Галина Фёдорова-Косарева
Под защитой горных духов
© Галина Фёдорова-Косарева, 2021
© Интернациональный Союз писателей, 2021
Вперёд, в сказку!
Сказки, притчи… Многие читатели сразу подумают, что эта книга для детей. Но почему тогда нет цветных рисунков?..
Да потому что я написала книжку для юношей и девушек, а также для людей совершенно взрослых. И потому яркие красочные иллюстрации возникнут сами собой, в воображении читателя.
Конечно, дорогие мои книгочеи, вы люди серьёзные и озабочены делами важными. Но… Да-да, я знаю, в глубине вашего сердца с малых лет сохранился детский уголок. И потому вы умеете удивляться мелочам и открывать новое в привычном и знакомом. Хотя, конечно, давно не верите в существование Деда Мороза, домовых, фей, джиннов, гномов и прочих обитателей волшебных миров.
А я верю!.. Более того, совершенно не сомневаюсь, что эти фантастические создания существуют. И рассказываю вам о них…
Хотя ситуации в сказках моих как будто самые простые происходят. Но среди будничных дел, за стеной дождя, порой вдруг сверкнёт перо Жар-птицы…
Гномы и феи – они живут где-то неподалёку. Просто мы их и не видим или не замечаем… Но если посмотреть внимательнее, мы сможем их увидеть, – и какими разноцветными красками сразу заиграет тогда наш мир!
Может быть, он приоткроет нам свои тайны… Научит чему-то новому. Или заставит думать, печалиться, сострадать, радоваться – жить ярче и интереснее.
А потому – вперёд, в добрую волшебную сказку!
Галина Фёдорова-КосареваСамовар и Ваза
Жил-был большой Самовар. Медный, блестящий, пузатый и очень гордый. Он считал себя самым главным в доме.
И не случайно. Каждое утро его ставили на круглый стол, застеленный вышитой скатертью, в самом центре комнаты; все домашние садились вокруг. Завтракали булочками и бутербродами – с сыром, маслом, мёдом, вареньем… Хотя каждый спешил по своим делам, Самовар знал, что, как бы ни торопились хозяева, без чашечки чая никто не убежит из дома… и он старательно пыхтел, а из его аккуратного краника в чашки весело текла струйка кипятка…
Днём Самовар скучал, дремал… В эти утомительные часы ожидания ему оставалось только любоваться стоящей в углу керамической китайской Вазой. Она обычно жила на изящном небольшом комоде, покрытом белым кружевом. И казалась очень замкнутой, никогда не вмешивалась в разговоры чашек, ложек и прочих столовых приборов. Многие даже думали, что она просто не умеет говорить по-русски. Иностранка. Не понимает разговору. Вот и молчит.
Ваза была вся в нежно-зелёном и голубом наряде со слегка выпуклыми цветами. А с боков у нее были приделаны тёмные ручки-обманки. У основания и на перешейке браслетики – полоски с геометрическим рисунком. Но самое главное, что занимало Самовар, – это пейзажики с обеих сторон. И какие! Самовар не уставал их разглядывать! Гора. Берег моря. Чайки в небе. Лодочки под парусами. Рыбак с удочкой. Другая жизнь!
Самовар не столько любовался Вазой, сколько думал о той, другой жизни.
Иногда Самовар и Вазу хозяева меняли местами. Когда кто-нибудь по праздникам приносил в дом букеты душистых роз или элегантных гладиолусов. Тогда Ваза оказывалась в центре мира, и всё внимание было устремлено на неё. Самовар немного обижался, но знал, что придёт время чаепития, и он снова займёт своё генеральское место.
Вечернее застолье всегда было намного продолжительнее утреннего и сопровождалось беседами, рассказами о событиях прошедшего дня. Самовар отодвигали чуть в сторону, и серединку стола занимала огромная Супница, а потом Блюдо со вторым… Но как бы ни были эффектны фигурное, расписанное яркими цветами Блюдо или круглая, изукрашенная завитками фарфоровая Супница, Самовар всё равно смотрел не столько на них, сколько в угол комнаты, на таинственную молчаливую Вазу.
И в эти часы своей временной отставки он казался себе совсем старым, неинтересным, неуклюжим со своими блестяще-медными, почти зеркальными боками… Тихонько сопел и вздыхал. Но вздохов этих, кажется, никто и не замечал. Ни гордячка Ваза, ни Супница или Блюдо…
За столом текла лёгкая беседа или царило молчание – лишь позвякивали стаканы в серебряных подстаканниках да тихо переговаривались между собой мельхиоровые болтушки-ложки. Посмеивались над старым генералом Самоваром, что глаз не сводит с Вазы-чужестранки! Вот они, вилки-ложки, из одного с ним роду-племени, металлические, а он их и не замечает вовсе… Или, скажем, ажурные подстаканники! А какие кастрюли замечательные, новомодные, большие, есть на кухне! Так нет же, Самовар на одну Вазу только и смотрит…
Но хозяева за столом, конечно, не слышали их пересудов.
Как-то так получалось, что Самовар и Вазу даже и близко-то никогда не ставили. А Самовар мечтал хотя бы рядышком с красавицей оказаться! Но нет, только издалека мог он любоваться её изящной фигурой.
Как-то воскресным летним днем Самовар не на шутку перепугался.
Хозяйский сыночек (шумный подросток) нечаянно, во время спора с зашедшим в гости однокашником, так двинул рукой, что задел китайскую Вазу, и та с глухим стоном упала на пол. У Самовара закружилась голова, в ушах зазвенело. Он понял, что произошло что-то страшное. Конечно! Разбилась! Разбилась! Она разбилась! Самовар закрыл глаза от ужаса. Он ничем не мог помочь несчастной. Осколки быстро вымели…
Самовар не мог прийти в себя от горя. Однако мельхиоровые болтушки-ложки (которые, в сущности, были добрыми особами) постарались успокоить расстроенного воздыхателя. Вазу не выбросили, а отнесли в ремонт, и мастер взялся её склеить. Старому хозяину Ваза очень дорога, он сам, ещё в юности, привез её откуда-то издалека.
Ложки всё знали, что творится в доме. Им можно было верить.
И в самом деле, через несколько дней Ваза, целёхонька, снова стояла на своем месте. Но в её молчаливом взгляде появилось новое выражение. Боль, конечно, это были боль и мудрость. Что ж, мудрость не приходит без страданий. Теперь Самовар смотрел на свою вечно молчащую иностранку с ещё большей любовью и нежностью.
Так шли годы. Занемог старый хозяин, долгими днями он не выходил из своей комнаты, лёжа в постели, но вечерами всё же вставал к чаю… А потом совсем перестал появляться за обеденным столом. Постепенно Самовар начал забывать его похудевшее лицо с небольшой бородкой.
Выросли и разъехались дети, дома оставался пока только старший сын, и старая хозяйка старалась сохранять порядок, заведённый в семье. Видимо, сил на это у неё уже не хватало. Или новое время пришло?..
И однажды Самовар обнаружил себя утром не на столе и не в углу на столике, а в кладовке, рядом с чугунным Утюгом, который надо было греть на плите, прежде чем что-нибудь погладить. Которым уже давно никто не пользовался. Самовар даже заплакал от огорчения. Последние капли упали на тагильский расписной поднос, на котором он всегда и стоял.
Как-то он поинтересовался у всезнающих мельхиоровых ложек, которые обычно жили в металлической коробке из-под халвы: кто же командует на чаепитиях теперь вместо него? Кто генерал? И те ответили, что генерала, мол, и нет. Без генерала обходятся. Хозяева купили электрический чайник…
Грустно стало Самовару. Совсем пал духом. Утешение он находил только в мыслях о Вазе. Она-то по-прежнему в комнате, украшает собой жизнь дома. Пусть хоть она будет счастлива…
Но ложки вскоре, торопясь и перебивая друг друга, рассказали Самовару, что у них снова новость, да какая! Молчальница-Ваза вдруг заговорила. Оказывается, она так была огорчена его исчезновением, что начала плакать и разговаривать. Она спрашивала у них, у ложек, о его судьбе. И очень беспокоилась, всё ли у него в порядке. Не заболел ли.
Самовар очень удивился. Он и не думал даже, что гордая красавица вообще замечала его. И вот! Надо же, она умеет разговаривать! Она заговорила! Её взволновало, что стол опустел без Самовара! Какое счастье! Это его так тронуло, что он снова мог бы заплакать, но у него больше не было слёз. Заикаясь от волнения, когда-то гордый Самовар обратился к ложкам с нижайшей просьбой. Просьб-то от него и не слышал никто никогда.
– Пожалуйста, милые ложки, успокойте Её, скажите, что у меня пока всё в порядке. Мол, на пенсии. Жив, здоров. И всегда помню о Ней.
Жизнь шла своим чередом. И в один ненастный день мельхиоровые ложки сообщили Самовару новости, которые снова лишили его спокойствия. Молодой хозяин женился, невестка берет всё в свои крепкие руки. Что теперь будет с ними, обитателями тёмной кладовки? Нынче не принято беречь родительское наследие, все избавляются даже от крепкой ещё мебели. Не то что от такой мелочи, как сервизы, ложки-вилки да старые утюги-самовары! Называется «утилизация»…
Однако не о себе подумал в этот тревожный час влюблённый Самовар. Он с новой надеждой стал мечтать: может быть, скоро Ваза тоже окажется тут, в кладовке, и они будут миг – или вечность! – вместе, рядом?.. Но потом ему пришла в голову страшная мысль. А как если её сюда, в кладовку, и не поставят даже, а сразу отправят на помойку? Ведь она склеенная… И какая судьба теперь ждёт его дорогую красавицу?
Самовар принялся молиться, и не свою судьбу смягчить умолял он богов, но просил, чтобы с его дорогой Вазой не случилось какого худа.
И, видно, услышали его Небеса. В один прекрасный момент молодая хозяйка, которая решила обновить всё в доме, не глядя, сунула на полочку рядом с Самоваром китайскую керамическую Вазу. А потом и Супницу, и большое Блюдо с цветами… Убрала с глаз долой.
Для Самовара и Вазы это казалось исполнением мечты. Вот оно, Счастье. Как говорится, с милым рай и в шалаше. Самовар и Ваза впервые в жизни оказались рядом, взялись за руки. Говорили и наговориться не могли. Ваза рассказала, что всегда любовалась медным Самоваром, так на неё непохожим. Думали только об одном: как бы теперь вовек не расставаться. Пусть так, кладовка, темно, тесно, паутина, но они вместе, рядом.
И компания подобралась хорошая: Утюг, Супница, Блюдо, ложки и всякая-разная ещё другая утварь…
Однако злоключения нашей парочки на этом не закончились.
Молодая хозяйка твёрдо решила освободить пространство от векового хлама. Но, как женщина неглупая и расчётливая, она решила не выкидывать на свалку-помойку барахло мужниных родственников, благополучно ушедших в мир иной, а сначала попытаться хоть что-нибудь да продать. Для этого был приглашен в дом Оценщик.
Прошло всего несколько дней – и вот! Почти все соседи по кладовке снова стояли на праздничной скатерти, вымытые и начищенные. Самовар и Ваза чувствовали торжество момента, хотя и не могли понять: что за парад?.. Что их ждет? Так на стол не накрывают. Тут какой-то другой случай…
Ровно в 12 часов в квартире появился высокий рыжеватый человек в очках. О чём-то быстро переговорил с хозяйкой (хозяин, наверное, был на работе, и это происходило без него). Гость уселся за стол, но угощения никакого на столе не было. Да, видимо, он не чай пить в этот дом пришёл. По делу.
Внимательно и придирчиво рассматривал он одну за другой выставленные на скатерти вещи. Каждой определял цену. Потом расплатился с хозяйкой, быстро-быстро упаковал всё в коробки. И – был таков.
Что потом стало с вещами?.. Что-то было отдано на благотворительность. Что-то пошло на продажу в антикварный магазин. А нашу китайскую Вазу и медный Самовар ждала особая честь: они попали в музей.
И теперь наши герои могли всегда держаться за руки, потому что стояли снова на одной полке… Иногда в музее проходили экскурсии, и тогда гостей поили чаем из Самовара. А Ваза (с цветами!) стояла рядом и любовалась дорогим своим другом. Особенно радовались дети, что пили чай из настоящего, взаправдашнего Самовара.
И в эти дневные часы Самовар и Ваза снова вспоминали свой дом, где они встретились, старых Хозяина и Хозяйку. И с той же нежностью смотрели друг на друга. Им несказанно повезло. Случается же такое Счастье в жизни!..
Ну а ночью… Ночью в музее было совсем тихо.
Кастрюля и Сахарница
Старая, почерневшая эмалированная Кастрюля, в которой варили теперь всё больше только картошку в мундире, почесала спину, устроилась на полочке поудобнее и задремала. Цветочки, украшавшие когда-то её стенки, давно потеряли свежесть. Зато ручки из нержавеющей стали были всё так же блестящи и надёжны. «Мой шарфик!» – говорила она и поправляла его, если он съезжал со своего верхнего этажа. Но сейчас он был на месте, и Кастрюля, успокоенная, мгновенно уснула…
Тарелки, жившие неподалёку в шкафчике, сделали знак остальной посуде, и перезвякивание, перестукивание, болтовня сразу же прекратились. А некоторые тарелки и особенно блюдца такие балаболки… Однако замолчали. Все в этой небольшой квартирке уважали Кастрюлю, аксакала Кухни.
Но тишина длилась недолго. В дверь медленно вошла Хозяйка. Такая древняя, что ни одна из кастрюль или тарелок не могла сказать, что попала в этот дом раньше неё. Им казалось, она была здесь всегда. Девочкой, девушкой, матерью семейства – и вот теперь одинокой старушкой. Муж умер, дети выросли и разлетелись – старая история…
Хозяйка присела к столу с молитвенником. Она молилась по утрам и вечерам, перед едой и после неё… Ненарушаемый ритуал. Вся посуда понимала значимость момента – старая дама с некоторых пор часто ходила на службы в храм. Из окна кухни можно увидеть его сияющие белизной колонны, жёлтые стены, восьмерик на четверике, зелёный купол и синюю маковку на взметнувшемся ввысь барабане. Слышались по утрам и вечерам мелодичные перезвоны колоколов.
Сегодня воскресенье. Но Хозяйка отчего-то не спешит к заутрене. Почему? Может, давление подскочило?.. Не похоже. Выглядит бодрой, лицо светлое. Как в простые будние дни, после беседы с Создателем, варит себе овсяную кашу на молоке. И какое ей дело до новомодных утверждений, что зерно и молоко не сочетаются…
Вся посуда очень любила Хозяйку. Столь аккуратно накрывала она на стол – по четыре-пять раз за день, хотя и ела обычно в полном одиночестве. И уж так тщательно мыла и протирала каждую ложечку и тарелку, прежде чем убрать всё по своим давно определённым местам… Двигалась неторопливо, спокойно, но всё успевала: и дверцы навесных шкафов протереть, и дверные ручки… Порядок, красота, чистота всегда царили в квартире.
В доме бережно сохранились старые вещи, однако фарфор всё же иногда бьётся, поэтому кое-что прикупалось, и только одна Сахарница с серебряными ножками гордо утверждала, что она родом из дома аж бабушки Хозяйки и родилась еще в позапрошлом веке. Рассказывала, что раньше в неё накладывали кусковой сахар, и были специальные щипчики, чтобы его колоть. А теперь сахарный песок в моде. Вот она и стоит в шкафу без дела.
Ее россказням не особо верили. Больше всех удивлялась такому наглому вранью старая Кастрюля. Она была убеждена, что древнее её, Кастрюли, и нет никого на белом свете! Разве что сама Хозяйка, которую она помнила еще невестой. Тогда на свадьбу молодым и подарили набор украшенных цветочками кастрюль. Она одна с тех пор все тут и живёт, а остальные её сестрички поразъехались по другим домам и городам с семьями выросших детей… Она одна бережёт в душе воспоминания о той поре и иногда даже рассказывает своим соседкам, как тогда юная невеста уговорила своего суженого венчаться в церкви. В те-то советские времена…
После завтрака Хозяйка обычно выходит погулять или в магазин сходить – за тем, за другим… Но сегодня она не собирается, кажется, на улицу. Всё хлопочет на кухне. Ждёт кого-то? Гости так редко появляются здесь… Изредка заходит сын, живущий с семьей неподалёку. Приносит продукты. Обычно долго не задерживается. «Мой соцработник», – невесело шутит Хозяйка.
А вот, кажется, и он. Нет, не он… Сын открывает дверь своим ключом, а тут звонят. Певучая мелодия разбудила старую Кастрюлю, она вся обратилась в слух. Да и любопытные тарелки со вниманием стали наблюдать за развитием событий. Вышла из своего вечного полусна-медитации и Сахарница на пенсии.
Хозяйка взволнованно поспешила к входной двери. Гости! Вот почему не пошла она сегодня даже на службу в храм.
В квартиру зашла краснощёкая весёлая девушка в шляпке. Это была далёкая родственница, столь редко – раз в несколько лет – тут появляющаяся, что даже многоуважаемая Кастрюля не сразу признала её. Только Сахарница с серебряными ножками сразу сообразила, кто навестил их дом. У неё, несмотря на возраст, была отличная память, и она была очень внимательна ко всему происходящему. Сахарница и шепнула всей остальной посуде, что это внучатая племянница, внучка сестры давно умершего Хозяина… Когда-то и сама сестра приезжала сюда. И эту внучку привозила, еще ребёнком.
Объятия, разговоры. Посуда вся готовится к обеденному «балу», а на столе и час, и другой – всё фотоальбомы… Наконец, обед – совсем не праздничный, скромный… Потом все уходят на прогулку к реке.
Оказывается, торжество намечено на вечер. Пришёл сын с женой и детьми-школьниками. Эти тут и не появляются вовсе. Им не до бабули и приехавшей родственницы: сразу уткнулись в компьютер. Хозяйке гаджеты современные как бы совсем ни к чему. Сын поставил на тот случай, если вдруг ему у матери придётся подзадержаться. Или детей сюда на время отправить…
Взрослые, наконец, собрались ужинать. Посуда радовалась. Кастрюли в деле. Всё кипит, варится, парится… На льняной скатерти расставлены тарелки, в центре для торта – большое, расписанное цветами фарфоровое Блюдо, бокалы, хрустальные резные вазочки… Только старая Сахарница по-прежнему грустит на своём месте в шкафчике… Её не позвали на бал!
А на столе!.. Нарезаны колбаска, сыр. Разложены салаты… Дымится ароматный плов.
Однако… Оказывается, молодая родственница приехала ненадолго и торопится на поезд. Потому ужин проходит в хорошем темпе. Мальчиков кормят отдельно. Так тут принято.
И вот, когда девушка уже собралась в обратную дорогу и стояла с сумкой на пороге, Хозяйка всплеснула руками:
– Как же я, старая, забыла! Семён, Марина, – обратилась она к сыну и снохе, – вы ведь не будете возражать, если я подарю нашей дорогой гостье ту вазочку?
– Какую еще вазочку, мама?
– Ну, конфетницу! Сахарницу! С серебряными ножками! Дедушкину любимую…
– Ты же знаешь, мама, никому из нас это твоё старое барахло не нужно. Дари что хочешь…
Хозяйка медленно проплыла в кухню и достала с полочку ту самую Сахарницу.
– Это дореволюционная вещь. Цены ей нет. Раритет. Ты вот историей рода занимаешься, тебе и следует её подарить. Бери. Храни. Память от прадеда…
Гостья скинула пальто и вернулась на кухню.
– Тетя Мила, да тут какая-то печать, герб царской России. Двуглавый орел… Надо же! И написано, вот, смотрите: «Товарищества М. С. Кузнецова…» Я буду ее беречь.
Посуда слушала этот разговор с удивлением и восторгом. Оказывается, с ними всегда жила старинная чудная вазочка. Принцесса среди посуды, можно сказать… Голубая кровь. И не заносилась. А они-то думали, что Сахарница всё сочиняет, и не слушали её воспоминаний… А ведь она, наверное, еще многое могла бы им рассказать о тех далёких временах и людях…
– Да, живая история… Не дай Бог, разобьётся… Надо завернуть аккуратно. И вам не жалко отдавать её?!
– Ты же слышала, сыну не нужно. Он уже много чего просто выкинул. Или продал. Бери, бери на память.
Когда к ночи все гости ушли, усталая Хозяйка, помолившись, выключила свет и легла в постель.
А на кухне продолжалась жизнь. Посуда бурно обсуждала события дня. Одни жалели Сахарницу – зачем их соседку куда-то увезли? Другие недоумевали. Как это они и не догадывались, кто среди них был самым старшим по возрасту, да и по положению. Серебряная штучка из дореволюционного резного деревянного буфета со стеклянными дверцами… Как Хозяйка сказала – раритет!
Старая Кастрюля молча слушала эти разговоры… видно, долго думала. Потом строго, авторитетно заявила:
– Мы будем помнить нашу подружку. Красавицу. Скромницу. В новом доме, надеюсь, ей будет хорошо. Её поставят на видное место и будут показывать с гордостью всем, кто зайдёт на огонёк. Мы-то думали, что она Сахарница-пенсионерка, а она уже перешла в высшее сословие. Стала предметом антиквариата… А теперь всем спать!
– А что такое «раритет», «антиквариат»? – несмело спросила любопытная чайная ложка. Но старая Кастрюля медленно поправила свой шарфик – стальные ручки из нержавейки – и посмотрела на неё столь уничижительно, что та прикусила язычок.
Теперь уже точно на кухне не было ни одного предмета кухонной утвари старше и главнее старой Кастрюли.
Квартира номер 36 и ее обитатели
Однажды холодной промозглой сентябрьской порой, когда на улице рано темнеет (хотя до настоящего вечера еще далеко), маленький домовой Петруша совсем загрустил. Он остался один в полупустой квартире номер 36. Все его родные уехали, когда хозяева увозили часть вещей.
А он упёрся и не поехал! Не хотел покидать свой дом. Хранил глубоко в душе воспоминания о прошлом, о детстве…
Многие годы мохнатое семейство оберегало покой супругов, тихо-мирно проживших в этой квартире весь свой век. Выходили старики по утрам погулять с палочками, пройтись до ближайшего магазина. Обязательно угощали и домовых чем-нибудь вкусненьким.
Изредка появлялись в доме взрослые дети с шумными внуками. Петруша любил особенно маленькую Лерочку, дочку хозяйского сына Олега, и охотно играл с ней в прятки и мячики…
Отец рассказывал, что, когда Олег был еще малышом, он сам тоже охотно изобретал всякие-разные затеи… Тогда любили играть в шарады, в «пятнадцать», в города… Ну и в мячики, само собой… Но ребятишки имеют обыкновение вырастать очень быстро, а потом уже и не видят домовых… Да и забавы детские им становятся неинтересны… Вернее, у них появляются свои, взрослые игры – гаджеты, автомобили… Вот Олег приезжает к родителям на «Лексусе». Сам теперь все время со смартфоном в руках… Он и Лерочке купил какие-то чудные часы-маячок, чтобы в любой момент видеть, где она…
Так что для домовых счастье играть с детьми обычно продолжается недолго. Три-четыре года. Но пока… пока Петруша мог играть с Лерой… Однако гости долго не задерживались, уезжали – и в квартире снова воцарялась тишина. Домовые заваливались спать и дремали сутками. Все было в порядке в их жилище. Жаль только, что в доме не было печей, как в избах в былые времена. Именно за печкой и устраивали когда-то свое «гнёздышко» домовые. А теперь уж как придётся… спали в основном на полочках в кухне, недалеко от газовой плиты. Потеплее тут…
Годы шли, уже и Лерочка об играх с домовыми постепенно позабыла. Она стала юной стройной девушкой с длинными и толстыми чёрными косами. Волосы – главное украшение женщин. Как раньше ими гордились невесты! А теперь все подряд стригутся… чуть не налысо. Лерочка молодец, пока держится, ходит с косами… Петруша любовался ею каждый раз, когда внучка навещала дедушку и бабушку. А те – рады-радёхоньки – угощали её пирожками. И домовым перепадали лакомые кусочки…
Но вот наступило печальное время, когда один за другим куда-то уехали престарелые хозяева квартиры. Далеко, видимо, и надолго. Домовые скучали. Они очень любили деда и бабушку… И всё ждали их возвращения.
Время замерло. Квартира стояла пустая, всеми покинутая. Семейство домовых лило слезы, томилось от неизвестности, голода и заброшенности. Спасали песни. Домовые садились рядком и тоскливо изливали на весь мир свою печаль… Однако слышали их лишь немногочисленные духи соседних квартир. Стучали по батарее: мол, заткнитесь… Но наши домовые тосковали и должны были хотя бы петь, чтобы жить…
И вот однажды в квартире снова появилась Лерочка. Пришла с высоким молодым человеком, и они долго бродили по комнатам и даже потанцевали в коридорчике. Влюблённые… Как давно домовые не видели таких славных лиц…
Петруша решил, что Валерия с мужем теперь будут здесь жить… Так он предположил. Но, видимо, судьба распорядилась иначе.
Сын бывших хозяев Олег, Лерочкин папа, как-то пришёл с двумя рабочими, смуглыми, крепкими, говорящими не на привычном русском, а на каком-то другом языке. Они живо и ловко упаковали часть мебели, вещей, книг, посуды. Заворачивали в полиэтилен, обвязывали пёстрыми лентами… Домовые настороженно наблюдали за всем происходящим. Глава мохнатого семейства о чём-то напряжённо думал – и вот принял решение. Старший по званию, он решительно скомандовал:
– Быстро ныряем в сумки! Все! Нужно успеть уехать с этой «Газелью»!
Мать и братьев уговаривать не пришлось. Они понимали, что пора спасаться, бежать из этого опустошённого дома. Потому поторопились забраться в упакованные баулы.
А Петруша решительно отказался, хотя родители настойчиво звали его с собой. В конце концов, он уже совсем взрослый, старший среди братьев, и ему пора начинать петь собственную песню, а не выступать вечно в хоре… Отец убеждал, что, похоже, квартира продана, и оставаться нет резона. А с новыми хозяевами могут приехать их домовые, будет война, но Петро был непреклонен.