Записки младшего научного сотрудника
– Нет, – отвечаю. – Мне и здесь хорошо.
Тут как раз мяч шлепается в лужу и плывет, подгоняемый ветром. Я его аккуратно вывожу в назначенную точку. Трофимов весь напружинился, переминается, собирается выполнять подкат.
Я протолкнул мяч вперед и побежал. Бегу, в ушах свистит. Еще раз мяч толкнул и упустил за лицевую линию. Стою, дышу.
Через минуту прибегает Трофимов. Дышит. Смотрит на меня с восхищением.
– Что было? – спрашивает. – Корнер или офсайт?
– Технический брак, – говорю.
Трофимов обиделся. Стал утверждать, что у него брака не было, а был недостаток скорости.
Отдышались мы и опять пошли на исходную позицию, к луже. Но тут судья свистнул на перерыв.
После перерыва мы с Трофимовым встретились уже на другом краю. Пожали друг другу руки как друзья-соперники.
– Вот здесь уж поиграем! – говорит он. – Сухо и ровно.
Посмотрел я на него, и такая меня жалость взяла! Цвет лица у него неважный. Наверняка печенью страдает. На щеках склеротические жилки. И насморк еще, сам говорил.
Решил я его больше не обыгрывать, чтобы не добавлять ему неприятностей. Все равно инициатива в наших руках. Пускай будет видимость достойного сопротивления.
Дают мне мяч, я иду на сближение, медленно поднимаю ногу, чтобы Трофимов успел приловчиться, – и мяч уже в ауте.
Трофимов порозовел, трусит возле меня рысцой.
– Вы не огорчайтесь, – говорит, – это бывает.
Потом на нашем краю наступило затишье. Все стали играть у ворот Мих-Миха. Жаль, что его не видели парижские коллеги. Он два раза упал на мокрую землю. И вообще творил чудеса.
– Вы тут постойте, – говорит Трофимов, – а я пойду немного в атаку подключусь. Извините.
И побежал вдаль. Я по его лысине слежу за событиями. Мяч навешивают на штрафную, свалка, мяч выскакивает, свалка, ученый секретарь сражается как лев, свалка, мяч навешивают…
Короче говоря, попадает он на лысину Трофимову, а оттуда в наши ворота. В верхний от вратаря нижний угол.
Начали с центра. Подбегает ко мне Трофимов, тихо светится, глаза скромно опустил. На лысине отпечаток мяча.
Думает, что я его поздравлять буду!
– Что же вы, – говорю, – лысый черт, меня подводите! Нехорошо это. Разве вас не устраивала боевая ничья?
Трофимов глазами сверкнул и говорит:
– Мы стремились только к победе!
В общем, не разглядел я его волевых качеств. Не учел бойцовский темперамент Трофимова. А мяча мне больше не дали.
На разборе игры шум стоял большой. Все кричали.
– Кто держал этого аса? Этого лысого! Он им всю игру сделал!
– Я держал! – говорю. – Я! Попробуйте, удержите его! Это же Бобби Чарльтон! Он мне сам рассказывал, что за сборную играл в тридцать восьмом году…
Тут все затихли и решили, что сыграли почетно.
Культурные ценности
Когда наступил юбилей знаменитого композитора, жена сказала, что пора мне приобщаться к культуре. Я так считаю, что на нее подействовал газетный бум.
Последний раз я приобщался к культуре на втором курсе института, когда ухаживал за вышеупомянутой женой. Только она тогда еще не была ею. В те времена мы ходили в кукольный театр и в кунсткамеру, от которой у меня навсегда осталось незабываемое впечатление. Примерно как от морга, хотя в морге я не был.
На этот раз жена взяла билеты в филармонию по два рубля штука. Я никогда не думал, что музыка такая дорогая вещь.
– Ты бы хоть просветился немного, – сказала жена. – Почитал бы что-нибудь перед этим, послушал пластинки…
– Нет ничего ценнее свежего взгляда, – сказал я. – Как в науке, так и в культуре. Я всецело за непосредственное восприятие.
Зал филармонии, если кто не был и не знает, это такой белый зал в центре нашего города, с колоннами и сценой без занавеса. Хороши люстры, в каждой из которых насчитывается по тридцать семь лампочек. Некоторые из них уже перегорели. Хрустальные побрякушечки я сосчитать не смог. Дошел до шестисот одиннадцати и сбился.
Билетов в тот вечер продали больше, чем было мест. Некоторые люди по бокам стояли, вытянув шеи. Мне их было жалко. Что ни говори, а это непорядок.
Когда публика расселась и съела конфеты, на сцену с двумя колоннами вышел оркестр. Без всякого объявления начали что-то играть, какую-то сложную музыку. И не очень громко. Потом выяснилось, что они настраивали инструменты. Между прочим, это можно делать и за кулисами.
Потом раздвинулись портьеры в глубине сцены и оттуда легкой походкой вышел дирижер во фраке и весьма приятной наружности, похожий на иранского принца и одесского жулика одновременно. Он поздоровался со старичком слева, у которого была скрипка, больше ни с кем. Вероятно, просто не было времени, нужно было начинать.
Дирижер сверкнул глазами в публику и отвернулся. Больше его лица в первом отделении я не видел. Некоторые зрители сидели наверху, над сценой. Они могли видеть его лицо. Наверное, билеты у них были подороже, я не знаю.
Начали играть, и играли минут пятнадцать. Когда кончили, я захлопал, а все остальные зрители стали кашлять. В филармонии хлопать полагается в самом конце, а в середине полагается кашлять. Я понял, что ошибся, и в дальнейшем для верности только кашлял.
Надо сказать, что публика воспитанная. Никто не показывал на меня пальцем. Несколько дам тонко улыбнулись, вот и все.
Стали играть дальше, и играли еще полчаса. Я успел все сосчитать, включая колонны, а потом принялся разглядывать публику. Кое-кто спал, это я вам прямо скажу. Некоторые переживали, особенно старушки. Мужчины сидели тихо.
Когда закончили, дирижер поклонился и сразу ушел, как будто его вызвали к телефону. Я тоже хотел уйти, но все хлопали, не двигаясь с мест. Дирижер пришел, поклонился и опять поздоровался со старичком. Забыл он, что ли? После этого он снова ушел. Так продолжалось раз пять, причем музыканты стояли и от нечего делать похлопывали смычками по подставочкам для нот.
Наконец кто-то догадался дать дирижеру цветы, и больше он не появлялся. Можно было пойти в буфет.
В буфете продавали лимонад и конфеты. Пива не было. Мы пошли в фойе, где публика гуляла по кругу против часовой стрелки. Дамы пожирали друг друга глазами. Немного пожирали и меня, поскольку на мне был новый галстук.
Во втором отделении было то же самое, только с роялем. Снова здоровались, но теперь вариантов было больше. Сначала дирижер с пианистом, потом дирижер со старичком, а потом пианист со старичком. В конце опять долго вызывали дирижера, хотя мне показалось, что многие нервно нащупывают в кармане номерок гардероба. Я думал, что сыграют еще что-нибудь для души, но не сыграли. В гардеробе было тесно и совершенно не понять, где конец очереди. Однако ругались мало и очень вежливо.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги