с ними с общефизической подготовки, а затем добавлял гимнастику и атлетизм, после – базовую технику самбо и дзюдо. В этом ему активно помогали воспитанники первого потока – Руслан Абдулхалимов, Назир Мамедалиев, Магомед Магомедов.
Постепенно мальчики, тренировавшиеся у отца в зале на Ермошкина, стали задавать тон в своих возрастах и весах на большей части соревнований в городе. Тогда и отцу, и нам было с кем соревноваться. В Махачкале в начале нулевых полноценно функционировали девятнадцать различных федераций и объединений единоборств. Вот это была конкуренция!
Папа жил и работал по принципу «Пусть всё и вся будет против меня». Это была его личная мотивация. Здесь, на мой взгляд, в нём говорил больше спортсмен, нежели тренер. Стремление отца в условиях этой конкуренции выйти на лидирующие позиции не могло не передаваться нам. Подготовка и выступления на любом городском или республиканском соревновании походили на подготовку к маленькой войне. Это не было похоже ни на что другое в нашей жизни того периода. Такая подготовка включала в себя не только и не столько сами тренировки, мы всегда тренировались на полную катушку, вне зависимости от наличия или отсутствия соревнования на горизонте. Отец готовил нас методически, тактико-технически и что имело, наверное, определяющее значение, психологически.
Мы никогда не слышали слов «ты должен победить». Каждый из нас, готовясь к старту, и без того понимал, что выходит только для того, чтобы завершить соревнования на первой ступеньке пьедестала.
Папа больше ориентировал нас на внутренний мир, психологию и характер каждого. Он понимал, что физическая или даже тактико-техническая база его воспитанников была на солидном уровне, позволявшем достойно выступать. Однако гораздо более важной для себя, как для тренера, задачей он считал необходимость зажечь в душе своего воспитанника огонёк победы.
Папа часто рассказывал в последние двадцать-тридцать минут тренировки истории из спортивных карьер великих чемпионов, давая нам, таким образом, пищу для размышлений о стойкости характера, упорстве в достижении цели и способности взять себя в руки в нужное время. Отец видел тенденции. Это также было его отличительной чертой.
Уже в 2006–2008 годах в разговорах со своими коллегами-тренерами по различным видам единоборств папа утверждал, что всё идёт к объединению видов, то есть к смешанным единоборствам. Постепенно мнение отца о возрастании доли смешанных единоборств как спортивной дисциплины стало подкрепляться тенденцией.
Дисциплина. Другого не дано
Не помню, чтобы, ложась в юные годы спать, я не думал о делах и заботах завтрашнего дня. Это было частью меня ещё в раннем детстве в Кировауле.
Моя дисциплинированность, безусловно, стала плодом усилий моих родителей.
Мама была со мной так заботлива и обходительна, что баловаться перед ней или не выполнять задания по дому было для меня просто недопустимо.
Вдобавок к этому мама была несколько раз прооперирована, поэтому нарушать что-то «по-чёрному» перед ней я считал ниже своего пусть тогда и ребячьего, но всё-таки мужского достоинства.
Папа постоянно бывал в делах, на работе, в поездках. Он тренировал ребят, тренировался сам, руководил совхозом, то есть был полностью погружён в работу.
Как уже было сказано, мой старший брат Магомед учился в Махачкале и домой приезжал только на выходные, а сестрёнка Аминат была ещё слишком мала, чтобы нести какую-то нагрузку по хозяйству, поэтому я и был семейным министром сельского хозяйства. Мы с мамой занимались и скотом, и огородом, и самим домом.
Как ты понимаешь, дорогой читатель, в этих условиях «сачковать» и находить свободное время для игр казалось невозможным. Однако время от времени я это исправно делал, убегая с ребятами купаться на сельский шлюз, установленный в пойме реки Сулак.
Мы с друзьями могли уйти туда рано утром и провести там весь день. Доступ к этому месту был только у мужчин, женщины туда не приходили. Мама, чтобы связаться со мной, просила отправлявшихся поплавать ребят передать мне, что пора домой.
Я знал, что дома буквально всё стоит: нужно поработать по хозяйству, прибраться в доме, сходить за скотом. Приходил домой уставший после целого дня, проведённого в компании друзей и братьев.
Безусловно, мама меня ругала, папа ругал. Но я тотчас приводил себя в порядок, какое-то время после этого не нарушал распорядок и исправно выполнял свои обязанности. Однако при первой возможности снова убегал на шлюз. Такие нарушения дисциплины не были системой, а скорее являлись исключением из правил. Я понимал, что отец поругает. Мама могла ругать меня и шуметь, я мог что-то сказать в ответ. С отцом всё было сложнее: и ругал, и порой наказывал. Страх перед отцом был безусловным и всеобъемлющим. Я делал всё, что он говорит. Мог не понимать, зачем совершаю те или иные действия, но обязательно делал. Делал потому, что так велел отец.
Приблизительно в восьмом классе школы, то есть в двенадцать-тринадцать лет, я научился понимать настроение папы. Я нашёл с ним общий язык. Это позволило мне постепенно уходить из-под тотального контроля с отцовской стороны. Тогда я это воспринимал как свою безусловную удачу и находчивость, а теперь понимаю, что это спровоцировало ещё большее количество нарушений с моей стороны.
Мне следовало находиться дома, как только на улице стемнеет. Вечерний намаз я уже должен был читать дома. Находиться на улице после этого – нарваться, по крайней мере, на неприятный разговор с отцом. В какой-то момент я приноровился приходить домой к намазу. Совершал вечернюю молитву и сразу после этого выскальзывал на улицу. Приходил совсем поздно. Когда возвращался домой, обязательно определял, узнал ли о моём отсутствии отец. В девяти из десяти случаев он не знал о том, что я «сквозанул». Чаще всего папа засыпал на диване перед включённым телевизором. Он параллельно тренировал ребят в двух залах, тренировался сам, поэтому, конечно, уставал. Я же, пользуясь подобными обстоятельствами, всегда получал дополнительные три-четыре часа на улице с пацанами.
Время шло. Я взрослел. Увлечений и соблазнов становилось всё больше. Однако фундамент дисциплины не проседал и не давал трещин. Отец всё так же следил за моим развитием.
Вы можете задаться вопросом: а как же другие дети в этой семье? Неужели Абдулманап, концентрируясь на Хабибе, забывал о других своих детях?
Совсем нет.
Просто мой старший брат Магомед не нуждался в такой плотной опеке, как я. Он хорошо учился, дисциплинированно тренировался и очень редко нарушал устав. Аминат была слишком юна и всегда находилась в компании матери, тёток и двоюродных сестёр.
Таким образом, оставался только я – Хабиб.
Контроль со стороны отца касался не только занятий спортом. Это был тотальный контроль. Когда я учился в дагестано-турецком колледже, папа постоянно говорил обо мне с учителями. По-другому и быть не могло: мы жили прямо во дворе учебного заведения, и учителя всегда ходили мимо нашего дома. Отец не пропускал ни одного родительского собрания, так как каждое такое собрание включало в себя упоминание моего имени. Папа всегда имел ко мне претензии.
Дисциплина в спорте – константа для меня. Её привил мне отец. Я хорошо помню время, когда отец вставал каждое утро и непременно отправлялся на пробежку. Каждый вечер, заканчивая тренировку с ребятами в зале, он оставался и вкалывал по полной уже сам. Именно поэтому я не представлял себе ситуации, в которой мог бы нарушить эти правила, проявить недисциплинированность.
Мне всегда казались странными рассказы одноклассников о том, что кто-то проспал школу или вечером допоздна гулял в городе. У меня была стабильная повестка: подъём – тренировка – завтрак – учёба – уроки – обед – сон – тренировка – сон. Всё. Дисциплина стала основой жизни всей нашей семьи после переезда в 1999 году в Махачкалу. Точнее сказать, для мужской части семьи. Дело в том, что, переезжая в 1999 году в Махачкалу, мы оставили в Кировауле маму и Аминат. В двухэтажный дом во дворе дагестано-турецкого колледжа нас въехало пятнадцать человек. Капитаном всей этой команды был мой отец. Все мы были родственниками, в числе этих людей были сыновья двоюродных братьев отца, ребята-сироты. Задачами этой нашей мужской коммуны были учёба и тренировки. Здесь по сравнению с жизнью в Кировауле дисциплина была кратно больше.
Мы жили мужским коллективом по армейскому казарменному принципу. Готовили, мыли, стирали, прибирались в доме – всё сами.
Весь дом был разбит на участки, следить за порядком на которых, должны были закреплённые ответственные лица. Такие правила ввёл отец.
За нарушение порядка следовала неминуемая расплата: ты либо получал в нагрузку дополнительную работу, либо пинок от отца.
Сколько бы отец не посвящал времени тренировкам ребят, он всегда требовал дисциплины в учёбе. И каждый из нас стремился к тому, чтобы не разочаровывать его. Почему? Потому что очень не хотел получить тумаков от отца.
Позже я понял: дисциплина – фундамент любого дела. Отправляя меня на различные дополнительные занятия, приходя на родительские собрания в школу, папа хотел лишь одного: моего успеха в жизни.
В нашей команде существовала система наставничества: к каждому молодому был приставлен парень постарше. Если у меня проблемы, то перед отцом отвечал он.
Моё всё
Отец был для меня всем. Родным человеком, тренером, наставником, контролёром, надзирателем, мотиватором. Для меня было очень важно соответствовать требованиям отца в той или иной области.
Спорт, семья, религия, учёба – во всём я старался поступать так, как говорит отец и как ему нравится.
Чувства, которые я к нему испытывал, сложно описать на страницах книги, но я постараюсь.
Это был трепет с примесью любви, дружбы, уважения, гордости и страха. Лучшая смесь эмоций.
Главным детским воспоминанием об отце стала его неуёмность. Именно таким я его помню с моих самых юных лет.
Он параллельно занимался несколькими делами. Дома появлялся на мгновения. Всегда был в делах. Мне это нравилось.
Когда мы ещё жили в Кировауле, отец руководил совхозом, тренировал ребят в зале, тренировался сам. Его страсть к спорту простёрлась до того, что он, напомню, продал всё домашнее хозяйство, чтобы отремонтировать и превратить в спортзал здание бывшего сельского клуба.
Отец был центром, а порой и эпицентром жизни нашего села.
Для меня он, конечно, был олицетворением того, кто такой мужчина.
Приведу несколько воспоминаний из детства, чтобы ты, дорогой читатель, смог моими глазами взглянуть на Абдулманапа Нурмагомедова того периода.
Как-то раз мы с мамой были дома. Мы были одни. В дверь кто-то постучал. Мама спросила: «Кто это?» Мужской голос ответил: «Откройте!» Мама сказала, что мужа дома нет и чтобы этот человек пришёл позже, когда дома будет отец. Но незнакомец не уходил. Он сказал, что пришёл срезать нам провода, по которым в наш дом подавалась электроэнергия. Якобы мы не заплатили за электричество. Мама пояснила ему, что это не так и его приход – ошибка, но он залез на столб и начал срезать провода. И тут пришёл отец. Я сразу подбежал к нему и изложил ситуацию. Отец подошёл к столбу и спросил у монтёра, что тот намерен делать. Мужчина на столбе ответил, что он режет провода, отключает нас от электроэнергии. Отец предложил ему слезть. Тот слез. Папа начал говорить с ним, поясняя, что срезать провода нельзя, так как дома есть квитанция об оплате. Разговор очень быстро перешёл на повышенные тона. Запахло жареным. Отец оттянул его во внутренний двор. Я тут же рванул внутрь дома. Сквозь стёкла одного из окон я видел, как мой отец в буквальном смысле растягивает по земле того человека. Я наблюдал за тем, как мой отец по-мужски разбирается с зарвавшимся наглецом. Стоя у окна, я представлял, что предпринял бы сам, случись мне сейчас быть в драке вместо отца. Электромонтёр по-мужски принял поражение и, поняв, что проигрывает, попросил отца остановиться.
Моей пацанской радости не было предела: папа только что на моих глазах отколошматил ничем физически ему не уступавшего мужика.
Ещё одно детское воспоминание, касающееся отца, связано с неприятным событием – кражей.
Мы только-только начинали строить свой дом в Кировауле, жили во временном вагончике. Как-то раз мама обнаружила пропажу всех своих драгоценностей, переданных ей в качестве приданого и подарков от близких родственников. Папа сразу обратил внимание на то, что окно вагончика, ведущее в спальню, снимали. Он быстро определил, что это могли совершить рабочие, строившие наш дом. Прошла буквально пара дней. Папа нашёл их, отругал, как только можно было, и заставил всё вернуть. Вернули.
Этот эпизод ещё больше утвердил меня в мысли, что с отцом лучше не связываться – влетит. Мне тогда было семь лет. Это были ситуации из нашей семейной жизни, быта, и мне хватило этого, чтобы понять: отец в той или иной перепалке не подарок.
Отдельный блок в моих воспоминаниях об отце связан с футболом.
Папа очень хорошо играл в футбол. Нас с братом он активно к футболу приобщал. Отец всегда был лидером и капитаном.
В середине 90-х годов XX века проходили масштабные по республиканским меркам футбольные турниры. Самым мощным из них был чемпионат Дагестана среди сельских команд.
Отец, конечно, не остался в стороне от этого дела. В селе собралась команда, отец был её капитаном. Для папы поход или поездка на футбол были отдельным ритуалом. Всегда с собой была сумка со сменной футболкой, несколькими полотенцами, холодной водой и так далее. Носить эту сумку папа доверял только мне. Я, словно хвост, цеплялся к отцу каждый раз, когда речь заходила о поездке на матч, неукоснительно выполняя все поручения. Я резко повышал успеваемость в школе – лишь бы он взял меня с собой на игру. Когда рюкзак отца был в моих руках, я чувствовал, что держу как минимум полмира. Все хотели пить, и все знали, что у Абдулманапа с собой есть вода. Вода в сумке, а та – у Хабиба. Они просили, а я не давал. Отец запрещал. Он говорил, что у каждого есть голова на плечах и, когда этот кто-то идёт на футбол, он может этой головой правильно распорядиться, взяв с собой воду.
Перед каждым матчем у нас дома собирался штаб по подготовке к игре. Отец с сельскими мужиками просчитывали возможные ходы соперника, они готовили схему защиты и нападения, спорили и шумели, но всегда принимали полезное для команды решение.
Само собой разумеется, что, когда речь идёт о сельском футболе, драки являются неотъемлемой частью игры. Драк было очень много. Толпа на толпу. Команда на команду. Село на село.
Помню одну очень занятную историю. Как-то раз наша команда отправилась на игру очередного тура в одно из селений горного Дагестана. На одной из позиций игрок соперника постоянно грубил и жёстко, а порой даже грязно играл в отношении нашего парня, что не осталось незамеченным отцом.
Папа вдруг резко крикнул моему дяде, своему младшему брату Нурмагомеду, чтобы тот переодевался для игры.
Дядя Нурмагомед – на тот момент чемпион мира, чемпион страны по самбо – ответил, что играть не умеет и, мол, ты, Манап, об этом знаешь. Отец буквально озверел и наорал на дядю. Так что у того не осталось выбора: он переоделся и включился в игру. Я понимал, к чему ведёт ситуацию отец. Он поставил дядю на ту позицию, где играл тот наглец из команды соперника. Я сидел и ждал драки, потирая руки. Драка была неизбежной. Тот парень из команды соперника решил прессинговать дядю и получил своё. Дядя его «выстегнул», причём сделал это очень быстро, секунд за десять. И тут понеслось. Толпа на толпу.
Очень хорошо помню подробности этой драки, потому что во время потасовки сновал между рядами и кучками дерущихся, в поисках отца.
Драки на футболе были частым явлением. Несколько матчей могли быть разбавлены тремя-четырьмя приличными потасовками. От матча к матчу, от потасовки к потасовке я с нескрываемым энтузиазмом рассказывал одноклассникам, как в них вёл себя отец. Это было для меня предметом отдельной гордости.
Наша команда дважды, в 1995 и 1997 годах, выиграла чемпионат Дагестана. Вот такие дела.
Я внимательно следил за отцом во всём, что он делал, будь это хозяйство, работа, тренировки, общение с родственниками, друзьями. Я всегда отчётливо прослеживал лидерские качества отца. Конечно, старался походить на него. Наблюдал за тем, как он уходит на пробежку. Специально ждал с утра, когда отец пропустит кросс. Однако такого не происходило. Он бегал и тренировался всегда. От нас, несмотря насовсем юный возраст, папа требовал того же.
Мы не могли вырасти другими. Видели отца, который своим примером, своими ежедневными действиями демонстрировал нам, что такое трудолюбие и дисциплина, умение терпеть трудности и преодолевать препятствия.
Мы с братом Магомедом – сыновья своего отца Абдулманапа Нурмагомедова.
Жизнь во дворе колледжа
Итак, в одиннадцать лет я переехал в Махачкалу. Столица Дагестана ассоциировалась у меня исключительно с морем. Я был здесь всего один раз до переселения, и это была поездка на море.
К моменту моего приезда старший брат Магомед чувствовал себя здесь как дома. Он учился в дагестано-турецком колледже – одном из лучших учебных заведений республики того периода. Для того чтобы присоединиться к брату, я на отлично сдал все экзамены в Кировауле и с большим нетерпением ждал начала учёбы. Переезд в дагестанскую столицу и для папы стал вызовом, так как он планировал развернуть здесь свою тренерскую деятельность, и мне предстояло освоиться в большом городе.
Мы поселились в арендованном отцом двухэтажном доме прямо во дворе колледжа. Нас было человек пятнадцать. Я был третьим младшим в этой команде. Кто-то из нас учился, кто-то тренировался, а кто-то – и то, и другое. Тот период многое дал моей семье и мне. Это были времена адаптации к жизни в городе. И проходил этот период в основном с помощью кулаков.
На нас смотрели как на отсталых селян. Мы смотрели на них как на дохляков-горожан. Эти флюиды не могли не выливаться в драки. Мы дрались со всеми. Я дрался очень много. Я плохо знал русский язык, не понимал шуток и подколов городских пацанов. А когда чего-то не понимаешь, лучший способ выяснить, в чём дело, – стукнуть городского по башке. Что я с завидной периодичностью и делал.
Сразу у выхода из нашего дома находилось футбольное поле. У нас в доме жило пятнадцать человек – полноценная заявка на футбольный матч. Мы с завидной регулярностью дрались с гостями нашего поля.
Отец очень не любил, когда мы дрались. Проиграли мы или выиграли в драке, отец наказывал нас дома. Причём делал это очень свирепо.
Поступив в колледж, я вошёл в совершенно иной мир. Мне было очень тяжело. Начну с первого дня пребывания там. Как только приехал в Махачкалу, я стал готовиться к первому дню учёбы, а он ожидался уже завтра.
Помню, как отец достал мне пиджак красного цвета. Это был цвет униформы в колледже. Пиджак отличался от одежды остальных ребят: он был темнее оттенком. Его кто-то дал отцу. По всей видимости, денег купить такой, как у всех, у папы не оказалось, и он дал мне этот. На меня впервые надели галстук, тоже часть униформы. Мне нравилось выглядеть солидно. Так я вошёл в новый для себя мир.
Учиться в колледже мне было сложно, я ощутил это с самого начала. Новая среда, люди, одноклассники – всё было непривычно.
Для меня, сельского парнишки, выросшего среди родственников и односельчан, всё, что происходило теперь вокруг, было просто космосом.
Я иначе стал воспринимать буквально всё.
Даже, казалось бы, братья, которых я знал много лет, оказавшись на одной жилплощади со мной, виделись мне совсем другими людьми.
В колледже моя учёба складывалась из рук вон плохо.
Я не понимал практически ничего из образовательной программы. Из Кироваула я приехал отличником, а тут всё проваливалось.
Проблема заключалась в английском языке, точнее в том, что все предметы в колледже преподавались именно на нём. В Кировауле у нас по программе был один урок английского языка в неделю. Здесь было не просто пятнадцать уроков английского, плюс к этому все остальные предметы преподавались тоже на языке Шекспира.
Меня зачислили в седьмой класс колледжа. Началось изучение химии и физики – тоже на английском языке. Дорогой читатель, ты уже, думаю, понял, что творилось в моей голове в этот период. Хотя нельзя говорить, что я сдался, опустил руки. Нет, конечно. Я старался учиться, ходил на дополнительные занятия, но всё равно в учёбе тогда мало что получалось.
В отличие от школьной жизни, моя уличная жизнь складывалась гораздо успешнее. Я каждый день пополнял свой рекорд уличных боёв.
Дрался я, как уже упоминал, в тот период очень много. Мы с братьями стали серьёзной силой в районе. Никто лишний раз с нами не связывался. Я смело шёл на разборку с любым, понимая, что в случае чего за мной целая футбольная команда, каждый из членов которой при необходимости сделает отбивную из моего обидчика и его дружков. Хотя такого не случалось. Из уличных драк я выходил победителем.
С переездом в город я увлёкся компьютерными играми. Отцу и братьям это не очень нравилось. Но я всегда использовал возможность зайти и поиграть. Очень любил играть в Red Alert. До сих пор при наличии времени играю в неё.
В компьютерные клубы нам было запрещено ходить. Старшие братья из нашей коммуны подобно ищейкам выискивали нас в этих залах, и тогда – пеняй на себя. Тумаков ты отхватывал по полной, да ещё и по домашнему хозяйству получал дополнительные задания. Поэтому мы, младшие, наловчились и знали, когда можно, а когда нет.
Если на посещение компьютерных залов у нас было табу, то двери другого зала, спортивного, всегда были открыты.
На первом этаже арендуемого нами дома отец оборудовал маленький спортзал. Это было повторение того, что папа соорудил в нашем доме в Кировауле.
Тренировались мы много. Утро – вечер: стабильно.
Я в тот период занимался вольной борьбой. Тренироваться ходил в спортивный зал Школы высшего спортивного мастерства имени Али Алиева.
Кроме тренировок в этом зале, у меня ещё были тренировки у отца. Папа в тот период устроился на работу в дагестано-турецкий колледж.
Занимался он тогда фактически исключительно нами.
Самым старшим из нас был Шамиль Завуров. Сын троюродного брата моего отца. Как к тренеру он попал к Абдулманапу Нурмагомедову в тринадцати-четырнадцатилетнем возрасте. Занимался он в основном вольной борьбой и уже начинал пробовать боевое самбо и ушу-саньда.