Последствия

– Если бы вы переживали о том, как я поправляюсь, то приходили бы в больницу каждый день, как Даниил. Но вы бросили меня здесь, отвернулись. Как будто я вам больше не дочь, и вы меня уже не любите.

Лицо Эрмины Кареновной стало бледнее простыней, на которых спала Алиса:

– Как ты можешь так говорить! – дрожащим голосом воскликнула она. – Мы очень тебя любим! Ты же наша любимая девочка!

Алиса испугалась, что если продолжать в том же духе, то бедную женщину хватит удар, но не сбавила оборотов:

– Тогда почему я прохожу через все это одна? Как будто у меня нет семьи! Я никого из вас не помню, не знаю, как жила раньше, чем дышала. И никто не может мне ничего объяснить! Кого мне спрашивать о детстве? Даниила?

Эрмина Кареновна пристыженно опустила голову, хотя в её позе ощущалось несогласие с обвинениями.

– Вы, моя семья, бросили меня здесь, словно не рады, что я вообще очнулась, – безжалостно продолжила Алиса. – Я не помню родителей, даже не могу сказать, что люблю вас. Вся прежняя жизнь превратилась в огромную дыру, которую просто нечем заполнить. Всему приходится учиться заново. А вы мне не помогаете. Почему? Потому, что когда-то заставили меня выйти замуж за Даниила?

Конечно, со стороны Алисы жестоко задавать вопрос вот так прямо, не давая бедной женщине подготовиться. Но так нужно. Жаль Эрмину Кареновну, жаль, что приходилось играть на её чувстве вины. Но Нику жаль больше.

– Я знаю, про то, на каких условиях вышла замуж, – продолжила Алиса, видя, что мать Анаит не находит слов, чтобы ответить. – Даниил все рассказал без утайки. Он откровенен во всем. И хочу, чтобы вы знали, что не виню вас ни в чем из того, что случилось, и вы не должны винить себя.

Эрмина Кареновна затряслась в беззвучных рыданиях, затем упала на колени перед Алисой и принялась целовать ей руки:

– Милая моя… – периодически всхлипывала женщина. – … прости меня… прости нас… прости за все…

– Встаньте, встаньте, Эрмина! – кажется, Алиса переборщила и теперь корила себя за то, что не успела вовремя притормозить, и недооценила степень чувства вины у родителей Анаит. – Пожалуйста, встаньте! Вы ни в чем не виноваты!

С горем пополам Эрмину Кареновну все же удалось уговорить успокоиться. Но бедная женщина так и не отпустила её руку. Как будто боялась, что все не по-настоящему, что если отпустить ладонь, взаимопонимание с дочкой и облегчение растают, как сон.

– Прости нас за то, что мы не приходили, – судорожно вздыхая, просила Эрмина. – Мы не знали, как вести себя, как смотреть тебе в глаза после всего, что случилось. Отцу не стоило соглашаться на ваш брак. Но тогда наша фирма переживала плохие времена. Кризис никого не пожалел. И деньги Даниила нас буквально спасли…

– Не нужно оправдываться, – покачала головой Алиса. – Вы поступили так, как поступили, потому, что в тот момент нуждались в любой помощи. От того, что вы будете себя истязать, ничего не изменится. Каким бы путем мы сюда не пришли, но сейчас оказались именно в этом месте. И нам остается лишь думать, как жить дальше, чтобы не допускать подобных ошибок впредь.

Эрмина Кареновна тепло, по-матерински улыбнулась и с гордостью в голосе сказала, поглаживая ей руку:

– Какая ты стала! Умница моя! Говоришь такие правильные, мудрые вещи.

– А какой я была раньше? – Алиса решила воспользоваться словоохотливостью Эрмины.

Та посмотрела в сторону и мягко улыбнулась, вспоминая:

– Ты росла очень живым, непостоянным ребенком. Ни на чем не могла сосредоточиться и ничем не интересовалась дольше двух минут. Игрушки быстро надоедали, платья тоже. Ты часто капризничала, но росла не злыдней. Однажды принесла с улицы только что родившегося котенка, и потом несколько дней выхаживала. Где ты его только нашла? Гувернантка божилась, что глаз с тебя не спускала и на улицу не выводила. Ну, а когда котенок поправился, мы вас обоих лечили от блох и глистов.

Алиса невольно рассмеялась – таким забавным показался рассказ.

– Кажется, я росла себе на уме, – сказала она, все ещё улыбаясь.

Эрмина кивнула, продолжая поглаживать её руку:

– Мы в тебе души не чаяли. Вот и избаловали.

– А в какой школе я училась?

– В разных, – слегка повела плечом Эрмина. – Всего за раз и не перечислишь. Ты была…

Видя, что мать Анаит замялась, не зная, как поделикатнее сказать то, что будет неприятно слышать дочери, Алиса подсказала:

– … избалованной?

Эрмина смущенно и благодарно улыбнулась:

– Именно. Ты могла за семестр сменить несколько школ. Или вообще закончить год на домашнем обучении.

Звучало не очень обнадеживающе. Алиса надеялась, что в прошлом Анаит найдутся люди, способные помочь расправится с Рыжовым и остальными. Но если даже друзей детства нет, то среди кого искать помощь?

– А университет? – с надеждой спросила Алиса. Друзей можно завести и в более сознательном возрасте и университет вполне подходящее место. У Алисы, например, много друзей среди бывших одногруппников и одноклассников. Впрочем, она и не меняла школы как перчатки.

– Ну, милая, – вздохнула Эрмина Кареновна, – ты никогда не любила учится. У тебя есть диплом искусствоведа, но откровенно говоря, ты ничего в нем не смыслишь. Ты приходила в университет покрасоваться новыми нарядами, прическами, машинами. И сделать фото.

– Понятно, – разочарованно протянула Алиса. Судя по всему, тут помощи искать негде.

Внезапно её осенило! Возможно, помощь можно получить не от друзей Анаит, а от друзей семьи Андриановых? А насколько большая эта семья? Можно ли их использовать?

– А что насчет нашей семьи? – начала она издалека.

– Что ты имеешь в виду? – слегка нахмурившись, переспросила Эрмина Кареновна.

Алиса постаралась конкретизировать:

– У меня есть братья или сестры? Дяди или тети? Если есть, то сколько их? Где живут, кем работают? Что за люди?

Эрмина Кареновна снова улыбнулась:

– Ты даже не представляешь, насколько большая у тебя семья! Месяца не хватит, чтобы обо всех рассказать!

Алиса не дала шанса отступить:

– А мы начнем с малого. И будем продвигаться постепенно. Каждый день понемногу.

– Так и сделаем! – с дрожью в голосе пообещала Эрмина Кареновна и обняла Алису. В этот раз всхлипываний и вздрагиваний не было, но Алиса все равно почувствовала, каким мокрым стало плечо.

Эрмина Кареновна казалась полной любви, тепла и ласки, и наверняка была замечательной матерью для Анаит. Полная противоположность родной матери Алисы. Она никогда не улыбалась, не обнимала и не говорила о том, что любит Алису. В памяти всплыл образ холодной, требовательной и всегда недовольной женщины. Чтобы дочь не делала, каких бы успехов не достигала – мать не бывала довольной. Для неё не существовало метода кнута и пряника, только кнут.

Наверняка Эрмина Кареновна обрадовалась бы рождению внучки, и не запрещала называть себя бабушкой.

Интересно, какие они, братья и сестры Анаит? Похожи на Михаила?

Вряд ли. У любящих родителей, коими казались Адриановы, не могли вырасти такие дети, как Михаил – двуличные, подлые, бессердечные. Ничего не ценящие, никого не любящие. Для него все вокруг просто ресурсы, которые можно использовать, или избавится, за ненадобностью.

Ей вспомнился визит к брату после его назначения на должность генерального директора УхаровКорп. Алису попросили подождать в приемной, потому, что у Михаила незапланированная встреча с главами отдела.

В тот момент она подумала, что брат взялся за дело всерьез, и даже испытала гордость за него. Какая сильная, несгибаемая личность! Такой лидер сможет вывести компанию из крутого пике, в которое её отправил отец.

Михаил не только поставит компанию на ноги, но и поможет сотрудникам компании снова быть уверенным в будущем. Отец частенько говорил, что о состоянии компании можно судить по тому, как живется рядовым сотрудникам. Если они получают прибавки и премии, ходят на работу с радостью, стремятся к покорению новых вершин и стоят за родное предприятие горой – то компания чувствует себя более чем хорошо. Если живут от зарплаты до зарплаты, то предприятие едва держится на плаву.

Сейчас, конечно, ни о каких прибавках не может быть и речи. Для начала Михаилу нужно разработать план выхода из кризиса. Потом будет этап стабилизации. И уже после, когда компания будет показывать стабильный рост, можно будет начинать постепенно возвращать прежний уровень премирования.

Так Алиса размышляла, сидя в прихожей, пока не услышала шум за дверью нового кабинета Михаила. Там ругались и ссорились, крики были такие, что она невольно испугалась, что вот сейчас там начнется драка!

Неужели так эмоционально обсуждают стратегию выхода из кризиса?

Дверь резко распахнулась, как от пинка, и оттуда выбежало сразу четыре мужчины. Каждого Алиса хорошо знала – отец частенько приглашал их домой на ужин, когда дела компании шли хорошо. Первым выбежал Крутин Мадлен Ростиславович – глава технологического отдела. Его круглое лицо, с сеткой из мелких полопавшихся капилляров, блестело в свете люминесцентных ламп. За ним бежал такой же тучный начальник финансового отдела – Ханипов Ионос Тихонович. Он тяжело дышал, и по его лицу бежали крупные дорожки пота. Следом шел глава службы безопасности, который к старости наоборот сильно похудел и теперь кожа у него на лице висела, как у бульдога. А круги под глазами только усиливали сходство. Замыкал шествие разгневанных мужчин один из заместителей отца – Живенков Родион Янович. Алисе он никогда особо не нравился, главным образом из-за того, что у мужчины дико воняло изо рта.

Они напоминали море в шторм – от них так и исходили волны гнева и даже ярости. Алиса не решилась с кем-либо поздороваться.

Внезапно Мадлен Ростиславович остановился, резко повернулся в сторону кабинета Михаила, и пригрозил кулаком:

– Я отдал компании двадцать лет жизни! Вы не можете меня просто вышвырнуть!

Естественно, ему никто ничего не ответил. Мужчины прошли мимо, даже не поздоровавшись – настолько были заняты планами по переманиванию совета директоров на свою сторону, перечислением заслуг перед компанией и планами по свержению Михаила. Хотя в прежние времена при каждой встрече расспрашивали как у неё дела и как здоровье.

Войдя в кабинет брата, Алиса спросила:

– Что случилось? О чем кричал Мадлен Ростиславович?

– Я его уволил, – Михаил выглядел довольным собой.

– Как? – ошарашенно переспросила Алиса и села в кресло для посетителей, едва не промахнувшись. Её не столько шокировали слова брата, сколько то, как они были произнесены; как легко, даже с радостью, он избавился от людей, с которыми рос бок о бок, которые, фактически, научили его всему, что знает.

– За несоответствие занимаемой должности, – ответил Михаил, начиная раскладывать разбросанные документы по местам.

– Но это же Мадлен Ростиславович! Правая рука отца! Он помогал строить УхаровКорп! – не могла смириться Алиса. В увольнение Мадлена Ростиславовича невозможно поверить. Более преданного сотрудника и друга семьи трудно бы найти. Его увольнение казалось чем-то вроде… смерти близкого родственника.

– Перестань! – скривился от недовольства Михаил. – Ты говоришь так, словно произошла трагедия. Старик давным-давно потерял хватку. У него нет ни идей, ни знаний, чтобы вытащить УхаровКорп из кризиса. Я тебе даже больше скажу – именно он, на пару с нашим драгоценным папочкой и загнали компанию в долги.

– Но если бы не Мадлен Ростиславович и подобные ему сотрудники, УхаровКорп вообще не существовало бы! Нельзя его просто уволить! – настаивала Алиса, пытаясь достучаться до сердца брата. – Он вложил столько сил, здоровья, лет! Он все тут знает…

– Алиса, хватит, – снова скривился Михаил. – Мне все надоело. Мадлен Ростиславович, прежде всего, наемный сотрудник. А незаменимых сотрудников не бывает.

Интересно, кем он заменил Алису и Нику?

Алиса покрепче обняла Эрмину Кареновну и сказала:

– Я приложу все усилия, чтобы ничего больше не как прежде.