– Это судьба привела шлем к тебе! Судьба и дух Бартука, разве ты не видишь? Он наметил тебя своим преемником, поверь мне, – ворковала ведьма. – Ведь не зря же ты единственный, кто способен видеть эти картины без моей помощи!
– Верно.
После двух первых инцидентов, случившихся в то время, когда Злорадный носил шлем, командующий приказал нескольким самым преданным офицерам испробовать доспех на себе. Но даже те, кто проходил в нем несколько часов, признавали, что впоследствии их не преследовали никакие особенные сны. А это для Августа Злорадного было веским доказательством того, что он – избранник духа Полководца, преемник плаща его славы.
Злорадный знал о Бартуке все, что только мог узнать смертный. Он изучил все документы, исследовал все легенды о Кровавом полководце. Меж тем как многие отшатывались от темной демонической истории Бартука, опасаясь, что пятно может лечь и на них самих, командир раскапывал каждую кроху информации.
Он мог бы потягаться с Бартуком в искусстве стратегии или в физической силе, да только вот Злорадный обладал всего лишь искрой магических умений, – искрой, которой едва хватало на то, чтобы разжечь свечу. Галеона обеспечивала его колдовством – не говоря уже о прочих удовольствиях, – но чтобы действительно сравниться со славой Полководца, Злорадному требовалось что-то, чтобы призвать и повелевать не одним демоном, а многими.
Он пребывал в абсолютной уверенности, что доспехи открыли бы ему этот путь, и был буквально одержим этой мыслью. Всесторонние исследования Злорадного показывали, что Бартук вселил в латы могущественнейшие заклятия. Собственные, скудные силы командующего уже увеличились за счет шлема; наверняка магические доспехи Полководца дадут ему то, чего он так жаждет. Наверняка и тень Бартука желает этого. Видения – это знак.
– Я скажу тебе только одно, мой генерал, – прошептала колдунья. – Только одно, что вдохновит тебя в твоем поиске…
Он стиснул ее руки:
– Что? Что такое?
Женщина неуловимо скривилась от боли, столь крепка оказалась его хватка.
– Он… этот дурак, натянувший доспехи, – он приближается!
– К нам?
– Вероятно, если шлем и все остальное стремятся воссоединиться, но даже если и не так, чем ближе он окажется, тем точнее я сумею вычислить его! – Галеона высвободила одну руку и дотронулась до подбородка Злорадного. – Тебе придется подождать еще самую малость, моя любовь. Самую малость…
Отпустив чародейку, командующий решительно заявил:
– Будешь проверять каждое утро и каждый вечер! Не жалей усилий! Я должен узнать, где находится этот кретин, в ту же секунду, когда ты сможешь определить это! И мы выступим немедленно! Ничто не должно встать между мной и моей судьбой!
Он подхватил шлем и, не сказав больше ни слова, покинул шатер. Ординарцы быстро зашагали следом. Разум Злорадного застилало, когда он представлял себя в магических доспехах. Легионы демонов встают под его командование. Города падут. И вырастет империя… империя, охватывающая весь мир.
Вернувшись в свою палатку, Август Злорадный бережно обнял шлем, словно защищая его. Галеона права. Ему всего лишь надо быть немножко терпеливее. И доспехи придут к нему.
– Я свершу все, о чем ты только мечтал, – прошептал он отсутствующей тени Бартука. – Твое наследие будет моей судьбой! – Глаза командира заблестели. – И очень скоро…
Когда Злорадный исчез за пологом, ведьма задрожала. В последнее время он стал таким непостоянным, особенно когда надевает древний шлем. Однажды она даже поймала его на том, что он разговаривает так, словно сам был Кровавым полководцем. Галеона знала, что шлем – как, наверное, и все доспехи – содержит загадочную магическую силу, только вот она не могла ни распознать, ни контролировать ее.
А если бы получилось… этот любовник ей больше не понадобился бы. Жалко, конечно, чуток, но другие самцы всегда найдутся. Куда более покладистые.
Скрипучий, глубокий голос разорвал тишину – звучание его напоминало жужжание тысячи умирающих мух.
– Терпение – добродетель… этот-то знает! Сто двадцать три года на гнусной грани смертных в поисках Полководца! Так долго… и теперь все складывается…
Галеона метнула взгляд на тени, разыскивая среди них одну, особую. Наконец она заметила ее в углу палатки – колыхающуюся, похожую на насекомое фигуру, видную только тому, кто потрудится вглядеться попристальнее.
– Тише! Кто-нибудь может услышать!
– Никто не услышит, если этот захочет, – проскрежетала в ответ тень. – Ты отлично знаешь это, человечек…
– Тогда приглуши свой голос хотя бы ради моего рассудка, Ксазакс.
Темнокожая чародейка смотрела на тень, но не приближалась к ней. Даже по прошествии стольких лет она не до конца доверяла своему постоянному спутнику.
– Как нежны уши людские. – Фигура стала отчетливее, и теперь стало понятно, что напоминает она богомола. Разве что этот богомол был высотой футов семь, если не больше. – И как мягки и ущербны их тела…
– Кто бы говорил об ущербности.
Низкий, рокочущий звук заполонил шатер. Галеона одернула себя, вспомнив, как ее компаньон не любит, когда его перебивают.
Ксазакс заворочался, придвигаясь ближе.
– Расскажи этому о видении.
– Ты сам видел.
– Но этот еще услышит от тебя… Пожалуйста… не отказывай этому.
– Ладно.
Набрав в грудь побольше воздуха, она принялась подробно описывать человека и доспехи. Ксазакс, конечно, и сам все видел, но по каким-то своим причинам этот дурак вечно заставлял ее пересказывать видения. Галеона попыталась ускорить процесс, почти не касаясь человека и описывая сами латы и смутно прорисовывавшийся позади ландшафт.
Внезапно Ксазакс перебил ее:
– Этот знает, что доспехи настоящие! Этот знает, что они бродят по равнине смертных! Человек! Каков человек?
– Совершенно обыкновенный. Нет в нем ничего особенного.
– Нет ничего обыкновенного! Описывай!
– Солдат. Лицо гладкое. Простой боец, наверняка сын фермера – по крайней мере, выглядит он так. Ничего выдающегося. Какой-то жалкий дурень, наткнувшийся на доспехи и, думается, абсолютно не представляющий, что это такое.
И снова рычание. Тень слегка пошевелилась. Когда же Ксазакс заговорил, голос его звучал поистине разочарованно:
– Уверена, что этот смертный путник приближается?
– Да вроде бы.
Мрачный богомол замер. У Ксазакса явно было что-то на уме. Галеона ждала… ждала и ждала. Ксазакс понятия не имел о времени других, оно заботило его, лишь когда дело касалось его личных нужд и потребностей.
На миг две темно-желтые вспышки блеснули там, где полагалось быть голове тени. Мелькнули очертания трехпалой конечности и быстро растворились вновь.
– Тогда пусть идет. Этот после решит, чем одна кукла лучше другой… – Фигура Ксазакса расплывалась. Сходство с богомолом, да и с любым другим существом, исчезало. – Пусть идет…
И тень уползла в темноту углов.
Галеона выругалась про себя. Она многому научилась от этой грязной твари и во много раз увеличила свои силы благодаря его наставлениям. И все же куда больше, чем от Августа, она стремилась отделаться от Ксазакса, сбежать от этой ужасающей сущности. Командующим еще можно манипулировать, но только не тайным компаньоном колдуньи. С Ксазаксом приходилось вечно играть в кошки-мышки, и слишком часто во время этой нескончаемой игры чародейка чувствовала себя вторым из двух упомянутых зверьков. Однако разорвать договор с такими, как Ксазакс, не так-то просто; если не позаботиться о предосторожностях, можешь обнаружить, что осталась без рук и ног, и лишь потом тебе наконец-то оторвут голову, позволив умереть.
А значит, надо придумать что-то иное.
Тот, кто носит сейчас доспехи Бартука, выглядит воином, бойцом, да еще к тому же, по ее собственному описанию, человеком простым. Другими словами, дураком. Галеона отлично знала, как вертеть такими. Как мужчина, он окажется беззащитен перед ее чарами; а как дурак – никогда не осознает этого.
Она посмотрит, как пойдут дела с командующим и Ксазаксом. Если покажется, что тот или другой по-прежнему действуют в ее интересах, Галеона уж постарается сместить равновесие в свою сторону. Злорадный, заполучив латы, наверняка свяжется с ее теневым партнером. Однако если магические доспехи достанутся Ксазаксу, поистине будет правильно последовать за ним.
И еще остается возможность использовать незнакомца. Его наверняка легко можно водить за нос, указывая, что делать. Он, в отличие от двух других, представляет собой не риск, а благоприятную возможность.
Да, Галеона намеревалась следить за простофилей ради собственной выгоды. Он куда лучше будет воспринимать ее страстные желания, чем честолюбивый и слегка тронутый военачальник, – и уж наверняка солдат куда менее опасен, чем демон.
Глава 3
Кровь.
– Ради всего святого, Норрек? Что ты делаешь?
– Норрек. Друг мой. Пожалуй, тебе стоит снять эту перчатку.
Кровь.
– Проклятье! Проклятье!
– С-сэ-эдан! Его кисть! Руби…
Повсюду кровь.
– Норрек! Ради бога! Моя рука!
– Норрек!
– Норрек!
Кровь тех, кто был ему ближе всех…
– Не-е-е-е-ет!
Норрек вскинул голову и закричал, не осознавая, что очнулся. Оплеуха знобящего ветра полностью привела его в сознание, и только сейчас он ощутил нарастающую боль в правой щеке. Не раздумывая, он приложил к ней ладонь.
Холодный металл погладил кожу. Недоумевая, Норрек взглянул на свою руку – руку в малиновой латной перчатке, пальцы которой были в чем-то красном.
Кровь.
С содроганием солдат вернул руку к щеке, на этот раз прикоснувшись к собственной плоти лишь одним пальцем. Путем осторожного исследования Норрек обнаружил три кровоточащие раны, три борозды на коже, будто следы когтей какого-то дикого животного.
– Норрек!
Вспышка памяти – и дрожь пробежала по спине ветерана. Лицо Сэдана, искаженное паникой, какой Норрек не видел даже в разгар самой свирепой битвы. Умоляющие глаза, раскрытый рот, из которого больше не вырываются слова…
И рука Сэдана… яростно и отчаянно царапающая лицо друга.
– Нет…
Этого не может быть. Память врет.
Еще один образ.
Фаузтин на полу гробницы, на камнях лужа крови, текущей из рваной дыры, бывшей когда-то горлом визджерея.
Маг, по крайней мере, умер относительно быстро.
– Нет… нет… нет…
Ужасаясь все больше и больше, полуобезумевший солдат, шатаясь, поднялся на ноги. Вокруг маячили высокие холмы, можно даже сказать – горы, небо едва тронули первые рассветные лучи. Местность совершенно незнакомая. Ни одна из этих возвышенностей даже отдаленно не напоминает пик, внутри которого друзья нашли гробницу Бартука. Норрек неуклюже шагнул вперед, пытаясь восстановить равновесие и сориентироваться.
Каждое движение сопровождал тревожный скрежет.
Норрек опустил глаза и обнаружил, что не только его руки облачены в металл.
Доспехи. Куда ни кинь взгляд, Норрек видел лишь одинаковые кроваво-красные металлические пластины. Он думал, что увиденное им только что по ужасу не сравнится ни с чем, но один лишь вид собственного тела едва не поверг повидавшего всякого солдата в полнейшую панику. Руки, грудь, ноги – все скрылось под темно-красными латами. Какая нелепость – Норрек вдобавок обнаружил, что влез в древние, но вполне прочные кожаные сапоги Бартука.
Бартук… Кровавый полководец. Бартук, чья черная магия, очевидно, спасла беспомощного солдата ценой жизней Сэдана и мага.
– Будь ты проклят! – непонятно кому крикнул Норрек, вновь опуская глаза на свои руки и срывая перчатки.
Он дергал изо всех сил, сперва левую, потом правую, но железные перчатки соскользнули не больше чем на дюйм и, казалось, словно вцепились в руки.
Солдат заглянул внутрь, за краги, не увидел никакой помехи и попробовал еще раз – но латные перчатки опять не подались. Хуже того, с появлением первых лучей солнца Норрек увидел, что не одна только кровь из его расцарапанной щеки оставила пятна на металле. Каждый палец, да и сами ладони выглядели так, словно их окунули в густую ярко-красную краску.
Но краска эта отличалась от цвета доспехов.
– Фаузтин, – пробормотал воин. – Сэдан…
Взревев в исступлении, Норрек с грохотом обрушил кулак на ближайший камень, страстно желая сейчас раздробить себе все кости, если это дарует ему спасение. Однако вместо этого распался валун, а Норрек ощутил лишь чудовищную пульсацию во всей руке.
Он упал на колени:
– Не-е-е-ет…
Ветер взвыл, будто издеваясь над человеком. Норрек не пошевелился – голова опущена, руки безвольно висят по бокам. В мозгу вспыхивали обрывки того, что произошло в гробнице, и каждый добавлял красок в дьявольскую сцену. Сэдан и Фаузтин, оба они мертвы… мертвы от его рук.
Содрогнувшись, Норрек поднял голову. Нет, не совсем от его рук. Это сделали проклятые перчатки, одна из которых спасла его от дьявольских стражей. Норрек все еще винил себя в смерти товарищей, ведь, возможно, что-то изменилось бы, сними он первую перчатку сразу, ведь сам он никогда бы не погубил друзей.
Должен быть способ избавиться от этих перчаток, даже если придется отдирать их вместе с кожей.
Преисполнившись решимости сделать что-нибудь, бывалый боец вновь поднялся, пытаясь лучше разобраться в обстановке. К несчастью, ничего нового он не увидел. Горы да холмы. На севере раскинулся лес. Никаких признаков жизни, ни малейшей струйки дыма вдалеке.
И ничто не напоминает пик, заключивший в себя могилу Бартука.
– В какой Преисподней… – Он резко оборвал слова, совершенно не желая упоминать столь темное и предположительно вымышленное царство.
Даже будучи ребенком, а тем более – солдатом, Норрек не слишком верил во всяких демонов и ангелов, но ужас, частью которого он стал, несколько изменил его мнение. Существуют или нет демоны и ангелы на самом деле, Кровавый полководец уж точно оставил после себя чудовищное наследие, – наследие, от которого Норрек надеялся освободиться как можно быстрее.
Решив, что в первый раз он был просто слишком расстроен, Норрек снова попробовал снять перчатки. Надо изучить их повнимательнее. Однако, опустив глаза, он сделал еще одно ужасающее открытие.
Кровь замарала не только перчатки, но и панцирь нагрудника. И, что еще хуже, при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что кровь не просто случайно забрызгала латы, а покрыла их почти целиком.
Норрек вновь содрогнулся. Поспешно вернувшись к перчаткам, старый боец искал какой-нибудь замок, застежку, хотя бы насечку, держащую железо. Ничего. Совсем ничего. По идее, перчатки должны были соскользнуть на землю при малейшей встряске.
Доспехи. Если нельзя снять перчатки, он уж точно справится с остальными частями лат. Пряжки – вот они, и даже перчатки наверняка не создадут проблем с раскреплением. Правда, на некоторых щитках никаких застежек не видно, но их скорее всего мастерили так, чтобы они легко спадали сами…
Наклонившись, Норрек начал с ноги. Сперва он ощупал пряжку, затем увидел, как лучше совладать с нею. С величайшей осторожностью солдат открыл замочек.
А тот немедленно защелкнулся снова.
Солдат повторил свои действия – и получил тот же результат. Норрек выругался и взялся за застежку в третий раз.
На этот раз она даже не поддалась. Еще несколько попыток с другими застежками окончились ничем. Более того, когда он попробовал наконец стянуть сапоги (это несмотря на холод!), они, как и перчатки, сползли лишь чуть-чуть и отказались двигаться дальше.
– Но это же невозможно… – Норрек дернул сильнее, но снова безо всяких видимых результатов.
Безумие! Это же всего лишь перчатки, куски железа, и пара старых потрепанных сапог! Они должны сниматься!
Отчаяние Норрека росло. Он был обычным человеком, верящим, что солнце восходит по утрам, а луна светит в ночи. Птицы летают, рыбы плавают. Люди носят одежду – но одежда никогда не носит людей!
Он взглянул на окровавленные ладони.
– Чего ты хочешь от меня? Чего ты хочешь?
Ответа, говорящего о его мрачной участи, не последовало. И латные перчатки не стали вдруг рисовать слова и символы на земле. Доспехи просто не отпускали своего нового носителя.
Разрозненные образы жуткого конца его товарищей вновь закружились в сознании Норрека, не давая сосредоточиться на чем-то конкретном. Солдат молился: умолял их покинуть его, но чувствовал, что страшные картины теперь будут сопровождать его вечно.
Ладно, пусть ему не избавиться от ночных кошмаров, но ведь, возможно, он еще способен что-то сделать с проклятой железной одежкой. Фаузтин был магом, пользующимся известной славой, но даже визджерей признавал, что есть множество профессионалов, куда более умелых и знающих, чем он.
Норреку надо всего лишь отыскать кого-нибудь из них.
Он посмотрел на восток, затем на запад. На востоке не ждало его ничего, кроме высоких зловещих гор, в то время как запад, казалось, давал немного больше простору. Конечно, Норрек понимал, что его предположения, возможно, и неверны, но он решил, что это лучшая из имеющихся возможностей и стоит направиться именно на запад.
От сырости и леденящего ветра он уже продрог до костей, так что предпочел поскорее начать свое путешествие. Весьма вероятно, что он умрет от истощения, еще даже не добравшись до тор, но что-то внутри него говорило, что этого не случится. Доспехи Бартука завладели им не для того, чтобы вот так вот дать загнуться посреди этой глуши. Нет, у них на уме что-то другое, что-то, что со временем даст о себе знать.
Норрек не слишком ждал этого откровения.
* * *Солнце скрылось за облаками, затянувшими все небо, и стало еще холоднее. В воздухе висела влага. Тяжело дыша, Норрек упрямо толкал себя вперед. До сих пор ничто не указывало на то, что он движется в нужном направлении. Измотанный ветеран думал, что он наверняка шагает в прямо противоположную сторону от той, куда следовало бы идти. Ведь какое-нибудь горное королевство могло раскинуться за ближайшей грядой на востоке.
Однако эти мысли, пусть и невеселые, помогали Норреку не свихнуться окончательно. Каждый раз, когда он отвлекался, его сознание неизменно возвращалось к гробнице и тому ужасу, частью которого он был. Лица Фаузтина и Сэдана преследовали его даже сейчас, в воображении Норрека они осуждающе смотрели на него из полумрака.
Но они мертвы, и, в отличие от Кровавого полководца, таковыми и останутся. Лишь чувство вины Норрека продолжало терзать его.
Около полудня он начал спотыкаться. До солдата, наконец, дошло, что с тех пор, как он пришел в себя, во рту не было ни крошки, да и накануне ужинали они рано. Если он не планирует вскорости упасть и умереть, то надо поскорее отыскать чего-нибудь съестного.
Но как? У него нет ни оружия, ни капканов. Воду можно добыть, просто собрав снег с верхушек ближайших валунов, но с настоящей едой дело обстоит куда сложнее.
Решив, по крайней мере, утолить жажду, Норрек подошел к невысокому нагромождению камней, где прохлада теней не позволила растаять снегу и льду. Он сгреб, сколько смог, грязноватых кристаллов и принялся жадно сосать их, не заботясь о грязи и травинках, попадающих в рот вместе с желанной влагой.
Вскоре в голове немного прояснилось. Сплюнув кусочки земли, Норрек задумался, что же делать дальше. Дикие животные ему не встречались – разве что птицы. Без лука или рогатки у него нет шансов сбить какую-либо пернатую тварь. Но пища все же необходима…
Внезапно его левая рука пришла в движение, совершенно непроизвольно. Пальцы разошлись веером и согнулись, словно Норрек сжал невидимый шар. Затем рука в перчатке стала поворачиваться, пока ладонь не обратилась к ландшафту прямо перед обескураженным бойцом.
С его губ сорвалось одно лишь слово:
– Джезрат!
Почва в нескольких шагах от Норрека прогнулась. Сперва он подумал о землетрясении, но нет, образовалась лишь небольшая трещина где-то шесть футов на три. Остальное пространство вокруг даже не дрогнуло.
Его нос сморщился, когда из маленькой, но, несомненно, глубокой щели поднялся зловонный дым. Воздух, которого касались ядовито-желтые клубы, словно сгорал.
– Искари! Войют! – Новые слова вылетали изо рта с неимоверной яростью.
Из трещины раздался неприятный скрежет. Норрек хотел попятиться, но ноги не послушались его. Скрежет нарастал, перемежаясь пронзительными животными звуками.
Когда на свет дня, словно нехотя, появилась, протиснувшись сквозь землю, чудовищная морда, у Норрека перехватило дыхание. Из чешуйчатой головы выступали два зазубренных, изогнутых рога. Желтые кругляки глаз с полыхающими красными зрачками, избегающие глядеть на небо, с явственной ненавистью сфокусировались на человеке. Короткий приплюснутый нос создания подергивался, чуя что-то отвратительное. Норрек понял, что этим отвратительным был он сам.
По краям разлома возникла пара трехпалых когтистых лап, и жуткая тварь выбралась на поверхность. Лапы были гигантские, с загнутыми когтями. Норрек не мигая смотрел на создание, явившееся из подземного мира, – подобие гуманоида, горбатого обитателя глубин, едва достающего макушкой до талии человека, но демонстрирующего под чешуйчатой и одновременно покрытой шерстью кожей удивительную мускулатуру.
А затем к первой бестии присоединилась вторая… а там и третья, и четвертая, и пятая…
После шестой внушающая страх стая перестала прибывать, но их и так было на полдюжины больше, чем стремился видеть Норрек. Твари бормотали что-то на своем непонятном наречии, очевидно, недовольные тем, что оказались здесь, и тем, кто стоял сейчас перед ними. Несколько открытых зубастых пастей шипело на Норрека, меж тем как остальные просто скалились.
– Гестер! Искари!
Странные слова снова обескуражили солдата, но их влияние на стаю монстров оказалось еще более поразительным. Вызывающее, пренебрежительное поведение мигом прекратилось, и демоны-бесы пали ниц перед человеком – некоторые даже зарылись в землю, чтобы показать свою низость.
– Довру Сести! Довру Сести!
Что бы ни означала эта фраза, она обратила рогатых чудовищ в паническое бегство. Скрежеща и издавая квакающие звуки, они помчались во все стороны так, будто сама их жизнь зависела от скорости.
Норрек устал. Каждый раз, когда незнакомые слова слетали с его губ, он чувствовал, как замирает сердце. Язык напоминал тот, которым пользовались Фаузтин и другие визджереи, встречавшиеся ветерану за долгие годы службы, но звучал он грубее, мрачнее, чем все, что когда-либо выкрикивал ныне убитый друг Норрека.
Но времени подумать на эту тему у бойца не оказалось – вдалеке вдруг вновь раздалось «милое» щебетание бесов. Норрек уставился на юг и разглядел двоих возвращающихся вприпрыжку монстров: они волочили разорванные, окровавленные останки козы.
Он был голоден – и вот получил пищу, средство к существованию.
При виде туши Норрек побледнел. Он, конечно же, часто закалывал животных и ел их, но демоны явно получали удовольствие от захвата и умерщвления невезучей жертвы. Голова козы болталась, почти оторванная от тела, ноги висели переломанные. Из бока несчастного животного вырвали здоровенный кус мяса, и кровь, хлещущая из этой обширной раны, оставляла позади темно-красный ручей.
Гротескные создания уронили добычу перед Норреком и заскакали прочь, едва не столкнувшись с третьим членом стаи, тащившим маленькую растерзанную тушку, когда-то, видимо, бывшую кроликом.
Ветеран с подозрением осмотрел омерзительные подношения, размышляя, можно ли тут разыскать для себя съедобный кусок. Может, клыкастые бестии и необыкновенные охотники, но их подход к делу вызывал беспокойство.
Три оставшихся демона явились через пару секунд, каждый волоча собственную добычу. Разорванную в клочья ящерицу Норрек немедленно отмел, отдав предпочтение притащенной только что паре кроликов и отказавшись от того, который был принесен раньше.
Но когда он потянулся к ним, левая рука опять взбунтовалась. Латная перчатка застыла над кроликами, и немыслимый жар опалил пальцы Норрека.
– Проклятие! – Он ухитрился отшатнуться назад. Жар тут же угас, но едва не сожженную руку все еще дергало. Собравшиеся в кучку бесы скрежетали о чем-то, на этот раз, кажется, то ли недоумевая, то ли насмехаясь над недомоганием «хозяина». Однако быстрый яростный взгляд заткнул им пасти.
Когда рука, наконец, пришла в норму, внимание Норрека вновь переключилось на кроликов – и он обнаружил, что они полностью готовы к употреблению. Соблазнительный аромат, поднимающийся от зажаренных тушек, даже отдавал какими-то пряностями.
– Так… только не думай, что я собираюсь благодарить тебя за это, – пробормотал человек, ни к кому конкретно не обращаясь.