Мужчина, которого она полюбила. Реальная сказка
Варя часто комплексовала, осознавая свое несоответствие внешнему виду друга. Порою ему приходилось буквально силой, затаскивать её в модный ресторан или бар. Особенно Варвара не любила, заходить с Марком в бутики, когда он неожиданно вспоминал, что ему, например, нужны носки, за стоимость которых можно неделю питаться комплексными обедами в столовой. Она предпочитала пойти искать в торговом центре Макдональдс, чтобы купить кофе, или просто посидеть на скамейке в холе, лишь бы туда не ходить. Конечно, были и дни, когда Иванову забавляли завистливые или откровенно злобные взгляды проходящих мимо девушек, не понимающих, что такой франт нашел в столь простой девице.
Совсем другое дело было вот так гулять в парке в совсем недурном настроении, как сейчас. Варя искренне радовалась солнечному дню, пытаясь отстраниться от всех проблем. Какое-то время они шагали абсолютно безмолвно, беседую молча сами с собой, а может и вовсе ни о чем не думая. Уединенная дорожка закончилась, снова выведя их в оживленную часть парка. На детской площадке звенела ребятня, мамочки с колясками прогуливались, чирикая между собой, пенсионеры на скамейках грелись в солнечных лучах, обсуждая новости и родственников. Варя и Марк свернули в сторону пруда: оба очень любили смотреть на воду.
– Жаль, хлеба не взяли, – сказала Варя, глядя на уток, плавающих в пруду.
Шагах в десяти от них девочка кормила птиц булкой. Девчушка будто сошла с обложки журнала для мам. Голубое пальто с юбкой-колокольчик, белые колготки и белоснежные кудри, обрамляющие белый берет. «Так близко к краю стоит», – подумала Варя. И в эту самую минуту мимо девчушки пронеслись двое подростков на велосипедах. Она обернулась на них, потеряла равновесие и начала падать спиной в воду.
– Лови! – заорала Варя и бросилась к ребенку.
Марк моментально среагировал на крик. В два счета преодолел расстояние до девочки и в последнюю минуту подхватил её на руки, упав на колени. Два огромных голубых испуганных глаза смотрели на него из-под длиннющих ресниц. Сам Звонарёв учащенно дышал, смотря на девчонку в упор.
– Испугалась? – спросил Марк, придавая голосу добродушные нотки. Девочка утвердительно закивала. – Ты только не реви. Ладно?
– Не буду, – ответил серьезные ребенок. – Спасибо.
– А где твои родители? – это уже спросила подбежавшая Варя.
– Я с бабушкой. Бабушка вон там, – и девочка показала на скамейку метрах в 100 от пруда.
Звонарёв поставил ребенка на землю, поднялся с колен и отряхнул испачканные брюки. Теперь на них виднелись следы падения. Затем Марк взял девочку за руку и скомандовал: «Идем к бабушке». Варя последовала за ними. По дороге выяснилось, что «пострадавшую» зовут Маруся и ей 7 лет. А еще она любит кормить уток, и бабушка водит её в парк каждые выходные. Кроме этого, Маруся успела отметить, что мальчишки на велосипедах дураки. Марк с ней согласился и даже пообещал последних наказать, если те ему попадутся. Ждать долго не пришлось. Пока Марк вручал внучку бабушке, которая все время ЧП мило беседовала с подругой, сидя на скамейке, и даже пыталась сначала выругать Марусю за испачканные колготки, двое экстрималов снова пронеслись мимо, в этот раз чуть не снеся с ног девушку с коляской. Тогда Звонарёв сказал двум пожилым дамам: «Прошу прощения. Я сейчас».
Он быстро срезал дорогу через детскую площадку и буквально вырос перед мальчишками с другой стороны площади. Что Звонарёв говорил хулиганам, конечно, слышно не было. Но через несколько минут они подошли к уже знакомой нам группе дам. Парни попросили прощения сначала у Маруси, потом у Марусиной бабушки. И, только получив одобрительный взгляд Звонарёва, убрались прочь.
Получив порцию благодарности от старушек, конечно особенно в адрес Марка, ведь таких «молодых людей в наше время уже и не встретишь», друзья возвращались на парковку.
– А что ты им сказал? – полюбопытствовала Варвара.
– Что так нехорошо поступать, – улыбаясь ответил Марк.
– Ну, я же серьезно.
– Тебе это знать необязательно.
– А если мне тоже придется такое говорить?
– Не придется.
– Почему?!
– Ты слов таких не знаешь. И потом, оставь подобные разговоры мужчинам.
– Мужчин еще найти надо… – Варя села в черный гелинтваген. Марк уже заводил мотор.
– Ну, это, дорогая моя, уже твоя проблема. – Марк продолжал разговор, выезжая с парковки. – В любом случае, у тебя всегда есть я. – Звонарёв изобразил голливудскую улыбку в 32 белоснежных зуба, которая неизменно гласила «Я красавчик».
– Спасибо, – саркастически отпустила Варвара.
Несколько минут они ехали в тишине, которую прервала Варя.
– Из тебя получится хороший отец.
– С чего ты взяла? – Марк опустил окно и закурил любимые «Moods».
– Ты хорошо ладишь с детьми. При этом ты с ними не сюсюкаешь. И, мне кажется, ты можешь собственным примером их научить правильным вещам.
– Ты преувеличиваешь.
– Но ты ведь мог и не вставлять по первое число этим пацанам. И тем не менее, ты это сделал.
– Да, я такой ох…й – констатировал весело Марк, докуривая сигариллу.
Варя ухмыльнулась, пропустив мат мимо ушей.
– Я, Варюха, пока не готов к отцовству. Одно дело чужие дети, а другое – свои.
Марк поддал газу, и мерседес рванул прямо в алое закатное небо.
– Вам, мужикам, хорошо рассуждать. Вам торопиться некуда. – продолжала Варя. – Не надо считать жизнь. Можно стать папой и в 20, и в 60.
– Знаешь ли, прогресс пошел так далеко, что у нас и мамами в 50 становятся.
– По-моему это противоестественно.
– Как знать, как знать. Тебе пока нервничать все равно рано. Какие твои годы. А вот секс здоровья для не помешал бы.
– Кто о чем, – Варя закатила глаза. – Возраст странная штука. С одной стороны, кажется, что все еще впереди. А с другой… Мы ведь, например, уже никогда не будем молодыми родителями. У нас с нашими детьми будет разница лет 30, плюс-минус, а может и больше. И это будет совсем другое общение. Меня вот мама родила в 18.
– А меня в 22. Какая разница? Хотя… Ты в чем-то, пожалуй, права. Я об этом как-то не думал.
– В твоем мире нет этих тем, – констатировала Варвара, рассмешив Марка.
– Зато ты так много думаешь, Иванова. А вот думала меньше бы иногда, может и жила бы проще.
– Может быть.
Забегая вперед, скажу, что довольно скоро судьба предоставит Марку случай проверить теорию Варвары по поводу его отцовства. А пока…
«Небо-о-о-о… таким тихим голосом нас зовет» – раздался голос солиста «UMA2Rman» из радиоприемника, который включил Марк.
Он будет обычным, тот же мир за стеклом.
В тот день, когда все мы исчезнем с радаров.
Он будет солнечным и теплый циклон.
Наконец доползет до нас из Краснодара.
И кто белыми нитками все это шьет.
Куда тропинка ведет, понял конечно я.
А из динамиков кто-то тихо шепнет.
Поезд дальше не идет… Конечная.
Глава 9
Пропустим первые съемочные дни Егора в новом проекте. Каждый из них был похож на предыдущий: машина, площадка, снова машина, дом. Ничего интересного. Иногда в этой однообразной суете появлялся театр и спектакль, тогда были еще зал, зритель, аншлаг, аплодисменты, а после такси и дом.
Вам наверное интересно, как Ермаков поладил на съемочной площадке с бывшей супругой. Но и здесь не случилось ничего необычного. Вне работы они не общались. А в рабочие часы вели себя, говоря избитой фразой, как интеллигентные взрослые люди. Все шло гладко в аккурат до того дня, с которого и продолжим повествование.
Как это часто бывает, в начале ноября съемочная группа отправилась снимать в один северный древний город теплую солнечную весну. Накануне у Егора был спектакль, и он летел отдельно, догоняя уже уехавших поездом киношников. Летать Ермаков не любил, поэтому в самолетах обычно спал. Этот перелет был недолгий, и ему удалось вздремнуть от силы полчаса-час. К тому же, Ермакову попался тучный сосед с амбре вчерашнего застолья. Учитывая, что Егор и так прибывал не в лучшем расположении духа, ночной перелет, или точнее сказать ранний, никак не добавил ему бодрости и хорошего настроения. С трапа в рассветном тумане спускался хмурый, под стать небу принимающего города, молодой мужчина в черных очках, в мятой толстовке темно-зеленого цвета и в не более свежих темно-синих джинсах. Довершал образ теплый дутый черный жилет и кожаная сумка-баул. Эта потертая бесформенная сумка служила Ермакову дорожным чемоданом на все случаи жизни.
Дорогу из аэропорта в гостиницу Егор молчал и курил «Dunhill: Fine Cut Blue», уставившись на пустые улицы, которые еще освещали ночные фонари. На местной волне Фредди Меркьюри пел эпичную «The Show Must Go On». Когда Ермаков прибыл в гостиницу, до смены оставалось не более двух часов. Часть этого времени он потратил на душ, оставшееся предполагалось для сна. Но уснуть не удалось. Поэтому на завтрак Егор спустился раньше всех. Взял двойную порцию американо и удалился курить во внутренний дворик.
Гостиница располагалась в старом особняке, плотно прижимающемся двумя боками к домам-соседям. В небольшом дворике-колодце не было слышно шума просыпающегося проспекта, на который выходил главный вход. Для Егора же его прелесть заключалась еще и в безлюдности. В 7 утра, да еще и в ноябре, не многие желали пить кофе на свежем воздухе. Но для таких, как он, хозяева заботливо предусмотрели пару маленьких круглых сто ликов и стульев с изогнутыми спинками из тонких прутьев. Все предметы были сделаны из какого-то нержавеющего металла и покрашены в медный цвет. Эта мебель больше напоминала памятник, современную инсталляцию, нежели предмет быта. Кое-где на предметах виднелись потертости, свидетельствующие о давности их прибывания здесь. Администратор, увидя на улице раннего посетителя, вынесла плед. В благодарность Егор молча улыбнулся ей, не снимая черных очков.
Послевкусие каждого глотка кофе он усиливал привкусом табака. Вместе они создавали немного дурманящую смесь. Облокотившись на спинку металлического стула, наклонив голову назад, так что по шее пробегали мурашки от холодного металла, Егор прикрыл глаза под черными очками. Он не спал. Слушал тишину. Хотелось найти ту точку, когда уставший организм перерождается и готов на адреналине прожить еще несколько часов, совершая в эйфории, казалось бы, невозможное.
«Как оказывается бывает хорошо, вот так просто сидеть, – думал Егор. – Просто сидишь, слушая, как шелестит листок в такт твоему дыханию. Он как человек, набирает полную грудь воздуха, чтобы воспарить. Тихо-тихо поднимается выше и выше. И ему так легко. Он летит над городом, лавируя между домами, и видит нас всех, маленьких людей. А потом падает вниз, потому что вечно летать невозможно: теряешь свой поток. И вот, когда упал, тебя либо придавит чья-то грязная подошва, либо ты успеешь снова поймать попутный ветер».
Егор почувствовал, как проваливается в сон, и встряхнул резко головой. Выпил последний глоток кофе из чашки и снова закурил. Держа между пальцами правой руки сигарету, он стал энергично ходить туда-сюда. Потом изобразил что-то вроде бега на месте и завершил «зарядку» махами рук. Кровь прилила к голове, и Ермаков почувствовал себя бодрее.
Через несколько часов в костюме и гриме он наблюдал обычную предсъёмочную суету. Чтобы создать солнце, пришлось пригнать в парк старинной усадьбы много света. Пока осветители настраивали «солнечные лучи», дворники усердно сметали с площадки осенью листву, совершенно не вписывающуюся в весеннюю картину кадра. Задачу чистки усложняли провода, струящиеся по асфальту черными змейками без начала и конца. Все суетились, что-то кричали и куда-то неслись. Режиссер отчаянно жестикулировала, что-то объясняя оператору. Казалось, только Ермаков стоит без дела, наблюдая это действо со стороны.
– Давай пройдем сцену, – неожиданно раздался у него за спиной знакомый голос.
– Давай, – ответил он бывшей жене.
Они репетировали. Потом снимали. И снова репетировали. Где-то между репетициями и съемками случился обед. Так 13 часов к ряду. В итоге, к полуночи группа вернулась из области в город.
Егор хотел закрыться в номере и наконец-то выспаться. Завтра планировали доснять еще пару сцен и вылететь домой. Но подлый сон снова посмеялся над ним. Тогда Ермаков спустился в бар, взял стакан виски и вышел в уже знакомый нам дворик. Однако, к его удивлению, место уединения на сей раз оказалось занято. Аня… Если читатель забыл, напомним, что Анна Дубровская – бывшая жена нашего героя. Так вот, Аня, закутавшись в темно-бордовый плед, сидела на том самом месте, где утром Егор искал силы для нового дня. Указательным пальцем левой руки она обводила край наполовину пустого винного бокала.
– Не помешаю? – спросил Егор.
– Нет, – Аня махнула головой в сторону стула напротив.
Егор сел. Сделал глоток виски. Аня отпила вина. Повисла пауза. Каждый смотрел в свой бокал, разглядывая его так, словно это магический кубок, в котором сейчас откроется сказочный портал. Ермаков первым поднял голову.
Дворик освещался несколькими фонариками «под старину», свисавшими со стены здания. Аня сидела, правильно попадая в контровой свет. Темно-русые волосы средней длины кольцами падали на плечи, обрамляя тонкую шею. Из-под пледа выглядывали кончики маленьких худых пальчиков с естественным маникюром. Линия тонких губ прекрасно сочеталась с аккуратным носиком и бровками-ниточками. Егор знал каждую черту этого лица, знал, что под одеждой и пледом скрывается осиная талия и хрупкие плечи. Знал, что эти русые волосы всегда загадочно пахнут ромашками, а если провести ладонью по шее, то ощутишь бархат светлой кожи. «Устала?» – спросил Ермаков, чтобы заставить Аню поднять глаза. Она тут же взмахнула ресницами, явив иссиня-серые глаза, и кротко посмотрела на него.
– Устала, – тихо сказала Дубровская.
– Все в порядке? – Егор хорошо знал, что просто так Аня молчаливой не бывает.
– Я… – Дубровская начала комкать пальцами края пледа, потупив взгляд. – Я… – Аня резко подняла голову и посмотрела на Егор в упор. – Егор, у меня ничего не получается. Мне кажется, это будет провал, – на слове «провал» актриса зарыдала.
Для Егора такой поворот сюжета был неожиданностью. Он тяжело вздохнул. Залпом выпил оставшийся виски. Встал и сел перед Аней на колени. Её худенькое личико легко умещалось в мужских руках.
– Ну, что ты придумываешь, – говорил Ермаков, вытирая слезы с женского лица. – Ничего не плохо. Хорошо все идет. Материал нормальный. Не напрашивайся на комплименты.
– Нет, я переигрываю. Я видела! – Аня приближалась к истерики.
– Посмотри на меня, – Егор двумя руками поднял зареванное лицо. – Ты – хорошая актриса. Это твоя роль. Мы оба знаем, что ты многое можешь, если захочешь. А ты ведь хочешь? – Аня утвердительно покачала головой. – Вот. И потом, если бы ты плохо играла, тебя бы здесь не было. И…
Ермаков резко замолчал, и совершил абсолютно незапланированное действие. Но когда на тебя смотрят заплаканные, испуганные глаза не совсем безразличной, не совсем чужой и совсем симпатичной барышни, такой исход вполне очевиден. Чем дольше он целовал её, тем больше ему хотелось. Он не мог сказать дышит или нет, думает или нет. И, черт возьми, ему нравилось падать в эту пропасть в тумане. В этом тумане он протащил её за руку до своего номера, лишь изредка оглядываясь, чтобы не попасться кому-нибудь из коллег.
Туман не рассеялся даже утром, когда просыпающийся Ермаков коснулся кончиком носа обнаженного женского плеча, провел им вдоль шеи и уткнулся в волосы пахнущие ромашками. Перевернулся на другой бок и подумал: «Как же хорошо, Господи! Как хорошо!». «О, Боже, только не это!» – подумала лежащая рядом с ним девушка.
Глава 10
– 28 июня 1762 года в Российской Империи произошел двойной переворот, в следствии которого на престол взошла Екатерина Вторая. Тем самым, она отобрала власть у своего мужа, императора Петра Третьего, и не передала её своему сыну Павлу, законному наследнику престола.
Спокойный, ровный голос Варвары раздавался в тишине аудитории. Передвигаясь между рядами парт, она рассказывала историю принцессы Ангальт-Цербстской, будущей императрицы Екатерины Великой, без единого листа напечатанного текста. Этим Варя каждый раз восхищала студентов и заслуживала их уважительное внимание. Она была одним из тех преподавателей, к которым на пары ходят не по необходимости, а по желанию.
За окнами аудитории на Город опускались сумерки. Сырые и неприятные. Было слышно, как по откосам тарабанит дождь. Там, там, тада-да-дам. Там, там, тада-да-дам.
Для Вари общение со студентами было единственным состоянием, в котором мозг переключался в другой режим. Только здесь и сейчас. Удивительным образом, для самой себя, она абстрагировалась от реального мира, попадая в рамки аудитории, и начинала жить иными страстями. Её захватывал восторг. Здесь из зануды, надоедающей своим умничаньем, как ей казалось, она превращалась в источник информации, интересного собеседника, с которым хотят говорить. Расслабиться и получать удовольствие становилось легкой задачей. Когда человек следует за своей страстью, занимается тем, что занимает его всего, тогда даже трудности приносят наслаждение.
– Варвара Николаевна, можно вопрос?
– Да, Иван.
– Как вы думаете, Петр Третий действительно был таким шизиком?
Варя ухмыльнулась.
– Основные сведения о Петре содержатся в мемуарах его супруги. Как вы понимаете, это весьма субъективные записи, – по аудитории прокатился смешок. – Если верить Екатерине Алексеевне, то она была самой прилежной женой и несчастной женщиной. Она утверждала, что причиной семейного разлада был исключительно её супруг, не скрывающий своего холодного отношения к ней. Спальню для Екатерины муж превращал в плац, устраивая строевую подготовку. Мы с вами также прекрасно знаем легенду относительно отцовства Петра и появления Павла Петровича. Однако, свечку никто не держал. И это, на самом деле вопрос второго порядка. Павел был признан официально. А история сослагательного наклонения не терпит. Давайте посмотрим на биографию Петра Третьего под другим углом. Мальчика подростка отрывают от семьи, привозят в чужую страну. Его заставляют учить чужой язык и принять чужую веру. Он оказывается один в чуждой ему среде, где все не его. Он в этом не рос. Это не его традиции, не его народ. Он их не понимает. А его готовят стать их царем-батюшкой. Вам бы понравилось, если бы вас в 14 лет вырвали с корнем и пересадили в другой огород? Его самой большой ошибкой было посягательство на армию. Он, по-видимому, был все таки человеком недалеким. Потому что анализирующий и думающий человек, такой как мы с вами, – на этих словах Варя улыбнулась аудитории, – понял бы: армия стоит во главе всех государственных переворотов России, армия – фундамент монархии. Кто возвел Екатерину в итоге на престол? А откуда берет начало русская гвардия? Из потешного полка Петра Первого. Петр Третий видел историю России по верхам, но не мог понять её изнутри, то что называют «загадачной русской душой». Эта загадочная русская душа может отвергнуть свободу и возвеличить тирана. И забирать победу, вырванную с потом и кровью, у такого народа, конечно нельзя. Нельзя отдавать земли, завоеванные в Семилетней войне. Однако, одновременно с этим Петр пытался заложить основы свободной торговли – Указ о свободе внешней торговли, способствовал развитию промышленности и экономики – Указ о сибирских парусных фабриках, а еще Манифест о вольности дворянства, разрешавший им свободный выезд из страны, прекращение преследований старообрядцев, как предтеча свободы вероисповедания, ликвидация Тайной канцелярии. Он планировал денежную реформу. Есть предположение, что после вольности дворянства, он бы даровал свободу крестьянам. Кстати, был еще Указ о пожизненной ссылке за убийства крестьянина… Но! Посягать на веру и армию было нельзя. Забери у русского мужика веру, и что от него останется. Многое из того, что придумал Петр и что его жена ругала, она потом же, иными словами переписав, реализовала. Мы многого с вами не знаем и, вполне возможно, никогда не узнаем. Подходить к историческим персонажам однозначно и категорично – дело неблагодарное. Петру не надо было быть императором в России, потому что нельзя править страной, которую ты не понимаешь. Все мы родом из детства.
– Но ведь Екатерина тоже была немкой, – перебил Варю девичий голос.
– Да. Но она каким-то чудом смогла стать русской. Или не чудом. В отличии от Петра, как мне кажется, для Фике переезд в Россию не был такой большой трагедией. Да, она также оказалась одинока. Но из небогатой семьи она попала в роскошь дворцов. Статус Великой княгини, при всех но, все же отличался от статуса принцессы, живущей в европейской провинции. Дома принцесса сама себе чулки штопала. Да и отношения с матерью, по всей видимости, у Фике были не самыми лучшими. И образование, жажда знаний, в которой Екатерине не откажешь. Не давайте женщине читать – однажды она начнет думать!
Прозвенел звонок.
– Товарищи, на этом все. Увидимся на следующей неделе на семинаре. Готовим доклады о выбранных персонажах.
Через несколько минут аудитория опустела. Варя собрала свои вещи с письменного стола, выключила свет и, подхватив на левую руку пальто, вышла. Она спускалась по лестнице, когда услышала за спиной знакомый мужской голос: «Варвара Николавна, подождите». Варя спустилась еще на пару ступенек, до следующего пролета, и остановилась.
– Здравствуйте, Илья Аркадьевич, – шуточно сказала Варвара.
– Привет, Варя. – Илья улыбнулся. – Слушай, тут такое дело. Короче, у меня есть два билета на спектакль в Театре наций. Пойдешь? Не могу найти компанию. У всех какие-то дела.
– А когда, в какой день?
– В среду.
– В среду у меня пары заканчиваются в 17:30, – начала размышлять Варя.
– Спектакль в семь, – тут же подхватил Илья. – Успеем.
– Хорошо, пойдем, – легко согласилась Варя. – Прости, мне надо бежать. Надо успеть на электричку. – и Варя побежала вниз, быстро перебирая ступеньки и смотря на часы. «До среды», – донеслось ей в след.
Чаще всего человек не замечает значимых событий, и они происходят вот так, мимоходом. Хотя… значимость событий – штука относительная. Не будем решать за героев важность моментов, а положимся на время, которое, как известно, расставляет все на свои места.
Варвара наблюдала, как в вагонном окне пробегают полустанки, лесопосадки и березовые рощи, совсем не думая о том, что её мужчина пригласил в театр. Она все еще размышляла о Екатерине и Петре – это Варя называла «послелекционная рефлексия» – и немного о семье. Варя ехала домой. С периодичностью в несколько недель она посещала родные пенаты, выслушивала жалобы мамы, сестры, бабушки, смотрела новые работы отца и снова уезжала.
Почти неотапливаемый вагон заставлял Варю зябнуть. Она кутала холодный нос в шарф, а руки скрестила на груди, чтобы было теплее. От неудобных твердых скамеек быстро начинала болеть поясница и давала о себе знать вечерняя усталость. Варя включила музыку в наушниках, облокотилась правым виском об оконную раму и закрыла глаза. Окутанная «Боксерским вальсом» группы «Мумий Тролль» она уплыла. Дремала под стук колес, попадающих в такт мелодии. Тыш-тыдыш-тыдыш-тыдыш. Когда заиграл следующий трек, Варя уже крепко спала.
Поздно вечером электричка прибыла на конечную станцию, выгнав Варю на продрогший перон. Так уж повелось, что в провинциальных городах день заканчивается рано. Так что, домой Варя шла по пустой улице, и даже шум машин почти не нарушал вечернего безмолвия маленького городка. Порывы ветра срывали с деревьев мокрую листву, и она прибилась к такому же мокрому асфальту. Но настоящая буря ждала Варвару дома. Так бывает: стоит человеку поймать равновесие, как судьба тут же окатывает его ушатом холодной воды, мол не расслабляйся.
«Зачем ты взяла деньги?!» – раздался из комнаты мамин голос, как только Варя переступила порог старой трешки, которая когда-то считалась, говоря современным языком, блатной: высокие потолки, большие комнаты, раздельный санузел. Дверь ей открыла печальная бабушка. Хотя нет, Варина бабушка не бывала печальной. Назовем, лучше, это выражение лица обреченностью. С таким лицом сообщают о падении государственного строя или произносят речь поминальную речь в колонном зале Дома Союзов. «Не брала я их! Почему я всегда во всем виновата?!» – это уже кричала сестра Кира.
В комнате, которую у нас в народе принято называть «большая» или, на современный манер, «гостиная», Варю ждала следующая картина: отец сидел в кресле, опустив голову в ладони и потупя взор, мама и Кира стояли посередине, крича друг на друга. В дверях теперь стояла Варя, а за её спиной – бабушка.
– Что случилось? – спокойно спросила Варвара уставшим голосом, понимая, что пятничный вечер спокойным не будет.
– Твоя сестра зачем-то взяла у матери деньги и не признается, куда потратила, – раздался за спиной Вари бабушкин недовольный язвительный тон.