Флаги над замками

Киёмаса не знал, как выглядят теперь человеческие города. Он просто ощущал, что с каждым годом людей вокруг его святилища становилось все больше и больше. Он слышал их мысли, их молитвы и просьбы. И именно из них узнавал, как все это время менялся мир. Но это уже начинало забываться, покрываться легким туманом, словно сон, который он помнил, но не более.

А вот эти картинки – они настоящие. Киёмаса, не отрываясь, следил за изображением, которое разворачивалось перед ним. Огромные каменные дома, по сравнению с которыми его величественный когда-то замок казался игрушкой, множество сверкающих стальных повозок, снующих туда-сюда по отличным гладким мощеным дорогам. И люди. Везде толпы людей в разноцветной, непривычной одежде.

Губы Киёмасы растянулись в довольной улыбке, и глаза увлажнились:

– А ведь они неплохо живут, да, Иэясу? Смотри! Они выглядят довольными!

– Да, Киёмаса, да. Ты отлично справлялся все эти годы. Оберегал своих людей и защищал их. – Иэясу коснулся пальцем блестящей поверхности прямоугольника, который он держал в руках, и изображение замерло. – Я расскажу тебе, на что похож современный мир. И покажу.

«Ты моя бесконечная ночь,Ты мой закат и рассвет…» –

разносилось по коридору.

Эту песню Иэясу знал почти наизусть: очень популярная в этом месяце, она звучала отовсюду. Из приемников проезжавших мимо машин, в магазинах, кафе. «Ты мой закат и рассвет…» – раздавалось едва ли не из каждого второго телефона, прежде чем владелец подносил его к уху.

И – из покоев Като Киёмасы. Четыре комнаты было в его номере, и окна двух из них выходили во двор. И Иэясу, вылезая из машины и отпуская водителя кивком головы, ничуть не сомневался – Като Киёмаса прекрасно разобрался с подаренной ему техникой.

Ты растаешь в моих лучах,Я замерзну в твоих объятьях…

Иэясу постучал в дверь номера.

– Киёмаса! – крикнул он, но ответа не последовало. Он дернул за ручку, открывая дверь. И глубоко вздохнул, остановившись на пороге.

Киёмаса сидел посреди комнаты, скрестив ноги, и таращился на экран огромными удивленными глазами. Пальцы его рук, лежащих на коленях, слегка подергивались, рот был приоткрыт, и по подбородку стекала струйка слюны.

– Киёмаса… – снова позвал Иэясу, осторожно приближаясь. Но тот сидел, все так же уставившись в экран ошарашенным немигающим взглядом.

Да, зрелище и правда было завораживающим для человека, видевшего что-то подобное в первый раз. На экране по залитой разноцветными огнями сияющей сцене скользила юная девушка. Серебристый, почти зеркальный шелк ее длинных одежд отражал все огни, направленные на нее. Длинные волосы, уложенные на макушке и украшенные сияющими камнями, спускались ниже пояса и золотом струились по ее телу, прячась в складках одежд. Певица будто двигалась по лунному лучу, поднимаясь все выше и выше над сценой. Голос тоже был неплох. Иэясу закатил глаза, покачал головой, наклонился, поднял пульт и тронул кнопку посередине.

Девушка исчезла, и на экране появилась заставка – плывущие над морем облака.

– Госпожа Луна! – взревел Киёмаса, вскакивая. – Ты! Ты что наделал?! – Он выхватил из рук Иэясу пульт и принялся тыкать в него пальцем. Но ничего не происходило: Иэясу не только нажал «стоп», но и заблокировал сенсор, ожидая такой реакции.

– Где? Госпожа Луна?! – Киёмаса в отчаянии развернулся к экрану, словно ожидая, что девушка появится там опять.

– Прекрати, Киёмаса, – слегка скривил губы Иэясу, – это не живое выступление. Я найду тебе запись этого концерта, и хоть всю ночь сиди со своей «госпожой Луной».

– Иэясу! – Верхняя губа Киёмасы дрогнула, обнажая зубы, и он сжал кулаки. – Я не хочу эти песни читать! Я хочу слушать! И смотреть, как танцует госпожа Луна!

Иэясу судорожно сглотнул и отступил на шаг. Сердце сжала ледяная ладонь, по спине поползли мурашки. Бежать. Бежать отсюда, пока не поздно. Иэясу попытался вдохнуть, и, к счастью, у него это получилось. Он выставил вперед ладони, и тепло заструилось по его пальцам, сбрасывая с тела оцепенение. И в эту секунду раздался треск, и во все стороны брызнули мелкие черные и серебристые осколки.

– Като! – выдохнул Иэясу и поднял голову, ловя взгляд Киёмасы, но тут же понял, что это уже не нужно: Киёмаса и сам смотрел на него, и в этих, еще мгновение назад прозрачных ледяных глазах, плескались недоумение и обида. Киёмаса медленно поднял руку, в которой только что был пульт, и стряхнул с ладони капельки воды. И виновато посмотрел на Иэясу.

– Как же так?.. – в его голосе звучала растерянность. – Иэясу, как же так?.. Я клянусь тебе: со мной такого лет с двадцати не случалось!

– Ничего… ничего, все в порядке, Киёмаса. – Иэясу поднял руки в успокаивающем жесте и постарался говорить ровно и спокойно, восстанавливая дыхание.

– Это новое тело всему виной. Точнее, то, что ты отвык управлять телом и силой. Немного тренировок – и все придет в норму. Просто пока сдержанней выражай свои чувства. Ты чуть не убил меня! А кто знает, удастся ли моим потомкам фокус с воплощением еще раз. – Он по-доброму весело рассмеялся.

– Точно, – улыбнулся в ответ Киёмаса, но тут же снова нахмурился. – Проклятие, я сломал твой подарок. Нет мне прощения. Как я могу искупить свою вину?

– Ничего ты не сломал, Киёмаса. Это всего лишь пульт.

– Что?

– Пульт управления… это… как бы… о! Это как уздечка. Порвав уздечку, ты же не убьешь лошадь, ведь так?

– Ну… да… – Лицо Киёмасы мгновенно просветлело. – И можно купить другую… уздечку, так?

– Так. Сегодня займемся и этим тоже. Раз тебе уж так приглянулась «госпожа Луна», – захихикал Иэясу.

– Ты что подумал, старый тануки?! – возмутился Киёмаса, хватая Иэясу рукой за плечо.

Иэясу увернулся, продолжая хихикать. Вот чем ему всегда нравился этот человек – никогда не перепутаешь, злится он по-настоящему или только делает вид.

А еще он был очень доволен тем, что действие его силы на Киёмасу ничуть не изменилось.

– Ладно. Но – ты видел? Ты видел ее, Иэясу? Ее волосы?

– Видел. Но…

– И что? – перебил его Киёмаса, не дослушав. – Сравни ее волосы и мои! – На лице Киёмасы появилась победная улыбка, и он подергал себя за пучок волос, связанных на затылке. – Ты ошибся, Иэясу!

– Нет, Киёмаса, прости, но боюсь, что ошибаешься ты.

– Я? Ну уж нет. Ты меня не держи за дурака, я тоже кое-что в этом понимаю. Я все детство думал, что я не человек, а выродок и ёкай! Пока мне не объяснили, что я наделен такой внешностью оттого, что в моих жилах течет кровь богов!

Иэясу смерил Киёмасу взглядом и покачал головой. Даже он, впервые увидев этого человека еще совсем мальчишкой, содрогнулся. Его волосы были подобны остывшим углям костра, подернутым пеплом. Можно было решить, что они просто рано поседели, если бы не его глаза – настолько бледно-голубые, что издалека казались белыми. И само лицо, с резкими, как будто высеченными из куска камня чертами, почти лишенное ресниц и бровей, не отличалось красотой и изяществом. Длинные развевающиеся белесые волосы дополняли картину. А перед боем Като Киёмаса подводил глаза черным, чтобы выглядеть еще страшнее. А если добавить ко всему этому огромный рост… Враги называли его «генерал-дьявол» не только из страха перед ним. Многие и правда верили, что он порождение Махападма-нараки – Великого лотосового ада[12].

Иэясу еще раз помотал головой и печально улыбнулся:

– Боюсь расстраивать тебя. Но у твоей красавицы не настоящие волосы.

– Чего?! – прищурился Киёмаса и сложил руки на груди. – Я что, по-твоему, не способен отличить женские волосы от конского хвоста?

– Я вовсе не об этом говорил, Киёмаса. Несомненно, волосы принадлежат этой девушке. Она просто красит их, чтобы выглядеть необычно и привлекательно. У людей из-за моря часто встречается такой цвет, да ты и сам это знаешь. Разве это означает, что их кровь божественна?

– Пусть так. И ты уверен, что сила ушла из нашего мира?

– Я не знаю, Киёмаса. Но мои дети, то есть мои потомки, даже не слышали о том, что она была. Да и я за полгода не увидел ничего похожего. Истории про «воина, выступавшего в одиночку против тысячи» они считают сказками.

Киёмаса прикрыл глаза и сжал пальцами подбородок.

– Я тоже считал это сказками, которые рассказывают монахи, чтобы дети не разбегались с занятий по письму. А когда однажды ночью мои солдаты чуть не умерли от холода и страха – ушел в лес и жил там всю осень, уверенный, что мне не место среди людей.

– Я говорю не о простых людях, Киёмаса. Глава моего рода должен был знать. Но боюсь, что именно на моей семье лежит ответственность за то, что произошло.

– Это почему же?

– Долго, очень долго не было войн. И никто не обучал воинов как положено.

– Может, и так… Что же – за этим мы и вернулись, а? – Киёмаса усмехнулся и хлопнул Иэясу по плечу так, что тот пошатнулся.

– Нет. Мы вернулись, чтобы отдать старые долги. И чтобы жить в этом мире как обычные люди. Помнишь, мы именно об этом договорились с тобой и ты дал свое согласие?

– Ну, помню.

– Вот за этим я и пришел. Ты готов к прогулке по городу, Киёмаса? – спросил Иэясу.

– Готов. Я всю ночь рассматривал эти движущиеся картинки, и, конечно, я хочу видеть, как оно все выглядит на самом деле. И эти… самоходные повозки. Я хочу прокатиться на такой! Они быстро ездят? Как лошадь? Быстрее?

– Намного быстрее. Но, думаю, не надо тебе объяснять, что открыто показывать, что ты удивлен, не стоит?

– Иэясу! Я что, по-твоему, неотесанная деревенщина?! – возмутился Киёмаса.

– Нет, что ты. Просто ты иногда бываешь… несдержан. Например, тебе может показаться, что тебя кто-то оскорбил.

– Так пусть не оскорбляют!

– Я же сказал: может показаться. Сейчас очень, очень изменились нравы и понятия о вежливости.

– Так и говори, Иэясу: «Ты никто в этом мире и веди себя так, как будто твоя рука никогда не держала меч».

– Нет, не так… но хорошо, что ты заговорил об этом. Меч. Оружие нельзя носить на улице. Это запрещено.

– Что?! Я должен ходить по улице без меча?! О чем ты говоришь?!

– О том, что тут так принято. Оружие носят только стражники. И потом, неужели ты боишься? Боишься, что в твоем городе на тебя кто-то нападет?

– Я?! Вот еще. Просто… ты бы еще предложил мне прогуляться по улице в одних фундоси[13]!

Иэясу снова вздохнул. Его самого около месяца не выпускали на улицу, готовя к встрече с незнакомым миром. Он считал эту предосторожность излишней. И прекрасно понимал, что у Киёмасы попросту не хватит терпения ждать так долго. Ему нужно все потрогать и на все посмотреть своими глазами. Да и самому Иэясу доставляло огромное удовольствие показывать своему современнику этот изменившийся мир.

– Хорошо, – внезапно покладисто проговорил Киёмаса, – я оставлю меч тут. Но взамен обещай мне кое-что.

– Что ты хочешь? – Иэясу слегка насторожился.

– Пообещай мне, что больше никогда не скажешь, что у госпожи Луны ненастоящие волосы!

– Обещаю. Ни слова об этом. – Иэясу на всякий случай снова поднял открытые ладони. – Вот еще что. У меня есть для тебя маленький, но очень важный подарок. Именно этот предмет так же важен для современного человека, как меч для тебя.

– О? Что это? – немедленно заинтересовался Киёмаса.

Иэясу достал из внутреннего кармана куртки плоский прямоугольник размером примерно с ладонь.

– Это что? Еще одно зеркало? Такое маленькое? О-о-о… – Киёмаса наклонился и принялся рассматривать незнакомую вещь. Блестящая полированная поверхность загадочно мерцала.

– Не совсем. Это куда более нужная и сложная вещь. Но ты справишься, я уверен. Я уже говорил: вся жизнь современного человека – вот здесь, – Он коснулся пальцем края «зеркала», и на нем появилась картинка – все тот же замок. Только в снегу и ранним вечером.

– Возьми.

Киёмаса осторожно принял в ладонь эту хрупкую вещь. Он боялся вздохнуть лишний раз, чтобы не повредить ненароком странное сокровище.

– А теперь смотри. – Иэясу достал из-под куртки точно такое же «зеркало» и потыкал пальцем в экран.

Хрустальный прямоугольник в руке Киёмасы словно ожил. Он подхватил его двумя руками, чтобы не уронить, и озадаченно моргнул, когда вместо замка появилось лицо Иэясу. В некотором недоумении Киёмаса повернул голову.

– Вот. Смотри, видишь тут такой кружочек? Я сейчас выйду в коридор, а ты после этого коснись его пальцем.

– Да… – протянул Киёмаса, глядя на экран и стараясь ничего не упустить. Когда за Иэясу закрылась дверь, сделал так, как тот и говорил.

Внезапно изображение ожило. Иэясу на картинке заулыбался и спросил:

– Ну как? Ты меня хорошо слышишь?

Киёмаса завертел головой. Нет, голос Иэясу из коридора не мог доноситься настолько отчетливо. Он раздавался из этой плоской штуки. Киёмаса осторожно сжал ее в руке и бросился в коридор.

– Эй! Чертов тануки! Как ты это делаешь?!

Глава 3. О науке и странных идеях

Ёситада прошел за низенькую бамбуковую ширму и с наслаждением опустился в мягкое кресло. Водителя он отпустил еще утром, а собственным автомобилем пока не обзавелся – сначала нужно получить права: международные не действительны на его родине. Поэтому, не желая толкаться лишний раз в общественном транспорте, несколько кварталов от станции до ресторанчика, в котором была назначена встреча, он прошел пешком. И понял, насколько отвык от пеших прогулок. Но ему нравилось тут – модное смешение традиционного и европейского стилей позволяло расслабиться и чувствовать себя максимально удобно.

– Что-нибудь желаете?

Ёситада вздрогнул. Он совершенно забыл о хостес, которая отвела его к столику и положила перед ним три книжечки меню в кожаных переплетах. Солидные, увесистые тома. Когда Ёситада был здесь в прошлый раз – меню было одно. И этаж – тоже один. А сейчас он насчитал их не менее трех, по крайней мере, именно на третьем и оказался забронированный им столик. Что же, это говорит только о том, что качество кухни и обслуживания как минимум осталось прежним.

– Горячий шоколад с мятным сиропом, пожалуйста. И ванильно-банановый коктейль.

Он проводил взглядом хостес и открыл меню. Голоден он особенно не был, но по местному рамену очень скучал. И темпуру[14] из морского леща следует заказать обязательно. Ёситада отметил это блюдо в меню и внезапно рассмеялся. Когда-то в доме Токугава его было запрещено подавать. Именно от него, по легенде, умер Токугава Иэясу – основатель их рода и первый сёгун династии, которая правила Японией больше двухсот лет. Из-за последних событий это показалось Ёситаде забавным вдвойне.

– Ты так голоден, что думаешь о еде больше, чем обо мне?

Ёситада поднял голову и радостно улыбнулся, показав зубы. Узнал бы он Митоко, если бы встретил на улице? Нет, скорее всего, не узнал. И дело даже не в том, что ее голова и плечи были тщательно укутаны золотисто-зеленым шелковым платком, а половину лица закрывали зеркальные очки.

Когда он уезжал, Митоко была нескладным подростком, к тому же убежденным, что она – самая некрасивая девочка в мире. И у нее имелись все основания так считать. Если ему, мальчишке, рыжую шевелюру еще хоть как-то прощали, то для девочки такое было просто верхом неприличия. Особенно девочки из его семьи. Он хорошо помнил, как вырывал из ее рук ножницы, которыми она кромсала свои волосы прямо по отросшим золотистым корням, заливаясь слезами. Ведь тогда он поклялся себе, что никому не даст в обиду свою маленькую сестренку.

Как так вышло, что ближе они стали именно тогда, когда их разделило полмира?

– Если бы ты не была моей сестрой – я бы сейчас ни о чем думать не смог. И говорить не смог, застыл бы соляным столбом от восхищения.

– Почему соляным? Почему сразу не сахарным? Я люблю сладкое!

Смех Митоко был нежный и мелодичный, даже у Ёситады по спине поползли мурашки. Очевидно, что смех, как и голос, ставили профессионалы. А она тем временем легко и небрежно сбросила с головы платок, открывая волосы, и опустилась в кресло напротив. И сняла очки. Безупречный макияж только подчеркнул зелень и глубину ее глаз. Ёситада не стал сдерживать восторженного вздоха:

– Ты самая прекрасная девушка на свете!

– Ты говорил то же самое, когда я была прыщавой, толстой и неуклюжей, как утка!

– Вот уж неправда! – возмутился Ёситада. – Никогда ты не была толстой!

– Ах, значит, прыщавой и неуклюжей была, да? – Митоко схватила меню и стукнула брата по голове.

– Нет! Тс-с, смотри, нам несут заказ. Выбери, что ты хочешь, я уже.

Митоко вернула книжку на стол и открыла ее.

Официантка принесла поднос, и улыбка на ее лице сменилась с дежурной на восторженную. Она приняла заказ и замялась, словно не решаясь уходить. Митоко в ответ тепло улыбнулась девушке и поднесла палец к губам:

– В следующий раз подойдите с открыткой – я вам подпишу. Но это будет наша тайна!

Официантка быстро кивнула, поклонилась и исчезла, прихватив поднос.

Митоко попробовала коктейль и довольно зажмурилась:

– М-м… ты еще не забыл…

– Конечно, – Ёситада придвинул к себе глубокую чашку с шоколадом, – ты думаешь, за каких-то пять лет что-то настолько изменилось?

– А мне кажется, что за эти пять лет прошла вечность… но, видя тебя сейчас, я понимаю – все самое главное осталось прежним. Ну как, дедушка уже взял тебя в оборот или тебе дали время хотя бы отдышаться?

– Время… да, дали, если можно так сказать… – Ёситада сложил руки перед собой и внимательно посмотрел на сестру. – Давай так. Ты сделаешь заказ, я расскажу тебе главную новость дня, а потом мы поговорим об остальном. Подходит?

– Конечно, – Митоко кивнула и снова открыла меню.

– Та-ак… я буду мисо-суп с креветкой и салат с тофу. – Она захлопнула книжку и нажала кнопку.

Официантка появилась спустя секунду – видимо, ждала поблизости. Разумеется, с открыткой, которую она протянула двумя руками. Митоко привычным движением достала из сумочки ручку, что-то написала на своей же фотографии и сделала заказ. А когда довольная официантка скрылась, подперла рукой подбородок и в свою очередь посмотрела на Ёситаду выжидающе:

– Ну, не томи.

– Так вот. Мы распечатали на биопринтере Токугаву Иэясу. – Он слегка наклонился, наблюдая, какое впечатление произведет на Митоко это заявление.

– Хм… – Митоко слегка хлопнула ладонями по столику. – То, что ты сказал, звучит, как… ну… – она нахмурилась, пытаясь подобрать аналог, – это звучит, как «мы распечатали на биопринтере Токугаву Иэясу». «Мы» – это кто? И что такое «биопринтер»?

– «Мы» – это наша семья, в лице дедушки, разумеется. Потому что это было сделано с его одобрения. У нас есть научно-исследовательский центр, занимающийся стволовыми клетками и…

– А биопринтер? – перебила его Митоко.

– Я об этом и говорю. Биопринтер – это такой прибор, при помощи которого можно «распечатать» человеческие органы. Любые органы. Именно этим занимается наш центр.

– Органы для пересадки, что ли? А-а-а… Любые? И можно вот просто взять и напечатать целого человека?!

– Да. Получается, что да. Наши ученые далеко продвинулись в своих исследованиях. Берешь стволовые клетки человека и из них выращиваешь орган. Любой – хоть почку, хоть сердце, хоть глаз. Потом их пересаживают, и у тебя снова твой родной глаз или печенка. Только новые.

– Ничего себе! – Митоко прижала руки ко рту и округлила глаза. – Слушай, братишка, это что, получается, ты мне подаришь новое тело, когда я состарюсь?

– Ну… да, конечно, если ты захочешь… наверное… – Ёситада неуверенно улыбнулся. Об этом он пока не задумывался.

– Ура! – подпрыгнула Митоко. – Тогда я закажу еще темпуру и… и коктейль с мороженым!

– Подожди торопиться, – рассмеялся Ёситада, – это пока экспериментальная технология. И я тебе еще не все рассказал.

– Ну да, – Митоко кивнула, – ты сказал «распечатали Токугаву Иэясу». Так что выходит? Он реально живой? И шевелится?

– Похоже на то… – задумчиво протянул Ёситада. – Был взят образец ДНК из сохранившихся волос. И живые стволовые клетки. Дедушка сам выступил донором. На основе этого материала создали образец, из которого Токугаву Иэясу и «распечатали». Целиком.

– А! Ясно. Они его клонировали. Так бы сразу и сказал.

– Не совсем. Это не эмбрион и не младенец. Это взрослый человек… который поехал по делам в Кумамото. Поэтому мне его покажут через неделю.

– Поехал по делам? – Митоко нахмурилась. – Как это? Подожди. Если он взрослый – он что, что-то помнит? Как это возможно? Ну то есть это настоящий Токугава Иэясу?

– Вот именно. Это самый главный вопрос. Дедушка сказал, что наши ученые разработали особую технологию. Называется «нейросинхронизация». Токугава Иэясу стал после смерти ками, Тосё Дайгонгэном[15]. И его душа таким образом сохранилась. И память. Вот эту душу и «вселили» в новое тело, «записав» информацию в клетки мозга. По крайней мере, я понял так.

– Звучит как полная чушь. Душа? Ками? По-моему, дедушка тебя разыграл. Или это ты разыгрываешь меня? Когда ты говорил про биопринтер и стволовые клетки, все звучало очень правдоподобно! Ёситада!

Ёситада вздохнул:

– Нет, к сожалению, я тебя не разыгрываю. И не думаю, что меня разыграл дедушка. Но с его любовью ко всем новейшим технологиям… это делает его чересчур доверчивым.

– Хм. Ты думаешь, его обманывают? И под видом «нашего предка» подсунули актера? А зачем?

– Как это зачем? Деньги, Митоко. Средства, которые выделяются на развитие именно этого направления. Ты же понимаешь – по сути, ему объявили, что раскрыли секрет бессмертия. – Он замолчал, давая время подошедшей официантке расставить на столике заказ.

– Ты… ты собираешься с этим разобраться, так? – Митоко пощелкала палочками и принялась за салат. Ёситада посмотрел вслед удаляющейся официантке.

– Ты не боишься, что она сейчас всем о тебе разболтает и через пять минут сюда налетит толпа журналистов?

– Да их здесь и так полно, – рассмеялась Митоко и тут же прикрыла ладонью рот, – они скрываются и тайно фотографируют. Ты что! Я же с мужчиной! Наедине! Да еще с таким необычным красавчиком. Будет грандиознейший скандал – они же не хотят ничего упустить.

Ёситада нахмурился:

– А у тебя не будет проблем? С продюсером и контрактами?

Митоко пожала плечами:

– Конечно, нет. Он же сам себе не враг. Скандал пойдет только на пользу: поднимется ажиотаж, фанаты будут закатывать истерики… а потом рыдать и просить прощения за то, что «посмели во мне усомниться», когда я сообщу официально, что встречалась с братом, которого не видела пять лет. – Она снова рассмеялась красивым мелодичным смехом.

Сандер поморщился и попытался задернуть штору, не открывая глаз. Это не удалось – солнечный луч не пропал, просто переместился и жарил теперь левую щеку.

– М-м… – Он помотал головой и стянул одеяло. Потом потянулся, сел и открыл глаза.

Было душно: Сандер терпеть не мог кондиционеры, поэтому в своей комнате всегда отрубал «климат-контроль». Он протянул руку в слишком широкую щель между шторами, нащупал ручку и открыл окно. Свежий утренний воздух ворвался в комнату, слегка колыхнув плотную ткань. Стало значительно легче. И, на мгновение зажмурившись, Сандер таки отодвинул штору и высунулся в открытое окно.

Сундук, дремавший на крыше своей будки, видимо, услышал его, повернул голову, приоткрыл глаза и фыркнул. И слегка заворчал. Был недоволен, что его разбудили в такую рань. Сандер улыбнулся – старый алабай радовался, как щенок, когда они с семьей на лето перебирались в Комарово. Такое раздолье: просторный двор – бегай не хочу, соседские коты, лупающие глазами с высокого кирпичного забора. Нет, Сундук на них не лаял, вот еще. Он приличный, воспитанный пес. Но ворчал и смотрел с неодобрением. Как и на наглых воробьев и синиц, пытавшихся клевать корм из его миски.

Впрочем, сейчас он уже не бегал, почти все время лежал на солнышке и грел старые кости: шестнадцать лет для собаки – весьма почтенный возраст.

А Сандер помнил еще, как мама с отцом ругались из-за щенка. Мама хотела назвать его Хосе, а отец настаивал на Гранде – так звали какую-то лошадь из фильма. А получился в результате Сундук. Смешной, неповоротливый щен, готовый «сложить в себя» все, что хоть отдаленно напоминало еду.

Стоило Сандеру только подумать про еду, как хвост мирно дремавшего Сундука застучал по крыше.

– Щас! – негромко сказал в окно Сандер, встал и пошлепал босиком на кухню. Благо его комната была напротив. Взял с полки заботливо вымытую мамой огромную миску с надписью «Happy Dog» и вытащил с нижней полки большой пакет с кормом. Насыпав еды, он открыл ногой дверь и, пройдя через бесконечную веранду, вышел, в конце концов, на крыльцо.

Сундук уже крутился у ступенек, радостно виляя хвостом. Его отменный аппетит намекал на то, что умирать от старости пес в ближайшее время не собирается. Однако отец уже заговаривал о «смене» и ждал только приезда Сандера, чтобы вместе выбрать щенка. Старик Сундук еще должен успеть воспитать «наследника».