Королевская собственность

Как все люди, долго жившие ложью и обманом, М'Эльвина подозревал всех в обмане и лжи и потому в странном рассказе Вилли долгое время видел пустой вымысел и только с течением времени убедился в том, что мальчик говорил правду. Вместо того, чтобы сделать его своим слугой, он сделал его своим товарищем и удивительно привязался к нему. Вилли же, подобно большинству юных и впечатлительных сердец, был глубоко признателен каждому, в ком он встречал к себе любовь и ласку, и тоже не оставался в долгу у М'Эльвина.

Прожив более месяца в Шербурге, М'Эльвина стал снова грузиться, чтобы с новым транспортом идти в Англию.

– Вилли, – заметил он однажды вечером, когда они сидели вместе за стаканом вина, – я, вероятно, завтра уйду со своим судном в Англию. Что мне сделать с тобой? Мне бы не хотелось расставаться с тобой, но я полагаю, что для тебя будет лучше, если я оставлю тебя здесь: ты не можешь быть нам полезен, а только стеснишь нас, если нам придется прибегнуть к шлюпкам!

Но Вилли сильно протестовал против этого:

– Боже мой! Почему это у меня никогда не было друга, с которым мне не приходилось бы тотчас же расстаться?! – и слезы навернулись у него на глаза при воспоминании о своих бывший утратах.

– Надеюсь, что мы расстаемся с тобой ненадолго, дорогой мой, – возразил М'Эльвина, тронутый привязанностью юноши. – Я тебе сейчас разъясню, почему решил оставить тебя здесь: если я этот раз благополучно доставлю на место свой груз, то не вернусь сюда обратно, а проеду в Лондон, где у меня есть дела. Кроме того, мне придется в течение пяти-шести месяцев быть все время в разъездах, так как ты знаешь, что в Гавре у меня строится судно, и мне необходимо лично наблюдать за его снаряжением. Вот почему, вместо того, чтобы таскать тебя за собой с места на место, я на это время хочу поместить тебя пансионером в одно из здешних учебных заведений и дать тебе возможность научиться чему-нибудь, а главное – освоиться с французским языком, что, со временем, может тебе быть весьма полезно!

Привыкший беспрекословно покоряться всякому распоряжению или приказанию, Вилли примирился и с этим решением своего покровителя, признавая его разумность.

– Сам я получил свое образование за счет чужих людей и потому считаю своим долгом сделать для тебя то, что другие сделали для меня, – сказал М'Эльвина, – а пока не унывай, пойдем прогуляться на Place d'Armes!

Здесь они встретились с Дебризо и заняли одну из скамеечек. Мужчины закурили сигары, а Вилли стал разглядывать проходящую публику.

Вдруг тщательно выстриженный белый пудель подошел к ним и с особым любопытством стал смотреть в лицо М'Эльвина. Последний, вынув сигару изо рта, поднес ее довольно близко к носу собаки. Та, желая понюхать, приблизилась настолько, что ее холодный нос коснулся горячего пепла сигары, причинившего ей легкий обжог. Пудель вскрикнул и бегом, поджав хвост, вернулся к своему хозяину, где улегся на землю и стал проводить лапами по обожженному месту так забавно, что вся публика, бывшая свидетельницей этой сцены, не могла удержаться от смеха.

– Это тебе за твое любопытство! – заметил М'Эльвина. – Наука вперед не совать носа к огню!

Но владелец собаки, молодой франтоватый французик, по-видимому, не особенно остался доволен этой шуткой. Сердито сдвинув шляпу на сторону, он приблизился к нашим друзьям и вызывающим тоном обратился к капитану М'Эльвина:

– Что значит, милостивый государь, ваша глупая выходка? Вы позволили себе оскорбить меня в лице моей собаки!.. И я…

– Простите, сэр, что вы изволили сказать? – отозвался М'Эльвина, делая вид, что не понимает французского языка.

– Аа… вы – англичанин, вы не говорите по-французски! – на ломаном английском языке, чуть не с пеной у рта, продолжал горячиться владелец собаки. – Но я говорю по-английски, как природный англичанин, и я говорю вам, сэр, que vous m'avez insulte, понимаете? Вы сожгли нос моей собаке вашей сигарой!

– Ваша собака обожгла себе нос о мою сигару! – поправил его М'Эльвина.

– Что вы хотите этим сказать? Собака не может обжечь себе носа, это вы приставили вашу сигару к ее носу, и потому я требую удовлетворения или немедленно извинения!

– Но я не оскорблял вас, сэр! – возразил М'Эльвина.

– Вы оскорбили мою собаку, это одно и то же! Оскорбление, нанесенное моей собаке, все равно, что оскорбление, нанесенное мне! Vous n'avez qu'a choisir, monsieur![1].

– Выбирать между вами и вашей собакой? – переспросил М'Эльвина, с трудом скрывая усмешку. – В таком случае я предпочитаю драться с вашей собакой.

– Баа!.. Драться с собакой! Собака не может драться, но я – ее господин и ее друг, и я готов драться за нее!

– Прекрасно, сэр, я оскорбил вашу собаку и готов перед ней извиниться, как вы того желаете, но вас я не оскорблял!

– Да… но какое же удовлетворение вы можете дать моей собаке?

– Но вы сейчас изволили сказать, что вы и собака одно и то же, а если так, то она, вероятно, поймет и примет мои извинения, как бы приняли их вы, если бы я вздумал извиняться перед вами!

– Ах, сэр, вы это прекрасно сказали! – воскликнул француз, сразу смягчившись. – Так вы готовы извиниться перед моей собакой? Конечно, она в данном случае главное потерпевшее лицо, я могу только быть в роли секунданта. В таком случае, это дело должно считаться улаженным. Мусташ![2]. Поди сюда!

Собака послушно подошла к своему хозяину.

– Мусташ, этот господин крайне сожалеет, что обжег тебе нос!

– Да, monsieur Мусташ, – сказал М'Эльвина, с шутливой серьезностью снимая шляпу перед собакой, – я прошу извинить мою шутку!

– Ах, как это забавно! – раздались с разных концов женские голоса. – Comme e'est charmant! Que monsieur I'Anglais est drole![3]. Смотрите, как Мусташ доволен!

– Мусташ, подойдите сюда и дайте лапу этому господину! – продолжал хозяин пуделя.

Собака послушно исполнила то, чего от нее требовали, хотя все время боязливо косилась на сигару.

– Видите, как она незлобива, она вас прощает! – восхищался француз.

– Действительно, я теперь вижу, что это умная и добрая собака! – подтвердил М'Эльвина, после чего хозяин Мусташа уже совершенно растаял: он тут же представился нашим друзьям, назвав себя Auguste Poivre[4], и сообщил свой адрес, причем добавил, что madame mere[5] будет восхищена видеть у себя такого милого и остроумного господина, как monsieur, qui voila![6]. Затем monsieur Огюст Пуавр откланялся и удалился в сопровождении своей собаки.

– Право, я считаю его собаку несравненно умнее его самого, – сказал М'Эльвина, глядя вслед удалявшемуся французу. – Однако начинает темнеть, пора и домой!

Так прошел последний вечер перед разлукой Вилли с его новым другом и покровителем капитаном М'Эльвина.

На следующее утро, так как дул сильный попутный ветер, Вилли и Дебризо проводили М'Эльвина на мол, где тот взошел на палубу своего шлюпа, который тотчас же снялся с якоря и час спустя скрылся уже из виду.

Примечания