Платонова пещера

Правда, кое-что странное в их отношениях все же было. Уже на второй неделе знакомства она пригласила его к себе – «на чашку кофе». Стрелки часов близились к одиннадцати вечера, и они оба понимали, что кофе здесь совсем не при чем. Однако Алексей отказался! Вежливо, без неловкости, и Агата была слишком смущена, чтобы выспрашивать его о причинах. Но когда через несколько дней все повторилось, она не сдержалась.

– У нас с тобой все так красиво, что я не хочу это портить, – пояснил он. – Мои прошлые отношения развалились из-за спешки. Мне кажется, с тобой у нас есть шанс на что-то серьезное. Пусть все идет своим чередом.

Прозвучало вроде и красиво, но как-то неестественно – со стороны молодого здорового мужчины. Впрочем, Агата так боялась отпугнуть или разочаровать его, что решила на время забыть о своем удивлении.

Да и времени-то прошло немного, они встречались чуть больше месяца. Она думала, что все хорошо. Полицейские рассказали ей, что никакой бескорыстной романтики на самом деле не было.

Алексей Владимиров, работавший в нескольких медицинских центрах, был связан с преступной организацией, занимавшейся продажей человеческих органов. Он находил среди пациентов подходящих доноров и указывал на них своим сообщникам. Благодаря базе данных медицинского центра он мог проверить не только состояние здоровья жертвы, он узнавал адрес, место работы, с помощью этого вычислял круг общения.

Поэтому невольными донорами становились в основном молодые одиночки. Иногда они пропадали без вести, иногда – погибали в несчастных случаях, причем таких, которые оставляли их тела изуродованными, и никто бы не заметил, какие органы были раздроблены, например, аварией, а какие – просто пропали. Этих людей оплакивали, но у них не было никого, кто хотел бы найти их или разобраться в их смерти во что бы то ни стало. Двадцать первый век стал веком цифрового одиночества: в сети люди общались чаще, чем в реальной жизни. Поэтому когда человек пропадал, для большинства его знакомых это означало лишь погасшую зеленую точку в общем чате.

Пройти мимо такой цели, как Агата, Владимиров не мог. Она не просто подходила одному из клиентов – ее абсолютное здоровье было такой редкостью, что она стала особой жертвой. Почти все ее органы можно было использовать, она стоила целое состояние. Поэтому Владимиров не хотел упускать ее, он сам принялся за слежку. Он притворился влюбленным Ромео, чтобы побыстрее узнать, кто ее окружает, кто может защитить, кто станет мстить, если она погибнет.

Оказалось – никто. Все приятели Агаты и коллеги по работе могли разве что прийти на похороны с двумя тюльпанами. Для них она была просто знакомым лицом в толпе. Владимиров торжествовал: все складывалось идеально. Когда подготовка была завершена, он объявил своим сообщникам, что «груз» можно забирать.

Ее похитили прямо из дома. Ключи от ее квартиры у Владимирова давно были – сама Агата не давала их ему, он поручил своим помощникам сделать дубликат, пока они были в театре. Так что когда она вернулась домой тем поздним вечером, ее уже поджидали. Агата не успела понять, что происходит, не успела даже свет включить, когда к ее лицу прижали тряпку, смоченную в жидкости с резким химическим запахом. Она поддалась панике, от неожиданности сделала несколько глубоких вдохов – и потеряла сознание. Для надежности ей вкололи снотворное, подобранное Владимировым, и вывезли за город, в лесной дом, где проходили все нелегальные операции.

До этого момента все шло точно по их плану, но вот дальше начались проблемы. Владимиров внимательно наблюдал за Агатой, он знал ее рост и вес, он лично рассчитал дозу препарата так, чтобы укол не убил ее, но и не позволил проснуться в ближайшие сутки. Однако по какой-то немыслимой причине ее организм преодолел химический дурман почти на десять часов раньше положенного срока. А тут еще и хирург, которому предстояло провести операцию, задерживался из-за проблем на дороге, поэтому Агата осталась одна.

Проснувшись, она не помнила, как ее похитили и, естественно, не представляла, кто это устроил. Но по своему окружению она легко догадалась, для чего это сделали. Умирать ей не хотелось, она бросилась бежать.

Охранники обнаружили ее исчезновение, когда заметили, что дверь в подвал, переоборудованный под операционную, открыта. Дальше все произошло так, как и догадывалась Агата: они нашли ее следы в лесу, добрались до дороги, разглядели на земле отпечатки автобусных шин. Началось то самое преследование, которое чуть не стоило жизни всем, кто находился в автобусе.

Но – обошлось. Они все вышли из этого живыми, хотя нельзя сказать, что невредимыми.

Андрей Седов, пожилой водитель автобуса, все-таки дождался приезда медиков. Рана на шее была серьезной, но благодаря помощи Агаты смертельной потери крови удалось избежать. Вместе с Агатой Андрея направили в Москву, остальных же развезли по местным больницам – их раны были неопасны и жизни не угрожали.

Марина, молодая официантка, и Ольга, владелица деревенского магазинчика, отделались легче всех. Они получили ссадины и ушибы, обе были в шоке, но не более. Марина поддалась нервному срыву, врачам пришлось сделать ей укол успокоительного. Ольга, чуть оправившись, все спрашивала окружающих, не посадят ли ее за то, что она хотела высадить Агату из автобуса. Потому что она никому зла не желала. Честное слово. Она с самого начала хотела помочь «бедной девчушке». Ольга успокоилась, лишь когда ей сказали, что Агата ее ни в чем не обвиняет. Когда с этим было покончено, она вдруг испугалась: а не украл ли кто-нибудь из спасателей ее сумки, пока она была занята?

Александр Нестеренко, директор школы, получил травму головы средней тяжести – причем не во время аварии, а из-за «партизанской диверсии» со стороны столичного гостя. Едва придя в себя, он уже требовал выписать его, потому что «как же школа?!». Врачам с трудом удалось уговорить его остаться хотя бы на пару дней, чтобы они могли понаблюдать за ним.

Константин Дьяконов, молодой москвич, приехавший в провинцию за красивыми фотографиями и вдохновением, тоже пришел в себя быстро. И он был преисполнен возмущения. Врачи сказали ему, что у него сломан нос и рассечена кожа на лбу, этот же удар стал причиной сотрясения мозга. Константин жаждал мести, которую сам он звал справедливостью. Он требовал дать ему бумагу и ручку, он готов был писать заявления на всех – на Агату, водителя и даже Александра Нестеренко, которого сам же и ударил по голове. Но одного разговора со следователем оказалось достаточно, чтобы Константин затих и принялся названивать кому-то в Москву, выясняя, какая ответственность полагается по той или иной статье…

Но главное, все они были живы, а в такой ситуации это стало настоящим чудом. Их преследователям повезло куда меньше.

Оба охранника пережили столкновение с бетонной оградой, хоть и получили при этом серьезные травмы. Водитель потерял сознание, в себя его привели медики. А вот охранник, сидевший рядом с ним, очнулся на месте аварии. При таких травмах, которые позже обнаружили на его трупе, он вообще не должен был двигаться. Однако он или был слишком зол на Агату, или поддался состоянию аффекта и вообще не понимал до конца, что делает. Он выбрался из машины и погнался за ускользнувшей жертвой, вместе с ней вошел в лес – где и погиб.

Никто не обвинял Агату в его смерти, никто даже не думал об этом. Но сама она никак не могла вычеркнуть из памяти его последний крик, он снова и снова возвращался к ней в те редкие ночи, когда ей удавалось ненадолго заснуть. Ей оставалось лишь надеяться, что рано или поздно это пройдет. Все ведь проходит!

Выживший водитель внедорожника преданностью своим боссам не отличался. Когда ему предложили выдать сообщников, чтобы облегчить собственную участь, он заговорил сразу и без сомнений, назвал все имена и контакты, что были ему известны. Так что в один день полиция задержала и Алексея Владимирова, и хирурга, который должен был убить Агату, и нескольких руководителей проекта – а уже они принялись называть другие имена.

– Не переживайте, все скоро закончится, – сказал ей на прощанье следователь. – Это только кажется, что такой сорняк черта с два вытянешь. Когда они начинают говорить, это уже, считай, конец. Остальное – дело техники. Так что скоро вернетесь к привычной жизни.

Агата нервно улыбнулась ему. Следователь всего лишь выполнял свою работу, он не был близким другом, которому она могла бы сказать, что привычной жизни больше нет. Да, ей удалось спастись. Но весь ее мир перевернулся с ног на голову!

Предательство Алексея ударило по ней больнее всего. Она ведь верила ему, она не сомневалась, что он искренен с ней, потому что не хотела сомневаться. Теперь Агата чувствовала себя полной дурой. Были десятки знаков, сотни маленьких деталей, намекавших, что что-то не так! Почему она закрыла глаза? Почему позволила управлять собой?

Да и собственное одиночество она раньше не чувствовала так остро. В ее жизни хватало людей, которые исправно поздравляли ее с днем рождения и здоровались при встрече. Она никогда не задумывалась о том, сколькие из них стали бы искать ее, если бы она пропала. Кто вообще думает о таком? Но когда Агата задала себе этот вопрос, она не смогла назвать ни одного имени. Наверно, это означало, что где-то в жизни она свернула не туда. Пока ей сложно было принять такую правду.

Она не могла жить в квартире, из которой ее так легко похитили. Она боялась спать по ночам, потому что снова оказывалась в том лесу и, оборачиваясь, видела за собой труп, подвешенный на сухих ветвях. Он уже был мертв, а его крик эхом разносился по лесу, заставляя Агату просыпаться в холодном поту. Ей не к кому было обратиться за помощью, и в этом была виновата только она сама. А как это исправить, она не знала, потому что после того, что сделал Владимиров, ей было страшно снова поверить кому-то.

Так что следователь ошибся. Вернуться к прежней жизни не получится.

Все было намного проще, чем некоторые думают. Люди вообще склонны усложнять. Если не воспринимать эту жизнь всерьез, все начнет получаться быстрее и легче, чем раньше. Поэтому Ян давно не строил из себя вечно сурового умника. Он прекрасно знал, что улыбка заведет его дальше, чем философские рассуждения, и играл свою роль с привычным мастерством.

Он уже слышал о том, что к необычной пациентке не раз пытались пробраться журналисты – и все они благополучно отправились восвояси. Сначала их не пускали полицейские, дежурившие у палаты. Ян прекрасно знал, что договориться с ними невозможно, и терпеливо ждал. Потом, спустя пару недель, охрану убрали, но врачи и медсестры, сочувствовавшие той девчонке, оградили ее от мира так, что сам Цербер скулил бы от зависти. Подкуп и лесть не помогали никому – кроме Яна. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, к кому из персонала обратиться можно, а от кого лучше держаться подальше.

– Нельзя к ней, – лепетала медсестричка, застенчиво отводя взгляд. – Велели не пускать…

– Велели не пускать тех, кто на ее истории нажиться хочет, – уточнил Ян. – Но я-то ей помогу!

– Как это? – смутилась девушка.

– Она стала частью серьезного преступного заговора. Что если ее попытаются убрать, как нежелательную свидетельницу?

– Полиция сказала, что все опасные люди уже схвачены…

– Полиция всегда так говорит, – вздохнул Ян. – Как бы они выглядели, если бы не умели врать уверенно? А я смогу добиться для нее реальной защиты, когда ее история станет известна миру.

– Она не хочет ни с кем говорить.

– Это она так думает. Многие люди настроены против журналистов, а зря. Давайте сделаем так: вы просто пропустите меня к ней, я с ней поговорю, а если она будет против, я уйду. Она ведь взрослый человек, предоставим выбор ей!

Еще одна лучезарная улыбка, еще один взгляд прямо в глаза – и медсестричка поплыла. Иначе и не могло быть: Ян видел, что на пальце у нее нет кольца, что маникюр она давно не делала, хотя теперь застенчиво прятала от него ногти, что никакой макияж не мог скрыть темные круги под ее глазами. Она была новичком здесь, всю себя отдавала работе, и времени на свидания не оставалось. Теперь ей отчаянно хотелось понравиться ему, она была готова на многое, и поверить в его аргументы оказалось очень просто.

Воровато оглядываясь по сторонам, она привела его к нужной двери.

– Пусть будет по-вашему, – заявила она. – Но попытка у вас всего одна. И не подставляйте меня, пожалуйста!

– Подставлять я вас в любом случае не буду, – заверил ее Ян. – Вы лучше отойдите от двери. Если наша дорогая Агата все-таки решит меня испугаться и поднимет крик, ей не стоит вас видеть. Меня выдворят отсюда, может, полицию вызовут, но это будет не ваша забота.

Контрольное подмигивание – и девчонка уже благодарно кивает ему. Она ведь и правда верит сейчас, что это он помогает ей, он защищает ее от разоблачения, она успела забыть, с чего все началось. Женщины!

Ян прекрасно знал, что завтрак в больнице уже был, врачебные обходы – тоже, и до обеда никто их беспокоить не будет. Главное, чтобы сама эта девица не начала вопить.

Из-за частых допросов ей выделили маленькую одиночную палату, и это было на руку Яну, избавляло его от необходимости выпроваживать ее соседок. Когда он вошел, девушка безучастно смотрела в окно, но звук открывшейся двери привлек ее внимание.

В жизни она выглядела лучше, чем на фото, которое видел Ян. Агата Байкалова смотрелась значительно моложе своих двадцати семи – возможно, из-за того, что в больнице она и не думала краситься. Бледная, осунувшаяся, но не утратившая спортивную форму, которая в этом лесу спасла ей жизнь. Ее раны уже зажили, хотя кое-где следы еще угадывались на светлой коже. Ее волосы, совсем недавно длинные, тяжелым светлым полотном закрывавшие всю спину, теперь были неаккуратно острижены на уровне плеч. Зеленые глаза следили за ним с тревогой, она без труда поняла, что он не из врачей.

Она будет не такой легкой мишенью, как медсестра. Возможно, даже сложной, после всего, что она уже пережила. Поэтому и общаться с ней нужно было совсем не так, как с той молоденькой дурочкой.

– Вы кто? – холодно спросила Агата.

– Ян Кератри, журналист.

– И какого черта?..

– Но здесь я не как журналист, – торопливо прервал ее Ян, опасаясь, что она позовет на помощь. – Я на вашей стороне.

– Серьезно? – хмыкнула Агата.

Она подняла подушки повыше, села на кровати, опираясь на них спиной. Судя по легкости движений, она полностью восстановилась после недавних травм. Иного Ян и не ожидал.

– Я сейчас не работаю ни на одно издание, которому была бы интересна ваша судьба, – уточнил он. – Поэтому наш разговор останется между нами.

– Почему я должна верить в это?

– Потому что я сразу сказал, кто я. Мог бы и следователем назваться.

– Я самопровозглашенным следователям тоже не спешу верить.

Он лишь усмехнулся и достал из кармана джинсов полицейское удостоверение; таких игрушек у него хватало. Может, профессионал и определил бы подделку, но Агата точно не смогла бы – и не стала притворяться.

– Это делает вас хуже, а не лучше, – заметила она. – То, что у вас вообще есть эта штука. Но, допустим, я поверила в вашу искренность. Что с того? Как вы можете мне помочь? Начнем с того, что я в помощи не нуждаюсь.

– Это вы так думаете. Агата, писать про вашу историю я не собираюсь – хотя, честно, респект. Это было круто. Но тут меня больше интересует человек, который, возможно, начнет охотиться за вами.

– Полиция сказала, что мне ничего не угрожает, – нахмурилась Агата. – Все, кто был связан с моим похищением, давно сидят и сидеть будут долго!

– Охотно верю. Но речь идет не о той группировке, которая вас похитила. Вы привлекли внимание, Агата. Иногда это очень плохо.

Во время разговора он не сводил с нее глаз. Яну нужно было разгадать ее, понять, о чем она думает, и тогда ею можно было бы манипулировать так же просто, как той медсестрой. Но во взгляде Агаты все еще таилась тень, оставленная недавними событиями. Кое-что Ян понимал, однако он ни в чем не был уверен, и это его смущало, он к такому не привык. Пока он даже не решил, можно ли переходить с ней на «ты», поможет ли это или, наоборот, отпугнет ее.

Но так даже интересней.

– Кого же такого страшного я привлекла? – поинтересовалась Агата. – И чем? Что, я единственный человек в этой стране, которого можно разобрать на органы?

– Дело не в органах. Дело в твоей крови.

Он все-таки перешел на «ты». Агата раздраженно поморщилась, но поправлять его не стала. Значит, она уже была заинтригована их разговором.

– Что же не так с моей кровью?

– Вопрос в другом: почему с ней все так? Из-за этого тебя и выбрал Владимиров.

– Он выбрал меня, потому что я здорова и подходила им, – возразила она.

– Ага, конечно, только поэтому. А знаешь ли ты, что до истории с тобой Владимиров действовал гораздо осторожней? Он никогда не общался с будущими жертвами напрямую, не сдавал своих пациентов, предпочитая пациентов коллег. Он делал все, чтобы следствие не вышло на него, если бы что-то пошло не так. А с тобой он вылез на передовую. Почему?

– Потому что речь пошла об очень больших деньгах? – неуверенно предположила Агата.

– Это, скорее, следствие, а не причина. С тобой что-то не так. Мне удалось взглянуть на некоторые записи, сделанные Владимировым. Он считал, что у тебя есть некая врожденная особенность, которая делает тебя отличным донором, шансы того, что твои органы приживутся, гораздо выше, чем в любом другом случае. Он мог доказать это клиентам. Поэтому ты была не просто выгодным товаром, Кровавая Мэри, он планировал продать тебя раза в два дороже, чем обычного донора.

– Не называй меня так, – возмутилась Агата. – Мало того, что хамишь сразу, так еще это! Почему я должна верить тебе? Откуда мне знать, действительно ты видел записи Владимирова или придумываешь на ходу?

Тут она его подловила: врать Ян умел. Никто и никогда не смог бы определить, когда он говорит правду, а когда несет первое, что на ум придет. Ирония заключалась в том, что на этот раз он не врал ей.

Алексей Владимиров не мог сказать, в чем именно особенность крови Агаты, тут нужны были дополнительные исследования, а он спешил, не хотел примелькаться рядом с ней. Но в одном он был уверен: ее жизнь стоила очень дорого.

– Доказательств у меня нет, – развел руками Ян.

– Тогда, думаю, тебе лучше уйти.

– Рано еще.

– Я сейчас врача позову! – возмутилась она.

– Да подожди ты! Это еще не все. Если не веришь мне, вспомни то, что ты знаешь наверняка.

– Это что же?

– Твое чудесное пробуждение, – напомнил Ян. – Тебе хоть кто-то смог объяснить, почему ты проснулась задолго до того, как твои внутренности распихали по ящикам?

– Проснулась – и хорошо!

– Это не ответ на мой вопрос.

Ответа у нее не было, Ян видел это. Потому что его и не могло быть. По всем законам медицины, она не должна была проснуться. Врачам оставалось лишь строить предположения – от некачественного препарата до индивидуальной реакции. Все варианты были одинаково подходящими и размытыми.

– Здесь мою кровь проверили, и не раз, – отметила Агата. – Если бы со мной было что-то не так, они бы сказали мне!

– Они просто не знают, что искать.

– А ты знаешь?

– Я – нет. Но тот, кто будет охотиться за тобой, знает.

– Кто же это?

– Сама поймешь, если встретишь его, – отозвался Ян. – Но в твоих же интересах позвать меня, когда это случится. Он опасен.

– Нет, все! – Агата показательно подняла вверх обе руки. – Мой лимит доверия на сегодня исчерпан. Уходи, пожалуйста.

– Послушай, я…

Теперь уже она перебила его:

– Ты – какой-то невнятный журналист, имя которого я даже не запомнила. Приходишь сюда, показываешь фейковое удостоверение, ждешь, что я поверю непонятно во что. Ведешь себя так, будто мы с тобой давние друзья-товарищи, при встрече только на брудершафт и пьем.

Удивительно, почему же мне это не нравится?

– Я могу помочь тебе.

– Ты не можешь мне помочь. Уходи мирно, пока есть возможность.

– Агата…

– Я сейчас закричу, – предупредила она, и Ян чувствовал: это последнее предупреждение.

Ее нежелание видеть правду вызывало лишь досаду. Насколько проще стала бы жизнь, если бы этой девицей можно было управлять, как той медсестрой! Но в неожиданных трудностях есть свой шарм.

Ян видел, что она действительно готова закричать, поэтому он не стал настаивать. Он покинул ее палату, не прощаясь; он знал, что она будет думать над его предостережением. Она сейчас в том положении, когда только и остается, что думать!

Покидая больницу, он заметил в толпе знакомое лицо. Это должно было удивить или даже обрадовать его, однако Ян пока ничего не чувствовал. Слишком предсказуемо, Агата была очевидной добычей, которую он не мог пропустить. Ян это знал, Веренская – тоже.

А значит, все шло по плану.

Нужно было выписываться из больницы, потому что ее палата превратилась в проходной двор. Сначала заявился этот мутный журналист, который мог оказаться совсем не журналистом, потом, когда она не устроила скандал, врачи стали пускать к ней других представителей прессы. Агата подозревала, что медикам за это приплачивают, но доказать ничего не могла.

Вот и теперь перед ней сидел какой-то скользкий тип, который не смог даже толком объяснить, кем он работает.

– Я помогаю людям, оказавшимся в вашей ситуации, – заявил он. – Вот моя визитка.

На карточке значилось только «Дмитрий Гриценко. Консультант» и несколько телефонных номеров.

– За какой же консультацией к вам можно обратиться? – поинтересовалась Агата.

– За любой. Бывают ситуации, когда человек просто оказывается в тупике. Я помогаю ему сам и нахожу людей, которые могут помочь. Юристы, врачи, кредиторы, что угодно.

– Слово «кредиторы» очень радует сейчас.

– Вы меня не так поняли, – покачал головой Дмитрий. – Кредиторы нужны тем, кто, например, нуждается в срочном дорогостоящем лечении и не может ждать, пока благотворительные фонды соберут помощь. Это не ваш случай. С каждым клиентом я работаю индивидуально, оплата тоже обговаривается отдельно.

– То есть, вас нужно воспринимать как доброго самаритянина? – Агата даже не пыталась скрыть иронию.

– Не совсем. Свой доход я получу. Но, поверьте, для вас это не станет проблемой. Я зарабатываю на жизнь, а не наживаюсь на чужом горе. Моя задача – сделать так, чтобы это сотрудничество было выгодно нам обоим. Я помогаю вам начать новую жизнь: найти квартиру, работу, возможно, переехать в другой город. Вы же платите мне за это, когда у вас есть такая возможность. Все просто и честно.

– Спасибо, я подумаю об этом.

На самом деле, она и думать не собиралась, ей просто хотелось, чтобы он оставил ее в покое. Доверия этот «консультант» не внушал. Невысокий, полный, с редеющими волосами и каким-то масляным взглядом карих глаз. Хотя можно ли вообще судить по внешности? Алексей, вон, выглядел как ближайший родственник греческого бога. А что это изменило?

Среди ее гостей в последнее время не было тех, кому она готова была поверить. Даже тот журналист, что навестил ее первым, был каким-то странным. Высокий, причем необычно высокий – на голову поднимающийся над толпой. Черты лица нездешние, не классически красивые, но этим и запоминающиеся, кожа светлая, а волосы, напротив, угольно-черные – так он и становился кумиром медсестер, плясавших потом под его дудку. Для Агаты больше значила не эта лисья привлекательность, а небрежность, которая чувствовалась во всем его образе – одежде, взлохмаченных волосах, жестах и манере говорить. Ему нельзя было верить.

Да никому верить нельзя! Ему, Дмитрию этому… всем. Алексей показал ей, что надеяться можно только на себя.

Дмитрий, похоже, понял, что ничего от нее не добьется. Он наконец оставил ее в покое, хотя его визитка по-прежнему лежала на прикроватной тумбочке.

– Позвоните мне, когда будете готовы, – сказал он напоследок.

– Непременно, – солгала Агата.

Нет, определенно нужно уходить. Оставалось только пересилить себя, заставить вернуться в ту самую квартиру. Рано или поздно придется сделать это! Выбора все равно нет: позволить себе жизнь в отеле она больше не могла, оставшиеся деньги нужно было тратить с умом.

Агата думала, что жизнь, привычная или нет, начнет налаживаться, а стало только хуже. В больнице ее навестили коллеги, принесли с собой еду, подарили новую одежду – белье, спортивный костюм, халат; у нее ведь ничего не было, когда ее привезли сюда. Это было мило и трогательно, однако радость долго не продлилась. Под конец своего визита они решились объявить ей, что она уволена.

Компания тоже оказалась втянута в эту историю из-за договора о страховке. Руководителей допрашивали, проверяя, не связаны ли они с тайным бизнесом Владимирова. Они не простили Агате то, что не было ее виной.