Книга Еврейская сага - читать онлайн бесплатно, автор Пётр Азарэль. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Еврейская сага
Еврейская сага
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Еврейская сага

– Довольно, Лиза. Ты всех убедила. Посмотри на Илюшу. Он уже в ступоре.

– Да всё со мной в порядке, папа, – озабоченно произнёс он. – Я только не понимаю, если всё так, почему евреи хотят уехать отсюда?

– Это вопрос на миллион долларов, Илья, – усмехнулся Леонид Семёнович и взглянул на жену. – Мир так велик и разнообразен, что люди хотят посмотреть другие страны и пожить там. В нашей стране есть недостатки и не всем она нравится. Он замолчал на несколько секунд, раздумывая над тем, как закончить эту щекотливую тему, но не найдя подходящего выхода, сказал:

– Мы ещё не один раз поговорим об этом. Да ты со временем и сам всё поймёшь.

Илюша побрёл в свою комнату, но потом вернулся и подошёл к отцу.

– А наши бабушки и дедушки тоже евреи?

– Конечно. Ведь мы евреи. Евреи рождаются только от евреев.

– Мы всегда жили в Москве?

– Нет, Илья. Первым сюда приехал твой прадед Иосиф лет семьдесят назад, после первой революции. Он закончил в Киеве медицинское училище, а тогда в Москве очень нужны были врачи. Поселился на Малой Бронной и пошёл работать в больницу Пирогова. Познакомился с моей бабушкой Рахилью, дочерью аптекаря Бродского. Они поженились, и у них родился мой отец Семён, твой дед. Он тоже захотел стать врачом и пошёл учиться в мединститут. А во время войны работал в прифронтовом госпитале, где встретил твою бабушку Гольду. И тогда родился я, зимой сорок второго года.

– Папа, а почему ты не врач? – спросил Илюша.

– Знаешь, в начале пятидесятых годов Сталин обвинил врачей в отравлении руководителей страны, многих тогда арестовали. Среди них большинство были евреи. Потом, когда Сталин умер, их освободили. Но твоего деда вызывали на допросы, он очень боялся. Я помню, как мама плакала, а он уходил с чемоданчиком, думал, что не вернётся. Поэтому дедушка очень не хотел, чтобы я стал врачом. А тогда нужно было много специалистов и инженеров, и я пошёл учиться в Энергетический институт.

– Ну, и ты не пожалел?

– Нет, мне это интересно. И я сумел вырастить тебя и твоего брата.

8

Однажды утром во время осенних каникул друзья увидели Вениамина Ароновича, шедшего по двору. Гинзбург, заметив, что мальчишки смотрят на него без враждебности, с каким-то любопытством и дружелюбием, остановился и подошёл к ним.

– Кто вы, ребята? Как вас зовут?

Мальчишки смутились, но Саня нашёлся и ответил:

– Я Санька, а это Ромка и Илюша. – И после короткого молчания, добавил, – мы тоже евреи.

– А я Биньямин, – улыбнулся Вениамин Аронович. – Предлагаю продолжить наше знакомство. Хотите подняться ко мне?

– Да, – ответил за всех Илюша.

Ребята давно уже горели желанием увидеть своими глазами дом этого необычного человека, понять и как-то примерить на себя его жизнь.

– Тогда пошли, – сказал он, пропуская детей перед собой в дверь подъезда.

Квартира вначале показалась им обычной, ничем не отличающейся от квартир, в которых жили они. Навстречу из своей комнаты вышла пожилая интеллигентная женщина.

– Моя мама Гинда, – представил её Вениамин Аронович. – А это еврейские парни из нашего двора.

Он назвал всех поимённо.

– Здесь проживают ещё трое. Вы их наверняка знаете. Сара Матвеевна, моя жена, Семён и Лина с утра на работе.

– А вы не работаете? – спросил Ромка.

– Я работаю по ночам. Тепло ведь нужно и днём, и ночью, – ответил он. – Мама, напои наших гостей чаем, а я переоденусь.

Вскоре все сидели вокруг круглого стола в гостиной, и пили чай с вишнёвым вареньем и печеньем, разговаривая о делах в школе и во дворе.

– Ребята, наверное, вы знаете, что наша семья собирается эмигрировать из Советского Союза. Мы уже четыре года ждём разрешения, – сказал Вениамин Аронович.

– Да, нам рассказали родители, – произнёс Санька. – А почему вы хотите уехать?

– Понимаете, две тысячи лет назад римляне изгнали нас из нашей страны. Теперь у нашего народа появилась страна на том же месте, где она тогда была, и мы хотим туда вернуться.

Он посмотрел на внимательно слушающих его детей и, преодолев сомнение, решительно поднялся из-за стола.

– Пойдёмте, я покажу вам её.

Мальчишки, не раздумывая, поднялись и пошли вслед за ним в небольшую комнату. У окна, из которого открывался вид на улицу, стоял небольшой письменный стол с полированной деревянной столешницей, рядом с ним стул с потёртым мягким сиденьем, а вокруг на двух противоположных стенах от пола до потолка нависали огромные шкафы, заставленные книгами и подшивками журналов.

– Это мой кабинет, друзья. Но я обещал показать вам ту страну. Вы должно быть, никогда и не слышали о ней. Называется она Израиль, вот, посмотрите.

Он подошёл к подвешенной на простенке карте и обвёл рукой растянувшуюся с севера на юг территорию. Мальчишки, потрясённые увиденным, принялись рассматривать карту, водя по ней указательными пальцами и читая названия неизвестных им городов, гор, озёр и морей.

– Иерусалим нашли? Это столица, ей три тысячи лет. А вот Тель-Авив. Ему всего шестьдесят шесть лет.

Ребята с изумлением смотрели на расцвеченный яркими красками лист бумаги, их впервые захватила география, которую они всегда считали скучным предметом.

– А теперь, ребята, самое главное. Я советую вам никому не рассказывать о том, что вы были у меня и что видели. У вас и ваших родителей могут быть неприятности. Пусть это будет нашей тайной, – уверенно произнёс Вениамин Аронович. – А когда подрастёте, станете взрослыми людьми, и сами будете решать, в какой стране хотите жить и работать, тогда вы вспомните сегодняшние разговоры и нашу еврейскую страну. Договорились?

– Хорошо, Биньямин. Мы никому не скажем. Ну, мы пошли. Спасибо за угощение, – сказал Ромка.

Друзья спустились во двор, погружённые в неожиданно нахлынувшие на них мысли о далёкой загадочной стране.

– А он нормальный мужик. Я хотел у него спросить, почему он носит на голове чёрную кепку, но побоялся. Узнаю у отца, – негромко произнёс Санька.

– Пацаны разъехалась кто на дачу, кто на рыбалку с родителями, кто к бабушкам и дедушкам. Здесь делать нечего, пойдём на улицу, – предложил Илья.

Друзья вышли на Большую Серпуховскую и гордо зашагали по широкому, вымытому дождями тротуару, обмениваясь впечатлениями о встрече с загадочным человеком, который посвятил их в тайну. Тайну, открытую только для избранных.

9

Роман двух любящих людей обладает незыблемым свойством саморазвития, когда чувства и эмоции, овладевающие ими, становятся всё ярче и глубже, близость острее и совершенней, а духовная связь достигает пределов, о существовании которых они даже не догадывались.

В управлении об их отношениях вскоре стали поговаривать, женщины шептались между собой всякий раз, как Лев Самойлович проходил по лестнице или коридору или заглядывал в какой-то отдел по работе, а мужчины бросали завистливые взгляды – завоевать сердце красавицы Веры Лебеденко пытались многие из них. Некоторые не преминули напомнить и о принадлежности его к враждебному арабским друзьям народу Ближнего Востока. Лев Самойлович не мог не заметить и не почувствовать эту сгустившуюся атмосферу и старался не давать повода к разговорам. В один из дней его вызвал к себе парторг Киселёв.

– Здравствуйте, Андрей Иванович. Вы хотите со мной о чём-то поговорить?– спросил он, входя в комнату и садясь на стул.

– Да, Лев Самойлович, – изображая миролюбие на круглом упитанном лице, сказал тот. – До меня дошли слухи о вашей связи с Верой Петровной Лебеденко. – Киселёв посмотрел на него испытующим взглядом. – Я очень прошу Вас вести себя сдержанно. Ведь Вы женаты. Конечно, я не могу приказать, времена -то другие, но прислушайтесь к моему дружескому совету, оставьте её, не компрометируйте себя, инженера с большими надеждами на профессиональный и карьерный рост.

– В этом внимании к нам много преувеличения. Да, я испытываю к Вере большую симпатию. Но это естественно: мы сотрудники и коллеги по работе, – стараясь быть убедительным, ответил Лев.

– Ну, дело, конечно, молодое. Она красавица и прекрасный работник, – недоверчиво проговорил парторг. – И всё же поверьте старику, бросьте эти ваши шуры-муры.

– Спасибо, Андрей Иванович, за заботу. Я подумаю, – сказал Лев Самойлович и вышел из кабинета.

Чувства Льва Самойловича к жене, казавшиеся незыблемыми более десяти лет, поблекли, сменившись на партнерскую привычку совместно вести домашнее хозяйство, делать покупки, убирать квартиру по пятницам и выполнять супружеский долг. В постели женщина всегда безошибочно определяет, испытывает ли мужчина к ней какие-то чувства. Елена Моисеевна мужа любила и болезненно переживала его охлаждение. На её вопросы он отшучивался, говорил, что просто устал на работе, и стремился сразу же сменить тему разговора, не позволяя жене поймать его на случайной оговорке. Он умело скрывал отношения с Верой, не позволяя ей звонить ему домой, и связывался с ней в выходные дни только по телефону-автомату на улице за углом соседнего дома.

Вера пошла на работу сразу после школы, которую закончила с серебряной медалью. Год назад она похоронила отца, инфаркт миокарда свалил его во время планёрки на заводе, где он работал начальником цеха. Мечты о получении высшего образования пришлось отложить до лучших времён – надо было помочь маме, Татьяне Сергеевне, прокормить и воспитать младшего брата и сестру. Дед Николай погиб в сорок первом под Москвой, и после свадьбы Тани и переезда её к мужу, бабушка Оля жила одна в двухкомнатной квартирке на Таганке. Вера навещала её, чтобы прибраться и что-нибудь купить в магазине. Этой весной мама предложила бабушке прописать Веру у себя, а потом перебраться к ним. Всем бы стало легче ухаживать за ней, а Вера получила бы квартиру и возможность выйти замуж и устроить свою жизнь. Вера сама сделала ремонт и стала завидной невестой – жившие поблизости мужчины по вечерам, когда она возвращалась с работы, и днём в выходные дни не давали ей проходу.

Вера, как и прежде, задерживалась в конце рабочего дня и заходила в кабинет Льва Самойловича, и они бросались в объятья друг другу, не в состоянии превозмочь охватывающее их желание. В тот день, когда состоялась его беседа с Киселёвым, он остановил её на пороге.

– Вера, меня сегодня вызвал к себе Андрей Иванович. Он сказал, что о нас все говорят и посоветовал расстаться, чтобы не испортить себе карьеру.

– И что ты ему ответил? – Её лицо побледнело, и она крепко сжала его руку.

– Что мы просто сотрудники, и я испытываю к тебе вполне естественную симпатию.

– Ну, ты и конспиратор, Лёвушка, – вздохнула она и, обняв его, поцеловала в губы. – А я тебя люблю, дорогой мой, и никому не отдам.

Вера прошлась по кабинету и, подойдя к письменному столу, оперлась на него и взглянула на Льва.

– У меня завтра день рождения. Ты не хочешь пригласить меня в ресторан?

– Но я должен вечером вернуться домой, – с отчаянием произнёс Лев Самойлович.

– А в командировку отправиться не хочешь? Ты давно не был в Ленинграде и Ярославле. Там ведь наши филиалы.

– Но тебя же со мной не пошлют?! – произнёс он.

Вера пронзительно посмотрела на него.

– Ты не понял, дорогой. Никуда ехать не надо, но дома ведь можно сказать. Или ты думаешь, что всю жизнь будем встречаться у тебя в кабинете?

Она подошла к нему и, посмотрев ему прямо в глаза, спросила:

– Ты меня ещё любишь?

– Конечно, люблю. Но я не готов пока уйти из семьи, – ответил он.

Простившись с Верой, Лев Самойлович спустился в метро. В поезде людей было много, но он не замечал их – его внутренний взор блуждал в темноте душевных лабиринтов, ища выхода из тупика. На «Серпуховской» он поднялся по эскалатору и вышел на Большую Серпуховскую. Автобуса ждать не стал, а пошёл пешком, пытаясь понять ситуацию, в которой оказался.

«Итак, Вера меня любит. Я тоже её люблю. Разница в возрасте пятнадцать лет её не останавливает. Я не богат и не наследник состояния. Значит, в её желании выйти за меня замуж нет никакого материального расчёта. Это подтверждает искренность её чувств. Что я получу от этого брака? Никаких выгод: ни денег, ни имущества. Квартиру придётся оставить Лене, чтобы она вырастила Рому и смогла выйти замуж. Новую квартиру мы купим или управление нам выделит, если всё пойдёт так, как было до сих пор. Но я получаю Веру, прекрасную женщину, с которой у меня будут дети. Наконец, важный вопрос – она русская. Среди гоев много достойных людей, не антисемитов. Она не из таких, это правда. В ней нет ни капли душка, который сразу ощущается у других людей. Её чистота и порядочность очевидна. – Он шёл по улице, рассуждая полушёпотом, и редкие прохожие с недоумением смотрели ему вслед. – Смешанных браков за всю еврейскую историю было очень много. В Советском Союзе такие браки считались и до сих пор считаются даже делом чести, и у многих знаменитых евреев русские жёны, а среди знаменитых гоев немало еврейских жён. Что же тогда меня беспокоит? Да просто мне не хватает смелости и решительности порвать с женой. Мне жаль её, я не готов выдержать её слёзы и мольбы. Но ведь люди сходятся и расходятся, и всё как-то утрясается? Следовательно, нужно преодолеть себя. Главное здесь наша любовь. Она оправдывает любые горечи и потери. Что останется мне в жизни, если я струшу и не возьму её тогда, когда она сама идёт мне в руки?»

Шествуя в таких размышлениях по полутёмной, освещённой тусклыми фонарями улице, Лев Самойлович оказался возле дома. Он вошёл во двор, направился к своему подъезду, поднялся лифтом на пятый этаж и нажал кнопку дверного звонка.

– Что случилось, Лёва? – спросила Елена Моисеевна, открыв ему дверь. – Ты не позвонил, что задержишься?

– Готовился к командировке. Завтра отправляюсь поездом в Ярославль. Там есть проблемы с одним объектом, – ответил Лев, отводя от жены взгляд.

– Ты хочешь есть? Думаю, не откажешься. Я тебе подогрею плов с копчёной колбасой. Ты это любишь.

– Спасибо, Лена. Действительно, не откажусь, – сказал он, и устало погрузился в кресло. – Рома, как дела?

– Нормально, папа. Я сейчас задачи по алгебре решаю. Завтра у нас контрольная, – донеслось из комнаты сына.

– А как дела с русским языком?

– Грамматика – это скукотища, а литература мне нравится. С Натальей Ивановной подружился.

– Молодец, Ромка. Мы, евреи, чтобы преуспеть, должны быть лучше всех, – назидательно заметил Лев Самойлович и, откинув голову на край кресла, закрыл глаза.

Потом жена позвала его на кухню. Он с аппетитом поел, выпил чаю с эклерами, которые покупали в ближней кондитерской, и, поблагодарив её за ужин, побрёл в спальню.

– Уезжаю на три дня. Пойду сложить вещи в чемоданчик, – сказал он, выходя из кухни, – а потом грохнусь спать, очень устал.

Елена Моисеевна сидела за столом в кухне, где только несколько минут назад молча ел муж, и неясные предчувствия терзали её душу.

Вера жила в двух кварталах от управления, и, чтобы не вызвать подозрения на работе, Лев Самойлович договорился с ней, что вещи он занесёт к ней утром. Она уже оделась, была готова сразу выйти из дома, и ждала его, испытывая сильное волнение. Она знала, что Лев любит её, но не была уверена в его готовности к поступку, который, несомненно, требовал от мужчины решимости и отваги. В дверь постучали, и Вера неожиданно для себя разрыдалась, увидев его на пороге.

– Что случилось, дорогая? – спросил он, и, закрыв за собой дверь, обнял её.

– Я боялась, что ты не придёшь, – ответила она, смотря на него заплаканными глазами. – Теперь я успокоилась.

Она взяла из его рук чемоданчик и поставила его у стены в коридоре.

– Мы не можем идти на работу вместе, – рассудил Лев Самойлович. – Поэтому ты поезжай на троллейбусе, а я пройдусь, тут недалеко. Если я задержусь, никто меня не упрекнёт.

Когда он вошёл в здание управления и проходил по коридору, направляясь в свой, кабинет, он увидел её в приёмной. Она улыбнулась ему и поднялась из-за стола с папкой документов, предназначенных для просмотра и подписи главного инженера.

После обеда прошёл дождь, не редкий в Москве в середине октября. Вечером они встретились у входа в ресторан. Он пришёл прямо с работы, а Вера успела забежать домой, принять душ и переодеться. На ней была замшевая бежевая курточка, облегающая её ладную худощавую фигуру, красный мохеровый шарф красиво обвивал шею, а длинное вельветовое платье касалось коричневых кожаных сапог.

– Очень уютно, – заметила Вера, когда, сняв верхнюю одежду и передав её швейцару, они сели за предложенный им столик у боковой стенки. – Как ты нашёл этот ресторан?

– Много лет назад я был здесь с друзьями из строительного института. Отмечали годовщину окончания. Такой получился традиционный сбор. Все мы были ещё неженаты. А потом один за другим переженились.

– А ты женился по любви? – спросила она, посмотрев на него пронзительным взглядом.

– Конечно, тогда я любил Лену, – вздохнул он. – Вообще-то, этот вопрос невероятно сложный. Библия и вся мировая литература искала ответ на вопрос «что такое любовь» и, по-моему, не нашла.

– А меня всегда озадачивало, куда исчезает любовь. Я не хочу тебя ставить в неудобное положение, но скажи: что случилось с тобой?

– Ну, вначале горение и страсть, рождение сына. Потом охлаждение и привычка, воспитание ребёнка, быт и выполнение домашних обязанностей, – попытался ответить он, смущённо смотря на Веру.

– Значит, и наша любовь обречена и у неё нет будущего? – грустно спросила она.

– Мне кажется, это постоянная работа ума и души. У тебя есть и то, и другое. А у меня жизненный опыт. Поэтому я уверен, что у нас всё получится.

Лев Самойлович улыбнулся и пожал ей руку. Вера грустно вздохнула ему в ответ.

Подошёл официант и положил на стол два меню.

– Сегодня твой день, любимая. Поэтому ни в чём себе не отказывай, – сказал он, и открыл большую картонную брошюру.

Вера выбрала блюда, и Лев Самойлович подозвал официанта. Тот принял заказ и через несколько минут стол начал заполняться закусками. Он налил из графина «Столичную» и поднял гранёную хрустальную рюмку.

– За тебя, дорогая! Будь здорова и счастлива! Мне очень повезло, что я встретил такую прекрасную, умную женщину.

– Это я тебя нашла, мой милый, – усмехнулась она, и её лицо покрылось румянцем.

Он заметил, что мужчины в ресторане с вожделением смотрят на неё, и сомнение поселилось в его сердце. Оценив обстановку, она сказала:

– Милый, я красивая женщина, и все это видят. Не обращай на них внимания. Ведь люблю я тебя.

Оркестр заиграл танго, и он пригласил её танцевать. Она послушно перемещалась в такт его движениям, всё её существо отдавалось знакомому ритму, и он впервые за многие годы получал удовольствие от танца, наслаждаясь мелодией и молодым гибким телом.

Вера открыла дверь и зажгла свет в коридоре. Он зашёл вслед за ней и осмотрелся. В первой комнате, гостиной, находился потёртый кожаный диван, большой книжный шкаф, кресло под торшером и телевизор «Рубин» на тумбочке, составляющей с громоздящимся рядом сервантом старый румынский гарнитур. Тогда другая комната, заключил Лев Самойлович, спальня. Он снял куртку и повесил её на вешалке.

– Я такая пьяная сегодня, Лёва, не только от водки, наверное, но и от счастья, – сказала она, прижавшись к нему. – Наконец ты у меня дома и я тебя никуда не отпущу. Хочешь принять душ? Только вначале я.

– Приму с удовольствием, но ты пойдёшь первая.

Вера зашла в спальню, разделась, накинула на плечи халат и, махнув ему рукой, скрылась в ванной. Он вошёл в гостиную и сел в кресло у окна. Нервное напряжение нарастало и становилось ощутимым. Впервые за двенадцать лет супружеской жизни он изменил Лене, и это не могло не волновать его. Настало время осознать положение и действовать. Сегодня он звонить жене не будет, а позвонит завтра утром. Утро вечера мудреней – верно говорят в народе. Он ещё не знает, что скажет ей. А сейчас ляжет в постель и предастся любви. Ведь он действительно любит Веру.

Он снял костюм, галстук и рубашку, открыл свой чемодан, вынул оттуда халат и набросил его на себя. Он сидел в полутьме, прислушиваясь к шуму за окном и раздававшемуся из ванной пению.

Когда он после душа обнажённый, запахнувшийся в халат, вошёл в спальню, Вера уже лежала в постели. Её роскошные волосы, живописно разметанные на подушке, красиво оттеняли нежную кожу на лице, пуховое одеяло вздымалось над её грудью, а золотисто-карие глаза сияли в ожидании любви.

– Ложись, дорогой. Где ж твоя «утраченная смелость, буйство глаз и половодье чувств?» – процитировала она с иронией стихи Есенина.

– Я лягу, Верочка. Просто мне нужно привыкнуть к новой обстановке, – оправдался он, сел на край постели, скинул халат и сразу же юркнул под одеяло.

Она прильнула к нему, закинув руку ему на грудь, и поцеловала. Его охватило лёгкое возбуждение, он обнял её, потом его рука скользнула по её животу, коснулась пушка на лобке и остановилась на влажных складках губ. Она застонала от нахлынувшего желания и, когда он вошёл в неё, ощутила в себе его напряжённую плоть.

На следующий день после утреннего совещания он позвонил домой.

– Слушаю, – ответил до боли знакомый женский голос.

– Это Лев, – сказал он. – У меня всё в порядке. Добрался, поселился в гостинице, а утром в контору.

– Когда вернёшься?

– В четверг вечером. Билеты уже куплены.

– Ты на еде не экономь, питайся хорошо.

– Да меня тут кормят, как на убой. А на вечер ещё и ресторан заказан. – Он выдержал паузу и закончил. – Ну, всё, Лена, больше не могу говорить. У меня тут заседание. Пока.

Лев Самойлович положил трубку. Разговор дался ему с заметным трудом, он побледнел и покрылся потом. Ему впервые за многие годы пришлось врать жене, и ложь эта стала закономерным звеном в цепи поступков, вызванных изменой. Он собирался признаться ей, что оставляет её, что полюбил другую женщину. Но в последний момент передумал и солгал.

В конце рабочего дня они условились выйти поодиночке и встретиться возле дома. Вера приготовила ужин, Лев Самойлович открыл бутылку «Киндзмараули», купленного по дороге в гастрономе, и разлил вино по бокалам.

– Ты говорил с женой? – спросила Вера, когда после ужина они сели на диван в гостиной.

– Да, дорогая.

– И что ты ей сказал? – поинтересовалась она.

– Наврал, что звоню издалека, и что меня там прекрасно кормят. А что я ей мог сказать? – оправдывался он.

– Мог сказать, что любишь меня, – грустно промолвила Вера.

– А тебе нужны ещё доказательства?

Он встал с дивана, поднял её и понёс в спальню. Она обвила руками его шею и поцеловала.

– Я думала, мы сходим с тобой в кино, – с усмешкой сказала она.

– Завтра. А сегодня я пьян тобою.

Он положил её на постель и лёг рядом с ней. Им предстояла волшебная ночь любви.

В кинотеатре их увидела сотрудница отдела кадров. Он узнал об этом на работе только на следующий день. К нему подошёл начальник отдела кадров Зыков.

– Лев Самойлович, Вас видели вчера вместе с Верой Лебеденко. Я хочу Вас предупредить, что мы не готовы с этим мириться. Вы женатый человек. Мы возможно даже будем вынуждены её уволить. Зачем Вам такие проблемы?

– Хорошо, Дмитрий Павлович, я подумаю, – ответил он, понимая, что в управлении всё уже знают и оправдываться бессмысленно.

В конце дня Вера зашла к нему в кабинет.

– Мне показалось, что нас уже вычислили, Лёвушка, – озабоченно проговорила она.

– Ко мне подходил Зыков. Он откровенно заявил, что не потерпит адюльтера и не остановится и перед тем, чтобы тебя уволить. Я не могу этого допустить. Давай расстанемся на какое-то время, пока все не угомонятся, – проговорил он, глядя ей в глаза.

– Я думала, у тебя есть мужество, – грустно сказала Вера. – А ты такой, как все. – Она с укоризной взглянула на него. – Пожалуй, делать нечего. Я вынуждена согласиться, мы разбегаемся. Я вынесу тебе твои вещи.

10

Возвратившись домой, Лев Самойлович постарался восстановить отношения с женой. Елена Моисеевна обратила внимания на попытки мужа и с некоторым удивлением принимала его неловкие ухаживания, не понимая причину происшедших в нём перемен. Конечно, она связывала их с командировкой и полагала, что так он, возможно, замаливает какие-то свои грешки. Но она не могла не почувствовать его глубоко потаённые страдания.

Лев Самойлович болезненно переживал разлуку с Верой. Он скучал по её ласкам и нежным рукам, по её волнующему шёпоту и тонкой иронии. Она не заходила к нему в кабинет и, когда он проходил мимо, опускала взгляд долу. Она пыталась казаться равнодушной и не смотрела на него, когда он обращался к ней за какими-то бумагами или письмами.

Прошёл месяц, и Вера почувствовала в себе большие перемены. У неё стала набухать грудь, и возникали неприятные ощущения, когда она касалась её руками, чуть температурило, появились боли в нижней части живота. Однажды утром перед выходом на работу её затошнило, и она обеспокоенная вышла на лестничную клетку и нажала на дверной звонок соседней квартиры. Женщина лет шестидесяти в байковом халате открыла дверь.