Умирать не советую

Наркоманы расположились у основания бетонной опоры. С их появлением я, разумеется, стала ощущать дискомфорт – они мне мешали мыслить. Мне вздумалось проверить на них: а получится ли у меня в этот раз повлиять на что-то? Я имею ввиду физический контакт – как со стаканом, с дверью. Как с чёртовой мухой, которую мне удалось прогнать! Обычные движения, с помощью которых я пыталась воздействовать на этих двух, гниющих заживо, доходяг: удары, пинки, толкания, не приводили ни к чему – я вновь осознала свою беспомощность и впала в отчаяние. Парни поочерёдно раскуривались, а я, глядя на них, собиралась с духом. Искала связь между своим сегодняшним состоянием и этими двумя, потому что такие, как они, способны на всё, способны убить кого угодно. Не на шутку разозлившись, набросилась на них и долго не могла успокоиться: била и била босыми ногами по рёбрам, в живот, в пах, орала одному из них прямо в ухо: «Я убью тебя, сволочь! Я доберусь до всех вас! Ненавижу, ненавижу тебя, тварь!»

На месте наркомана я воображала ту скотину, что заказала убить нас, эту бессердечную тварь, чьего имени даже не знала. Зато в моей памяти намертво запечатлелось его ненавидящее и ненавидимое мною лицо, которое я узнаю среди тысячи, среди миллионов лиц… Да! Я нацелилась обязательно его разыскать и придумала как: я знала номера его роскошного Инфинити – их я, слава богу, успела запомнить. Значит, зацепки у меня всё же были. Пока я избивала этих двоих (в моём воображении), наполнялась энергией мести, замыслом, целью, желанием поквитаться. Наркоши в это время над чем-то посмеивались, им было хорошо в сухой тени бетонного укрытия – за его пределами уже вовсю тарабанил дождь. Я остановилась. Они продолжали затягиваться: в сумерках то и дело загорался огонёк самодельной папиросы. Сверкающие разряды молнии на мгновение озаряли наше временное убежище, что позволило мне разглядеть: до какой же степени эти двое себя обезобразили. Глядя на них, я начала философствовать: кем лучше быть – изгоем, зато живым или сознательной, активной, ценимой руководством за исполнительность, ухоженной, чистенькой, но убитой? Себе я не завидовала вовсе – эти хотя бы улыбаются, чешут языками, не страдают от одиночества так, как я.

Тот, что был выше ростом, такой мерзкий, прыщавый, с множеством болячек на лице, одетый в разорванную, не своего размера, куртку, продолжал едко посмеиваться, вспоминая одного школьника, у которого он приспособился вымогать деньги, запугивал – по этой причине наркоманы «хорошо сегодня нагрелись, и им теперь есть на что вмазаться».

– Чем ты хвастаешься, мразь?! – выкрикнула я, разозлившись, в лицо этому упырю, у которого не было ни стыда, ни совести. На этот раз я не проводила экспериментов, а крикнула эмоционально, в сердцах, искренне презирая его за совершённое им. Обращалась я именно к прыщавому, не воображая вместо него других, ненавидимых мною, ублюдков.

Сразу за этим вспыхнула молния и озарила физиономию наркомана, к кому я обращалась. Не знаю как его друг, но лично я успела заметить насколько сильно он поменялся в лице и нахмурился. Сначала он протянул окурок своему дружку и, когда тот его принял, неожиданно набросился на него, схватив за горло. Я наблюдала, нисколько не удивляясь, как этот псих душит своего, так называемого, братана со всей злостью – не удивлялась, по той причине, что у наркомана под воздействием химии может перемкнуть в любой момент. Но прыщавый, сдавливая горло приятеля, произнёс слова, основательно перевернувшие моё сознание:

– Как ты меня назвал? А?

– Ты чего-о, Бобё-ёр? – хрипел тот, что был пониже ростом.

– Ты обозвал меня мразью, сука?! – Прыщавый шипел сквозь зубы, к этому времени привалив своего напарника на спину. – Ты сказал, что я хвастаюсь, сука?.. Я – хвастаюсь? Последи за языком! Как на халяву накуриваться – так ты первый прискакал!

Наконец, он отпустил свою жертву, точнее, отбросил с силой. Вроде поостыл.

– Что за дерьмо?! – высказался его дружок, пытаясь отдышаться и прокашляться. – Ну Бобёр… Тебя реально клинит! Чуть насмерть не задушил.

Я больше не могла составлять им компанию – надоело слушать всякую дичь и идиотский смех двух, поехавших рассудком, кретинов, в связи с чем я решила покинуть это место, усеянное использованными шприцами. Я стала карабкаться вверх по скользкой тропинке и воображала, что ещё чуть… самая малая, малейшая чуточка… и я взметнусь, полечу, не касаясь больше ногами потоков грязной дождевой воды, струящейся по земле. Однако, мне мешало моё сознание, потому что оно вбило мне в темечко, что моё тело не сможет просто взять и оторваться от земли – мне никогда не позволит гравитация. Сознание долбило мне: во время дождя утоптанная земля должна обязательно скользить. И я скользила по ней, резко взмахивала руками, пытаясь держать равновесие. На самом крутом подъёме чуть не упала, но удержалась, слава богу. Добралась-таки до обочины, где заканчивался мост.

Прямо по курсу горел заманчивыми огнями новый двадцатиэтажный дом в красивом архитектурном исполнении – всегда мечтала побывать внутри, ещё на этапе строительства. Мечтала, чтобы мы с Вероникой когда-нибудь поселились в нём – я даже интересовалась планировкой и метражом, хотя прекрасно знала: жильё в таком доме нам не потянуть – слишком заоблачными были цены. Здание меня приманило к себе. Я уже стояла прямо перед ним, поливаемая неощутимым дождём и рассматривала окна – горела малая их часть, потому что дом только начал заселяться. Представила, какие, должно быть, новенькие ремонты в каждой заселённой квартире – везде свой интерьер, один шикарней другого. Зайти бы взглянуть…

У первого подъезда на моих глазах припарковалось авто: дворники стихли, погасли фары. В темпе выскочил молодой мужчина, лет тридцати, пикнул сигнализацией, затем, съёжившись от ливня, устремился в подъезд – я не упустила такой возможности и юркнула вместе с ним. Дверь за нами плавно закрылась. Только он собрался нажать кнопку лифта, как погас свет, видимо, во всём доме. Мой спутник выплеснул проклятия на пошлом диалекте – противно было слушать.

Пока мы ждали с ним в потёмках подачи электричества, он продолжал поругиваться сам с собой, полагая, что его здесь некому слышать, при этом я размышляла: а не на меня ли отреагировала электрика? Может я источаю особые волны, из-за которых она выходит из строя? Если бы я умела, запустила бы электричество снова, только не знала – как. Он достал телефон, начал себе подсвечивать. Я удивлялась его утомительному ожиданию – ведь молодой, давно бы поднялся по лестнице! Со страшной неохотой он всё-таки пустился в путь, тяжко вздыхая и проклиная виновных, бормоча себе под нос всякие недовольства. Пару раз останавливался, чтобы как следует отдышаться. Я поднималась вместе с ним – мне было не сложно, я не ощущала и капли физической нагрузки, моментами поджидала, когда он меня нагонит. Оказывается, речь шла о последнем этаже, двадцатом, куда мы с ним прибыли – он, так сказать, в поте лица.

Жилец основательно выдохнул последним матерным словом, когда ступил на свой этаж, зазвенел ключами, одновременно подсвечивая фонариком на телефоне, вошёл в квартиру – я вместе с ним. В эту секунду подали свет – он выругался и по этой причине, психованно ударил в стенку шкафа, однозначно жалея напрасно потраченные при подъёме усилия, злился, что не стал ждать. Затем скинул куртку, разулся. Тем временем я начала изучать интерьер. Да, сбылась мечта идиотки – я оказалась внутри. Я видела, как он толкает дверь спальни и откровенно удивляется – пришлось подойти к нему, чтобы узнать – чему.

– Зачем ты пришла? – Вопросительно уставился он на девушку, поднимающуюся с кровати, заспанную, в одежде, видимо, она прилегла в ожидании.

Хозяин зажёг в спальне свет, отчего та прикрыла рукой глаза.

– Я просил тебя кинуть ключи в почтовый ящик, а не открывать ими!

Оказавшись на кухне, он обнаружил накрытый перевёрнутыми тарелками ужин, вероятно, приготовленный девушкой.

– И не надо было здесь хозяйничать! – рявкнул он снова.

Свет опять погас.

– Как вы уже задолбали!

Хозяин полез в шкафы. Через минуту щёлкнула зажигалка и начала разгораться свеча – он разместил её на середине стола.

– Сделать тебе чай? – Непрошеная гостья, разозлившая его своим появлением, пыталась быть максимально любезной.

– Не тупи! – рявкнул он в ответ. – У нас дом на электричестве. На чём ты собралась кипятить воду?

Оба присели за кухонный стол напротив друг друга – мне это напомнило нашу недавнюю кухню, лишённую жизни, в которую в ближайшее время я точно не желала бы возвращаться из-за тяжёлых воспоминаний.

– Ну что, так и будем сидеть, на свечку пялиться? – Каждое его слово с самого начала было дерзким, как у той красномордой свиньи, и, что сразу мне показалось неизбежным, понеслось выяснение отношений, из которого я мало чего поняла.

Девушка за время встреч с ним «делала всё не так». Сейчас она пыталась оправдывать свои поступки, за что-то извиняться, умолять, обещать… Но я уловила главное: она его бесила сама по себе, чего бы она не делала – просто бесила. Мне захотелось бежать из этого дома, я успела устать от его проблемных обитателей. «Как же мне теперь отсюда выбраться?» – думала я.

Эти двое молчали – каждый чего-то ждал. Девушка никак не хотела уходить, глядя телячьими глазами в глаза своему возлюбленному сквозь дрожащий огонь свечи. «Да не нужна ты ему!» – пыталась я её вразумить, крича ей над ухом, которым она всё равно не слышала. Она не слышала не только меня, но и себя. Она будто не слышала своего бывшего и продолжала сидеть на месте. «Не нужна говорю! Беги от него! Забудь! – настаивала я. – И он тебе не нужен… козёл такой! Ты на него посмотри – хам! Слышала, как он тебя обозвал: «овца тупая»? И чего ты от него ждёшь? Лучше вали быстрей отсюда!»

– Где ключи? Давай сюда! – Он вынудил её достать ключи из сумочки и положить их ему на стол. Затем он подошёл к выходу, демонстративно и цинично распахнул перед ней входную дверь.

Пара стояла в полумраке прихожей, довольствуясь долетающим светом, что им давала свеча, оставшаяся на столе в кухне.

– Лифт не работает, – предупредил он в последний момент с фальшивой доброжелательностью, на самом же деле – я просто уверена – он ещё раз её уколол, дескать, она такая недалёкая: не смогла сообразить, что воду на чай вскипятить не удастся.

Раздавленная морально, потерянная, оскорблённая, униженная, непрошенная гостья медленно выплелась на площадку, как будто надеялась, что он её в последний момент остановит. И я вместе с ней. Куда она сейчас направится? Довольно-таки поздно; дождь продолжается – я слышу его водопадный грохот за стенами дома. Девушка начала спускаться по лестнице, споткнулась, чуть не упала. Держась за перила, постояла, подумала, снова двинулась вниз. Пройдя все двадцать этажей с заданной ею черепашьей скоростью, мы обе очутились на опустевшей улице.

Она всё время шла впереди, без зонта, поливаемая проливным дождём, будто его не замечала, и я испытывала к ней жалость. По дороге я думала ещё об одном: при жизни я становилась вовлечённой в чью-то частную жизнь только при желании её участников, когда они нуждались в моей помощи, совете или им просто не терпелось выговориться, а после смерти я могла вторгнуться в любую семью без приглашения и узнать самые сокровенные тайны, любые пикантные подробности… Я могла собрать информацию о каждом – тут снова перед глазами возникли образы моих врагов. Появившаяся возможность давала мне преимущества: я смогла бы шпионить за своими обидчиками, смогла бы выведывать их преступные планы. Мне стало импонировать моё теперешнее состояние. Вопрос состоял только в том: как всё это осуществить?

Спутница прибавила шаг. Куда-то улизнула, пока я, задрав голову, сквозь завесу ливня изучала мерцающую лиловую вывеску одного ночного заведения, известного многим. Достаточно дорогой стрип-клуб – всегда хотела в нём побывать, но женщин здесь не жаловали, о чём говорил высокий ценник за вход для лиц женского пола и свободный вход для мужского. Я вошла с одним из посетителей абсолютно бесплатно, начала прогуливаться от столика к столику, рассматривая присутствующих, заглядывая им в лица, чего никогда бы не позволила себе при жизни: наклонялась к ним, слушала о чём говорят… Не удержалась и похлопала по лысому затылку одного из клиентов клуба в ответ на его россказни о многочисленных любовницах.

В данном стрип-клубе я провела свою вторую посмертную ночь. Устроилась в тёмном углу, где размещалась декорация фривольного характера с голубой подсветкой, где не ходила ни чья нога, но откуда открывался хороший обзор. Скучая, наблюдала за выступлением сменяющихся танцовщиц, периодически устремляя внимание на вход, когда кто-то там появлялся. Я не прерывала своих поисков ни на минуту, вытягивала шею увидев похожий силуэт, но осознав, что ошиблась, вновь расслабляла плечи и возвращалась к просмотру номера стриптизёрши. Меня не покидала надежда: вдруг он появится именно здесь. Понимаю, что вероятность успеха была невелика, но ничего другого я пока не могла придумать – не скитаться же мне всю ночь по сырым опустевшим проулкам.

По моим расчётам, за сегодняшний день я пропустила ещё шесть таблеток для бросающих курить. За столиками некоторые дымили, а меня нисколько не тянуло схватиться за сигарету, несмотря на то, что в сущности я успела выпить только одну единственную таблетку… незадолго до смерти. На основании этого я сделала вывод: чтобы в кратчайшие сроки и эффективно избавиться от пагубной привычки, надо всего лишь умереть.

На рассвете я вышла на улицу с кем-то из персонала. Вслед за нами высыпало ещё трое, изнурённых ночною работой и всё же весьма довольных тружеников стриптиз-бара. У входа их ожидало такси с очень свежим водителем, должно быть совсем недавно вышедшим в смену. Я услышала, как одна из официанток проговорила маршрут следования, и, правда с задержкой, но всё же я сообразила, что поедут они той самой дорогой, на которой мы впервые столкнулись с нашим злодеем. Таксист уже начал давить на педаль газа, когда я запрыгивала на крышу автомобиля, хватаясь за рейлинги. Я ощутила в себе небывалую ловкость, которую будет не под силу продемонстрировать даже самому лучшему профессиональному каскадёру. Поначалу у меня сильно сжималось всё в груди от такого экстремального передвижения, пока я не осознала, что лечу, словно на перевёрнутом дельтаплане – только тогда я почувствовала настоящий восторг и удовольствие, даже закричала: «Эге-ге-е-е!». Разница была лишь в отсутствии сопротивления воздуху, который при движении должен, по идее, сносить всё с крыши. Мой новый мир походил на вакуум, но я закрыла глаза и мне удалось представить тот свежий ветерок, нежно обдувающий моё лицо, треплющий волосы. Я будто летела ввысь, навстречу восходящему солнцу.

Под колёсами вздымалась волной дождевая вода: таксист гнал на приличной для города скорости. В такую раннюю рань, да ещё в субботний выходной, когда на улицах тишь да пустота, гнать ему ничто не мешало. Предварительно себя подготовив и набравшись храбрости, я всё-таки спрыгнула почти-что на полном ходу, не дожидаясь остановки, в том участке дороги, где произошла роковая встреча с нашим убийцей. Приземление оказалось неощутимым – что в очередной раз меня удивило, будто я с одного облака перепрыгнула на другое. У меня возникло предположение: он мог вообще проезжать здесь единожды и никогда больше не появится. Но каких-либо других идей пока не появилось. Я расположилась прямо у дороги, чтобы терпеливо ждать. Когда-нибудь он проедет – среди потока многочисленных легковых и грузовых, белых и чёрных, серых и цветных, высоких и низких автомобилей, троллейбусов и автобусов, мелькнёт его серебристый Инфинити, если, конечно, он не меняет машины как перчатки.

Так я провела две недели (судя по смене дней и ночей), прилепившись к бетонному бордюру неподалёку от светофора, прижав к щеке кулак и бесперебойно водя зрачками вправо-влево. Я вглядывалась в каждый автомобиль серебристого цвета. Вскакивала с места завидев такую же марку машины такого же цвета и снова разочарованно опускалась, увидев другие номера. Моё зрение ещё никогда не было настолько зорким, скорость взгляда никогда не была настолько стремительной, что позволяло мне считывать буквы и цифры на едущих достаточно отдалённо автомобилях. Но больше всего меня поражала острота моего зрения в тёмное время суток – мне вполне хватало того бледного света, сочащегося с высоты фонарных столбов, чтобы продолжать наблюдение не хуже, чем днём. Наблюдая за обстановкой, я анализировала свою новую форму жизни. Мой организм перестал нуждаться в пище, воде, сне… Перестал тяготеть к удобствам – в принципе, мне стало абсолютно безразлично: лягу ли я на мягкую постель или устроюсь прямо на сыром асфальте. Но, несмотря на отсутствие потребностей, я ох как хотела бы вспомнить вкус любимой еды, понежиться в тёплой постели – видимо об этом я мечтала по старой памяти.

Мне стало любопытно: а как идёт следствие? Может злодея уже арестовали, и я напрасно его поджидаю? Надо было примкнуть к следователю и жить в его кабинете, торчать там целыми днями, присутствовать на допросах, тогда я знала бы все детали расследования по нашему делу. Я вспомнила о телах. Теперь жалела, что была настолько нерасторопна и не поехала с ними в трупоперевозке, а направилась бродить чёрт знает где. Останься я при телах у меня появилась бы возможность поприсутствовать на организации наших похорон от начала и до конца, где я могла бы оценить степень любви и дружбы по отношению ко мне со стороны коллег, друзей, ухажёров… В данной ситуации я бы выяснила: кому из них я действительно дорога. И придёт ли кто вообще на мои похороны кроме самых близких.

На светофоре, через три полосы от того места, где вела я своё дежурство, остановился похожий серебристый Инфинити, что заставило моё несуществующее сердце энергично забиться. Я встала и вытянулась, замерла, высматривая лицо водителя сквозь лобовое стекло. Номер совсем некстати загородила стоящая впереди него Мазда. За рулём оказался совершенно другой, незнакомый мне человек, абсолютно ничем не схожий с объектом моих поисков. Снова разочарование, подумала я, как вдруг Мазда подкатилась ближе к отчерченной белой линии на асфальте, и номер стоящего за ней Инфинити мне весь открылся.

Это был тот самый Инфинити! Это был он! Я нашла его наконец-то! Спасибо моему терпению, что позволило мне неуклонно следить за дорогой и добиться желаемого! На данный момент совершенно не имело никакого значения, что автомобилем управлял другой человек – сейчас меня радовала любая зацепка, неважно какая, лишь бы зацепка, ведь она могла привести меня к цели. На двух полосах с моей стороны продолжалось движение – я не знала, как мне их пересечь, оттого металась вдоль дороги. Светофор, регулирующий ближние полосы, переключился на жёлтый – сейчас эти остановятся, поедут те. Как только движение остановилось, я ринулась через дорогу. При жизни подобными действиями я привлекла бы всеобщее внимание: мне начали бы сигналить, визжали бы тормоза, кто-то столкнулся бы по моей вине, но теперь я могла делать всё, что угодно – у меня появилась полная свобода действий!

На высокий кузов Инфинити сложнее было карабкаться, чем на кузов низенького такси. Смею предположить, что, будучи живой, я не смогла бы, да и вообще ни за что не решилась бы забраться на движущийся внедорожник, а теперь я смело проделывала трюк, присущий ловким каскадёрам. Инфинити вовсю набирал скорость, когда я брюхом ползла по крыше, придерживаясь за рейлинги. Мне не терпелось заглянуть внутрь. Я подползла к лобовому стеклу, свесила голову. Водитель никак не реагировал. Ещё бы! Меня же нет. Но тут в глубине салона мелькнули белые листы бумаги. Я вгляделась: вот оно, то самое лицо, благодаря которому вся моя сущность превратилась в нечто маниакально-одержимое – это был он, наш убийца, мой кровный враг. Он копался в документах и понятия не имел, что на него сейчас пристально смотрит та, кого он на днях оскорбил, а затем отправил на тот, вернее на этот, свет. Всё-таки я до него добралась, всё же я на кое-что способна, и я обязательно устрою так, чтобы жизнь его превратилась в сущий ад, если не хуже.

Вскоре город остался позади, и остальная часть пути пошла по загородной трассе. Дорога меня забавляла – я стала воображать себя орлом, поймавшим добычу: её я будто бы несла под собою в цепких когтях. Ещё немного и я приволоку её в лес – там с ней покончу, невзирая на все её трепыхания. Умолять меня бесполезно.

Уже стемнело, когда мы прибыли на место – перед нами открылись автоматические ворота. Инфинити вкатился на территорию, затем остановился у входа в трёхэтажный особняк с эркерами, с фигурно подстриженным топиарием перед ним. Повсюду млечным холодным светом горели массивные электрические фонари круглой формы.

Свинья эта вылезла из машины, направилась в дом. Незнакомый мужчина, что был за рулём, после высадки пассажира куда-то уехал. За время поездки я убедилась – то был нанятый водитель-профессионал. Работу свою он знал и водил первоклассно, придерживаясь правил и соблюдая осторожность. Если бы в тот день за рулём был именно он, а не его психованный работодатель, то ничего бы не случилось. В тот день за руль по какой-то причине сел этот ненормальный. Представив картину в целом, я начала понимать, что, будь моя сестра трижды опытным водителем, той ситуации всё равно было бы не избежать. Она говорила истинно, что Инфинити нёсся, как по взлётной полосе и надо отдать должное Веронике – несмотря на свою неопытность, она успела встроится в ряд, освободив ему эту «взлётную полосу» для проезда, избежав сильного удара сзади. Но Его Величеству Королю Дорог не понравилось даже кратковременное препятствие на пути, из-за которого он вынужден был убавить скорость.

Я быстро сориентировалась и заскочила внутрь вместе с ним. Всё моё внимание было приковано к этой персоне, спешным шагом пересекающей дом, поэтому я даже толком не успела разглядеть убранство особняка, людей, попадающихся на пути… Мы оказались в кабинете, консервативно обставленном, где преобладали кожа и дерево, но никак не современные стекло, пластик, металл. Нервный сразу закинул бумаги в сейф. Только потом, сменив деловую задумчивую физиономию на расслабленную, он-таки перевоплотился в семьянина, хозяина, вернувшегося в свою обитель, чтобы узнать: как обстоят дела в его свинской норке?

Он направился в гардеробную, где переоделся в тёмно-синий халат, затем в столовую, где уже начали сервировать стол. Смугленькая горничная подала горячее на одну персону, спросила, не желает ли хозяин ещё чего и удалилась. Я расположилась с ним за одним столом, внимательно наблюдая, как он приступает к ужину. Чем дольше я находилась с ним в одном пространстве, тем сильнее во мне закипала злость при виде этого монстра, приказавшего совершить расправу над двумя беззащитными женщинами. Теперь он сидел в своём роскошном особняке и жрал как ни в чём не бывало. Я впилась в него взглядом, следя за каждым его движением – должно быть глаза у меня сейчас полны были не сколько ненависти, сколько грусти оттого, что мне уже пришлось пережить. Да и теперь глядеть на него, сидеть с ним за одним столом и видеть насколько у него всё на высшем уровне было не меньшим испытанием для моей покалеченной психики.

Он подавился, откашлялся.

– Вкусно? – вырвалось у меня. – Дайка гляну, чем там тебя сегодня кормят! – Я встала и пересела на один из ближайших к нему стульев. – А-а… Мясо, овощи, картошка…

Я подложила кулак под подбородок и стала пристально наблюдать за тем как он ест. Он продолжал распиливать мясо ножом, забрасывать его в глотку, а я продолжала смотреть с огромным вниманием. Не удержалась, изъявила желание:

– Дайка попробую!

В составе сервировки были другие вилки – я взяла одну из них, отделила на его тарелке с другой стороны кусок мяса, затем кусок спаржи… И то, и то положила в рот. Отделённые мною части исчезли лишь в моём представлении, а свежий взгляд показал, что с моего боку никто ничего не трогал. Должна сказать, несмотря на это, я ощутила вкус еды в полной мере. Тогда я плеснула в пустой бокал аперитива, выпила залпом.

– Уф! То, что надо! – произнесла я, удовлетворённо вытирая рот.

Следом я потянулась к варёному картофелю, обсыпанному паприкой, и вкус его меня вполне устроил.

– Скажи своему повару… – продолжала я жевать и говорить одновременно, – что картофелины надо сначала пробороздить вилкой – вот так, – провела я по картофелине, – и затем смазать маслом… Затем только обсыпать паприкой, а не как твои повара… припудрили на отмахнись! Поверь, всего лишь маленькая такая изюминка, а выглядеть будет оч-чень аппетитно!

Я снова выпила, даже с большим удовольствием, закусила крупной маслиной, украшающей блюдо – та спустя секунды появилась на прежнем месте, хотя я её продолжала жевать.

– Моя Вероника знает кучу разных приёмов насчёт готовки, – добавила я. Осеклась. Поникла. – Моя Вероника… знала… – Я уставилась в сторону, забыв про еду.