Золотая карта

– Эх, Татарин, хороший ты кореш, если открыл мне свою тайну. Но, прикинь, когда я освобожусь, мне будет уже за пятьдесят, бегать по сопкам силенок может не хватить. А ты думаешь, никто по вашему маршруту не прошел? – с какой-то детской надеждой, посмотрев на Татаринцева, спросил Кузя.

– Может, и прошел, но там участков было четыре. Сдается мне, хоть один да останется.

– А если нет?

– Да вряд ли, – закончил разговор Татаринцев.

Через три года после этого разговора Кузя освободился, Татаринцеву же оставалось досиживать полтора года. В течение этих полутора лет Кузя не забывал старого кореша, время от времени отправляя передачи или письмецо. Последнюю передачу Иван получил из Кемеровской области, где, судя по всему, собирался осесть Кузя. Освободившись по истечении срока, от звонка до звонка, Татаринцев перебрался в Усть-Неру. Старую общагу геологоразведочной экспедиции он нашел без труда, потому как за пятнадцать лет отлучки не забывал об этом. Спустившись в подвал, посветил там заранее купленным карманным фонариком и стал пробираться к тайнику. К нему, похоже, никто не прикасался. Пошарив руками, Иван выудил завернутый в целлофановый пакет сверток. Карта сохранилась прекрасно. Поднявшись из подвала, он отправился в местную столовку. Женщина, орудовавшая в посудомойке при входе, чем-то напоминала Марию, девчушку, когда-то влюбленную в Татаринцева. Для начала плотно поев, Татаринцев решил подойти к ней.

– Мария, – тихонько шепнул он.

Женщина вздрогнула и, повернувшись, устремила взгляд на незнакомца.

– Ваня, ты?

– Мария, – еще раз произнес он. – Узнала?

– С трудом, Ваня, с трудом. Из-за твоих игривых глаз только, – обрадовано сказала она. – Ты откуда?

– Давай, Мария, потом все. Я схожу в магазин. Посидим, вспомним прошлое, поговорим о настоящем, ну, как ты?

– Ладно, Вань, на тебе адресок мой, – она достала из кармана ручку и клочок бумаги, написала свои координаты. – Ты иди в магазин, а я сейчас закончу и поеду домой, приготовлю что-нибудь. До сих пор не верится… Ведь столько лет не виделись!

Вот так Иван Татаринцев, встретив старую знакомую, обрел свою будущую жену Марию Афанасьевну, в последующем Татаринцеву, со своим домом и дворовыми постройками на окраине Усть-Неры, лет восемь тому назад похоронившую прежнего мужа.

«Кукурузник» АН-2 с двенадцатью пассажирами на борту, проваливаясь в воздушных ямах, приближался к аэропорту Усть-Неры. Экипаж самолета, проделавший многочасовой рейс, благополучно приземлил «Аннушку». Схватив свои пожитки, Олег Свиридов и Федька – Фан – сошли на колымскую землю навстречу предстоящим приключениям. Из аэропорта до города доехали на автобусе. Вытащив адресок, выданный дядей Колей, навели справки у проходившей мимо женщины и побрели на окраину города в поисках деревянного дома, указанного на листочке. Петлять долго не пришлось – нужный номер отыскали быстро.

Хозяин дома Иван Татаринцев встретил их с непонимающим взглядом, но, когда Олег протянул ему запечатанную в конверт «маляву», написанную дядей Колей, прищурив глаза, стал внимательно читать. «Здорово, кореш! Твое послание получил! И еще раз повторяю: я стар и здоровьем не богат. Какая тебе от меня помощь?! Посему подобрал себе замену из двух крепких “фуцанов”, которые тебе, надеюсь, очень пригодятся. “Фуцаны” должны быть надежные, я с ними кантовался месяца три в леспромхозе, где и проживаю доселе. Думаю, если не вытяните пустышку, за «рабсилу» меня еще отблагодаришь. Ну, ты сам присматривайся и решай, что с ними делать, подробностей они не знают»

– От Кузи, значит? – отрываясь от чтения, проговорил Татаринцев. – Ну что ж, «кенты» моего кореша – мои «кенты», заходите в избу. Марьюшка, накрой на стол, гости у нас с «материка». Да, и заначку пошмонай.

Женщина накрыла на стол, достала из заначки бутылку самогонки и, поняв, что разговор будет серьезный, незаметно исчезла.

– Как там Кузя, седеет помаленьку? – начал разговор издалека Татаринцев.

– Имеете в виду дядю Колю? – переспросил Олег.

– Его, горемычного, его. Кличка-то у него Кузя. Аль не знали? Ну да хай с ним! Так вы золотишком интересуетесь?

– Есть маленько.

– Маленько – это хорошо, а то другим не достанется. Имеете опыт намывки?

– Не приходилось нам артельничать, Палыч, – вмешался Фан, – но мы понятливые, смекнем, коли подскажешь, как.

– Время еще до выхода есть. Перекантуетесь в общаге, адресок дам. Снаряжение и паек я приготовлю.

Уходили в начале мая, как только земля чуток оттаяла, издавая весенний аромат. Нанесенный на карте маршрут Татаринцев так изучил, что мог обходиться и без нее. Несмотря на приличный возраст, он держался крепко, так что ребята, увешанные инвентарем и рюкзаками, еле успевали за ним. На исходе третьего дня прошли километров сто. Рюкзаки давили плечи, инвентарь – лопаты, топоры и сита – оттягивал руки вниз. Километров через пять показался зимник, где устроились на ночлег. Татаринцев вел «партнеров», заранее изменив маршрут. Знал, что два участка, отмеченные на карте, геологи во время его длительного отсутствия раскопали, и там сейчас после прохода бульдозеров и работы драги делать нечего. Два оставшихся находились километрах в тридцати друг от друга. На самый дальний и прицелился Татаринцев: «Начнем с него. Там надежды больше. Девяносто процентов точняк».

– Еще четыре дня попрыгаем по сопкам – и мы на месте, так что держись, братва, это вам не водку за столом хлебать, – подшучивал он над Олегом и Федькой, глядя на их «кислые» морды.

Через четыре дня, как и рассчитывал Татаринцев, дошли до места. Зимника здесь не было. На берегу Индигирки соорудили шалаш, накрыв его мхом. Палатку они не взяли, запаслись лишь самым необходимым: солью, спичками, чаем, сахаром, несколькими банками тушенки, хлебом в виде сухарей из расчета на шестьдесят дней, патронами, охотничьим ружьем, позаимствованным у знакомого Татаринцева, утварью для приготовления пищи и инвентарем для намывки золота. Остальное все нужно было добывать: рыбу, мясо, золото. Определив Федьку на добычу рыбы, а Олега – на приготовление сооружений для варки пищи, сам Татаринцев ушел поохотиться. Места здесь были безлюдные, разве что охотник якут мог забрести. Но поблизости, в радиусе пятидесяти километров, зимников не наблюдалось, а якуты, прежде чем охотиться, строили зимники, в шалашах да палатках от медведей, изредка заглядывающих в гости, не спасешься.

Стоило Татаринцеву чуть отойти от лагеря, как из кустов выскочил заяц. Вскинув ружье, он выстрелил. Заяц подпрыгнул и повалился набок. Он перерезал ему горло, положил в целлофановый пакет и бросил в рюкзак. По его расчетам, карабин Стрельцова, запрятанный лет шестнадцать назад, находился километрах в четырех от их базы. Пройдя эти четыре километра, Татаринцев нашел знакомую ель со своей зарубкой и раскопал хорошо завернутый карабин. Карабин слегка проржавел, но механизм его работал отлично. Заслав один патрон в патронник, он выстрелил в дерево, стоящее метрах в ста от ели. «Хорошо сохранился, ничего не скажешь, и прицел не сбит», – подумал он, подойдя к дереву, где красовалась дырочка от пули.

На обратном пути удалось подстрелить еще одного зайца. «Зверье есть. Значит, здесь давно не бывали ни геологи, ни охотники-промысловики», – рассудил Татаринцев. Карабин, не доходя до базы, он решил на время спрятать, но, раскинув мозгами, не стал этого делать.

– Ого! – встретил его Олег. – Откуда карабин?

– В лесу нашел, – отшутился Татаринцев. – Видать, кто-то убегал от медведя, забыл.

Расспрашивать дальше о карабине не стали. Нашел – так нашел, что человека пытать, для общего дела принес, не для себя. Поужинав зайчатиной, с наступлением темноты легли спать. Карабин Татаринцев оставил около себя, а двустволку отдал Олегу. Поднялись с рассветом, молча позавтракали.

– Ну что, ребятишки, – вставая с мерзлой земли, сказал Татаринцев. – Проверим участок! Есть там золото или нет.

– А далеко топать, Палыч?

– Зачем топать. Вон, видите, ручей течет к Индигирке? – показал он на ручей, находящийся на расстоянии двухсот метров от шалаша. – Если расчет верный, он должен быть золотой.

– А вдруг неверный? – усомнился Олег.

– Вот это мы сейчас и проверим. Не для того, чтоб уйти отсюда пустыми, я ждал шестнадцать лет. Берите сито и лопату, да ружье не забудь, – повернувшись в сторону Олега, произнес Татаринцев.

Интуиция его не подвела – ручеек оказался золотой. Прошло всего пару дней, и граммов четыреста золота они уже намыли. «Не зря, не зря в свое время Стрелец рыскал по этому ручью и возлагал на него большие надежды, да, видать, не суждено было».

Вначале работали втроем. Но надо было добывать и пищу. Вперемежку, соблюдая очередность, занялись добычей рыбы и мяса. Дни шли, запасы соли, спичек и хлеба становились все меньше и меньше.

– Ну что, золотари, думаю, намыли достаточно. Еще пару дней – и будем сворачиваться, – начал разговор за ужином Татаринцев. – Запасы и патроны иссякают, пора возвращаться.

– С голоду не помрем, давай еще поработаем дней десять, – возразил Олег.

– Если тебе этого мало, можешь остаться, – грубо ответил Татаринцев и, несколько помолчав, продолжил: – Ты это еще сплавь. Десятки килограмм рыжевья залетному скупщику не сбросишь, тут нужен надежный покупатель. Рыжевье никуда не денется, ручеек-то вот он. Наладим канал сбыта – в любое время вернемся.

– Ладно! Так тому и быть, – согласился Олег, глядя на Федю. – Ну, а ты как думаешь?

– Палыч правильно говорит, Олег, надо вернуться и сбыт искать. А что толку сейчас столько намывать?

– Все за, – и Олег развел руками.

На другой день Татаринцев остался у шалаша, собираясь на охоту, Олег с Федькой с ситами и двустволкой спустились к ручью.

– Слышь, Фан! Не нравится мне этот Палыч, как бы не порешил нас на обратной дороге, – завел разговор Олег.

– С чего это ты?

– Да все шуточками да шуточками. А сдается мне, что есть у него канал, не зря мудрит этот старый пердун. Ему рыжевья со всего ручья не хватит, а он тут сворачиваться собирается. Лишние мы для него, чую, лишние. Использует он нас вместо ишаков и избавится. Ну, сам подумай. Он не новичок, как мы, маршрут знает назубок, и карабин у него тут припрятан был. Не объясняет же, падла, ничего.

– Без него мы не справимся, – прервал его Фан.

– Да справимся! С маршрутом я разберусь, у меня ориентир дай бог, и рыжевье мы, думаю, толкнем. Есть у меня на материке, кого оно интересует. Знавал я таких.

– Что предлагаешь-то? Раз завел этот разговор.

– Порешить надо Палыча.

Федя молчал.

– Чего молчишь?

– А кто сделает?

– Мы монетку кинем, – сказал Олег, но, подумав, добавил: – Да я и сделаю, сегодня. Откладывать не будем.

В обед снялись как обычно, во избежание подозрений со стороны Татаринцева, доваривающего в котелке подстреленную куропатку.

– Ну, что, архаровцы, намыли много? – спросил он.

– Да не очень, – поднимая для выстрела заранее заряженное ружье, буркнул Олег.

Татаринцев, хоть и стоял спиной, но почувствовал опасность. Опасность, которую всегда чуют звери. Опасность, которая всегда подстерегает, где не ждешь. Карабин лежал метрах в двух от него, и достать его без резких движений не получалось. Но оставался нож. Схватившись левой рукой за рукоятку и поворачиваясь в правую сторону, он, не целясь, бросил нож туда, откуда веяло смертью. Одновременно с броском прозвучал выстрел. Нож, поцарапав ухо Олега, со свистом вонзился в сзади стоящее дерево. Пуля, выпущенная из двустволки, прошила грудь Татаринцева, отчего он качнулся, но равновесие не потерял. Но от второй пули уже не удержался и с грохотом повалился на горевший костер, сметая подвешенный котелок. Федя беззвучно наблюдал за этим в стороне, стоя поближе к карабину, готовый в любую минуту вмешаться. Олег убивал человека впервые в жизни, но ни мандраж, ни истерика его не охватили, словно стрелял он ради спортивного интереса.

Труп, зацепив за ноги, потащили к речке.

– Фан, дай я его обшмонаю, может, припрятал в карманах рыжевье, – высказался Олег и стал обшаривать мертвеца, вытаскивая все подряд. – Да ничего стоящего тут нет. Вот только лист бумаги, карта какая-то.

– Оставь пока у себя, – ответил Федя, сгребая остальное барахло и запихивая все по карманам трупа.

Не думал и представить себе не мог Татаринцев, что судьба уготовила ему такой же конец, какой он сам устроил когда-то Стрельцову. Проворнее оказались фуцаны, проворнее. А мыслишки-то у него были сделать как раз наоборот, как и предполагал Олег.

– Ну что, взяли, Фан! – и, схватив мертвеца за ноги и за руки, они сбросили его в бурлящую речку.

Очистив следы борьбы и уничтожив улики, Олег вновь вспомнил о карте:

– Смотри, Фан, оказывается, у нашего Палыча и карта своя была. Вот участок, где мы сейчас копошимся, – он ткнул пальцем в крестик на карте. – Дальше – еще три участка, скорее всего, тоже с золотом. Да и маршрут прочерчен отчетливо, только почему-то не похож на тот, по которому мы шли. Воистину золотая карта! Слышь, чего говорю-то, – обернулся он в сторону Федьки. – Надо нам возвращаться по этому маршруту, проверить, насколько точна карта, все равно в Усть-Неру выйдем. Авось что и найдем.

Переночевав, с рассветом они двинулись в обратную дорогу, захватив с собой остатки провианта, карабин с ружьем и намытое золото, которое разделили предварительно на две части, чтоб каждый мог нести свою долю сам. Шли по маршруту, нанесенному на карту, как и предлагал Олег. В конце первого дня пути, пройдя километров тридцать, остановились на отметке, указанной в карте крестиком. Бросив рюкзак на землю. Олег стал осматривать окрестности.

– Глянь, Сивый, – произнес Фан, назвав Олега придуманной после знакомства кличкой, показывая рукой вдаль. – Вроде ручей. Не там ли рыжевье?

– Так другого здесь нет, ясно, что золото там. Жалко, сито не взяли, можно было бы удостовериться.

– А ты карту точно расшифровал, ошибки не может быть? – с сомнением проговорил Фан.

– Географию надо было учить в школе, и ты бы разобрался. Вот, глянь на карту, – снова разложил Олег ее перед собой на земле. – Видишь, начерчена жирная полоса. Это Индигирка. Если бы я не знал о существовании того участка, где мы копались, естественно, она была бы для меня лишь жирной полосой, но, к счастью, мы знаем больше, чтобы разгадать крестики на карте. Тонкие полоски, прилегающие к жирной, – это ручьи. Первый – значит тот, где мы намывали золото, я определил его по двум сопкам, верхушки которых начерчены здесь на карте, вот они, – и он уверенно показал пальцем на две фигурные полудуги, – а на втором мы сейчас сидим. Почему? Объясню. Больше, во-первых, ничего подобного нам по пути не попадалось, а во-вторых, расстояние, пройденное нами, абсолютно идентично расстоянию на карте, а в-третьих, что очень важно, небольшой островок! Заметил его возле ручья или профукал?

– Ну, допустим, заметил, – буркнул Фан, разочарованный своими знаниями по ориентации.

– А вот он на карте, – снова продемонстрировал Олег свою сообразительность.

Два других участка по пути к Усть-Нере оказались раскуроченными бульдозерами. Сомнений не было, все совпадало с картой.

– Похоже, сюда мы опоздали, Фан. Не зря Палыч повел нас в обход, он наверняка знал, что золотари здесь побывали. А последний и предпоследний участки не достали. Значит, второй ручей тоже должен быть золотым.

– А нолик-то между ними что означает? – вопросительно взглянув, спросил Федька.

– Это загадка. Сам же видел, ничего путевого больше не было. Скорее всего, эту тайну Палыч унес с собой, – задумавшись, ответил Олег, не догадываясь, что никакой тайны уже не было: спрятанный карабин обозначенный ноликом, находился у него в руках.

Вор в законе Валерий Пустовалов по кличке Пустой, выйдя из очередной отсидки, занялся привычной работой Смотрящего. В молодости Пустой слыл медвежатником высочайшего класса и половину жизни провел в тюрьмах да лагерях нашей необъятной Родины. С каждого набега на свободе он исправно вносил взносы в общак воровской империи, соблюдал ее идеи и жил по понятиям этого особого мира. Не каждый человек мог выдержать все испытания, чтобы пройти от мелкого воришки до вора в законе, проходя суровую жизненную закалку в тюрьмах и лагерях и не роняя при этом свое достоинство – достоинство настоящего вора. Для таких воров идеи воровской империи превыше всего, отступиться от них – значит вынести себе приговор, немедля приводившийся в исполнение. Случайные воры не могли выдержать такого напряжения и оставались в рядах обыкновенных или, еще хуже, «ссучивались». Прошедшие же все трудности в воровской империи, не теряя лица, не подставляя свой зад тюремным надзирателям, завоевывая авторитет только делом, силой, и с согласием со «сходняком воровским», становились законниками. Одним из таких законников и являлся вор в законе по кличке Пустой, ставший впоследствии в одном из провинциальных городов России Смотрящим.

В детстве Пустой рос обыкновенным мальчиком, ничем не отличаясь от сверстников. Мать с отцом его были рабочие, зарабатывали на жизнь своими мозолями и верили в светлое будущее. Жили в коммуналке. А когда отцу выделили однокомнатную квартиру, переехали с небольшими пожитками, купленными на честно заработанные деньги, на другую улицу. Новый двор, новая школа, новые друзья Валеру приняли как своего. Дворовые пацаны были «разнослоеные». Если он одевался хорошо, значит, мать его – торгашка или отец – начальник, если плохо, значит, из семьи работяг. Но это на детскую дружбу не влияло, как и на игру в футбол, в который они могли гонять с утра до вечера на школьном стадионе. Наверное, не один мальчик школьного возраста из предметов, преподаваемых в школе, выбрал бы физкультуру, где не нужно напрягать мозги, сидеть смирно за партой, дергая соседку за косичку, ожидая звонка, не отвечать у доски перед всем классом, во главе с училкой.

Воспитывала Валеру улица. У родителей до него руки редко доходили. Улица – основа основ. Здесь решалось все. Подростковый авторитет, смелость и мужество при масштабных разборках и выяснении отношений один на один, какие-то необыкновенные навыки, удивляющие сверстников, – вот что делало пацана на голову выше других. В угоду таким представлениям Валера с группой таких же ребят совершил дерзкое ограбление торговой базы, скорее всего, ради интереса, ради того, чтобы узнать, как это происходит.

Плохие манеры всегда даются легко. Их не надо изучать, их не надо запоминать, о них не надо думать, ими можно просто пользоваться, не думая о последствиях. И почему-то всегда оказывается, что именно плохое в нашей системе больше привлекает, чем хорошее, для достижения которого надо что-то уметь и вкладывать труд.

Взяли их на месте преступления «тепленькими» и переправили в отделение милиции. Разбираться долго не стали, определив всех в малолетнюю колонию, кроме одного, у коего родители, чиновные люди, постояли за свое чадо материально. Малолетка поглотила Валеру полностью и бесповоротно, направив его на путь профессионального воровства.

Чтобы стать вором, имеющим авторитет, надо научиться воровать. Воровать так, чтобы не попадаться с первого раза. Иметь классификацию, соответствующую твоим возможностям.

Валере всегда нравились слесарные работы. Скорее, это от отца перешло. Поэтому, освободившись из малолетки, он сразу переквалифицировался на замки, изучая тайны, хранящиеся в них, подбирая нужные отмычки. Труд всегда приносит плоды. Юный Валера в свои неполные семнадцать лет мог открывать любые замки отечественного производства. Но на этом он не остановился. Ему нужны были более крупные масштабы, он хотел научиться вскрывать сейфы. Благо нашлись друзья, которые оказали ему услугу за небольшой магарыч. Первый крупный налет со вскрытием сейфа он совершил в центральный универмаг города только потому, что хотел добиться своей цели – достичь желаемых результатов.

Молодой врач, окончив вуз, хочет стать главврачом и защитить диссертацию, сделать карьеру, автослесарь при желании, закончив техникум, продвигается к креслу завгара, у идейного же медвежатника, уважающего свои принципы, целью является банк, откуда срывается куш, определяющий способности вора. С такими намерениями Валера готовил грандиозный план по обчистке Сбербанка, но по молодости лет и нехватке опыта загремел на следующий срок с отбыванием наказания в ИТК строгого режима.

Пахан блатных по кличке Козырь, узнав, что Валера «чалит» срок за хищение государственного имущества с проникновением в помещение, забрал его под свое крыло.

– Из тебя, Пустой, со временем выйдет хороший вор. Ты чтишь наши понятия, – говорил ему Козырь в дни откровения. – Как гласит наш закон? Долго не задерживаться на воле. Ты думаешь, это правильно? Вряд ли наши основоположники здесь не допустили ошибку. Вот я считаю, – тыкая пальцем в грудь, настойчиво объяснял Козырь, – что хорош тот вор, который, воруя во имя общака, не попадает в сети «казаков» и больше задерживается на воле. Но, увы, как коммунисты и «комсюки» соблюдают свою конституцию, так и мы поперек своих законов не встаем.

Много передряг пережил Валера после этих слов, но честь вора для него всегда оставалась превыше всего, как красный флаг у фанатов-коммунистов.

Со второго срока Валера вышел повзрослевшим и опытным вором, надежда взять банк его не оставляла. Родители с его походами за колючку смирились, и возвращение сына отметили подобающим образом, собрав немногочисленную родню. Мать, вытирая слезы, сказала тост: «Чтобы наконец наш блудный и единственный сын одумался и встал на путь исправления, не принося нам на старости лет больше печали в доме». Речь матери сильно расстроила Валеру, но виду он старался не подавать.

– Ты, мать, права, – взял слово отец. – Мы воспитали сына, как могли. У каждого своя дорога. Если он выбрал этот путь, я не осуждаю. Пусть только всегда будет человеком и не забывает мать. Человек, дорожащий своей матерью, – настоящий человек с большой буквы. Увлечения бывают разные. Кому-то нравится лечить, кому-то летать, кому-то строить, а кому-то воровать. На этом построен мир.

– Ты, отец, хочешь, чтобы наш сын всю жизнь просидел в тюрьме? – перебила его взволнованная мать.

– В тюрьме тоже люди, и живут некоторые там не хуже нашего с тобой. Если он выбрал эту дорогу, пусть идет по ней. Перевоспитывать надо было раньше.

На этот раз он готовился основательно, заранее разработав и учтя все детали, не упуская ничего. Банк, который решил брать, находился на примете давно. Но нужен был человек, работающий именно там, знающий обстановку, расположение сейфов и сигнализации. Выбор пал на молодую экономистку операционного зала Елену Орлову. С ней и нужно было завязать знакомство, с тем чтобы выудить интересующую информацию.

Елена Орлова двадцати трех лет отроду, закончив финансово-экономический институт, поступила в этот банк по направлению. Единственная дочь состоятельных родителей, красавицей она не считалась, но фигурой, слава богу, была не обижена. Постоянного друга у нее не существовало. В институте и после него «своего принца» она не встретила. Правда, в десятом классе влюбилась в учителя физкультуры, молодого парня с накачанными мускулами, приехавшего откуда-то из Украины. Но любовь оказалась безответной, приносящей одни страдания. Подойти и сказать об этом учителю она не решалась, но тот сам стал замечать неравнодушие Елены к нему, и во время аттестационных экзаменов, пригласив к себе в кабинет в спортзале, склонил ее к половому акту. Сделав это грязное дело, он стал избегать встреч с нею и, когда Елена поступила в финансово-экономический институт, то постепенно забыла о нем, уничтожив свою первую любовь.

Однажды она, как обычно, собралась с работы домой. Но, вспомнив, что звонила подруга и просила заехать помочь заказать платье в ателье, направилась к остановке автобуса в противоположную сторону. Около остановки крутились двое подвыпивших ребят.

– Глянь, Рыжий, – подошел к ней низкорослый крепыш с короткой стрижкой, кивнув своему другу, – какая деваха. А фигура! Класс! Просто обалдеть можно. Девушка, разрешите представиться: потомок Графа Шувала, Лев Поддувала, – и громко засмеялся, радуясь своей находчивости в остроумии.

Елена оглянулась вокруг. Недалеко стояли две женщины, о чем-то горячо разговаривая, да мужчина лет сорока в очках, сделавший вид, что ничего не замечает.

– Ну что, красотка, поедем с нами, – вмешался Рыжий, – познакомимся поближе, повеселимся всласть. Ты что, немая?

– Нет, – проговорила Елена сквозь слезы.

– А что тогда? Ехать не хочешь? Придется силком тащить, – Рыжий схватил ее за руки.

Елена хотела вырваться, но с другой стороны ее прижал крепыш, и она безмолвно заплакала.

– Ну что ты плачешь? Мы тебе больно не сделаем. Хотим наоборот, – но закончить Рыжий не успел. Сильная рука подошедшего сзади парня лет двадцати восьми крепко дернула его назад, разворачивая лицом к себе.