Годочки. Часть пятая

Часть

Y

Знойное лето одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года ушло в прошлое, оставивши после себя историческую память, творимую на глазах моряков-десантников со всеми её радостными и печальными моментами; приятными и неприятными воспоминаниями; добрыми и гнетущими традициями. Ушло навсегда и кануло в небытие тяжёлое время «карасёвщины», оставившее после себя не одну душевную рану среди одногодков Игоря Мельниченко. На смену тёплому лету, томящему юные тела тихоокеанцев жаркими денёчками, уверенной поступью шагала златогривая печальная осень. Она шагала извилистой тропой сквозь, разрисованные багрянцем дальневосточного заката, вековые глыбы окаменелых сопок. Она наступала медленным темпом, начиная покрывать низкорослые кроны усыпающих деревьев в яркий оттенок золотого багрянца. Вместе с тонкими паутинками «бабьего лета», улетал в южные широты месяц сентябрь, гонимый неразборчивыми северными ветрами. Сентябрь был самым благоприятным месяцем года для жизни и отдыха в Приморье. Этот уходящий сентябрь, обрушил на моряков десантников массу бурных и хлопотных событий. За этот короткий промежуток времени, БДК-077 принял участие в нескольких вычурных мероприятиях, сопряжённых с перевозками генеральных военных грузов и выполнением разносторонних учебно-боевых задач. В такое переходное время своей тихоокеанской одиссеи, старшина первой статьи Мельниченко, перешагивающий крупномасштабный барьер «карасёвщины», стал на деле вливаться в очередную фазу флотской службы. Уже в октябре его полная чаша солёной флотской службы была выпитой ровно на половину, и командир отделения электриков твёрдо встал на балясину военно-морского трапа флотской иерархии, отточенной годами и корабельными правилами. Теперь Игорь стал «оборзевшим карасём» – так на флоте прозывали моряков полторашников, отслуживших на корабле ровную половину своего положенного срока. И эти «караси» действительно были «оборзевшие». Уставшие тянуть на своих плечах тяжёлую ношу повседневной черновой работы, они с радостью сваливали это бремя на хрупкие плечи новоявленных «карасей». С настойчивой жестокостью контролируя своих подопечных, полторашники добивались от «карасей» чёткого выполнения работ и настоящего флотского мастерства.

Побывав за это короткое время на Курильских островах и в других отдалённых труднодоступных регионах Дальнего Востока, Мельниченко старался находить в корабельном распорядке дня небольшую брешь, чтобы полюбоваться дальневосточными пейзажами. Эти чудесные пейзажи имели для Игоря свою загадочную привлекательность и навевали в нём лирические мысли. Любуясь экзотикой Приморского края, Мельниченко невольно сравнивал места своего детства, отрочества и настоящей юности. В эти минуты в его сознании созревали невольно рождающиеся строки, превращающиеся, с некоторой доработкой, в стихотворные строфы, что становились со временем куплетами, а на чистых тетрадных листочках появлялись новые, никому нечитанные стихи. Именно в эти минуты короткого уединения, Мельниченко чувствовал в себе лирический подъём творческой новизны, а появляющийся рядом с ним легкокрылый Пегас, всё чаще стал уносить его в страну ямбов и хореев. Здесь в туманной мгле далёких островов Игорь знакомился со своей новой Музой, которая всё чаще стала навещать своего пленника, открывая для него всё новые и новые возможности. Именно в такие минуты на скудном блокнотном листике начинали рождаться новые строфы, на которые, со временем, кто-то подберёт музыку и зазвучит над палубами десантных кораблей новая флотская песня:

Судьба одела меня в форму цвета ночи,

Признала годным на военный флот –

В билете всё отмечено лишь строчкой,

А службы срок прибавился на год.

Познал я шум морей и шторма океанов,

Соль на губах и качку, как в аду,

А дома ждёт меня любимая и мама,

Но я лишь через полтора домой приду.

Приду, конечно, по весне, возможно в мае

И принесу тепло с морских широт

И голос жизни, что волна морская,

Где позади – морской военный флот.

В эти же осенние дни закончился для тихоокеанцев очередной период боевой и политической подготовки, называемый моряками летним периодом. По итогам боевой подготовки отделение электриков получило от начальства высокую оценку «отличное отделение», и Мельниченко был награждён командованием дивизии очередной «Похвальной грамотой», а по итогам политической учёбы он ещё раз подтвердил звание «отличника политической подготовки», умело парируя каверзные вопросы хитроватого замполита. Повторно подтвердив звание «Отличника боевой и политической подготовки», старшина первой статьи Мельниченко был отмечен в приказе командира бригады и объявлен «Отличником ВМФ». Теперь на его парадной суконке рядом со значками «За дальний поход» и «Специалист второго класса» появился ещё один знак отличия – «Отличник ВМФ». Такой значок высоко ценился среди военморов. Уходящие в запас «дембеля» из тех, кто не заслужил этот значок, покупали его ровно за советский червонец, чтобы «на их груди могучей все значки висели кучей». В отличие от этих военморов, Игорь свои значки заработал честной и отличной службой, хотя впереди предстояли ещё новые испытания морем и надёжной флотской дружбой.

В один из дождливых осенних дней, когда БДК-077 ненадолго задержался в родной базе, перед самой побудкой личного состава, на всех кораблях соединения одновременно прозвучал сигнал «Учебной тревоги», взбудораживший всю округу звонким перезвоном колоколов громкого боя. Три коротких звонка и один протяжный, сплошным тревожным звоном пронеслись по кубрикам и боевым постам кораблей, перекликаясь эхом по верхним палубам от полубаков до клотиков, затухая в далёких распадках осенних мокрых сопок. Всегда чутко спавший Мельниченко первым подпрыгнул из своей коечки и, стягивая одеяло с Кейля, громко прокричал под самым ухом «загодковавшего» Зайцева:

– Учебная тревога! Отделение, по-о-одъём!

В это время в кубриках началась сплошная суета. Матросы и старшины молниеносно спрыгивали с коечек, натягивали на себя робу, прихватывали с собой подсумки с противогазами и химкомплектами, привычно направляясь к местам затемнений корабельных помещений. Справившись с затемнением, моряки спешили на свои боевые посты, где проводили герметизацию под грозный голос старпома, оповещавший громкими децибелами все боевые посты: «Учебная тревога! Корабль экстренно к бою и походу приготовить!»

Когда корабельная трансляция наполняла помещения и палубы корабля командным голосом старпома, Мельниченко прибыл на свой боевой пост, находящийся у главного распределительного щита №-1 и, приняв доклад от моториста первого дизель генератора, доложил на КП-5 командиру боевой части пять о готовности боевого поста к бою и походу.

Пока командир отделения электриков делал доклад, по соседству зарокотал дизель генератор №-3 и, находившийся в ЦПУ старшина команды электриков мичман Богомолов, включил дежурный генератор для кратковременной параллельной работы с береговой сетью, чтобы, не обесточиваясь, перейти на бортовое питание электроэнергией. Когда ДГ №-3 принял на себя всю нагрузку корабельных потребителей, матрос Кейль отключил кабель берегового питания от берегового щита и доложил о проделанной работе на КП-5. К этому времени полностью прогрелись дизель генераторы №-1 и №-2, а мичман Богомолов умело перевёл нагрузку при помощи дистанционного управления в ЦПУ из генератора №-3 на генераторы №-1 и №-2, оставивши их в режиме параллельной работы, а ДГ-№-3 остановил и поставил в резерв. Все действия моряков были отработаны до автоматизма и, когда корабельные динамики оповестили личный состав, что корабль перешёл на портовое питание электроэнергией, моментально начали приводиться в движение все необходимые корабельные механизмы. На каждом боевом посту проворачивали востребованные механизмы, подготавливая их к немедленному применению. В машинном отделении отчаянно скрипела валоповоротка, а на корме проснулись ВДРК (выдвижные рулевые колонки) и, пока мотористы готовили к запуску главные двигатели, корабль уже начал движение задним ходом при помощи выдвижных рулевых колонок, одновременно закрывая распахнутую пасть носовой аппарели, пряча в закрываемых створках тяжёлый язык металлической рампы.

Чётко выстраиваясь в ровную кильватерную линию, десантные корабли уверенно занимали свои места в боевом порядке. К этому времени на многих кораблях прокашлялись главные двигатели, выпуская сквозь индикаторные клапана пусковой воздух, чтобы избавиться от возможного конденсата и ненужных топливных остатков, собравшихся в камерах сгорания цилиндров за время стоянки. Резкие броски тока на щитовом амперметре ДГ №-1 извещали первостатейника Мельниченка о включении в работу масло прокачивающих насосов главных дизелей. Заработал кормовой шпиль, наматывая на металлический барабан и складывая в кормовой цепной ящик морские смычки увесистой якорной цепи. Вдруг корабль незаметно вздрогнул, поставив перед фактом посвящённых в тонкости корабельной жизни моряков о запуске главных дизелей, что мерно отстукивали массивными поршнями на всё машинное отделение.

К этому времени на ГКП (главный командный пункт) поступил доклад от командира кормовой швартовой партии: «Якорь чист!», затем с незначительной паузой «Якорь закрепили по-походному!» Доклад явился определённым сигналом для командира корабля капитана второго ранга Панфилова к началу маневра. Уверенно работая рукояткой ВДРК, он мастерски направил корабль за корму впереди идущего «БДК-055» и смело изменил положение рукоятки машинного телеграфа, сдвинув стрелку сельсина на отметку «самый малый вперёд». В ЦПУ резко зазвучал зуммер и командир БЧ-5, принимая сигнал, перевёл стрелку сельсина приёмника в соответствующее положение, таким образом, извещая ГКП о принятии сигнала. После чего, он передвинул рукоятки управления главными двигателями в положение «самый малый вперёд» и, привыкшие к корабельной жизни моряки, ощутили незначительную вибрацию от набирающих обороты дизелей. Легко вздрогнув, корабль стал медленно набирать заданную скорость, словно огромный селезень, прорывающийся сквозь утреннюю дымку осенней прохлады по зеркальной глади бухты Новик.

Спустя, каких-то полчаса, все корабли соединения покинули пункт постоянного базирования, оставив там, только два, одиноко стоящих на мёртвых якорях и ничего не значащих, плав средств: УТС-22 и трофейную японскую плав мастерскую, мрачно просматривающихся сквозь пелену сизого облака дыма, что исходил от закопченных труб паровых котлов. Выйдя на фарватер, отряд десантных кораблей обогнул вдоль левого берега остров Елены, оставляя его по правому борту и, следуя в кильватер один за другим с одинаковым интервалом, сделали небольшое рондо и направились в сторону открытого моря.

Когда остров Русский остался далеко за кормой корабля, находящегося в арьергарде корабельного строя, а корабли жадно поймало в свои объятия студёное Японское море, круша о стальные махины корпусов свинцовые глыбы вспенившихся волн, по кораблю раздались три длинных звонка. Голос старпома, многократно усиленный корабельной трансляцией и эхом, уходящий в бескрайнюю морскую синь, наконец-то оповестил экипаж долгожданной командой:

– Отбой «Учебной тревоги», от мест отойти! Дежурству и вахте, заступить по-походному! – динамики захрипели, где-то щёлкнул звук тангенты и голос старпома настоятельно продолжил. – Боеготовность номер два, третьей боевой смене заступить!

По этой команде на ходовую вахту заступала третья боевая смена, а все лица экипажа свободные от вахт и дежурств, продолжили заниматься своими повседневными обязанностями, согласно установленного на корабле распорядка дня. На данном этапе, морякам предстояло сразиться с запоздалым завтраком и далее действовать по отработанной схеме, хорошо усвоенной военморами за время своего пребывания на корабле. Уже к обеду, каждому члену экипажа было известно, что корабли соединения подверглись внезапной инспекторской проверке клерками главного управления ВМФ. По предписывающей легенде, кораблям под командованием комдива капитана первого ранга Тулина Кирилла Алексеевича, предстояло прибыть в указанную точку «икс», значившуюся в полученном от командования ВМФ секретном пакете. Там корабли должны принять в свои трюма морской десант и выйти в море в точку сбора эскадры кораблей Тихоокеанского флота, ориентируясь всё теми же секретными планами. Под прикрытием боевых кораблей и ВВС Приморского истребительного отряда, десантным кораблям предписывалось произвести высадку десанта на необорудованное побережье условного противника на одном из приграничных участков Советско-Китайской границы, в районе дальневосточного порта Посьет.

В условной точке, куда прибыли десантные корабли с десантом на борту, уже находились корабли эскадры: несколько СКРов, один БПК, два эсминца и флагманский корабль ТОФ – крейсер «Адмирал Сенявин», на котором был поднят вымпел командующего Краснознамённым Тихоокеанским флотом. Когда БДК рассредоточились в боевой порядок, на флагманский корабль десантников, где находился комдив Тулин, прибыли офицеры инспекторской проверки, которым предстояло проверить боевую готовность и воинское мастерство моряков десантников.

По сигналу командующего Краснознамённым Тихоокеанским флотом, корабли огневой поддержки выстроились в одну линию, развернувшись к невидимому с моря берегу огневыми позициями и открыли беспощадный огонь с различных видов артиллерийских и реактивных установок. В это время, словно из пустоты, пронеслись над кораблями на низкой высоте штурмовики ВВС Приморского отряда Дальневосточного военного округа. От мощных взрывов корабельной артиллерии, реактивных снарядов и авиационных бомб – линия предрассветного горизонта засветилась ярко-красным заревом. Зарево это было гораздо больше, чем зарево, восходящего с восточной стороны Японского моря, багряного солнечного диска.

От внезапной утренней тревоги до начала высадки десанта прошли ровно одни сутки. Таким образом, высадка была рассчитана именно на предрассветный отрезок времени, чтобы застать противника врасплох. Ведь, именно в утренние часы расслабляется самая испытанная и проверенная годами воинская бдительность. И, хотя, на самом деле условный противник не существовал, как одушевлённый предмет, а был отмечен только на штабных картах, подготовка к высадке десанта и уничтожение «условного противника» производились самым правдивым образом. Так как, район действий был выбран самый подходящий: без населённых пунктов и промышленных предприятий, а все подъездные пути к нему контролировались бойцами внутренних войск, то снаряды и ракеты применялись боевые. Эффект был поразительным и превзошёл все ожидания. Когда десантные корабли, приблизившись к берегу на несколько кабельтов, стали выгружать на воду лёгкие танки с морскими пехотинцами на броне, берег уже стал неузнаваемым. Вся береговая черта была перепаханная взрывами, словно поднятая в степи целина. Попадавшие в зоне поражения деревья, были вывернуты вместе с корневищами, и такое зрелище напоминало последствия американского торнадо. Рассредоточившись по водной глади, словно черепахи в брачный период, танки медленно подплывали к берегу, изредка производя залпы из своих орудий. Вдруг со стороны моря послышался грозный нарастающий рокот, и моряки увидели приближающуюся металлическую тучу из ударных вертолётов, разделившихся на несколько звеньев. Вертолёты, пролетая над береговой чертой, стали выстреливать по «условному противнику» из подвесных реактивных установок. Таким образом, они прицельно уничтожали, мнимые «дзоты», «траншеи» и «блиндажи», что ещё уцелели после корабельной атаки. Когда танки вышли на пологий берег и стали рассредоточиваться по всему побережью, вертолёты уже скрылись в глубине Уссурийской тайги а, десантные корабли и корабли поддержки совершили рондо, развернувшись на сто восемьдесят градусов и стали уходить в открытое море.

Тем временем на боевые посты БДК-077, ровно, как и на боевые посты остальных кораблей эскадры, стали поступать новые вводные, испытывающие выучку, находчивость и смекалку военморов. По разыгравшемуся сценарию, возвращавшиеся в базу корабли, были условно подвергнуты нападению вражеской авиации и, средствам ПВО эскадры пришлось оказать умелое сопротивление воздушному противнику. Защищая живучесть каждого корабля, в трюмах и на боевых постах, усердно сражались моряки различных рангов. Они умело заделывали условные пробоины и тушили условные пожары, прятались от взрывной волны и радиационного излучения во время «условного ядерного взрыва», производили дегазацию и дезактивацию корабельных помещений и одежды моряков. Игра стоила свеч. Так, как учения проводились максимально приближёнными к реальным событиям, то и действия моряков оценивались без всякого снисхождения. Ведь живучесть корабля обеспечивалась умелыми и слаженными действиями всех членов экипажа, несущих ответственность за боеспособность корабля и за жизнь каждого моряка.

Одна из вводных зацепила и боевой пост, на котором был командиром старшина первой статьи Мельниченко. Находясь возле приборной панели секции ГРЩ №-1, Игорь следил за показаниями контрольно-измерительных приборов. Обращая внимание на рост нагрузки ДГ №-1, он обеспечивал контроль над напряжением ответственных силовых агрегатов корабля. Вдруг по корабельной трансляции прозвучала новая вводная команда: «Пожар в районе дизель генератора номер один! Силами боевого поста локализовать очаг пожара!»

Принимая такую вводную, Мельниченко приказал мотористу ДГ №-1 старшему матросу Васильеву вооружиться порошковым огнетушителем ОП-6 и приступить к тушению очага пожара, а сам стал докладывать на командный пост БЧ-5:

– КП пять, боевому посту два пять! Пожар в районе топливного насоса ДГ №-1, возгорание ветоши в топливном поддоне. Приступили к локализации очага пожара порошковыми огнетушителями ОП-6! Развёрнут шланг пожарного рожка для охлаждения палубы и совмещённых переборок смежных помещений. Для полноценной локализации пожара прошу выслать аварийную группу!

Когда на боевой пост два пять прибыла кормовая аварийная группа под командованием мичмана Иванова, на месте «условного пожара» уже находился один из инспекторов штаба флота в звании капитана второго ранга. Он не делал никаких замечаний, а только молча наблюдал за действиями моряков и делал в своём блокнотике какие-то записи. Как только все противопожарные меры на боевом посту были применены и «условный пожар» был потушен, Мельниченко снова доложил на КП-5:

– КП-5, боевому посту два пять! Пожар на боевом посту два пять потушен! Повреждений, влияющих на боеготовность корабля нет! Продолжаем вести наблюдение за местом пожара!

Дождавшись заключительного доклада командира боевого поста два пять, капитан второго ранга покинул генераторный отсек левого борта и исчез в неизвестном направлении, а Мельниченко по-прежнему стал выполнять свои функциональные обязанности.

После пятидневного сбор похода все корабли соединения вернулись в пункт постоянного базирования на остров Русский. Снова начались для моряков повседневные флотские будни, сопряжённые с береговой службой в военном гарнизоне, выполнением своих прямых обязанностей на корабле и, отдушиной в сплошной служебной круговерти – увольнением в базовый матросский клуб или однодневным отпуском в город Владивосток. Именно в эти осенние дни Мельниченко получил два долгожданных письма. Одно письмо пришло от Ларисы, а второе написала студентка Лена. После отпуска Игорь уже получал весточку от Лены, а вот от Ларисы это было первое письмо. Она упорно молчала и уже больше двух месяцев ничего о себе не сообщала. Письма от Лены вдохновляли на жизнь, от них несло теплом, взаимопониманием и душевностью. Они возбуждали в венах приток тёплой крови и побуждали юный организм к энергичной жизни и светлым мечтам. Равно, как письмо от Ларисы, уже на расстоянии веяло бесполезной прохладой и космической удалённостью. Мельниченко всей душой чувствовал, что связывающая их нить, долгое время находящаяся максимально в натянутом состоянии, начала давать трещину. Теперь его соединяли с Ларисой, только оставшиеся воспоминания, которые сладким нектаром окрыляли ночные фантазии тихоокеанца.

После ужина, когда морякам было отведено пару часов свободного времени, Игорь спустился в кладовку электриков, где находилась хорошо оборудованная шхера. Там он быстро установил сборный столик собственной конструкции, достал спрятанную настольную лампу и подключил её в потайную розетку, спрятанную под самым подволоком среди рёбер двутавровой балки. Включив лампу, он присел на ящик из-под запчастей, достал письмо от Ларисы и с любопытством стал его читать. Внутри был ничего не обещающий тонкий листик бумаги, согнутый пополам. Развернув лист бумаги, Игорь увидел знакомый крупный почерк с ровными размашистыми рядками слов, слегка расплывчатыми от неизвестной причины. Начав читать эти заунывные строчки, он понял, что Лариса осторожно пыталась признаться в том, что было больно осознавать любому юному защитнику Отечества – будь то моряк или пехотинец. Да, она вышла замуж. Не разлюбила своего морячка. Не променяла на другого, более свободного парня, чтобы встречаться с ним на пустынных городских улочках в тёмные вечера. Она просто взяла и вышла замуж. Стала законной чужой женой и, равно, что растворилась для Игоря навсегда: безвозвратно и бесповоротно. Мельниченко сразу осознал всю суть случившегося факта. И, хотя, морально он давно был готов к такому случаю, всё равно глаза произвольно стали наполняться туманящими взор слезами. Не слезами жалости или боли, а слезами горькой обиды за свою беспокойную судьбу. За подполковника Белика, так несвоевременно появившегося на жизненном пути. За самого себя, предавшего однажды свою любовь в порыве проснувшейся жажды желания к нежной невельчанке Любаше. И самое главное – было обидно осознавать себя брошенным. Именно брошенным. Брошенным, как ненужную вещь, устаревшую со временем и вышедшую из моды, без объяснений и уважительных причин. Игорь догадывался, что его поджидал такой психологический удар. Он чувствовал, что этот удар не за горами. Но никогда не думал, что он будет таким предательским и коварным. Чтобы хоть как-то развеять нахлынувшую пессимистическую пелену возбуждённого сознания, Игорь вскрыл письмо от Лены и молча стал его читать. Глаза снова засияли жизненной новизной, освобождаясь от слёзной пелены безвозвратного прошлого. Лена подробно описывала исторические события своей учёбы и повседневной жизни, надеясь на скорую встречу со своим избранником. Она открыто намекала о приближении Нового года и предлагала веские аргументы относительно встречи приближавшегося праздника. Не откладывая ответ в долгий ящик, Мельниченко тут же сочинил душещипательный ответ, стараясь удовлетворить все запросы Елены Прекрасной в порыве искренней нежности к ней. Однако это мероприятие не отняло у Игоря много времени и до вечерней приборки ещё оставалось целых полтора часа, а голову тихоокеанца снова стали посещать далёкие от оптимизма мысли. Но, как бы там ни было, Мельниченко успел смириться со своей вспыльчивостью и, чтобы навсегда похоронить свои чувства к бывшей студентке одесского финансового техникума, решил кое-что исправить в самом себе. И первым этапом этого исправления явилась очередная флотская шалость. Пользуясь наличием свободного времени, Игорь достал из законспирированного схрона, находящегося в одном из ящиков электрического ЗИПа, чёрную спиртовую тушь, применяемую для нанесения татуировок отчаянным «годочкам». Быстро настроил неказистый приборчик, изготовленный по последнему слову техники их заводной механической бритвы, служивший основным орудием труда для таких художеств. Не откладывая задуманное в долгий ящик, он приготовил аппарат к использованию и занялся таинством неординарного творчества. И, буквально минут через сорок, на груди военмора, вместо привычной уже каждому сослуживцу татуировки «I love you Lora», образовалась экспромтная новинка. Теперь место пары английских слов занял, идущий по свинцовым волнам БДК, над которым гордо развевался военно-морской серпасто-молоткастый флаг с аббревиатурой «КТОФ» (Краснознамённый Тихоокеанский флот) вертикально набитой поперёк кромки флага. Именно так сумел пересилить свою боль и горечь от утраты своей несостоявшейся любови лихой морячок. Именно таким образом он попытался вычеркнуть из своей жизни, знакомую многим морякам потерю. Потерю несбывшейся надежды, потерю пламенной курсантской любови, потерю смазливой белокурой украинки с нехитрым именем Лариса.