Легенды Соединённого Королевства. Величие Света
– Я чувствую разложение и тлен! Где мы? – прорезал тишину Джейкоб.
– В логове сдохшего насекомого переростка.
– Много костей и всё такое?
– Картина из разряда – «при жизни я был сноровистым ловцом мух».
– Речь о пауке? Они никогда мне не нравились.
– Сейчас я почему–то думаю так же.
Покинув подвешенную тварь, я, ведомый любопытством, переместился к алтарю. Его сердцевина была плотно зашторена непроглядной материей. Как интригующе! Пальцы потянули за краешек ткани. Ого! Из щели полился свет! Я одёрнул полог. На треножной подставке покоилась прозрачная ёмкость конической формы. Её нутро заполняли туманные, испускающие собственный свет лоскуты с выступающими иероглифами и абстракциями. Такого непонятного по назначению объекта я ещё не встречал.
– Парень, магия!
– Всё нормально, это я тут кое–что нашёл.
– Поподробнее объяснить не можешь?
– Я сам пока не во всём разобрался, – прошептал я, наклоняясь над артефактом.
Вдруг лоскуты всколыхнулись и хороводом заметались по дну ёмкости. Их безостановочное движение создало единый дымно–мерцающий круг. Потом круг распался и эфирные полоски, уже переливающиеся разными цветами, склеились в миниатюрную фигуру паука, держащего над головой беспрестанно перестраивающийся перламутровый знак.
– Ты что там творишь? Меня прямо–таки будоражит от напора колдовства!
– Это не…
Я не окончил фразу по вине неземного паука. Он выполз из своего мистического обиталища и швырнул в меня знаком. «Подарочек» угодил мне в переносицу и рассыпался снопом искр, а его «даритель» в то же мгновение прыгнул к арахниду и тягучей жижей втёк ему под зубастую пасть. Подумать над случившимся я не смог – стало не до того. То древнее страшилище, куда вселилась призрачная сущность, зашевелило внушающими трепет лапами. Жвала разверзлись и издали пронзительный вопль. Он был властным и призывающим. Под его силой в коконах ожили и задёргались насильственно упокоенные слепцы. Вне сомнений каракурт понукал их спешить к нему, чтобы помочь отделаться от, превратившейся в соляной столб, удерживающей верёвки.
– Что это так истошно визжит?!
– Лучше не спрашивай!
– У тебя проблемы?
– Что–то вроде того! – выкрикнул я, со всех ног драпая в коридор напротив. Тёмный ход оказался короткой перемычкой между помещениями. Лабиринты столов с растянутыми на них гобеленами паутины и плеяды низеньких шкафчиков со скатанными рулонами на полках привели меня в соседнюю галерею, некогда бывшую подземным садом. Я опрометью пробежал по зачахшим грядкам, а затем едва ли не кубарем скатился по раздробленным порожкам вниз. В боку кололо; мне хотелось оторваться от погони, которая, несомненно, шла полным ходом. Её гибельные отголоски, выражающиеся мерным перебоем восьми «прутьев» и шарканьем разложившихся стоп, звучали всё отчётливее. Ступенчатый провал продолжал вести в недра пещеры и от этого моя паника только росла. Казалось бы, что я так разволновался? Опытный некромант должен чувствовать себя в любом склепе как у себя дома, но… противник уж больно шустрый попался. Я не понаслышке знаю о ловкости и скорости гальванизированных пауков – подчинить их своей воле за тридцать секунд не получится, а вот отравиться ядом или приобрести дыру в черепе за этот промежуток времени – легче лёгкого. Куда ведёт эта бесконечная шахта?! Надо успокоиться и сконцентрировать заклинание. Перейдя с бега на размашистый шаг, я принялся подготавливать заклинание «Цепной Молнии». Спустя три пролёта в моей перчатке забрезжил аннигилирующий шар, который я переложил на Лик Эбенового Ужаса. Злоехидное навершие посоха заблестело трепыхающимися дугами. Теперь при выстреле из посоха мощь «Цепной Молнии» увеличится стократ. Держа под контролем одно чародейство, я неотложно занялся вторым, профессиональным. Оперируя тёмным ремеслом, моя рука проникла в грешную Бездну Назбраэля, откуда вылущила загробную, извергающую из себя противоречие, субстанцию – её я использую на восставших слепцах. Конечно, в отличие от арахнида их можно было бы подвести под некромантическую опеку и заставить перерубить самих себя в требуху, но это долго и небезопасно – при манипуляциях меня некому будет прикрыть. Сейчас я ищу способ, как «решить уравнение», не изгаляясь. Моё нисхождение, окрашенное сыростью монолитных сводов и мысленными тревогами, прервалось в громадной естественной каверне. Над потолком горели неугасающие фонари, а вдоль красной стекольчатой дороги высились разнообразные каменные пауки. Они были так правдоподобно и самобытно содеяны, что я безотчётно разинул рот. Багряное покрытие повлекло меня сквозь жуткую толщу. Птицееды, мизгири, тарантулы, крестовики – они и множество других паукообразных были лишь преддверием к зениту ксенофобии. Дрога вильнула и вывела к статуе, превышающей по своей порочности и кошмару все прочие когда–либо виданные мною дикие постаменты. Безумный скульптор выдолбил из породы настолько бесовское отродье, что понять, где в этом богомерзком клубке сочленений арахнид, а где гомункул с инфернальными чертами, было попросту невозможно. Подле сплющенного титанического урода, в молитвенном экстазе, застыли изваяния людей. Широко распахнутыми лазуритовыми глазами–кристаллами они взирали на зажатую в клешнях спираль.
С трудом оторвав взор от кощунственной пантомимы, я, было, хотел бежать дальше, но обнаружил, что стеклянная тропа исчезла! Свет фонарей затухал, а спираль демонического божка, наоборот, разгоралась! Вместе с тем топот преследователей уже звучал совсем рядом! Позиция! Мне нужна оборонительная позиция! Я лихорадочно завертел парящими надо мною магическими сферами. Их сияние выхватило из савана теней очертания мумий. Они неумолимо приближались ко мне, а я ещё не подыскал место, где дать им бой! Куда?! Куда!? Эгей! Годится! Птицеед, набившийся в соседи к паучьему богу, практически полностью прижался брюхом к плите. В три прыжка я очутился у него на спине. Спираль разродилась вспышкой, и тут же послышался хриплый вой мёртвого войска. Сколько тухляков было в той комнате? Двадцать? Тридцать? Придётся пересчитать «вручную»! Меня окружали, однако я нашёл в себе силы проявить хладнокровность. Первую партию доковылявших до меня мумий уложила та самая орбита из недоступных глубин Назбраэля. С безобразным чавкающим звуком она слетела с моей перчатки, шмякнулась на пол, и вслед за тем, на секунду осветив всё вокруг гнилым оранжевым всполохом, расщепила кости доброму десятку врагов. Я повернулся назад. Лик Эбенового Ужаса испустил белоснежный зигзаг. Бах! Бах! Бабах! Семь мумий стали жертвами массового заклинания.
– Ты воюешь?!
– Да!
– Пусти меня в дело!
– Попозже! – выпалил я, успешно отбивая Альдбригом направленный мне в колено топор. Мой импровизированный помост быстро превращался в островок посреди бурлящего моря. Я расквасил трухлявую черепушку посохом, а другую отсёк мечом, но пропустил удар в лодыжку.
– Ай!
Я едва не упал на завывающую толпу мертвецов. Под разорванной штаниной потекла кровь.
– Не сдавайся, дерись, парень!
– Я стараюсь!
– Меня вновь посетили те магические ощущения! К тебе пришла подмога!
– Где она?!
– Под тобой!
Перекрутив Альдбригом замысловатую восьмёрку, которая спасла меня минимум от пяти порезов, я брякнул Ликом Эбенового Ужаса по плечу мумии. На этом моменте моё везение закончилось. Несколько пар культяпок чрезвычайно болезненно вцепились мне в голенища. Я не потерял равновесие только потому, что ткнул мечом в перемотанную глазницу. В отместку моё колено получило сокрушительный удар молотом. Падая назад, я ожидал напороться на пику или саблю, но… вместо них приземлился в латные рукавицы! Лысая голова, вена на весь лоб, изуверские голубые глаза! О, Вселенная! Это Касиус Млут, небезосновательно прозванный за свою свирепость Яростным! Таинственный благодетель вынул из моей памяти самого непримиримого и эффективного борца с нежитью! Великий инквизитор Иль Градо, предшественник Серэнити, досаждал мне десятки лет. Касиус ненавидел меня и мечтал прилюдно сжечь. Однажды, когда я попал к нему в лапы основательно, Королевский Дом в лице королевы Элизабет Тёмной своим прямым приказом вытащил мою шею из петли. Сейчас, увидев Касиуса, я не знал плакать мне или смеяться. Вначале великий инквизитор разберётся с реинкарнированными трупами, а потом непременно примется за меня.
– Шаттибраль! На этот раз ты не выкрутишься!
Касиус Млут перебросил меня через себя (словно пушинку!) и попутно треснул мне локтем в челюсть. Я охнул и, поскуливая от саднящего колена и лопнувшей губы, прижался к холодному основанию тлетворного изваяния. Теперь от кровожадного сонма меня отделял непревзойдённый мастер оружия и чемпион Ураха. Даже Серэнити не с такой опалой врезалась в нечестивые ряды, как прежде этот берсеркер Касиус кромсал моё неупокоенное войско. Может быть именно поэтому в Час Икс здесь появился он, а не она? Эх, жаль, что нельзя поменять их местами!
– Привет, кудряшка! Ты пришёл дать мне адрес своего цирюльника?
– Язви, сколько влезет, чернокнижник! На суде ты запоёшь иначе!
Великий инквизитор шарахнул топором по торсу мумии, с ноги перебил тянущуюся к нему руку, пригнулся и совершил круговое движение носком сапога! Удачная подсечка дополнилась многочисленными ратными комбо и магической атакой из стальной ладони – фонтан пульсирующего синего пожара срезал последнюю пятёрку сипящих нечеловеческими голосами слепцов. Всю победоносную схватку я тужился выдавить из себя заклинания «Огня» и заодно сообразить – где мой главный соперник? Где реанимированный арахнид?
– Отец Всемогущий! Тьма пожирает Тьму! – заорал Касиус Млут, метнувшись вбок.
В перчатке зарделась капелька пламени – уже не так кисло! Привстав на здоровую ногу, я выглянул из–за скульптуры и опять удивился. Причиной, по которой каракурт всё ещё не добрался до меня, был Марципан! Мой верный командующий форта Нави схлестнулся с монстром кривым ятаганом! Хищные жвала остервенело щелкали перед чёрным шлемом, бронированные лапищи со звоном скрещивались со щитом, а заговорённый булат метил в ссохшиеся, но аномально сверкающие медью зрачки. Вероятно, паук собирался подобраться ко мне с тыла, однако зомби, материализовавшийся поблизости, смешал ему все планы. В драке оба оппонента проявляли завидное проворство и военную сноровку. Кто же из них одержит верх? Правильно – никто. Подобно разъярённому быку Касиус ворвался в молчаливое противостояние. С рычанием, восхваляющим Всеотца, он жахнул топором по панцирю арахнида, стремительно извернулся из–под ответного наскока и пресёк финт Марципана. Выверенной комбинацией, состоящей из колдовских палящих пассов и ударов рубила, великий инквизитор, не забывая о парировании с фланга, прижал омерзительного каракурта к его искусственному собрату. Бац! Бац! Блок! Бац! Бац! Уловка белым плащом, прыткий выверт топором и оглушительно–едкий, сдобренный благословением небес, световой ремиз. Штурм великого инквизитора увенчался успехом. Распаханный от горловины до раздутого брюха паук, заливаясь ошалелой трелью, сплясал свой последний конвульсивный танец и одеревенел навсегда.
– Спасибо, волосатик, теперь можешь проваливать!
Прикончив злокозненного каракурта, Касиус Млут свёл топорище с ятаганом.
– Ну, уж нет! Без тебя, Шаттибраль, я никуда не уйду!
– Разбежался!
В надежде защитить себя и зомби от неминуемой расправы, я метнул шар «Огня». Он опалил оттопыренное ухо и долбанул в сталактит. Касиус даже не зажмурился! Его сморщенная некрасивая физиономия была искажена полоумной экзальтацией. Он неуклонно теснил Марципана, и распоротый бицепс его ничуть не смущал. Командующий Нави, в прошлом бывалый солдат, под влиянием моих эзотерических ритуалов, усовершенствовался и стал превосходным воином. Конечно, сейчас Касиус жал его нещадно, впрочем, не без труда. Клинки сходились и расходились, а я безотлагательно сосредотачивал стихийный коктейль.
– Кто выигрывает? – осведомился Джейкоб.
– Пока счёт не в нашу пользу! – гаркнул я, высвобождая каустический цветной заряд из Лика Эбенового Ужаса.
Опять мимо! Да что ты делать будешь! Благополучно увернувшись от кипящего комка, великий инквизитор, что есть мочи, ударил по щиту ногой. Зомби накренился и отчаянным трюком, типичным для его вида оружия, пропорол Касиусу икру. Воздух сотрясла ругань едва ли присущая служителю храма.
– Ого! Отличное четверостишие!
– Джейкоб, молю, уймись!
Пораненный Касиус пошатнулся и Марципан тут же воспользовался этим обстоятельством. Ломанувшись вперёд, он взметнул ятаган под углом, метя в селезёнку. Великий инквизитор ожидал этого. Его слабость, как оказалось, была мнимой. Касиус отшиб хитрый тычок, стремглав перегруппировался и применил первоклассный магическо–тактический приём. Ложно взмахнув топором, он перекинул его в другую руку. Намереваясь отразить штурм с нового края, Марципан немного сместился, и этот нюанс стал его гибелью – неожиданно в пустой руке великого инквизитора возник второй топор, который свистнул и, пройдя в прореху между ятаганом и щитом, гильотинировал синюшную шею. Рассечённый на неравные куски зомби опал на землю грудой доспехов.
– Всякая гниль да падёт под святой яростью Ураха!
– Ух, как самозабвенно это было прогорланено! Акцент, слог, сама интонация! Меня аж мурашки пробрали! Брр!
– Варварский ор Касиуса – вещь сугубо устрашающая!
– Отрадно, что он тебе друг!
– Только с приставкой «не»!
– Недруг?
– В яблочко, ржавое лезвие!
– Вот как? Значит ты опять в затруднительном положении?
– Более чем!
Прихрамывая, Касиус Млут направился ко мне.
– Принимай поздравления, Шаттибраль. Я решил не утомлять Всеотца формальностями бумажной волокиты и произвести твоё судилище вдогон к тому, что уже свершил над слугами Назбраэля!
– Прости, Касиус, когда из той проймы, что тебе заменяет рот, вылетают столь детские угрозы, мне хочется хохотать!
– Неужели? Скоро твой смех подмениться хныканьем, голосистыми раскаяниями и выспрашиваниями сию секундной смерти. Ты обратишься в тромбон, что моей по команде будет воспроизводить ноты заслуженно страдающей плоти. До, ре, ми, фа, со, ля, си – из них, зубодробительных и отчаянных, я воспроизведу музыку растоптанного грехопадения!
– Сразу видно – к запугиваниям человек подходит со всей серьёзностью. Не обижайся, но его мрачная увертюра фанатично–жестокой словесности ласкает мне слух неизнеженными виньетками!
– Психическое расстройство – красноречию не помеха, – проворчал я, внимательно наблюдая за ковылянием Касиуса. Его голубые глаза–угли, втягивающие неистовство через апокалиптическую вену, неотрывно буравили мне темя. Амулет Ураха трепыхался поверх разорванной ризы. Футы съедали расстояние, а пульс изнашивал моё сердце. Отнимающаяся нога и стресс лишили меня чародействотворения, и теперь баталия обещала стать занятной, но, по всей видимости, короткой. Хотя… Почему это я настраиваюсь на проигрыш? Ему не бывать! Опираясь на Лик Эбенового Ужаса как на клюку, я поднял Альдбриг на уровень пояса. Потанцуем! В сумерках лиходейской, испещрённой идолами каверны застонала секущаяся сталь. От того, что Касиус Млут, как и Грешем, – амбидекстер (в правой и левой руке клинком машет одинаково чётко и без помарок), моя оборона с первых же секунд подверглась суровому испытанию. Топоры ударились о меч и посох крест–накрест, прошли по касательной и, не расцепляясь, вывернули мне руки вверх. Вовремя сориентировавшись, почти интуитивно, я вернул запястья в прежнее положение, чтобы принять новый шквал ударов. Быстрые и едва уловимые секирные махи с мифической безошибочностью выискивали мои самые плохо прикрытые места. Металлический па–де–катр Касиуса всецело подчинил меня своему ритму, контратаковать не было никакой возможности. Постепенно, шаг за шагом, я отпячивался к балюстраде, окаймляющей мерзко хмыкающего тарантула. Когда я прижмусь спиной к сочащемуся влагой камню, великий инквизитор перетрёт меня в крупу. Ножные раны установили правила смертельного дебюта, однако Касиус, более травмированный, но несравненно лучший знаток арсенальных премудростей, выявил в этом своё преимущество. Синхронно сведя волшебные топоры с Альдбригом, он, отдавая бедро в жертву игольчатой оконечности Лика Эбенового Ужаса, выбил меч и, швырнув меня подсечкой наземь, прорезал лезвием мою грудину. Уже на холодной плите я, истекая кровью, столкнул середину посоха с оружием Касиуса. В отличии от Ночи Всех Усопших, разломившегося напополам под гнётом одного плешивого жреца в соборе Эльпота, Лик Эбенового Ужаса переносил столь негуманное отношение вполне покладисто. Великий инквизитор почувствовал, что победа близка и от этого, потеряв бдительность, продолжал давить. А зря. Молниеносно оторвав кисть от посоха, я, выхватил с ремня кинжал и, напрягая все мышцы руки, вонзил его Касиусу в живот.
– Лысая башка, получи исподтишка!
Великий инквизитор закачался, топоры со звоном опали, а голубые глаза недоумённо заплыли под веки.
– Нет… Ты… Меня… – отрывисто захрипел он наполняющимся краснотой ртом.
– Убил, – не менее ослабленно пролепетал я. – Прощай, длинноволоска…
Спустя минуту, обессиленно привалившись к рунической платформе, я не без удовольствия проследил весь процесс фантомного развоплощения. Распростёртый пузом к низу Касиус и лежащий поодаль от него Марципан, засеребрились десятками набухших пупырышек, а затем лаконично, даже как–то робко, рассосались в сыром воздухе хлопушкой искр. Я истощённо вздохнул. Сознание затуманивалось, боль снедала мне тело, и жизнь не собиралась задерживаться в нём надолго.
– Парень! Ты как?
– Джейкоб… похоже… ты тут… застрянешь…
– Что? Ты совсем плох? Оцени своё состояние по десятибалльной шкале.
– Десять… из… десяти…
– Скверно… Эй! Снова магия!
– Да? Разберись с ней… без меня.
Я закрыл глаза. Мне не хотелось смотреть на того, кто завершит дело Касиуса. О, Вселенная, как же нынче муторно умирать… Пальцы. Сухие и явно тонкие, они заводили по моей изнывающей груди. Свежесть стянула мне пылающие лёгкие морозной плёнкой. Последующий за этим рвотный кашель и тремор выволок меня в пелену безвременья. В ней, в нездоровой и хлипкой грёзе, мне привиделось лицо столь заботливое и отлучённое годами, что у порога, хранимого в Гамбусе Привратником, я не мог не насладиться его видом. Рыжие волосы, выдающиеся губы, фиалковые озёра над изящным носом… Лорина… Та самая колдунья… Она единственная поддерживала меня на экзамене в Магика Элептерум, а когда я с треском провалился на нём, дала мне неприкрашенное, искренне–доброе напутствие, которое стало моим кредо, и книгу «Прикладная магия. От новичка до мастера». В тот день Лорина, с которой я проговорил от силы всего–то пять минут, запала мне в душу и укрепилась в ней оплотом добродетели. Не знаю, почему так вышло. Наверное, тогда, впитав в себя бескорыстную ласку и внимание, я просто почувствовал её схожесть с мамой, которая очень меня любила … В пёстром, животрепещущем сне, сляпанном из акустических колебаний и вогнутых эскизов, моё естество раскололось на две половинки. Ими, невидимками, я пребывал в жуткой глиптотеке, где меня иссёк Касиус, и параллельно с этим, метался по чудесным паркам с античными деревьями и залам, что познали красоту колонн и петроглифов. Как в мертвенном застое, так и путешествии по неведомым закоулкам, я обнаруживал рядом присутствие той колдуньи, ставшей мне проводником через Мир Теней и Духов. Она ворожила надо мной и тихо напевала мягким голосом древние рифмы могущества, таящие в себе бесконечный альтруизм и целительную силу.
Рождение – смерть, путь только один
Дало нам его Мирозданье.
Но все же Судьбы ты своей господин
И рано бросаться в скитанье.
По звёздам и весям успеешь пройти,
На то будет целая Вечность.
С загробного мира пытайся сойти.
Отстаивай свою вещность!
Пусть мысли и чувства тебя поведут
Обратно к добру и стараньям!
Дороги увьются и не пропадут
Послужишь ты злу наказаньем…
Я обновлялся. Кожа срасталась. Шрамы изглаживались и пропадали насовсем. Теперь мне дышалось как прежде – легко и без излома. С каждой строчкой, с каждым услышанным словом я всё больше хотел проснуться. Наговор всё длился и длился, пока не достиг своего наивысшего побуждающего аккорда, который прозвучал так:
Любовью Вселенской, что сердце полно,
Не должно Случайностью быть сожжено!
Я глубоко, как никогда раньше, вдохнул в себя воздух. Фиалковые глаза. Я их вижу. Наяву. Облачённая в бирюзовый плащ с фибулой в виде разложенного шатра, Лорина сидела передо мной на коленях и тепло улыбалась. Разъедающие спазмы, что царили во мне так недавно, уняли свои безжалостные тиски – боль ушла, уступив место слезам. И я плакал не потому, что глубокие и явно роковые увечья исчезли, колдунья – вот из–за кого мои эмоции полились через край. Я прижался к её атласной блузке и крепко–крепко обнял. В ответ мне на волосы опустилась ладонь.
– Долговязый юноша, ты стал таким взрослым.
– Если бы Вы только знали, как я тосковал по Вам!
– Но я никогда не покидала тебя.
– Никогда?
– Я – порождение твоей памяти.
Я отстранился, чтобы посмотреть на старую колдунью.
– Значит Вы… Вам ведомо, что Вы…
– Я – Лорина и вместе с тем, я – не она.
– Кто Вас послал ко мне?
– Меня никто не посылал. В отличие от других, тех, кого ты называешь фантомами, я, услышав твой отчаянный зов, пришла сама.
На меня вновь нахлынул вертеп обрывочных картин. Горьковато–халцедоновые и янтарно–аметистовые этюды, что были нарисованы Лориной в минувшем мороке, обретали во мне свою истинную суть. Из чистой энергии и флюидов, что черпаются из безымянных источников, древних как само Время, колдунья, погрузив меня в чуткое полузабытьё, свершила эзотерический акт, который подобно магии Света заживил мои разрубы.
– Без Вас бы я погиб…
Лорина загадочно покачала головой.
– Ты – сын Вселенной, Калеб, и твои трудности, как Матери, хорошо известны Ей. Она провидела, что ждёт тебя и, в лазеечке, отделяющей Мир Света от Мира Тьмы, показала мне, прибывающей в небезразличной нетленности, каким образом можно попасть в Зрячую Крипту, чтобы откинуть заведённую над тобою косу Смерти.
Я улыбнулся и отёр мокрые щёки.
– Значит Вселенная… Со мной?
– Ближе, чем ты думаешь, Калеб.
– Стало быть, я ещё пригожусь ей…
– Не зацикливайся на этом. Живи и радуйся каждому дню.
Мягко зарозовевшись, колдунья наклонилась и поцеловала меня в лоб.
– Мне пора. Береги себя, Калеб, и помни…
Лорина развоплотилась.
– Добро всему Основа, – прошептал я, уловив последние отзвуки милого голоса.
Подобрав Лик Эбенового Ужаса, кинжал (Джейкоба), сумку и Альдбриг, я, уже ничего не страшась, твёрдо зашагал по опять проявившейся стекольчатой тропе. Оставив позади отёчного арахнида с безобразной спиралью в лапах и кучу его застывших родственников, я добрался до арочного хода, ведущего лестницей вверх. Порожки, запруженные паучьими сетями и крошевом осыпавшегося гранита, провели меня по искусственному стволу и вывели к обветшалой двери. Я пихнул её и оказался в зале с рядом скамеечек. На ветхих знамёнах, свисающих с потолка, уже было не разобрать гербов. Изъеденные молью гобелены, занавешивающие все стены, размыкались у приступочка, за которым крылась новая дверь, более массивная и прочная. Из замочной скважины задувал ветер и лился свет. Там выход из Зрячей Крипты!
Потянув за резное кольцо, я отворил створ и подставил лицо занимающемуся солнцу. Перемычка–мостик, раскинувшийся над обрывом, перевёл меня на башню, предоставившую на обозрение потрясающую осеннюю перспективу. От вершины горы, на которой я находился, расходилось оранжевое море леса, увенчанное куполом синего, абсолютно безоблачного неба. О том, что шторм мне не привиделся, говорили переломленные кроны и выкорчеванные у подножья деревья. Безутешный птичий щебет не умолкал ни на секунду. Конечно, теперь придется заново вить гнёзда! Раздумывая над событиями, что произошли со мной после встречи с Птикалем, я отрешённо водил глазами по ландшафту. Кто всё–таки подсылает мне фантомов? Они возникают для подсказки или действия… Я считал, что их появления несут только помощь, но, видимо, ошибся. Касиус раскидал нежить, однако потом не пропал и пустил свой гнев на меня. Он мог стоить мне жизни… Лорина… Ради того, чтобы увидеть её снова, я готов ещё раз подставить грудь для удара. А мама? Папа? Вдруг в дальнейшем они тоже придут ко мне? Сердце заколотилось. Пусть они будут… не теми, но… Я сжал перила. Нет, их непременный уход доставит мне лишь страдания.