Илон Маск: Tesla, SpaceX и дорога в будущее

Представление Маска о том, что человечество нужно спасать, постоянно подкреплялось. Однако вместо того чтобы сосредоточиться на конкретных проблемах Южной Африки, Маск почти с самого начала думал о человечестве в целом. Америку он представлял – в соответствии с избитым речевым клише – как страну неограниченных возможностей и арену для осуществления своей мечты. Так и случилось, что одинокий, неуклюжий мальчик из Южной Африки, который с предельной искренностью рассуждал о «просвещении человечества», стал самым смелым и предприимчивым промышленником Америки.

Когда Маск в 20 с чем-то лет оказался наконец в Америке, это означало возврат к его родовым корням. Генеалогическое древо свидетельствует, что предки его по материнской линии носили фамилию швейцарских немцев – Халдеман. Они уехали из Европы в Нью-Йорк во время Войны за независимость США. Из Нью-Йорка они разъехались по прериям Среднего Запада – в частности, оказались в Иллинойсе и Миннесоте. «Среди нас были люди, принимавшие участие в гражданской войне по разные стороны баррикад, а происходили мы из семьи фермеров», – говорит Скотт Халдеман, дядя Маска и неофициальный историк семьи.

В детстве мальчишки дразнили Маска из-за его необычного имени. Имя ему досталось от прадеда Джона Илона Халдемана, который родился в 1872 году{1} в штате Иллинойс и впоследствии переехал в штат Миннесота. Там он встретил свою жену Альмеду Джейн Норман, которая была на пять лет моложе его. К 1902 году молодые поселились в бревенчатом домике в городке Пеко штата Миннесота и произвели на свет сына Джошуа Нормана Халдемана, деда Маска. Он вырастет эксцентричным и незаурядным человеком и станет примером для Маска[10].

Джошуа Норман Халдеман рос крепким и самостоятельным мальчиком. В 1907 году его семья переехала в прерии Саскачевана, отец умер, когда Джошуа было всего семь лет, и мальчику пришлось рано приучиться к труду. Он полюбил широкие степные просторы, научился верховой езде, увлекался боксом и борьбой. Джошуа объезжал лошадей для местных фермеров, нередко получая травмы, он стал организатором одного из первых родео (спортивных состязаний ковбоев) в Канаде. На семейных фотографиях Джошуа запечатлен одетым в кожаные гетры и бросающим лассо. Подростком Халдеман уехал из дома учиться в Школе хиропрактики Палмера в Айове, а затем вернулся в Саскачеван и стал фермером.

Во времена депрессии 1930-х годов Джошуа Халдеман испытал на себе, что такое финансовый кризис. Он не смог выплатить банковские кредиты, взятые на приобретение оборудования, и пять тысяч акров (более двух тысяч гектаров) земли были конфискованы. «С тех пор отец не доверял банкам и денежным вкладам», – говорит Скотт Халдеман, который обучался хиропрактике в той же школе, что и отец, и стал одним из мировых экспертов по лечению болей в позвоночнике. После потери фермы в 1934 году Джошуа Халдеман вел кочевой образ жизни, который его внук десятилетия спустя воспроизведет в Канаде. Имея рост шесть футов и три дюйма (190 см), он был подсобным рабочим на стройке и прочих местах, прежде чем найти свое призвание в области мануальной терапии[11].

К 1948 году Джошуа Халдеман женился на гражданке Канады, учительнице танцев Уиннифред Жозефин Флетчер (Уин) и выстроил процветающую практику в качестве мануального терапевта. В этом году в семье, где уже были сын и дочь, родились дочери-близнецы Кэй и Мэй, мать Маска.

Дети жили в трехэтажном доме, состоявшем из 20 комнат, в котором располагалась и танцевальная студия, что позволяло Уиннифред давать уроки танцев. Всегда находящийся в поиске чего-то нового, Джошуа Халдеман увлекся летным делом и купил собственный самолет. Семья приобрела определенную известность, когда люди прослышали о Халдемане и его жене, которые вместе с детьми на одномоторном самолете путешествуют по Северной Америке. Халдеман часто прибывал на политические и хиропрактические собрания на самолете и позднее вместе со своей женой написал книгу «Халдеманы в полете»[12].

Казалось бы, Халдеман добился всего, но в 1950 году он решил бросить все это. Политик с дипломом врача уже давно выступал против вмешательства государства в жизнь людей и находил канадскую бюрократию слишком назойливой. Человек, который запретил ругаться, курить, пить кока-колу и использовать рафинированную муку в своем доме, утверждал, что мораль в Канаде неумолимо падает. А кроме того, Халдеман не мог жить без приключений. Поэтому спустя несколько месяцев семья продала свой дом вместе с танцевальной и мануальной практиками и решила переехать в Южную Африку – место, где Халдеман никогда не был. Скотт Халдеман помнит, как помогал отцу разбирать их семейный самолет Bellanca Cruisaire 1948 года и укладывать его в контейнер перед отправкой в Африку. По прибытии в Африку семья восстановила самолет и использовала его, чтобы искать подходящее место для жизни, в итоге остановившись на Претории, где Халдеман вновь создал мануальную практику.

Семейный дух приключений, казалось, не знал границ. В 1952 году Джошуа и Уин преодолели расстояние в 22 тысячи миль (35 тысяч км), совершив полет через Африку в Шотландию и Норвегию и обратно. Уин была штурманом и порой брала на себя обязанности пилота. В 1954 году супруги побили собственный рекорд, преодолев расстояние в 30 тысяч миль (48 тысяч км) – в Австралию и обратно. О них писали в газетах; вероятно, это был единственный случай частного перелета из Африки в Австралию на одномоторном самолете[13].

Помимо полетов были и пешие путешествия – длительные экспедиции, имеющие целью найти Затерянный Город в пустыне Калахари (якобы заброшенный город на юге Африки). На семейной фотографии, сделанной во время одного из таких путешествий, можно видеть пятерых детей посреди африканской саванны. Они собрались вокруг большого металлического котла, разогреваемого на углях костра. Дети выглядят беззаботными, сидят на раскладных стульях, скрестив ноги, и углублены в чтение книг. На заднем плане видны рубиново-красный самолет Bellanca, палатка и автомобиль. За внешним спокойствием скрывается множество опасностей, которые подстерегали путешественников. Однажды грузовой автомобиль семьи налетел на пень; бампер и радиатор были сильно деформированы. Грузовик застрял посреди пустыни, не имея никаких средств связи. Три дня Джошуа возился с машиной, а семья рыскала по окрестностям в поисках какой-нибудь пищи. Ночью вокруг костра бродили гиены и леопарды, а как-то утром семья, проснувшись, обнаружила льва – в трех шагах от обеденного стола. Джошуа схватил первое, что попалось под руку – это была лампа, – и стал размахивать ею и кричать льву, чтобы тот убирался вон. Лев так и сделал[14].

Детей Халдеманы воспитывали в чисто либеральном духе, попустительствуя им во всем, что распространилось на последующие поколения вплоть до Маска. Детей никогда не наказывали, поскольку Джошуа считал, что они должны найти путь к правильному поведению сами. Когда мать и отец улетали на самолете, дети оставались дома одни. Скотт Халдеман вообще не помнит, чтобы его отец хоть раз приходил в школу, хотя сын был вполне успешным: староста, капитан команды по регби. «Отец воспринимал это как должное, – говорит Скотт Халдеман. – Мы считали, что способны на все: просто нужно принять решение и выполнить его. В этом смысле мой отец был бы очень горд Илоном».

Халдеман погиб в 1974 году в возрасте 72 лет. Он отрабатывал приземление на своем самолета и не заметил провода, протянутого между столбами. Провод зацепился за колеса, самолет перевернулся, и Халдеман сломал себе шею. Илон в то время едва делал свои первые шаги. Ребенком Илон слышал много историй о подвигах своего деда и просматривал бесчисленные слайд-шоу о путешествиях и поездках через саванну. «Моя бабушка рассказывала, что несколько раз они были в двух шагах от смерти во время таких путешествий, – говорит Маск. – Они летали на самолете без всяких приборов, даже радио у них не было, только обыкновенные дорожные карты вместо летных, не всегда правильные. Мой дед был одержим страстью к приключениям и исследованиям, совершая непостижимые поступки». Илон допускает, что его склонность к риску унаследована напрямую от деда. Много лет спустя Илон пытался найти красный самолет Bellanca, чтобы купить его, но так и не отыскал.

Мэй Маск, мать Илона, боготворила своих родителей. В юности она была типичным «ботаником»: любила математику и другие науки, хорошо училась. Когда ей исполнилось лет 15, окружающие стали обращать внимание на другие ее черты. Мэй оказалась красавицей. Высокая и стройная, с копной пепельных волос, широкоскулая и слегка угловатая, Мэй выделялась среди подруг. Друг семьи руководил школой моделей, и Мэй занималась там. По выходным она выходила на подиум, фотографировалась для журналов, иногда появлялась на мероприятиях для высокопоставленных людей и в конечном итоге стала финалисткой конкурса «Мисс Южная Африка». (Мэй не бросила это занятие – и после шестидесяти она появляется на обложках таких журналов, как New York и Elle, а также в музыкальных клипах Бейонсе[15].)

Мэй и Эррол Маск, отец Илона, выросли в одном районе. Они впервые встретились, когда Мэй, родившейся в 1948 году, было около 11 лет. Эррол был равнодушен к учебным успехам Мэй, но был влюблен в нее на протяжении многих лет. «Он влюбился в мои ноги и зубы», – говорила Мэй. Во время учебы в университете они периодически встречались. По словам Мэй, Эррол на протяжении семи лет был ее постоянным поклонником, искал ее руки и в конце концов добился своего. «Он просто не отставал от меня», – объясняет Мэй.

Их брак был нелегким с самого начала. Мэй забеременела в течение медового месяца и родила Илона 28 июня 1971 года, спустя девять месяцев и два дня после свадьбы. Хотя особого блаженства в браке они не испытывали, жизнь их в Претории была вполне приличной. Эррол работал инженером на больших строительных проектах офисных зданий, торговых комплексов, жилых районов и даже одной военно-воздушной базы, а Мэй была практикующим диетологом. Через год с лишним у Илона появился брат Кимбал, а вскоре и сестра Тоска.

Илон был любопытным, энергичным малышом. Все ему давалось легко, и Мэй, как и многие матери, считала сына гениальным, развитым не по годам. «Он схватывал все быстрее, чем другие дети», – говорит она. Озадачивало то, что Илон временами впадал в транс. С ним говорят, а он не слышит и смотрит куда-то вдаль. Это случалось настолько часто, что родители и врачи стали подозревать у малыша глухоту. «Иногда он просто не слышал нас», – говорила Мэй. Врачи обследовали ребенка и предложили удалить аденоиды, что обычно улучшает слух. «Да не поможет это!» – сказала Мэй. Она чувствовала, что состояние Илона связано скорее с особенностями работы его мозга, нежели со слухом. «Он уходил в себя и пребывал в другом мире, – говорит она. – Он и сейчас так делает. Просто теперь я не обращаю на это внимания: я знаю, что он разрабатывает новую ракету или что-нибудь в этом роде».

Другие дети не были в восторге от этой особенности Илона. Можно прыгать вокруг него, кричать на него, а он не обращает внимания. Он весь в своих мыслях, а окружающие думают, что он либо невежливый и невоспитанный, либо чудик какой-то, не от мира сего. «Он действительно всегда отличался какой-то заторможенностью, – говорит Мэй, – что не добавляло ему популярности среди сверстников».

Для Маска это были прекрасные мгновения. Лет в пять или шесть он научился отгораживаться от мира и всецело отдаваться решению какой-то одной задачи. Отчасти такая способность обусловлена визуальным характером работы его мозга. Он мог мысленным взором видеть изображения с четкостью и детализацией, которые сегодня ассоциируются с инженерной графикой, создаваемой с помощью компьютерной программы. «Похоже, что у меня часть мозга, которая обычно занята обработкой визуальной информации – изображения, поступающего на сетчатку глаза, – умеет переключаться на внутренние мыслительные процессы, – говорит Маск. – Теперь я не могу часто этим пользоваться, слишком много вещей требует моего внимания; но когда я был ребенком, такое случалось само собой. Большая область мозга, которая обрабатывает входящие изображения, начинает использоваться для внутренних процессов мышления». Компьютеры распределяют два этих сложнейших вида деятельности между двумя типами чипов. Есть графические процессоры, которые занимаются обработкой изображений – потокового видео или компьютерных игр, и вычислительные процессоры для задач общего назначения и математических операций. Со временем Маск пришел к заключению, что его мозг является аналогом графического чипа. Это позволяет ему видеть объекты внешнего мира, мысленно реплицировать их и представлять, как они могли бы изменяться или вести себя при взаимодействии с другими объектами. «Что касается изображений и чисел, я могу обработать их взаимосвязи и алгоритмические взаимоотношения, – говорит Маск. – Ускорение, импульс, кинетическая энергия – я очень ярко вижу, как они действуют на поведение объектов».

Наиболее узнаваемой частью характера юного Илона была его склонность к чтению. С самого раннего возраста он не расставался с книгами. «Он мог читать часов по десять в день, – вспоминает Кимбал. – А в выходные он читал по две книги в день». Как-то семья отправилась в поход по магазинам; на середине пути обнаружилось, что Илон потерялся. Мэй и Кимбал бросились на поиски малыша и нашли его в ближайшем книжном магазине: сидя на полу, Илон читал книгу, пребывая в своем обычном состоянии, похожем на транс.

Когда Илон подрос, он уходил в книжный магазин сразу после школы, в два часа дня, и оставался там до шести вечера, пока родители не вернутся с работы. Читал художественную литературу, комиксы, научно-популярные книги. «Иногда меня выгоняли из магазина, но обычно все-таки не трогали», – вспоминает Илон. Среди своих любимых книг, наряду с «Автостопом по Галактике», он называет «Властелина колец», серию «Основание» Айзека Азимова, «Луна – суровая хозяйка» Роберта Хайнлайна. «В какой-то момент я вырос из книг школьной и районной библиотеки, – вспоминает Маск. – В третьем или четвертом классе я пытался убедить библиотекаря заказывать книги для меня. Так я начал читать Британскую энциклопедию. Это было очень полезно! Ты ведь даже не знаешь, чего именно ты не знаешь. И вот ты начинаешь понимать, сколько всего вокруг нас».

Илон фактически прочитал два комплекта энциклопедий – этот подвиг отнюдь не помог ему завести друзей. Мальчик имел фотографическую память, и энциклопедии превратили его в фабрику фактов. Он стал классическим всезнайкой. Бывало, за обеденным столом Тоска поинтересуется расстоянием от Земли до Луны. Илон тут же выдает точное измерение – в перигее и апогее. «Тоска всегда говорила: „Если вам что-то нужно – просто спросите нашего гения“, – вспоминает Мэй. – Мы могли спросить его о чем угодно, он все помнил». Репутацию книжного червя Илон подкреплял своей неуклюжестью. «Очень спортивным его не назовешь», – говорила Мэй.

Мэй рассказывает, как Илон играл однажды вечером на улице с братом и кузенами. Когда кто-то из них пожаловался, что боится темноты, Илон сказал, что «темнота – это просто отсутствие света». А трусишка вовсе не жаждал теоретического объяснения; он просто хотел, чтобы его успокоили. В детстве манера Илона постоянно поправлять других и его колкие замечания мешали ему обзавестись друзьями. Илон действительно считал, что люди будут рады узнать о недостатках в своем мышлении. «Дети не любят слышать такое. Они просто говорят: „Мы больше с тобой не играем“, – рассказывает Мэй. – Я его жалела как мать, понимая, что он хотел бы иметь друзей. Кимбал и Тоска то и дело приводили домой приятелей, а Илон – нет. Он хотел бы играть с ними, но был такой нескладный». Мэй призывала детей взять его в игру. Те отвечали, как все дети: «Мам, с ним скучно». Однако, повзрослев, Илон наладил хорошие взаимоотношения с братом, сестрой и двоюродными братьями, сыновьями сестры его матери. В школе он был довольно замкнутым, а с членами своей семьи – открытым и дружелюбным, и в конце концов взял на себя роль старшего, став заводилой во всех делах.

Какое-то время жизнь в семье Масков текла благополучно. Их дом был одним из самых больших в Претории, поскольку дела у Эррола шли хорошо. Сохранилось фото детей (Илону было в это время лет восемь), на котором трое светленьких милых малышей сидят рядышком на кирпичном крыльце, на заднем плане видны знаменитые фиолетовые деревья Претории – жакаранда. У Илона здесь круглые щеки и широкая улыбка.

А вскоре после этого семья распалась. Родители развелись в течение года. Мэй с детьми переехали в загородный дом семьи, расположенный в Дурбане, на восточном побережье Южной Африки. Через пару лет Илон сказал, что хочет жить с отцом. «Мне казалось, что отцу грустно и одиноко: у мамы трое детей, а у него – никого, – говорит Маск. – Мне это представлялось несправедливым». Некоторые члены семьи считают, что Илон сам принял такое решение сам, другие утверждают, что на мальчика оказала давление Кора, мать его отца. «Я не могла понять, почему он оставил этот счастливый дом, который я создала для него, – это же действительно был счастливый дом, – сетует Мэй. – Но Илон всегда поступал так, как считает нужным». Джастин Маск, бывшая жена Илона и мать его пятерых сыновей, предположила, что Илон идентифицировал себя как альфа-самца в доме, а эмоциональный аспект решения его мало беспокоил. «Я не думаю, что он был особенно близок с кем-то из родителей», – говорит Джастин, описывая семью Масков как холодную и далекую от сантиментов. Кимбал впоследствии тоже перебрался к отцу, объяснив это тем, что сыну по своей природе более естественно жить с отцом.

Когда речь заходит об Эрроле, члены семьи замолкают. Они согласны в том, что он тяжелый человек и быть с ним рядом нелегко, но отказываются вдаваться в подробности. Эррол с тех пор женился еще раз, и у Илона теперь есть две младшие сводные сестры, которым он покровительствует. Илон и его родственники, похоже, приняли решение не обсуждать Эррола публично, чтобы не расстраивать сестер.

Известно о нем следующее: по линии Эррола семья имеет глубокие южноафриканские корни. Род Маска можно проследить на двести лет в прошлое; Маски утверждают, что они значились уже в первой телефонной книге Претории. Отец Эррола, Уолтер Генри Джеймс Маск, был армейским сержантом. «Он почти никогда не разговаривал, – вспоминает Илон. – Он просто пил виски, был очень раздражительным и здорово решал кроссворды». Кора Амелия Маск, мать Эррола, родилась в Англии, в очень интеллигентной семье. Ее хватало и на сына, и на внуков. «Наша бабушка всегда была лидером, а также весьма предприимчивой женщиной, – говорит Кимбал. – Она играла очень большую роль в нашей жизни». Илон считал, что его отношения с Корой – или Наной, как он называл ее, – были особенно тесными. «После развода она много заботилась обо мне, – говорит он. – Она меня забирала из школы, мы гуляли, играли в скрэббл[16] и тому подобное».

На первый взгляд жизнь в доме Эррола казалась прекрасной. У него было много книг, которые Илон читал от корки до корки, были деньги на компьютер и другие вещи, нужные Илону. Эррол брал детей с собой в многочисленные зарубежные поездки. «Веселое было время, – говорит Кимбал. – У меня осталось много приятных воспоминаний». Эррол также впечатлял детей своим интеллектом и давал практические уроки. «Он был талантливым инженером, – рассказывает Илон, – он знал, как работает любой физический объект». Илон и Кимбал приходили к отцу на работу и знакомились с разными видами деятельности: учились вести кирпичную кладку, устанавливать сантехнику, подгонять оконные рамы и прокладывать электропроводку. «Нам нравилось», – говорит Илон.

Кимбал говорит, что Эррола было «слишком много». Он усаживал Илона и Кимбала и воспитывал их по три-четыре часа кряду, они и слова вставить не могли. Он, казалось, испытывал восторг от того, что держал мальчиков в строгости, лишая их обычных детских забав. Время от времени Илон пытался убедить отца переехать в Америку и часто говорил, что хочет жить в США. Эррол противился таким мечтам и решил дать Илону урок. Он уволил домработниц и велел Илону делать их работу самому: пусть узнает, каково «быть американцем».

Хотя Илон и Кимбал отказались от подробных рассказов, очевидно, что в период жизни с отцом они испытали серьезные травматические переживания. У обоих осталось впечатление некой психологической пытки. «С ним точно что-то было на уровне химии, – говорит Кимбал. – Причем мы с Илоном это унаследовали. И это жесткое воспитание сделало нас теми, кто мы есть». Когда заговаривают об Эрроле, Мэй напрягается. «С ним никто не может ужиться, – сказала она. – С ним тяжело. Я не хочу ничего рассказывать, потому что все это ужасно. Вы знаете, не надо говорить об этом. Все-таки дети, внуки…».

Эррол, когда его попросили рассказать что-нибудь про Илона, ответил по электронной почте: «Когда мы жили вместе, Илон был очень независимым и целеустремленным ребенком. Он увлекался компьютерными науками в те времена, когда в Южной Африке мало кто знал, что это вообще такое; к 12 годам его способности получили широкое признание. Илон и его брат Кимбал в детстве и юности имели много интересов, трудно даже назвать что-то одно. Вместе со мной они путешествовали по Южной Африке и за ее пределами, начиная с шести лет. Илон, его брат и сестра были и продолжают быть лучшими, достигая результатов во всем, чего хотел бы отец. Я очень горжусь тем, чего достиг Илон».

Эррол поставил Илона в копию письма, а Илон отговорил меня от переписки с отцом, настаивая на том, что отцовскому восприятию прошедших событий доверять нельзя. «Он не от мира сего, – сказал Илон. – Вообще, у него сдвиг по фазе». Однако от более подробной информации Маск уклонился. «Можно сказать, что мое детство не было хорошим, – сказал он. – По описанию оно может показаться хорошим, но счастливым оно не было. Скорее, оно было исполнено страданий. Вот уж сделать жизнь беспросветной – это отец умел. Он может взять любую ситуацию, самую хорошую – и все испортить. Он несчастный человек. Я не знаю… е-мое… не знаю я, как человек становится таким. Мы слишком далеко зайдем, если будем копаться во всем этом». Илон и Джастин поклялись, что их детям никогда не будет позволено встретиться с Эрролом.

Когда Илону было около десяти лет, он впервые увидел компьютер – в гипермаркете Sandton City в Йоханнесбурге. «Это был магазин электроники, где в основном продавались высококачественные проигрыватели, и в одном из углов там появилось несколько компьютеров», – вспоминает Маск. Он был потрясен: «Вау, подумал я, охренеть!» Вот она, машина, которую можно научить выполнять человеческие распоряжения! «У меня должна быть такая машина! И я стал надоедать отцу, прося купить это чудо», – рассказывает Маск. Вскоре он получил во владение Commodore VIC-20, популярный домашний компьютер, который появился в продаже в 1980 году. У компьютера было пять килобайт памяти, к нему прилагалось учебное пособие по программированию на языке Бейсик. «Предполагалось, что для освоения курса потребуется полгода, – вспоминает Илон. – Я набросился на него, как маньяк, и за трое суток без сна освоил все. Ничего более привлекательного и захватывающего я в жизни не видел!» Хотя отец Илона был инженером, имелась в нем какая-то луддитская закваска, и к машинам он относился пренебрежительно. Илон вспоминает: «Он заметил, что это годится для игр, но не для решения реальных инженерных проблем. Я только и сказал: «Мне без разницы!»

Несмотря на то что он был книжным червем, да еще увлекался компьютером, Илон нередко подбивал Кимбала и своих двоюродных братьев (детей Кэй) Раса, Линдона и Питера Рив на авантюры. Как-то раз они организовали продажу пасхальных яиц в своей округе. Яйца были не очень хорошо оформлены, но мальчишкам удалось втридорога продать их богатым соседям. Илон также возглавил деятельность по домашнему производству взрывчатых веществ и ракет. В Южной Африке не было набора ракет с пусковой установкой «Эстес», популярного среди любителей, поэтому пришлось создавать собственные химические соединения и вкладывать их в контейнеры. «Удивительно, как много вещей можно взорвать! – вспоминает эти дни Илон. – Порох делают из селитры, серы и древесного угля, но если соединить сильную кислоту с сильной щелочью, тоже высвободится много энергии. Гранулированный хлор с тормозной жидкостью – очень впечатляюще. Мне повезло, что у меня все пальцы на месте». Когда нечего было взрывать, мальчишки надевали несколько слоев одежды, защитные очки и палили друг в друга из пневматических ружей. Илон и Кимбал гоняли по пустырям на велосипедах, пока в один прекрасный день Кимбал не полетел со своего и не врезался в забор из колючей проволоки.

Шли годы, предпринимательские искания братьев становились все более серьезными, одно время они даже пытались открыть зал игровых автоматов. Без ведома родителей мальчики выбрали место для такого зала, заключили договор аренды и попытались получить разрешение на ведение бизнеса. В конце концов кто-то из совершеннолетних подписал за них юридический документ, но ни отец братьев Рив, ни Эррол не имели к этому отношения. Через пару десятилетий Илон и Ривы в конечном счете начали совместный бизнес.