Не знаю, о чём думала и на что рассчитывала, когда потянулась к его лицу, желая лишь оставить лёгкий прощальный поцелуй на щеке, но… я сглупила. Моего Дьена осталось слишком мало, чтобы пытаться до него докричаться.
Стальной хваткой пальцы Дьена смыкаются на моём запястье, и я приглушённо вскрикиваю от боли, одновременно с тем, как оказываюсь прижатой лопатками к стене.
– Ты такая же, как она… – шипит ненавистно, нависая надо мной, как большой разъярённый зверь. Лицо перекошено от гнева, в глазах огнём полыхает ярость. – ТАКАЯ ЖЕ! Ты такая же, как моя мать! Предательница!!!
Хватает меня за шею, так что не успеваю даже вдоха сделать, и с силой сжимает пальцами.
– Я любил тебяяяя… Больше жизни я любил тебя, Эриии, – дрожащим, хриплым голосом, где каждый звук пропитан болью и гневом, а по щекам его сбегают слёзы. – Как ты могла?.. Как… как могла променять меня на эту тварь?!! КАК?!
Слишком поздно – внутренние демоны Дьена уже выпущены на свободу. А я стала одной из тех, кто помог им её обрести.
– Я знаю… что с тобой… происходит… – хриплю из последних сил, даже не пытаясь сбросить его руку со своей шеи; не выйдет. – Ты… меняешься… Ты… становишься одним из них… Одним их тех… кого ненавидишь…
На несколько мгновений глаза Дьена застывают, взгляд кажется направленным внутрь себя, в то время, когда мои глаза застилает пелена, а сознание вот-вот отключиться от нехватки кислорода. Но вот его пальцы разжимаются, и кулак врезается в стену рядом с моей головой, а уже в следующую секунду я сползаю на пол и судорожно хватаю ртом воздух.
– Говори! – звучит приказ сверху, и я поднимаю на Дьена глаза. – ГОВОРИ!!!
– Тебя… заразили, – отрывисто дыша, выдавливаю из себя буквально по букве. – Около трёх месяцев назад. Времени почти не осталось, скоро ты… скоро ты… станешь… одним из них. Ты станешь мортом, Дьен. Ты уже… почти им стал.
Секунда тишины. Две. Три.
– Кто?.. – почти беззвучно произносит и опускается передо мной; теперь наши лица на одном уровне.
– Я… я не знаю.
– КТО?! – хватает за плечи. Встряхивает. – Кто, Эри?! КТО?!
– Я НЕ ЗНАЮ! НЕ ЗНАЮ!
«Я не знаю, почему защищаю Сэйен.»
Хочется орать от бессилия! Хочется рассказать Дьену, кто с ним так поступил, но… Можно не сомневаться, что уже через несколько минут после этого, Сэйен сделает свой последний вдох, после чего Дьена возьмут под стражу, он предстанет перед советом и обязан будет ответить за поступок, который совершил. Ответить за превышение должностных полномочий и за убийство пленницы, которая всё ещё нужна намалам! Это уничтожит Дьена… Лишит его последнего шанса на…
– Ты должен бежать, – смотрю на него сквозь застывшие в глазах слёзы. – Это единственный выход. Ты должен… спасаться.
– Тогда бежим со мной, – отвечает спустя паузу и наконец перестаёт сжимать пальцами мои плечи. А смотрит так, словно и не душил меня минуту назад. Смотрит так, словно я всё ещё его хрупкая любимая Эри, которую он клялся всегда защищать и никому не давать в обиду.
«Где же ты, Дьен?..»
«Что же с тобой стало?.. Куда ты пропал?..»
– Бежим со мной, Эри… – берёт моё лицо в ладони и припадает лбом к моему лбу. – Мы сможем. Вместе мы всё сможем, ты же знаешь… Ради тебя я… Чёрт. Ради тебя я попытаюсь справиться с этим. Помоги мне справиться с этим, Эри…
Не отвечаю. Не могу ответить. Не знаю, что ответить!
– Всё слишком далеко зашло, Дьен, – всё, что удаётся выдавить сквозь рыдания.
Тишина.
– Значит, нет? – мрачный смешок вырывается изо рта Дьена, руки падают по швам. Выпрямляется и отходит в сторону. – Ты же любишь всяких тварей, – голосом пропитанным ядом, стоя ко мне спиной. – Разве я не прав? Ты же… грёбаная любительница мортов! Так в чём проблема, Эри?!! А?!! – вновь подлетает ко мне, хватает за плечи, вздёргивает на ноги. – Если я теперь такая же тварь, сбеги со мной! Будь со мной! Люби меняяяя!!!
– Я… я не могу… – всхлипываю, дрожа в руках Дьена. – Я не могу!
Я не могу сбежать.
Я не хочу.
И я не знаю этого парня. Это не Дьен. Это – зараза, которая жила и пускала корни в его сердце долгие-долгие годы.
– Я не могу, – повторяю решительней.
– Аааа… ну, да, конечно не можешь! Как это ты без своего уродца сбежишь?.. – Холодный отрывистый смех вырывается изо рта Дьена, глаза становятся дикими. – Уже трахалась с ним? А, Эри? Трахалась с этим чернокровным выродком? Раздвинула перед ним ноги, да? И как тебе член морта? Понравилось?!!
– Остановись.
– Я спрашиваю: ПОНРАВИЛОСЬ?!
– Остановись, Дьен! Хватит!
– А что не так? А?.. – давясь безумными смешками, вдруг вжимает меня в стену, одной рукой удерживает на месте, а второй, одним резким движением срывает с меня штаны; старая ткань тюремной робы рвётся по швам и оставляет меня в одних трусиках.
Пытаюсь кричать, пытаюсь вырваться, пытаюсь дать отпор, оттолкнуть от себя слетевшего с катушек Дьена, но он слишком проворен и силён. Можно не сомневаться – в нём уже есть сила морта.
Гремит пряжка ремня…
– Куда же ты, Лисёнок? Почему убегаешь?..
Спина ударяется о бетонный пол…
– Я ведь теперь тоже тварь! Расслабься, Эри!
Срывает с меня трусики. Бросает в сторону…
– Тебе понравится.
С первобытной силой обрушивается на мой рот в глубоком жадном поцелуе…
Пальцы жадно хватают, мнут тело. Причиняют боль…
– Не надо… Не надооо, Дьен… Прошу, не надо! Не поступай так со мной!
– Помнишь, нашу клятву? – насильно раздвигает мне ноги. – «Я буду вечно любить тебя, Лисёнок». Что ты должна ответить?.. Ну?..
Отвечаю на вопрос.
– Что-что? Не расслышал. Повтори, Лисёнок.
– Ненавижу.
Заглядывает мне в глаза c жестокой, холодной улыбкой на губах, упирается в меня головкой члена, и я с силой зажмуриваюсь, понимая, что сейчас ворвётся в меня, изнасилует…
…и мне придётся как-то с этим жить…
Хорошо, что недолго.
Собирается сделать первый толчок, но вдруг, словно в судорогах, трясётся надо мной и тут же заваливается на бок, теряя сознания. А перепуганный до смерти Брэдли с бледным, как простыня лицом, стоит над нами и держит в руке шокер.
– М-м-мне к-конец, – сглатывает и с паникой во взгляде смотрит на вырубленного шокером майора кинжалов. – М-мне точно конец.
***
– Ничего тебе не будет, – повторяю, едва шевеля языком. – Дьен ни за что никому не признается в том, что пытался сделать. Его разжалуют.
– Уверена? – протягивает звонким, натянутым голосом. – А я вот почему-то нет. И мне чертовски страшноооо… Чёрт! Чёрт! Чёёёёёрт…
– Спасибо, – заглядываю Брэдли в глаза и благодарю со всей искренностью, на какую только сейчас способна. – Ты всё сделал правильно. – И добавлю то, что он хочет слышать: – Ты предотвратил преступление. Для меня ты теперь герой.
– Ну… я, просто… Просто выполнял свой долг, – мямлит. – Да и потом…
Но договорить не успевает.
– Дерьмово выглядишь, подруга. Свидание не удалось? – улыбающееся лицо Зары проплывает перед глазами, и я из последних сил заставлю себя не отключаться, ногам не подкашиваться, а векам держаться открытыми.
– Куда вы её ведёте? – замираю у двери в камеру, в которую меня практически дотащил на себе Брэдли, хватаюсь за стену, чтобы не рухнуть на пол и непонимающе смотрю то на Зару, то на двух конвоиров, один из которых сейчас затягивает верёвку на её запястьях.
– В камеру к бойцу, – легкомысленно отвечает Зара. – Ну, к тому самому, который послезавтра, скорее всего, сдохнет, и тем самым отправит меня на корм милым пушистым пёсикам. Видишь ли, эти придурки считают, что если боец успеет проникнуться симпатией к своей ставке, то и сражаться будет эффектнее, защищая «своё». Бред, скажи?
Резко отворачиваюсь в сторону, и меня рвёт на пол всем скудным содержимым желудка.
– В камеру её! Чего ждёшь?! – рявкает один из охранников, и Брэдли тут же хватает меня под руки и толкает к двери.
– Почему не сказала? – выдыхаю едва слышно, пытаясь отыскать взглядом лицо Зары, но сознание моё уплывает, всё вокруг превращается в безумную карусель из мрачных пятен.
– А зачем тебе об этом знать, подруга? – словно из-под воды слышится весёлый голос Зары, а следом… либо у меня начались галлюцинации, либо она действительно сказала это: – Ты ведь спасёшь нас, правда, Эмори?.. Ты ведь спасёшь нас?..
– Ну! Пошла, тварь!
– Спаси нас! Спаси нас всех, Эмори! Спаси!
Полёт. Удар о пол. Хлопнула дверь. И я, наконец, отключилась.
Спустя два дня в камеру Зара так и не вернулась.
***
Эргастул
Три дня спустя
– Бой завтра в полдень. У вас полутора суток, голубки. Развлекайтесь! – Незнакомый охранник, который привёл меня в крыло, где содержат бойцов, толкает в спину и уже спустя секунду тяжёлая стальная дверь захлопывается за моей спиной.
Лязг засова. Щелчок замка. И в глубине камеры, погружённой в непроглядную темноту, вспыхивают два горящих неоном глаза цвета аквамарина.
– Я знал, что это будешь ты.
– Тебе не сказали? – шепчу опустошённым голосом. Делаю шаг вперёд. Замираю.
– Нет, – спустя долгую паузу негромко отвечает Килиан и тут же спешит добавить: – Не подходи!
Если бы он сказал мне это в «той жизни», когда мы только познакомились, я бы, вероятно, послушалась. Но не теперь. Не «в этой жизни».
В несколько больших шагов настигаю его, опускаюсь на колени и… и просто хочу коснуться его, убедиться – здесь, реален, не галлюцинация.
Протягиваю руку…
Его щека такая горячая, щетина колется и, пожалуй, за последнюю адскую неделю это лучшие ощущения из всех, что я испытывала.
– Эмори… – предостерегающе.
– Нет. Не в этот раз, – перебиваю, головой качая, и уже в следующую секунду крепко обнимаю его за шею, прижимаюсь к широкой груди, утыкаюсь носом в шею и делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие его запахом.
Голова кругом… И плакать вновь хочется, но уже от облегчения. Да, от столь неуместного в нашей с Килианом ситуации облегчения. Потому что рядом он. Потому что до этой минуты я даже не представляла, насколько это важно… Насколько нуждаюсь в моём бойце.
Я больше не хочу отрицать того, что чувствую.
Я хочу чувствовать его всего. Дышать его запахом, прижиматься к нему всем телом, испытывать его эмоции, чувствовать их, как свои, видеть его душу, быть с ним одним целым… Хотя бы сейчас. Хотя бы эти сутки. Ведь у нас осталось так мало времени…
Но… что-то не так.
С Килианом что-то не так. Точно знаю.
– Эморрри! – вдруг яростно рычит и с силой отталкивает меня в сторону, к стене, подальше от себя.
Не знаю, сколько проходит времени, пока я молча слушаю его шумное отрывистое дыхание и чувствую себя абсолютно сбитой с толку, а ещё до ужаса напуганной. За него. За Килиана.
– Я же сказал: не подходи. Рядом с тобой у меня пульс зашкаливает, – наконец звучит низкий хриплый голос, и в предчувствии ужасного меня бросает в ледяную дрожь.
– О чём… о чём ты говоришь? – не понимаю его.
– Они вживили мне кардиостимулятор. Усовершенствованный кардиостимулятор. Оружие. Если мой пульс превысит допустимую норму… прибор остановит моё сердце. Это страховка. Их страховка. На случай если я решу выиграть бой, который не должен выигрывать.
Глава 3
*Радио-апокалипсис*
*Зомби-волна *
Track # 3
Lena Fayre «Colors of leaving»
***
Оката, Эргастул
– Какими были твои родители? Расскажи о них.
– Для чего? Их давно уже нет в живых.
– Да, но… они живы в твоей памяти. Расскажи.
Хочу узнать о Килиане как можно больше. Пока ещё есть время.
Хочу знать, были ли у Килиана друзья, и какой была выбранная для него пара, – невеста, с которой они не успели вступить в брак. Мне, правда, интересно. Всё, что может быть связано с ним. Интересно, были ли радостные моменты в его жизни, а если были, то какие?.. Когда у него день рождения, какой у него любимый цвет… Боже, любимый цвет?.. Словно Килиан может ответить на такой глупый вопрос. Есть ли у него вообще любимый цвет?..
Хочу знать, в какой колонии он рос, кем был её старейшина, какими были родители Килиана, его сестра и тот самый старик Отто, о котором боец упоминал не раз.
Знаю. Кому может понравиться, когда бередят старые раны? Но сейчас, именно эти раны – всё, что у нас двоих осталось. У каждого свои. Одна глубже другой.
Мы сидим в противоположных углах камеры, в непроглядной темноте. Но я знаю, что Килиан видит меня, а мне достаточно его глаз напротив. Они как якорь цепляют; горящие синевой, холодные и яркие, как звёзды, нет… как целые мириады звёзд, за каждой из которых – вселенные, неразгаданные и таинственные.
– Мой отец… он… – спустя долгую паузу звучит тихий голос Килиана. – В каждой колонии есть ответственный за обучение детей письму и чтению. Этим мой отец и занимался.
– Значит, твой отец был учителем, – говорю утвердительно, и на душе вдруг так тепло стало от того, что Килиан поделился со мной частичкой своего прошлого, что впервые за последние дни губы тронула улыбка. – Значит, тебя тоже он обучал?
– Да. И Далию тоже.
– Далия, – повторяю, словно пробуя имя на вкус. – У твоей сестры красивое имя.
– Было, – поправляет Килиан, но вовсе не сердито, скорее… с печалью. – Мать назвала её в честь «Одних из самых красивых цветов в мире». В каком-то старом журнале увидела, когда ещё сама ребёнком была.
Кровь. Крики толпы. Боец в яме… Стоит на коленях… Слёзы на лице, а на руках мёртвая, истерзанная псами сестра…
– Далия и вправду очень красивый цветок, – шепчу.
– Не знаю. Никогда не видел.
– У моей матери был небольшой сад за домом. Там она и Далии выращивала; тебе бы они понравились.
Не отвечает. И отводит взгляд.
– А чем занималась твоя мама? – продолжаю интересоваться. Вот так просто, без стеснений, неловкости и напряжения; этому всему в нашей истории уже не осталось места.
– Моя мать была добытчиком.
– Добытчиком? – Мне не послышалось?..
Видимо, удивление в моём голосе повеселило Килана, потому как тот приглушённо усмехнулся и повторил:
– Да, добытчиком. И охотником. Женская работа была не по её части. Едва Далия сидеть научилась, как я стал её круглосуточной нянькой, а мать продолжила вылазки с отрядом добытчиков; у отца и без того забот в колонии хватало.
– Сколько тебе было?
– Когда Далию посадили мне на шею?.. Шесть.
«Совсем ещё ребёнком был». – Вслух сказать не решаюсь. А слёзы вновь душат. Ведь выходит… Килиан практически в одиночку вырастил свою сестру?..
Теперь я ещё лучше понимаю боль его утраты.
– Что насчёт тебя? – спустя паузу тишины, без капли колкости, спрашивает. – Не жалеешь о сорвавшейся свадьбе?
– А ты? – вопросом на вопрос.
Не отвечает, но я почему-то уверена, что сейчас на его губах блуждает улыбка. Просто чувствую это.
Решаю подобраться поближе, – на расстояние двух шагов между нами. И в этот раз Килиан не требует вернуться обратно.
Тяжело вздыхаю.
– Я так и не дала своё согласие, – припадаю спиной к стене, и сцепливаю пальцы в замок, потому как желание коснуться Килиана слишком велико. – У нас всё иначе. Никто не выбирает тебе пару. Никто не заставляет вступать в брак поневоле.
– Ты не ответила на вопрос, – так пристально мне в глаза смотрит, что мурашки расползаются по коже. – Не жалеешь о том, что ваша с майором свадьба теперь уже вряд ли состоится?
Молчу. Дышать вдруг тяжелее становится, и как маятник из стороны в сторону бросает, – настолько противоречивые эмоции я испытываю.
Жалею ли я, что у нас Дьеном всё так печально закончилось? Конечно, да.
Жалею ли я, что не выйду за него замуж?.. Ответ очевиден.
– Ты ведь почувствуешь, если твой пульс участится? – задаю свой вопрос.
– Да, – спустя паузу, голосом с хрипотцой, – но я не знаю предела.
– А что если я просто возьму тебя за руку?
– Не стоит этого делать, Эмори, я…
Не договаривает, – замолкает резко, потому что я уже взяла его за руку, просто не смогла и дальше бороться с желанием коснуться.
– Даже дети держатся за руки, в этом нет ничего плохого. Как пульс?
– В норме.
А у самой вот сердце чаще забилось, а по телу разлилось тепло: от макушки и до самых кончиков пальцев, которые сжимает в своей большой ладони Килиан.
– «Нет» – это ответ на мой вопрос, – шепчу, глядя в горящие неоном глаза. – Больше нет. Больше не жалею. – И голос дрогнул. Пришли недавние воспоминания… Обида и злость на Дьена затопили, сердце сжалось, а в глазах защипало.
– Ты виделась с ним. – Это не вопрос. Боец слишком хорошо чувствует меня. – Что он сказал? Он сделал тебе больно?.. Эмори!
– Я не хочу говорить о нём сейчас, – вновь Килиану в глаза заглядываю. – Пожалуйста.
– Что он сделал, Эмори?!
– Ничего, – трясу головой, не желая сейчас говорить на эту тему. – Он ничего не сделал. Не смог. Правда! Давай не будем говорить о Дьене?
Пауза тишина.
Шумный выдох Килиана…
– Хорошо, – … и его вторая ладонь оказывается на моей щеке.
Подушечкой большого пальца поглаживает скулу, и меня накрывает новой волной чувств. Таких смешанных… И нежность, и грусть, и страх, и волнение…
– Иди сюда, – Килиан привлекает меня к себе, обняв за плечи, и я оказываюсь прижатой к его широкой груди.
Осторожно обнимаю его за талию и с силой зажмуриваюсь, прогоняя слёзы.
– А как же «Я же говорил тебе, что так будет, Эмори»? – Голос мой дрожит.
– Я не знал, что так будет, Эмори, – обнимает меня крепче. – Я не знал.
– Как дела с пульсом?
Чувствую, как пожимает плечами:
– Неплохо.
Теперь я тяжело вздыхаю.
– Сэйен у них, – считаю нужным сообщить. – Её пытают. Я слышала, как она кричит.
К моей огромной неожиданности, Килиан мрачно усмехается:
– Сэйен кричит? Серьёзно? Поверь, какой бы страшной не была пытка, и какой бы сильной не была боль, гордость не позволит ей даже звука проронить.
– Тогда зачем она это делала?
– Просто напомнила тебе о себе.
Вот как?..
Приподнимаю голову и смотрю Килиану в глаза:
– В таком случае Сэйен напоминала не о себе, нет… А о том, что мы должны сделать. О том, что всё ещё можно исправить.
– Да. И мы не собираемся этого делать, – голос Килиана звучит предостерегающе. – Или ты успела поменять своё решение, Эмори?
– Нет, я… Нет.
Качаю головой и замолкаю.
На самом деле я больше не уверена в том, что приняла верное решение.
Это черта, к которой Сэйен подвела нас всех. Назад дороги нет, – там теперь обрыв. Либо прыгнуть вниз, либо переступить черту.
– Не делай этого, Эмори, – Килиан берёт моё лицо в ладони. – Не пытайся скрыть то, что чувствуешь.
– Я не знаю, что я чувствую! – горячо заверяю. – Я запуталась… Но что, если… что если изменив прошлое у нас действительно появится шанс на лучшую жизнь?
– Эмори…
– Только подумай: всего этого уже не будет, война никогда не начнётся, а наши любимые и близкие не погибнут от руки врага! Твои родители, Килиан… Твоя сестра! Далия будет жить! Она не погибнет в яме!
– Эмори! Ты заблуждаешься!
– Для чего вообще существует Инфинит? – обхватываю его запястья пальцами. – Что если именно для того, чтобы сделать этот мир лучше? Исправить ошибки, допущенные в прошлом?
– Теперь ты веришь Сэйен?.. У неё есть лишь её слепая вера в это, и никаких доказательств!
– Но что если они и не нужны? – восклицаю с надеждой. – Что если и нам… просто нужно поверить в это? Поверить в то, что наше с тобой предназначение – изменить прошлое, сделав настоящее лучше, чем оно есть сейчас.
Тишина.
Он знает… Точно знает, что изменить прошлое – наш единственный выход из этого Ада. Сдаться, или сделать много-много ходов назад, чтобы переиграть историю – выбор за нами.
– Я не хочу тебя терять, – шёпотом слетает с моих губ и слёзы горечи вырываются на свободу.
– Я не проиграю, – уверенно отвечает Килиан. – Даю слово. Я ни за что не проиграю этот бой! Я не проиграю тебя, Эмори.
Сквозь слёзы мрачно усмехаюсь:
– В твою грудь вшит чёртов кардиостимулятор, способный лишить тебя жизни в любую минуту, а ты веришь в то, что бой закончится в твою пользу? В нашу пользу?.. Этого не будет, Килиан. И ты это знаешь. А даже если и случится чудо, и ты одержишь победу… что дальше? Вновь рабство? Вновь ямы?
Килиан заводит ладонь мне за шею, резко притягивает к себе и припадает лбом к моему лбу. Слышу, как тяжелеет его дыхание.
– Я знаю то, что всё идёт своим чередом. И если суждено, то однажды эта кровопролитная война закончится! И однажды, пусть даже через сотни лет, на земле наконец наступит мир. И я точно знаю, что вмешиваться во время и в ход событий нельзя. Никому и ни при каких обстоятельствах. Мы не Боги, Эмори, чтобы позволять себе играть с историей человечества. Это не приведёт ни чему хорошему, поверь.
Должна ли я ему верить?..
И должна ли верить в чудо, что нас ещё можно спасти?..
А как же все остальные? Те, кто погиб во имя веры в меня! Во имя веры в то, что я дам всем второй шанс на жизнь?.. Ослеплённые, вдохновлённые речами Сэйен… Погибшие во имя справедливости!
Чёрт бы побрал эту справедливость!
Кладу ладонь Килиану на грудь и с ужасом понимаю, как громко и часто бьётся его сердце. Из-за меня.
– Я… я лучше вернусь в свой угол, – торопливо сообщаю, вскакиваю на ноги и собираюсь выполнить сказанное, но в этот раз Килиан сам меня не желает отпускать; поднимается следом, ловит за запястье и снова притягивает к себе.
– Нет, не н-надо, – бормочу, заикаясь от страха, пытаюсь сбросить с себя его руки и поскорее отстраниться, но не выходит. Что – моя сила по сравнению с силой морта?.. – Килиан, твой пульс! Что ты делаешь?! Ты должен…
– Я его контролирую, – одной рукой обнимает меня за талию, вторую заводит за шею, и у меня внутри происходит настоящий бунт эмоций, взрыв ощущений. От грани до грани.
– Нет, не контролируешь!
– Контролирую.
– Нет, не контролируешь! Килиан…
– Я знаю, что делаю. Ты должна научиться доверять мне, – шепчет мне в губы, так что сердце в груди замирает, а дыхание становится частым и отрывистым.
Желание вновь почувствовать вкус его губ сводит с ума, а от страха за то, что этот поцелуй может закончиться смертью бросает в ледяную дрожь.
– Не слишком ли поздно для того, чтобы чему-то учиться? – выдыхаю отрывисто, дрожащими пальцами касаюсь его обнажённой груди, подушечками осторожно скольжу по старым рубцам, к напряжённой шее…
– «Учиться никогда не поздно», – так говорил мой отец. Но лишь после встречи с тобой я понял весь смысл этого выражения. – Одна рука зарывается мне в волосы, вторая опускается на поясницу. Рывок. И я всей грудью прижимаюсь к груди Килиана.
Судорожно сглатываю, дрожу, как лист на ветру в его больших и крепких руках, дышу им, провожу сквозь себя каждый удар его сердца и впервые… впервые с момента нашего знакомства не чувствую вины перед Дьеном.
Так должно было быть.
Так пусть так и будет! Ведь счёт за поступки уже выставлен, и скоро придёт время платить.
Проводит кончиком носа по скуле и нежно, практически невесомо целует в уголок рта.
Замирает. И какое-то время не двигается, словно выжидая чего-то, но всё ещё держит меня так крепко, что можно даже не думать о новой попытке отстраниться, – не отпустит. С огнём играет.
– Знаешь, почему я спас тебя тогда, в яме, четыре года назад? – шепчет, целуя меня в другой уголок рта, и в этот раз не отстраняется сразу, плавно перемещается к центру губ и вновь целует. И во всей этой невинности и нежности я чувствую столько страсти и желания, что голова идёт кругом, земля из-под ног уплывает.
– П-потому что я защитила тебя. Потому что ты не мог позволить собрату убить невиновного, – отвечаю на вопрос, будучи точно уверенной, что это так, но слегка отстранившись от моих губ, Килиан говорит другое:
– На самом деле уже тогда ты каким-то образом сумела почувствовать то же, что чувствовал я. Вся та боль… моя боль, моё отчаяние, разрывающееся от горя сердце, слепая ярость затмевающая разум, злость на весь этот проклятый мир… всё это я почувствовал от тебя. Словно взглянул на себя твоими глазами, Эмори. Ты впитываешь в себя каждую мою эмоцию, – уже тогда я это понял. Впервые в жизни… кто-то настолько глубоко смог почувствовать то же, что чувствую я. Я не знаю, как это возможно, но это всё ты, Эмори. – Касается губами моих и томно шепчет: – Как бы я не пытался отрицать это… ты с самого начала была для меня особенной.
На этих словах огонёк свечи раздувается во всепоглощающее пламя, для которого обнажённые друг перед другом чувства становятся сильнейшим топливом. Границы стираются, предрассудки исчезают, нет трёх рас, нет предназначения, нет тюрьмы и заточения в ней. Есть только я и Килиан, сплетенье наших рук и тел, и губы познающие вкус друг друга. Настоящий вкус, истинный, безо лжи и притворства.