– Нет-нет, спасибо. Я не хочу пить, давай я помогу набрать воду, – внезапно взволнованность сделала из Алтынбека настоящего болтуна.
Девушка от неожиданности от услышанного, сначала впала в ступор, но потом быстро собравшись, слегка нахмурившись, покачала головой в знак отрицания и стала, так и не проронив ни слова, набирать воду в ведра.
– Меня зовут Алтынбек, я сын Заманбека. Я из соседнего села. Я пришел специально увидеть тебя, – юноша поражался своей смелости, наверное, больше, чем сама девушка, удивленно уставившаяся на него. – Но ты вышла из дома, и мне повезло больше. Поговори со мной, пожалуйста.
– Вот ты меня увидел. Доволен? – ее голос был красивым и ласкал Алтынбеку слух.
– Ты не бойся. Я не причиню тебе вреда.
Заметив ухмылку на ее лице, открыто говорящую, что он ей абсолютно не страшен, Алтынбек продолжил:
– Ты еще, наверное, не знаешь. Наши отцы вчера встречались. Они договорились между собой о нашей свадьбе. Тебя хотят выдать замуж за меня.
Теперь на ее лице наряду с удивлением появился страх. Она пристально посмотрела на молодого человека, пытаясь распознать истинные мотивы человека, стоявшего напротив нее. Такого поворота событий она явно не ожидала. Теперь ей была понятна еще большая угрюмость и скрытность ее отца со вчерашнего дня. Но она не могла поверить, что отец таким образом хочет избавиться от дочери, так мешавшей быть абсолютной счастливой его нынешней жене.
– Думаю, твой отец больше желает счастья тебе, нежели покоя себе, – сказал парень, пытаясь улыбнуться. Но вместо этого у него вышла смешная неуклюжая гримаса.
Она вздрогнула, осознав, что каким-то образом ее мысли вылезли наружу.
Тем временем Алтынбек продолжал бесконтрольно размышлять вслух:
– Не думай плохо о нем. Он не может быть хорошим человеком для всех, а для тебя плохим, это не логично. Наверняка, ты его любишь, и чувствуешь его любовь. Наверняка, он хочет сделать все, чтобы в первую очередь было хорошо тебе. Он бы не поступил иначе.
В мудрых словах этого юноши была своя правда. Она не могла это не признать. Но, чтобы удостовериться, ей было необходимо поговорить с отцом. А вот это была проблема. Сама вероятность того, что может состояться разговор по душам между отцом и дочерью, выходила за рамки реального. И она знала, что не позволит себе обратиться к нему с вопросами, а он не заговорит с ней об этом. Что-то нужно было предпринять. Но что?
– Зачем ты мне все это говоришь? Если наши отцы все решили, разве мы можем что-то изменить? Ты пойдешь против воли своего отца? – она не смотрела на него, и со стороны все выглядело так, как будто она говорит больше себе, ведет диалог со своим внутренним «я».
– Я не пойду против отца. Он не нарушит данное твоему отцу слово, и мы придем к вам. Я не смогу по-другому, – все же решил ответить Алтынбек. – И я не хочу… идти против… теперь.
Последнее предложение он добавил очень тихо, потупив взор вниз к земле.
Девушка тоже опустила глаза вниз, и если бы не сгущавшиеся сумерки, то можно было заметить ее моментально раскрасневшееся лицо.
– Но я также не хочу, чтобы наш брак был против твоей воли. Я поэтому пришел. Скорее всего, мы придем к вам к концу недели. И если ты скажешь, что не желаешь выходить за меня замуж, я тебя поддержу. Никто не сможет тебя заставить, обещаю, – неожиданно он захотел взять ее за руку и еле сдержался.
Она кивнула ему в ответ. Затем он взял уже наполненные водой ведра и быстро пошел в сторону ее дома. Не понимая происходящего, она молча последовала за ним, еле поспевая за его широким шагом. Не доходя пару домов до ее дома, Алтынбек поставил ведра, снова напомнил об их договоренности и сказал, что ему нужно уходить. И лишь в конце, отходя от нее, он слегка улыбнулся, затем быстро развернулся и поспешил к главной дороге.
– Мариям… – остановила она его. – Меня зовут Мариям.
– Я знаю. Красивое имя, оно тебе к лицу, – на этот раз улыбка была более широкой, девушка улыбнулась в ответ.
Вернувшись домой, голодный, он поужинал, буквально за раз проглотив все, что так заботливо ему оставила мама на столе, бережно прикрыв марлей. Сон все никак не шел. Взбудораженный мозг рисовал ему картинки минувшего дня. Образ Мариям все никак не уходил перед глазами. Он знал, что запомнит ее улыбку, освещенную неземными красками красивого заката, навсегда, даже если их пути разойдутся в разные стороны.
На утро как обычно, дождавшись пока мама подоит коров и отогнав их с телятами к чабану, он шел к отцу объявить свое решение, он шел навстречу своей судьбе. Отец сидел на топчане, ожидая его прихода, попивая прохладный, свежий и очень вкусный айран. Дильда, увидев сына, наполнила и ему чашу с айраном.
Не удержавшись, сперва глотнув божественный напиток, Алтынбек произнес:
– Я согласен, отец, но… только если девушка тоже не будет против. Мама, у нас есть подарки для сватовства?
Заманбек, не скрывающий своего довольства, дружески похлопал сына по плечу. Его решение он считал справедливым и в душе очень гордился своим сыном.
– У меня давно все готово, балам, – поцеловав сына в лоб, Дильда поднялась. Отложив все обычные утренние дела на потом, она пошла собирать традиционную корзину подарков.
Через два дня в доме собрались самые уважаемые родственники, в основном это были старики, закалённые жизненным опытом и обладавшие житейской мудростью. Мужчины сидели на топчане в ожидании, пока женщины закончат свои приготовления и проверку подарков. К обряду сватовства, тянувшемуся испокон времен, наверное, как и во всех народах, в этом ауле также относились основательно. Любая оплошность, любой недочет могли рассматриваться как проявление неуважения и нанести непоправимый вред только-только зарождающимся отношениям, вплоть до полного разрыва или даже кровной вражды.
Но стоит отметить, что последствия относительно недавно закончившейся страшной войны очень долгое время имели отголоски во всех домах столь необъятной страны. Голод и разрушения, хотя до их аула война в прямом смысле не дошла, были свежи в памяти людей, и прожитые годы еще хранили все ужасы, испытанного ада. Поэтому собранные подарки были скромны и не столь великолепны, как в былую старину, но все же имели большое значение и ценность на тот текущий день.
Алтынбек сидел среди мужчин и был объектом всеобщего внимания. Каждый старец пытался влить в него свои нравоучения, давал советы, дядьки по моложе нет-нет, шутя, да и подтрунивали над ним, но в целом настроение у всех было хорошее. Он знал, что этой своеобразной пытке подвергаются абсолютно все новоявленные женихи, знал, что этой участи не избежать и его будущим детям, поэтому не проявляя лишних эмоций, изредка улыбаясь, он, набравшись огромного терпения, вежливо и уважительно сносил все, даже самые раздражающие и нелепые высказывания.
Его мысли целиком занимала девушка, сватать которую намеревалась вся эта делегация. Он размышлял над всеми возможными вариантами ее поступков и ответов. И лишь об одном из них он боялся думать. Скованный страхом получения отказа, он боялся представлять себе ее согласие, сопровождаемое еле заметной улыбкой. И чем ближе был час, когда должна была решиться его судьба, когда должен был произойти новый поворот в его жизни, тем его волнение усиливалось и нарастало с геометрической прогрессией. Его дядя, младший брат его отца, которого он любил не меньше своего отца, дабы унять мандраж племянника, заставил последнего выпить две чаши кумыса подряд. Кумыс помог.
В доме у Кобжасара все проходило словно в тумане, в бреду. Мужчины были приглашены на топчан к дастархану, заполненному всякими традиционными национальными вкусностями. Какие-то речи звучали слишком громко, некоторые наоборот тихо, временами за столом стоял смех, причины которого Алтынбек чудесным образом умудрялся пропускать мимо ушей. В конце концов, настал тот самый момент.
Женщины уединились в доме, где в одной из комнат сидела Мариям. Дильда, стараясь не обидеть мачеху девушки, почтительно попросила позволения поговорить с ее падчерицей. Жена Кобжасара по началу попыталась убедить будущую сватью в отсутствии необходимости в разговоре. Она пыталась донести до Дильды, что девушка воспитана в самых лучших традициях, что она согласна и готова к любому их родительскому решению. Но в конце концов она не устояла под настойчивостью Дильды и провела ее в комнату к Мариям.
Дильда попросила оставить их наедине, никто не противился. Некоторое время спустя, которое для Алтынбека показалось вечностью, Дильда вышла из комнаты с улыбкой на устах. Всем стало понятно, что скоро будет долгожданный той, что дети Заманбека и Кобжасара женятся точно. Маленький мальчик, один из сыновей хозяина дома, выбежал к мужчинам на топчане и громко объявил, что девушка согласна. И снова, узрев в услышанном хороший повод, мужчины разлили кумыс и выпили за счастье молодых. В этот момент Алтынбек, все еще не веря услышанному, заметил мать, стоявшую в тени под деревом. Она незаметно подзывала его к себе, он тут же спустился и направился к ней.
– Мама, это все так? Она согласна? Вы разговаривали с ней? Она была грустной? – не давая матери произнести ни слова, сын закидал ее множеством вопросов.
– Подожди… остановись, Алтынбек. Все хорошо… Она лично мне дала согласие на замужество. Это правда. Не скажу, что она светилась от счастья, но и грустной тоже не была. В какой-то момент даже улыбнулась мне.
Юноша все равно не мог поверить услышанному, хотя его мать никогда ему не лгала и не давала никакого повода сомневаться в ее словах. Он не мог поверить своему наступающему счастью. Дильда продолжала:
– Она, правда, еще кое-что просила передать, но я не совсем поняла, к чему она так сказала. Она попросила договориться с тобой, что воду в доме будешь набирать и приносить ты, что это будет только твоя прямая обязанность. Я за тебя согласилась, ведь это же ерунда, это совсем не трудно. Ты же не против?
Дильда посмотрела сыну в глаза. Вот теперь Алтынбек был по-настоящему счастлив и широко улыбался. Нежно обняв мать, он вернулся к мужчинам очень довольный, что даже позволил себе отпускать невинные шутки за столом.
***
Алтынбек, застыв в ступоре, стоял у запыленного окна районной больницы. Слова врача доходили до его ушей, но их смысл терялся где-то по пути. Все еще до конца не понимая случившегося, он отрешенно разглядывал пух, под воздействием небольшого ветра, плавно слетавшего с тополей. Как такое могло случиться? Почему именно с ними это должно было случиться? Что он скажет Мариям? Как будет смотреть ей в глаза?
– А Мариям уже знает? Как она? – внезапно перебил он врача в несвойственной ему манере.
– Да. Мы ей сообщили. Она сильная, сильнее, чем ты думаешь. Она ждет тебя, – виновато сказал врач.
– Вы сделали все, что смогли. Не переживайте, Аскар-ага. Ангелы не задерживаются надолго на земле. Все в руках Всевышнего, сами знаете, – поменявшись местами, теперь уже Алтынбек успокаивал врача. – Мы с Мариям хотели ее назвать Гаухар, если родится девочка… нельзя наперед ничего предугадать…
Пожав доктору руку, он пошел к жене. Мариям лежала в постели, ее бледное лицо излучало печаль и боль, которые жгли ее изнутри. Рождение всех старших дочерей удавалось относительно легко, так, что на следующий день она могла спокойно передвигаться и самой ухаживать за младенцами. Его покойная мать всегда утверждала, что Мариям рождена для материнства. Но сейчас, горе подкосило ее силы. Мариям была словно надломленное деревце, кровоточащая рана которого была слишком сильна. Увидев мужа, по щеке ее побежала слеза. Он присел на край ее кровати, какое-то время они провели в молчании.
– Жизнь продолжается. Нужно взять себя в руки и идти дальше. Мы нужны нашим другим детям, – Алтынбек говорил очень мягко, нежность в его голосе вызвала еще большие слезы у жены.
– Прости меня. Пожалуйста, прости меня… – сквозь слезы сокрушалась Мариям.
– Нет-нет, не надо. Ты ни в чем не виновата… – Алтынбек, спрятав глубоко внутри свою боль, понимая, что для нее эта утрата больнее намного, попытался успокоить жену. Он взял ее за руку и нежно поцеловал.
Мариям повернула голову в сторону окна, взгляд был отрешенным и полон грусти. Все также глядя на деревья за окном, она произнесла:
– Сегодня мне приснилась наша первая встреча… у колодца…
Мариям снова замолкла, ушла в себя. В своих мыслях она была где-то очень далеко. Порой ее брови сходились в переносице. Но это не было выражением недовольства. Человек обычно так непроизвольно морщится от какой-то внутренней боли.
– У нашего соседа Каната колодец высох за одну ночь. Представляешь? Встретил его, когда к тебе собирался. Но ты не переживай. Я вернулся и проверил. В нашем колодце вода есть, – Алтынбек решил хоть как-то отвлечь свою жену от горестных мыслей.
Но тут Мариям резко откинулась назад и закатила глаза.
– Врача! Позовите врача! Моей жене плохо… – испугавшись, он стал кричать, что есть мочи, призывая на помощь персонал больницы.
Первой прибежала медсестра. Следом появился врач. Алтынбек отошел в сторону, чтобы не мешать им делать свое дело. Другая медсестра мягко вывела его в коридор. Прибежали еще люди в белых халатах, среди них был и Аскар-ага, кто-то выбегал обратно, но потом с кем-то возвращался. Складывалось впечатление, что сбежалась вся больница. Он не знает сколько прошло времени, он просто стоял в коридоре и смиренно ждал.
Вдруг резко оживление затихло, из палаты стали выходить люди, медленно, не спеша. Алтынбек подошел к дверям, и перед ним оказался тот самый врач, первым прибежавший на его крики, позади стоял Аскар-ага. Они мягко, но настойчиво отвели его к окну.
– У нее открылось кровотечение. Мне очень жаль. Прости, брат.
«Снова это запыленное окно, снова какие-то слова сожаления,» – почему-то крутилось в голове Алтынбека.
– Ей нужен покой? Сколько она проспит, доктор? А что ей можно кушать? Можно принести бульон? Ей ведь нужны силы для восстановления, – голос Алтынбека почему-то слышался ему издалека.
– Алтынбек. Мы не смогли ей помочь. Всевышний забрал ее к себе. Мариям умерла… – говоривший врач, до этого глядевший куда-то в сторону поверх его плеча, на последнем слове взглянул ему прямо в глаза.
– Как умерла? Вы ошибаетесь. Она не может умереть. Всевышний уже забрал у меня только что родившуюся дочь. Он забрал у нас уже две дочери. Нам нужно о других детях заботиться. Я один не справлюсь. Мне нужна моя Мариям. Верните мне МОЮ Мариям!!!
– Крепись, брат. На все воля Всевышнего… – Аскар-ага хотел похлопать его по плечу, но рука, немного повисев в воздухе, опустилась обратно, и он медленно пошел по коридору.
Алтынбек зашел в опустевшую палату, лишь только медсестра стояла у окна и всхлипывала. Мариям лежала в постели, словно красивая спящая «пери». Такой прекрасной и умиротворенной он свою жену не видел никогда. Слезы сами побежали из глаз. Он склонился к ее ногам и зарыдал.
3 И после ночи наступит утро
Прошло три года со дня смерти Мариям и малышки Гаухар.
Первый год скорбели все, без исключения. Старец Заманбек за этот год сильно сдал. Он укорял и винил себя, что под властью своего безмерного эгоизма навлек беду на голову своего сына. Но так считал лишь он один. Дети и внуки, любившие безусловной любовью отца, деда, знали о его большом добром сердце. И никто не проводил и не думал проводить связь между гневными речами старика, так сильно желавшего успеть увидеть внука от старшего сына, и смертью его невестки. Даже соседи, подхватывавшие и мусолившие любые возникающие на горизонте сплетни, предпочитали менять тему, если кто-то вдруг начинал об этом говорить, тем самым давая понять, что, как бы глубоко они не уважали собеседника, все же они не разделяют его мнения. Но старику ничего не помогало, и никто не мог его переубедить в обратном, даже Алтынбек, ранее считавшийся единственным человеком, способным заставить упрямого старика прислушаться к правильным доводам.
Дома его двух сыновей находились совсем рядом, на соседних улицах. Оба дома старик построил своими руками, вложив в них всю свою душу. Дети и братья конечно не остались безучастными, особенно при строительстве дома для младшего сына, но все же обе стройки проходили под его постоянным контролем во всех деталях и мелочах. Со временем эти дома перестраивались и модернизировались сыновьями и их потомками, которые, стараясь не отставать от развития цивилизации, вносили в них еще больше удобства и комфорта. И теперь, уже в наши дни, эти дома не имели ничего общего с теми, когда-то построенными Заманбеком. Только земля, на которых они стояли, помнила всю историю становления этой семьи.
Считалось, что домом, в котором жил старик, является дом Алишера. Испокон веков по обычаю, рожденному древними предками, забота о престарелых родителях, как неоспоримое правило, ложилась на плечи младшего сына в семье. И обычай этот на протяжении многих веков соблюдался строго и неукоснительно. Но Заманбек фактически большую часть своего времени проводил у старшего сына, даже в дни, когда Мариям еще была жива. А после ее смерти он и вовсе изъявил желание переехать туда насовсем. Алишера и Шадияр сначала покоробило это решение отца, но выслушав его доводы, они поверили, что их поступки никоим образом не причинили никакой обиды старику, что он вовсе не бежит от них, что его нутро хочет быть там, рядом, и они наконец смирились, невзирая на искаженные выводы публики вокруг.
Смерть Мариям подкосила не только старика. В течение года произошли разительные перемены с Алтынбеком, и, откровенно говоря, не в самую лучшую сторону. Более того, наоборот, он очень сильно похудел и почернел, он стал словно высохшее дерево, вот-вот готовое рухнуть от маленького дуновения ветерка, либо самопроизвольно воспламениться под палящими лучами солнца. Одним словом, Алтынбек страшно постарел. Сутками напролет он думал о покойной жене. Он не забросил работу, не забросил домашние дела, но все это он проделывал механически, порой даже не сумев вспомнить в какой момент он проделал ту или иную работу. Оставаться на плаву и жить дальше ему помогали в первую очередь его дети и дети Алишера. Ради них он жил, им посвятил свою оставшуюся жизнь. Только дочери и племянники придавали смысл его дальнейшему существованию.
Его дочери, словно лишившиеся источника света и погруженные во тьму, словно призраки тихо сновали по дому и также механически выполняли домашние дела. Малышка Сауле, которой едва стукнуло четыре годика, постоянно задавала вопросы о своей матери. Она не видела, как ее хоронили, и окружающие, сами еще не отошедшие от трагедии, не могли толком объяснить, почему мамы так долго нет. Ребенок не понимал, что мама больше не придет, и она никогда больше не сможет ее обнять. Долгое время девочка ждала, звала, но потом и она перестала.
Среди всех детей Алтынбека, наверное, больше всего досталось старшей дочери, Айсулу. Будучи подростком, когда в четырнадцать лет юный организм претерпевает большие перемены, когда внимание матери, ее совет, доброе слово нужны как никогда ранее, она не только лишилась всего этого, но, отодвинув свои личные переживания, мятежные вопросы на второй план, возложила на свои плечи бремя о заботе за младшими сестрами. Где-то на уровне подсознания Айсулу приняла на себя ношу ответственности, которую несла и по сей день. Лишь изредка, по ночам она давала себе ненадолго волю расслабляться, и тогда нестерпимая боль внутри выходила наружу, и горькие, жгучие слезы потоком лились из глаз. Но даже наедине с самой собой не было громких рыданий, не было никаких причитаний, лишь тихие безмолвные слезы, стекая по щекам, моментально растворялись в подушке. К утру все проходило, и новый день снова требовал присутствия у нее сильного духа и огромного терпения. Айсулу стала взрослой.
Как дети помогали Алтынбеку справиться с болью утраты, так и Шадияр практически всю себя отдала детям, оказывая им огромную поддержку. По нынешним меркам она сама была еще слишком молодой, но в свои двадцать пять лет она, не задумываясь, взяла на себя воспитание семерых детей и содержание обоих домов. Она жила сразу на два дома, по очереди проводя ночи и тут, и там. Хотя Алишер, ее муж, и старшие дети обоих домов ощутимо разгружали ее от домашних хлопот, все же к концу каждого дня, изнемогая от усталости, она проваливалась в сон, едва голова касалась подушки. Но, не смотря на усталость, сон ее был очень чутким, и малейшее изменение энергетики, малейшие звуки и шорохи моментально срывали ее с места, и она, не задумываясь, устремлялась навстречу новым проблемам, новым ситуациям, требующим решения.
Шадияр стала личным домашним психологом. Каждый, кто нуждался в утешении, получал его от нее сполна. Каждый, кто нуждался в совете, также не оставался без внимания. Шадияр олицетворяла собой священный храм с неиссякаемой доброй позитивной энергией, которую она питала от взаимной любви домочадцев. У старика Заманбека к восхищению и почтению мудрости юной Шадияр в этот печальный год прибавилось также и глубокое уважение.
Горе сплотило этих людей, от мало до велико, они держались друг за друга, и уже не представляли жизни иной, в которой не было бы кого-нибудь из них. Каждый член этой большой семьи имел свое значимое для всех остальных место и соответственно свою ценность. И каждый член этой трагически нежданно уменьшенной семьи старался по-своему оберегать оставшихся.
Ко дню проведения обряда «годовщины смерти» в обоих домах сложилась более-менее привычная спокойная жизнь. Минуты отчаяния и непереносимой боли, так часто вспыхивавшие особенно в первые месяцы, спустя двенадцать месяцев, практически свелись к нулю. Жизнь в семье, возглавляемой аксакалом Заманбеком, постепенно входила в привычное русло, и бытовая рутина поглотила практически всех домочадцев.
Второй год ничем примечательным не отличался. Разве что малышка Сауле пошла учиться в первый класс, и все дружно ухватились за это маленькое, но такое значимое радостное событие. Всей семьей ее готовили к школе. Старик Заманбек воспользовавшись своим общественным положением каким-то немыслимым образом смог приобрести настоящий школьный кожаный портфель, который и по сей день занимал место в семейном шкафу для раритетных вещей.
Горящие завидным блеском глаза остальных детей в сторону невероятно дефицитной вещи заставили Алтынбека и Алишера пойти на хитрые уловки, такие как увеличение еженедельного лимита по конфетам, или обещание купить новую игрушку и тому подобные. В результате самая маленькая в семье среди девочек и избалованная Сауле, веселый лучик этой дружной семьи, согласилась иногда делиться своим портфелем со всеми сестрами и братьями. На что погодки Гульнар, вторая после Айсулу дочь Алтынбека, и Ануар, старший сын Алишера, тут же составили график пользования драгоценной вещицей, где львиная часть дней, конечно, принадлежало маленькой законной хозяйке.
Впервые за долгое время сердце аксакала потеплело, согрелось этой детской непосредственностью и любовью. Впервые за долгое время старик позволил себе улыбнуться. Впервые за долгое время он пустил внутрь себя свет и радость. И эти изменения не остались незамеченными никем, даже самой младшей дочерью Алтынбека. Внучка впервые после похорон матери залезла к деду на колени и поцеловала в щеку. И тогда уже на лицах всех членов семьи отразились широкие счастливые улыбки. В этот момент Алтынбек осознал, что, хотя скорбь внутри никуда не делась, хотя душевная рана от потери дорогой Мариям еще кровоточила, все же жизнь не стоит на месте, и все движется своим чередом. И после ночи обязательно наступит утро.
– Папа, а Вы пойдете со мной в школу? – младшая дочь, так сильно похожая на свою мать, сидя у деда на коленях, смотрела на отца умоляющим взглядом.
– Конечно, мой птенчик. Я обязательно поведу тебя в школу, – Алтынбек погладил дочурку по голове. – Вот только я не смогу ходить с тобой каждый день. Твои старшие сестры и братья будут помогать мне. Хорошо?
– А когда я смогу ходить в школу сама?
– Подрасти немного, радость моя, ты еще слишком маленькая.
Шадияр, не менее довольная всем происходящим, пригласила всех к ужину. И каждому члену семьи казалось, что сегодняшний ужин как-то особенно вкусен, что вечер пропитан особенным для всех важным смыслом. Алтынбек с Алишером позволяли себе отпускать шуточки в сторону отца и Шадияр, а те в свою очередь делали ответные не менее острые выпады. Хорошее приподнятое настроение чувствовалось у всех. И вдруг по окончании ужина, после получения традиционного «бата» от старика, все дети под руководством Айсулу, взявшись за руки и закрыв глаза, загадали свои самые заветные желания. Позднее Шадияр узнала, что их желания были практически схожими и касались семьи. Еще никогда доселе Шадияр не благодарила так Всевышнего за детей, которых он им послал.
Женская половина принялась прибирать за столом, а мужская взрослая часть решила покурить вкусный кальян на топчане, попивая не менее вкусный чай. Шадияр после завершения уборки после ужина и мытья посуды отпустила девочек заниматься своими делами, настояв на том, что будет сама разливать чай мужчинам.