Июнь 1941. Запрограммированное поражение

Секретарь Брестского обкома КП(б)Б М. Тупицын»[34].

Тупицын не упомянул выставку боевой техники и оружия для командного состава 4-й армии, подготовленную к открытию в Бресте утром 22 июня. Там были представлены образцы всех имевшихся в этой армии боевых, специальных и транспортных машин, артиллерии и минометов, стрелкового оружия, боеприпасов, инженерного и химического имущества с полным описанием их характеристик. Все это досталось немцам…[35]

Хаос и незнание обстановки царили не только на западной границе. Высшее руководство в Москве тоже далеко не сразу осознало, что же, собственно, происходило, поэтому его первые распоряжения не соответствовали реальной ситуации и ставили перед войсками невыполнимые задачи. Так, в 07.15 22.06.1941 Тимошенко, Жуков и Маленков подписали директиву НКО № 2:

«22 июня 1941 г. в 04 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке.

Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу.

В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу.

Впредь, до особого распоряжения, наземными войсками границу не переходить.

2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.

Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск.

Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 км.

Разбомбить Кенигсберг и Мемель.

На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать»[36].

Запрет переходить границу наземными войсками был совершенно неуместен. Очевидно, Сталин тогда еще не избавился от иллюзии, что ему удастся как то уладить крайне нежелательный для него конфликт с Германией. Между тем командующие фронтами пытались действовать в соответствии с полученной директивой, используя мехкорпуса армий прикрытия и свои резервы. Так, в 14.15 штаб ЗапФ отправил распоряжение командующему 4 й армией:

«Комвойсками приказал, прорвавшиеся части пр[отивни]ка решительно уничтожить, для чего в первую очередь используйте корпус АБОРИНА [так в документе, имелся в виду командир 14-го мк С.И. Оборин. – Авт.]. В отношении задержки руководствуйтесь “красным пакетом”. Авиацию используйте совместно с мехчастями.

Обращаю исключительное внимание на поддержание связи (Радио, посты ВНОС, делегатов на самолетах).

Информируйте через каждые два часа. Ответственность за это возлагаю на Вас.

Установите связь делегатом с ГОЛУБЕВЫМ [речь шла о командующем 10 й армии К.Д. Голубеве. – Авт.] и передайте ему, чтобы он донес о положении на фронте всеми имеющимися у него средствами»[37].

Изначально предполагалось, что руководить войсками в военное время будет Главное командование, возглавляемое наркомом обороны маршалом Тимошенко. Но первые же часы войны показали, что в создавшихся условиях этот орган не мог эффективно управлять действующей армией. Ведь без согласования со Сталиным нарком не имел права самостоятельно решить ни одного серьезного вопроса. Необходимость каждый раз получать санкцию вождя осложняло управление войсками и зачастую приводило к запаздыванию с передачей приказов в стремительно менявшейся обстановке. Еще утром 22 июня Тимошенко и Жуков доложили об этом Сталину в присутствии членов Политбюро ЦК ВКП(б) и предложили создать Ставку Главного Командования. Однако она была образована только на следующий день. Для выяснения ситуации и оказания помощи командующим фронтами вождь решил послать туда ответственных лиц Наркомата обороны и Генштаба и после полудня позвонил Жукову:

«– Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного командования. <…>

– А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?

И.В. Сталин ответил:

– Оставьте за себя Ватутина.

Потом несколько раздраженно добавил:

– Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся»[38].

Мягко говоря, странное решение: оставить Генштаб без руководителя, да еще в столь напряженный момент… На другие фронты также отправились высокопоставленные военачальники, но самая представительная команда выехала на ЗапФ. В нее входили заместители наркома обороны маршалы Б.М. Шапошников и Г.И. Кулик, заместитель начальника Генштаба В.Д. Соколовский и начальник его Оперативного управления Г.К. Маландин с группой сопровождения[39]. Вскоре к ним присоединился еще один маршал – К.Е. Ворошилов. Другой заместитель наркома обороны – генерал армии К.А. Мерецков – в последний мирный вечер убыл на СЗФ. Однако на второй день войны его отозвали в Москву, арестовали и заставили признать себя виновным в участии в военно фашистском заговоре и работе на германскую разведку. И все же Мерецкову повезло: 6 сентября 1941 г. он был освобожден и отправлен на фронт командовать армией, а закончил войну в звании маршала[40].

Но вернемся к событиям первого дня войны. В 21.15 22 июня ГВС направил Военным советам Северо Западного, Западного и ЮгоЗападного фронтов директиву № 3:

«1. Противник, нанося удары из Сувалковского выступа на Олита и из района Замостье на фронте Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шауляй и Седлец, Волковыск, в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях.

На остальных участках госграницы с Германией и на всей госгранице с Румынией атаки противника отбиты с большими для него потерями.

2. Ближайшей задачей войск на 23–24.6 ставлю: а) концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Западного и Западного фронтов окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки; б) мощными концентрическими ударами механизированных корпусов, всей авиации Юго-Западного фронта и других войск 5 и 6А окружить и уничтожить группировку противника, наступающую в направлении Владимир-Волынский, Броды. К исходу 24.6 овладеть районом Люблин»[41].

Далее в директиве фронтам ставились задачи, содержание которых никак не соответствовало сложившейся обстановке. В условиях незнания сил и намерений противника, усугубленного неразберихой начала войны, советское командование решило с ходу перехватить инициативу и перейти в контрнаступление по довоенным планам. Однако имевшихся в наличии сил далеко не хватало для осуществления намеченного, а потеря управления помешала организовать совместные действия войск, подчиненных разным инстанциям. В результате поспешно подготовленные и несогласованные по месту и времени контрудары войск Северо Западного (23–24 июня) и Западного фронтов (23–25 июня) мало сказались на действиях ударных группировок противника и привели лишь к тяжелым потерям Красной армии.

К тому же стремление любой ценой действовать активно препятствовало созданию устойчивой обороны. А без нее германские танковые клинья продолжали стремительное продвижение к Минску, отрезая основные силы ЗапФ в Белостокском выступе. Своевременно и в полной мере вскрыть этот замысел противника командованию РККА не удалось. Максимум, что допускалось – это попытка немцев замкнуть клещи в районе Барановичей. В результате окруженные в районе Белосток – Волковыск – Слоним советские войска, пытаясь вырваться из котла, понесли огромный урон. Как записано через неделю после начала войны в ЖБД германской 9 й армии «…страшная картина Дюнкерка представляет собой лишь детскую забаву в сравнении с прямо-таки ужасающими горами трупов и предметов материальной части в Беловежском лесу»[42].

Несколько лучше обстояли дела в полосе ЮЗФ, где соотношение сил сложилось благоприятнее для Красной армии. Его командование с самого начала войны старалось остановить германское наступление наспех организованными контрударами мехкорпусов. 25–29 июня в районе Луцк – Ровно – Броды произошло крупнейшее танковое сражение начального периода войны, в ходе которого удалось лишь ненадолго притормозить продвижение вермахта. А огромные потери – только советских танков на поле боя осталось 2648 – привели к фактическому прекращению существования половины мехкорпусов этого фронта[43].

Москве пришлось дать распоряжение на отход и организацию обороны на западном направлении по линии рек Западная Двина и верхнее течение Днепра. Но отступление под ударами воздушного и наземного противника проходило неорганизованно, зачастую превращаясь в беспорядочное бегство. Только на пятые сутки войны, 26 июня, советское руководство, наконец, осознало, что главный удар немцы наносят именно там, в Белоруссии, а не на Украине, где его ожидали[44]. Назавтра Ставка Главного Командования решила перенести основные усилия с юго западного стратегического направления на западное.

В связи с этим генерал М.Ф. Лукин, командующий 16 й армией, спешно перебрасываемой из Забайкалья в полосу ЮЗФ, получил приказ сосредоточить свои войска на московском направлении в районе Смоленска в резерве Главного Командования. Ему поставили задачу: «Всеми средствами ускорьте погрузку соединений армии и переброску ее в новый район»[45]. По той же причине, начиная с 1 июля, перенацелили с Украины в Белоруссию 19 ю армию генерала И.С. Конева[46]. Но осуществлять эту перегруппировку пришлось в условиях острого недостатка времени и под бомбами люфтваффе…

Между тем 28 июня германские войска заняли Минск. Связь со штабом ЗапФ прервалась. Следующим вечером встревоженный Сталин вместе с Молотовым, Маленковым, Микояном и Берия приехал в Наркомат обороны, чтобы на месте разобраться в обстановке. Вот что рассказал об этом один из них, А.И. Микоян:

«В Наркомате были Тимошенко, Жуков [отозванный Сталиным с ЮЗФ 26 июня. – Авт.], Ватутин. <…>

Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. <…>

Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек разрыдался как баба и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. <…> Минут через 5–10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него еще были мокрые. <…>

Сталин был очень удручен. Когда вышли из наркомата, он такую фразу сказал: Ленин оставил нам великое наследие, а мы – его наследники – все это…»[47]

Настроение вождя можно понять, ведь масштабы разгрома поражают воображение. К 10 июля немцы продвинулись вглубь СССР на 300–600 км, разбив при этом главные силы западных фронтов – 121 дивизию из 162, причем 34 из них были полностью уничтожены[48]. Красная армия понесла громадные потери, показанные в Таблице 2.

Таблица 2

Потери Красной армии на основных стратегических направлениях в начальный период Великой Отечественной войны[49]

* убитыми, умершими, попавшими в плен и пропавшими без вести.

** ранеными, контуженными, обожженными и больными.

Для сравнения: согласно подекадным сводкам за первые 18 дней войны на Восточном фронте вермахт потерял 16 676 человек убитыми, 55 023 ранеными и 5614 пропавшими без вести. Таким образом, советские безвозвратные потери в 26,4 раза превысили германские, а общие – в 9,7 раза. К исходу третьей недели войны на западном стратегическом направлении немцы стояли у ворот Смоленска. По их подсчетам, в период с 22 июня по 10 июля 1941 г. им удалось взять в плен 366 372 человека[50]. К тому же в первые дни войны были утрачены немалые запасы материальных средств, сосредоточенных на территории пограничных округов. В результате в последующих сражениях вермахту зачастую противостояли недостаточно вооруженные, наспех сформированные или пополненные слабо обученным личным составом соединения и части. К огромным потерям в людях, вооружении, боевой технике, запасах материальных средств, индустриальных мощностях и аграрных ресурсах прибавилось глубокое моральное потрясение, преодолеть которое армии да и всему народу СССР удалось далеко не сразу. Тяжелейшие последствия ошеломительного поражения в начальный период войны продолжали сказываться в течение всего 1941 г. и наложили свой мрачный отпечаток на весь ее дальнейший ход.

В такой обстановке на 12 й день войны Гальдер записал в своем дневнике: «…не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней»[51]. Но он жестоко ошибся: Красная армия не только нашла силы прийти в себя, но и в конечном итоге сумела переломить ход войны в свою пользу.

Однако дорога к Победе оказалась извилистой, долгой, трудной и кровавой. История катастрофы, постигшей СССР и его вооруженные силы летом 1941 г., до сих пор хранит множество безответных вопросов о ее причинах и виновниках. Так почему советский народ, ничего не жалевший для подготовки к войне, вдруг оказался перед реальной угрозой порабощения? Почему многочисленная РККА, имевшая тогда больше танков, чем все армии мира, вместе взятые, вчистую проиграла приграничное сражение, а затем потерпела еще целый ряд сокрушительных поражений? Почему она, вопреки бодрым обещаниям государственного агитпропа, неудержимо откатывалась далеко назад, оставляя на произвол судьбы десятки миллионов своих граждан? Было ли это следствием субъективных ошибок, допущенных руководством страны? Если да, то в чем они заключались, каковы их причины, и, наконец, кто конкретно в них виновен? Или все таки такой печальный исход был предопределен какими то объективными обстоятельствами? Но как же тогда СССР, несмотря на многочисленные неудачи в первой половине войны, сумел не только оправиться от их последствий, но и в конечном итоге добиться Победы?

В среде профессиональных историков, да и простых любителей военного прошлого до сих пор не прекращаются горячие споры о причинах первоначальных неудач Красной армии. Чаще всего в числе главных из них называют внезапность нападения противника и несвоевременное приведение вооруженных сил СССР в боевую готовность, что сразу же поставило остававшиеся на положении мирного времени советские войска в тяжелейшие условия. Но встречаются утверждения, что эта самая «внезапность нападения» никакими документами, кроме «воспоминаний и размышлений» тех, кто позорно проиграл начало войны, не подтверждается. Мол, какая может быть внезапность, если все знали о скором начале войны и готовились к ней?

Красная армия того времени в численности личного состава мало уступала вермахту, а по количеству артиллерии, танков и самолетов намного превосходила его. Однако немцам за счет скрытного выдвижения и развертывания войск первого эшелона в боевые порядки к 22 июня удалось в полной мере использовать неготовность пограничных военных округов к отражению широкомасштабной агрессии. Вряд ли кто то будет отрицать, что для них германское нападение действительно оказалось неожиданным.

Вместе с тем дело было не только и не столько во внезапности. Ведь потом, в ходе первой половины войны, немцам уже не удавалось (а если и удавалось, то редко и лишь на отдельных участках) заставать красноармейцев спящими, а аэродромы забитыми незамаскированными самолетами. А они и тогда не раз ставили советские войска на грань катастрофы. Так что неудачный для СССР исход приграничных и более поздних сражений обусловливался, прежде всего, различием в подготовке противников к современной войне, иными словами – разным уровнем их умения воевать.

Но для полного объяснения случившегося одной этой причины далеко не достаточно. Результаты приграничного сражения можно понять, только рассмотрев обстановку, сложившуюся вокруг Советского Союза в предвоенные годы. Ведь события, предшествовавшие Великой Отечественной войне, не могли не сказаться на ее завязке. Именно в результате их развития возникли начальные условия для первого столкновения вермахта с Красной армией, во многом предопределившие его исход. В этой связи очень важно выяснить, кто, когда и почему принял то или иное решение по строительству вооруженных сил страны, и разобраться, насколько эффективными они оказались. А затем осмыслить, что за эти годы осуществилось, и чего не успели. Внутреннюю логику тех событий невозможно уяснить, не рассмотрев истории развития вооруженных сил Германии и СССР и изменений их структуры. По той же причине необходимо изучить особенности оперативного планирования и боевой подготовки обеих сторон. И в довершение ко всему, только оценив реальную мобилизационную и боевую готовность РККА к войне и сравнив ее по этим показателям с вермахтом, можно сделать обоснованные выводы о действительных причинах поражений советских войск.

Официальная советская история тех трагических дней, полная недомолвок, мифов и откровенной лжи, никогда не устраивала людей, возложивших на алтарь Победы неисчислимые жертвы. Легенду о подавляющем количественном превосходстве немцев в танках и самолетах Сталин придумал для самооправдания. Она давно уже опровергнута многочисленными архивными документами и свидетельствами очевидцев былых сражений. Пора, наконец, понять, почему победный марш на Берлин начался от стен Москвы и пролег через Сталинград и Кавказ. Этому и посвящена данная книга.

Глава 1

Подготовка Германии к реваншу

1.1. Создание рейхсвера

Сразу же после Первой мировой войны страны победители постарались сделать все возможное, чтобы некогда грозная, но в конце концов поверженная в результате их объединенных усилий германская армия больше никогда не сумела бы возродиться в качестве инструмента агрессии. Для этого в условиях Версальского мирного договора они предусмотрели целый комплекс мероприятий. Так, с 31 марта 1920 г. размер сухопутных сил Германии, получивших новое название – рейхсвер, ограничивался десятью дивизиями (семью пехотными и тремя кавалерийскими) и двумя штабами армейских корпусов, а их общая численность – 100 тыс. человек. Организационная структура каждого типа дивизий и штаты всех частей и подразделений были детально расписаны, а в приложениях к договору перечислялось максимальное количество разрешенного немцам вооружения: 84 тыс. винтовок, 18 тыс. карабинов (для кавалеристов), 792 станковых и 1134 ручных пулемета, 63 средних и 189 легких траншейных минометов, 204 77 мм пушки и 84 105 мм гаубицы[52].

Таким образом, один пулемет приходился на полсотни военнослужащих, а одно полевое орудие – на 350. Совсем не густо для регулярной армии, ведь еще со времен Наполеона считалось, что на каждую тысячу солдат положено иметь 4–6 орудий. Рейхсвер не дотягивал даже до этой старинной нормы, не говоря уже о том, что все позволенные немцам пушки и гаубицы относились к легким, а иметь противотанковую, зенитную и тяжелую артиллерию им запретили. Даже количество боеприпасов не могло превышать установленные союзниками скудные пределы. В числе других мер принуждения Германию лишили наиболее эффективных и современных средств вооруженной борьбы: боевой авиации, танков, химического оружия и подводных лодок. Ее немилосердно ограниченная и по численности, и по оснащению армия была неспособна вести сколько нибудь масштабную войну с серьезным противником. В лучшем случае она могла поддерживать порядок внутри страны и обеспечивать пограничную охрану. Собственно, именно к этому и стремились победители.

Составители Версальского договора позаботились и о том, чтобы на базе рейхсвера было невозможно быстро развернуть многомиллионную армию. С этой целью в Германии отменялась всеобщая воинская повинность, а ее вооруженные силы становились чисто профессиональными. Для солдат устанавливался минимальный 12 летний срок службы, а для офицеров – 25 летний. Запрещалась служба граждан Германии в армиях других стран, за исключением французского Иностранного легиона, и даже отправка военных делегаций за границу. Таким образом, у немцев отняли возможность готовить сколько нибудь значительные людские резервы для будущей мобилизации. Не менее болезненными мерами для потенциальных реваншистов было установление предельного числа германских офицеров – всего навсего 4 тыс. человек – и запрет на воссоздание распущенного Генерального штаба и его Военной академии. Эти ограничения оставляли страну без многочисленных профессиональных командирских кадров, способных в случае необходимости быстро обучить, организовать и возглавить массы новобранцев.

Внешнеполитические позиции Германии после проигранной Первой мировой войны тоже резко ухудшились. Она потеряла своего прежнего военного союзника после того, как Австро Венгерская империя распалась на несколько независимых государств. При этом Австрия превратилась в небольшую и сравнительно слабую страну, а основная военная промышленность былой великой державы оказалась в Чехословакии, население которой из за старых обид относилось к немцам далеко не лучшим образом. К Чехословакии отошла и Судетская область, населенная преимущественно немцами, что сразу же создало почву для раздоров между ней и Германией. А на востоке Европы возникло новое независимое государство – Польша. Ей достались некоторые бывшие германские территории, и потому она изначально стала недругом для Германии и естественным союзником Великобритании и Франции. Таким образом, немцы оказались во враждебном окружении и в случае вступления в общеевропейскую войну были бы вынуждены с самого начала вести ее на два фронта. Бисмарк в свое время предостерегал их от такого невыгодного расклада, а печальный исход Первой мировой войны убедительнейшим образом подтвердил его правоту.

На первый взгляд Версальская система лишила Германию всех надежд на возрождение там духа милитаризма и заранее гарантировала провал любых ее возможных попыток силой пересмотреть итоги Первой мировой войны. Но немало немцев имели иное мнение на этот счет. К их числу принадлежал Ганс фон Сект – главнокомандующий рейхсвером с 1920 до 1926 г., не только боевой генерал и прекрасный организатор, но и на редкость умный, разносторонне образованный и дальновидный человек. Ему удалось заложить основы стратегии и тактики будущей войны и создать пусть небольшой, но высокопрофессиональный рейхсвер, который впоследствии оказалось возможным быстро развернуть в многомиллионный вермахт. Ростки посеянных им семян буйно взошли на полях сражений Второй мировой войны.

Ганс фон Сект

Сект сумел обнаружить в глухом заборе Версальских ограничений крохотную, но очень важную лазейку: там не лимитировалось число германских унтер офицеров. Он использовал ее в полной мере и превратил сухопутные силы Германии в «армию командиров», ставшую надежной базой для их будущего стремительного роста. В 100 тысячном рейхсвере служили всего 4 тыс. офицеров и 36,5 тыс. рядовых, но при этом – 59,5 тыс. унтер офицеров[53].

В распоряжении Секта оказались кадры, отборные во всех смыслах этого слова. В ходе Первой мировой войны в Германии образовался огромный контингент людей с обширным боевым опытом. Послевоенный развал экономики и связанная с ним массовая безработица заставила многих из них попытаться завербоваться в армию, гарантировавшую сравнительно высокий, а главное – стабильный заработок и неплохие бытовые условия. Из 200 тыс. бывших офицеров кайзеровской армии в рейхсвер были отобраны только 3 тыс. наиболее способных и перспективных. Оставшуюся тысячу офицерских вакансий заполнили отличившиеся в боях унтер офицеры, пропущенные через соответствующие курсы[54].

Престиж военной службы в Германии неизменно оставался весьма высоким. Даже во вполне благополучном для экономики страны 1928 г. на каждую солдатскую или унтер офицерскую вакансию приходилось 15 претендентов[55]. В результате тщательного и придирчивого отбора военными становились лучшие из лучших. Должности командиров взводов в рейхсвере в основном занимали не офицеры, а фельдфебели, отлично для этого подготовленные. Когда началась ремилитаризация Германии, многие из унтер офицеров получили офицерские звания.

Сект сделал все, чтобы сохранить мозг германской армии – ее Генеральный штаб, запрещенный Версальским договором. С этой целью он передал некоторые отделы Генштаба в другие армейские структуры, а его ядро переименовал в Войсковое управление (Truppenamt). А сам был его начальником, оставаясь при этом главнокомандующим рейхсвером. Главной задачей свежеиспеченной организации стала разработка стратегии и тактики будущих сражений на основе анализа недавних боевых действий и передовых идей Секта.