Золотая карта

Поход к болотам назначили на другой день. Получив разрешение от дяди, который хорошо знал Егора как заядлого и опытного охотника, затоварившись с расчетом на неделю припасами, ранним утром они отправились к Бимбе. Тот, не заставив себя долго ждать, закрыл козу на замок и присоединился к ним с длинной палкой в руках и сумой на спине.

Часа четыре шли без остановок. Несмотря на свой шестидесятитрехлетний возраст, Бимба шагал так быстро, что молодой Егор и совсем молоденький Василий заметно отставали от него. К исходу дня, пройдя приличное расстояние, остановились на ночлег в стоящем на пути зимнике. Разложив костер, подогрели тушенку, вскипятили чайник с водой и, плотно поев, повалились на топчаны, застланные старыми матрасами. Солнце едва поднялось над горизонтом, когда они покинули «стойбище». Но пришлось еще шагать и шагать, прежде чем перед ними открылось таинственное болото, хранящее в себе неотвратимую гибель. Здесь, поработав топорами, Егор и Василий обзавелись такими же, как у Бимбы, шестами.

– Держитесь след в след за мной, – сказал после небольшой инструкции старик, – иначе не миновать беды, – после чего, помолясь, они двинулись по болоту, беспрерывно орудуя шестами. Пройдя километра три, вышли на небольшой островок.

– Островки-то побольше тут есть или все такие? – спросил Егор, растянувшись на траве.

– Были и побольше, – массируя ноги, ответил Бимба. – Я тут уже года три не бывал, – он зачерпнул прямо из болота воды, пожевал консервов с хлебом. – Ну, перекусили и будет. Надо идтить, нам еще километра четыре топать.

С передышками на малых островах к вечеру прошли положенные километры и оказались у цели. Остров, иногда навещаемый Бимбой в поисках редких трав, местами порос крупными соснами, взвившимися прямо в небеса. Осторожный старик соорудил здесь шалаш, существовавший и по сей день. Расположившись возле него, измученные путники снова разложили костер, напекли картошки, вскипятили чаю и, утолив голод и жажду, завалились спать.

– Этот-то остров большой? – спросил Егор, укладываясь на подстилку из лапника.

– За день не пересечь. А в километре от него, через болото, есть еще один такой же. Желание не пройдет – и туда проведу.

Утром, слегка позавтракав, Егор с Василием разошлись в разные стороны острова по кругу, договорившись встретиться посередине. Старик же отправился собирать знакомые только ему редкие травы.

Первый день поисков так ничего и не дал. Удрученные таким результатом, они вернулись к шалашу, где Бимба уже вовсю колдовал над костром, готовя ужин.

– Надо обшарить тот второй остров, здесь, похоже, ничего нет, – обратился к старику Егор.

– Учтите, там шалаша нет, если останемся, ночевать будем у костра, – предостерег Бимба любителей приключений.

– Да это не проблема. Проблема – как найти вертолет, – ответил ему Василий.

Утром следующего дня, собрав пожитки, захватив шесты, они снова двинулись в путь и оказались на втором, более крупном по размерам острове.

– Здесь будьте осторожней. И в середине острова есть такие места, где можно провалиться, – предупредил старик перед отправкой в разведку Егора и Василия.

Василий шел по левому краю острова, закинув за спину рюкзак и ружье и держа в руках шест, который старик посоветовал все же захватить. Ничего подозрительного пока не встретилось. Болото бурлило, испуская газы, пели птицы да иногда пробегали зайцы, попавшие сюда, видно, в зимнее время.

Пройдя километров пять по кругу, Василий свернул вглубь острова. И вдруг его словно дернуло током. Он встал как вкопанный. Впереди, устремив кабину вверх, как рыба, глотающая воздух, торчал вертолет с одной уцелевшей лопастью винта, успевшей от сырости обрасти мхом. Хвостовой части видно не было. Вертолет уперся ею в твердый грунт, выставив только переднюю часть с разбитыми стеклами. По краям его прикрывали небольшие сосны, что не давало возможности разглядеть сверху при поисковых работах.

«Лишь бы грязь не просочилась в салон, а под воду можно и нырнуть, – подумал Василий, радуясь удаче. – Но надо подождать Егора, одному опасно».

Появившийся Егор быстро перебрался на сторону Василия.

– Смотри, даже верхушки не задел при падении, как умудрился, а! – заговорил Егор. – Не думал, наверное, летун врезаться в болото, думал, здесь твердый грунт. Ну что, надо идти пошукать. Ружья и котомки оставим тут, – и, меся под ногой слякоть, двинулся к вертолету. За ним след в след пошел Василий. Постучав шестом по кабине, они пробрались к окну, откуда можно было увидеть, что делается внутри. Останков человеческих тел ни в кабине, ни рядом не обнаружилось. Осторожно перебравшись через проем лобового стекла, оба залезли внутрь. Как и предполагал Василий, в салоне была вода.

– Мутная, зараза! – тыкая шестом, пробурчал Егор. – Придется нырять на ощупь. Давай веревку. Ты останешься наверху.

Раздевшись догола, обмотав за пояс веревку, Егор погрузился в воду.

Появился он спустя минуту и, набрав полную грудь воздуха, снова исчез, постепенно натягивая веревку за собой. Только с третьего раза удалось ему нащупать какой-то ящик и, обмотав его веревкой, дать команду Василию тянуть наверх. Заколоченный ящик с двумя ручками по бокам с трудом выволокли на поверхность. А когда отодрали край прибитой дощечки и заглянули вовнутрь, то убедились, что там золото.

За вторым ящиком полез Василий. Ему повезло больше, чем Егору, – ящик оказался недалеко. Его тоже подняли наверх.

– Надо их вынести на берег, а то затонут еще. Ищи потом заново. Вещи тоже захватим, на берегу оставим, – и, схватив один ящик, Егор двинулся к берегу. Чуть позади шел Василий, неся на горбу второй ящик. Бросив ношу и чуть передохнув, опасаясь наступления темноты, поспешили обратно. Но третий ящик не поддавался.

– На труп летуна или охранника наткнулся, – выкрикнул Василий, выныривая очередной раз, чтобы набрать в грудь воздуха.

– Ладно, вылезай, я попробую, – сказал Егор. – Правый край я полностью осмотрел, там все зажато. Левый край еще раз для верности пройду, потом вылезем, – и, обмотав себя веревкой, он погрузился в воду.

Вдруг вертолет, не выдержав движения на борту, стал тонуть. Василий дрожащими руками потянул за веревку, но Егор не отпускал, видимо, нащупав еще один ящик и не догадываясь, что вертолет идет на дно. Вода стремительно заливала кабину. Тогда Василий, не задумываясь, выпрыгнул через проем ветрового окна, не отпуская все же веревку в надежде, что Егор вылезет, и отбежал от вертолета ближе к берегу. Но грунт, на котором держалась железная махина, не выдержал, и вертолет вместе с не успевшим вылезти Егором стремительно пошел вниз. Увидев, что машину полностью засасывает, Василий, бросив конец веревки, выскочил на берег и, схватившись за голову, упал на землю.

Так пролежал он до конца дня и, лишь когда окончательно стемнело, спрятал ящики за дерево, прикрыл их мхом и, забрав ружья и рюкзаки с провизией, отправился к месту, где должен был ждать их Бимба. Старик, расположившись возле костра, успел задремать, но, услышав шорох, приподнялся:

– Егор, ты?

– Нет, это я, Василий.

– А где Егор?

– Утонул Егор, – и Василий вкратце рассказал старику о случившемся.

– Золота много вытащить успели? – спросил старик после продолжительной паузы.

– Два ящика. Я их там оставил.

– Ничего не поделаешь. Нелепая смерть, но с каждым из нас такое могло случиться. Знали, куда шли.

Смирившись с потерей Егора, разговора о нем больше не заводили.

– Переночуем здесь. Ночью нам болото с ящиками не одолеть, – сказал старик и, повернувшись на бок, снова улегся у костра.

Как только рассвело, сходили за ящиками и, распотрошив содержимое, рассовали по рюкзакам. Болото одолевали осторожно, не торопясь, отдыхая и подкрепляясь на островках до тех пор, пока не добрались до зимника, где, не разуваясь, прямо в сапогах повалились на топчаны, не проснулись даже от шума проливного дождя и встали, когда солнце уже поднялось высоко над горизонтом. А путь предстоял еще не близкий. Поэтому, быстро соорудив еду, основательно подкрепились и, не обращая внимания на боль в ногах и в спине, потопали дальше, пока не добрались наконец до хибары Бимбы.

Благодаря приготовленным стариком лечебным отварам Василий быстро восстановил силы и залечил мозоли. Пора было решить главный вопрос:

– Что с золотом будем делать, Бимба? – спросил он.

– Нас двое. Разделим на две части. Ты свою возьмешь и уйдешь, а я со своей останусь здесь, – рассудил старик.

– Закопать хочешь?

– Это мое дело. Позаботься о своей доле.

– Слушай. Есть у меня дома хорошие ювелиры, которые скупят и мое золото, и твое. Все равно выгоднее, чем я, ты не продашь, – предложил Василий Бимбе.

– Подумать надо. А не смоешься? – засомневался старик.

– А мы сделаем так. Сперва я увезу свою долю. Продам и тебе бабки привезу. Потом твою долю уж себе заберу.

– Дельное предложение, толково придумал, а когда бабки будешь отдавать, не порешишь меня? – заговорил старик.

– Это, если надо, и сейчас бы сделал. На мне ничьей крови нет. Я чист перед богом.

– Только вот что я буду делать с деньгами в лесу? Может, сразу и поможешь перебраться в Улан-Удэ?

– Заметано, старик. Помогу.

На другой день поезд умчал Василия к родному городу. Первым делом нужно было сплавить часть золота, чтобы выкупить у старика оставшееся. Бимбе много не надо. Он в тонкостях разбираться не станет. За сколько продал, сколько стоит грамм, его не заинтересует. Хватит денег жизнь наладить – и ладненько.

Заглянув в мастерскую, откуда он уехал, взяв дополнительный отпуск за свой счет, Василий стал собирать информацию у коллег, пока им не заинтересовался тогдашний зав. мастерской:

– Что, Василий, клад нашел? – пригласив к себе в кабинет, начал расспрашивать его Вячеслав Тихонович, мужчина уже в возрасте. – Садись, рассказывай, может, и помогу.

– Тут, понимаете, какое дело. Гостил я у дяди в Сибири.

– Ишь! Куда занесло! – перебил его со смехом зав. – Раньше туда в кандалах отправляли, а сейчас в гости едут. Извини, Василий, продолжай.

– Так вот, там один артельщик нашел золотишко, с пару килограммов, и очень попросил меня помочь.

– И ты отозвался? – сострил зав.

– За определенный интерес.

– Золотишко с тобой?

– Нет, но доставлю, как только договоримся.

– Хорошо, я переговорю, с кем надо. Да, и принеси кусочек, качество определить, без этого с ценой не решим.

Вячеслав Тихонович Зуев в своем деле был «профи» и имел колоссальные связи среди ювелиров всей страны. К нему, как к знатоку, иногда обращались даже чиновники высокого ранга, советуясь в определении ценности золотых изделий. Не отсутствовали знакомые и в кругах воровской элиты, время от времени подбрасывающие ему золотые слитки для дальнейшего превращения в дензнаки. От всех сделок он имел свой твердый процент, обеспечивающий ему безбедную жизнь. Набрав номер московского коллеги, Зуев вкратце объяснил ему суть дела. Тот, прикинув, что здесь солидно выгорит, согласился приехать сам. Куда он дальше переправлял золотишко, Вячеслава Тихоновича не интересовало, но можно было догадаться, что оно уплывало за кордон, минуя наши непроходимые границы. Как и условились, Василий принес для пробы кусочек золота, перекочевавший из кармана в рабочий стол шефа.

– Завтра придешь за ответом, – провожая его до двери, сказал «зав».

Московский гость приехал, как и обещал, вечером. После рукопожатий и краткого обмена приветствиями сразу принялись за камушек. При обследовании его у коллеги от волнения запотели очки.

– То, что надо, Слава, – не отрываясь от золота, по-дружески кивнул гость. – Сколько у тебя его?

– Два килограмма.

– Я возьму все.

На том и согласились, определившись в цене. Коллега уехал на своей белой «Волге», предупредив, что вернется завтра к вечеру за товаром. На другой день Василий, получив от Вячеслава Тихоновича одобрительное: «Неси все», отправился за спрятанным золотом, предварительно заскочив к дружку и предупредив, чтобы часам к четырем тот сидел дома.

Гость приехал в назначенное время и с дипломатом в руках прошел в кабинет заведующего. Здесь его ожидали Зуев и Василий. Взвесив на аптечных весах камушки, ювелир из Москвы разложил их по полкилограмма в пакетики, открыл дипломат и вытащил заранее отсчитанные деньги. После проверки и пересчета денег гость переложил содержимое пакетов в дипломат и, попрощавшись, удалился. Вслед за ним, отсчитав «шефу» причитающийся процент, слинял и Василий. У входа в мастерскую его ожидал дружок, приглашенный на всякий случай и понятия не имевший, зачем он здесь должен маячить. Благополучно скинув таким образом два килограмма из шестнадцати, затолкав «бумажки» в рюкзак, собрав немногочисленный дорожный скарб, Василий снова отправился в Сибирь.

Бимба его ждал. Он знал, что рано или поздно парень появится, и появится с деньгами. Так и случилось. Одним ранним утром в хибару постучали.

– Отворяй ставни, Бимба, встречай путника.

Узнав знакомый голос, старик открыл дверь.

– Чего закрылся? – спросил Василий, проходя в избу.

– Приболел малость.

– А травки что, не помогают?

Старик не ответил.

– Я тут тебе гостинцев привез, цельный рюкзак, понимаешь.

Увидев высыпанные из рюкзака купюры, Бимба подбодрился.

– Уговор помнишь?

– Обижаешь, приятель.

– Тогда золото получишь потом, все равно с собой сейчас не потащишь.

– Я не против, – ответил Василий, не сомневаясь в честности старика.

Через два дня, продав козу в поселке, они выехали в Улан-Удэ, столицу Бурятии, где, устроив Бимбу на время в постоялый двор, Василий отправился собирать сведения о частных домах. Вскоре добротный деревянный дом со всеми коммуникациями был куплен и оформлен на имя Бимбы.

– Ну, что скажешь? – показывая владения хозяину дома, спросил Василий.

– Чего мне говорить, Василий? Я рад, что на старости лет помру на людях, а не в глухой тайге, где даже похоронить никто не сможет. Кроме Егора, меня там редко кто навещал, разве что заблудившийся охотник.

Вывалив на стол остальные деньги, Василий убрал рюкзак:

– Это все твое. Хватит на оставшуюся жизнь? – вопросительно взглянул он на старика.

– Золото закопано с левой стороны хибары посередине двора. Там топором я отметил на бревне, чтобы ты мог найти. Будешь в этих краях – заходи. Прощай, Василий. Удачи тебе.

– Прощай, старик, – и, захлопнув дверь, Василий пошел с пустым рюкзаком к железнодорожной станции.

С этого дня Василий круто изменил свою жизнь, задумал открыть подпольный нелегальный бизнес по изготовлению и сбыту ювелирных изделий. Для этого нужна была помощь и связи все того же Вячеслава Тихоновича Зуева. Пришлось открыть ему свои намерения.

– А где ты столько золота возьмешь, чтоб цех работал бесперебойно? Не лучше ли продать его так? – сказал Зуев.

– Нашлись поставщики. Они и надоумили открыть дельце, узнав, что я мастер ювелирных дел. Готовая продукция намного дороже выйдет.

– Дороже-то оно дороже. Да тут волокиты и риска больше. Ну да ладно, раз ты настаиваешь на этом, оборудованием и помещением я тебе помогу. Помогу и сбывать изделия. Вот только гарантировать безопасность со стороны властей, если те вдруг что-то приметят, не смогу. Да и наезды со стороны воров могут быть. Подпольных цеховиков они чуют издалека. Вот все это и взвесь на досуге, а потом уж принимай решение.

– Я уже принял, – бойко отбарабанил Василий, не моргнув глазом.

– Тогда с богом!

Все, что обещал, Зуев сделал. Помещение выбили под сапожную мастерскую, где по штату исправно трудились четыре человека, сапожных дел мастера. Кроме комнат для легальной работы, была еще одна, попасть в которую можно было с заднего хода. Внутри в эту комнату можно было пройти только через кабинет Василия, где ему предоставили кресло заведующего. Дверь из кабинета прикрывалась платяным шкафом, легко отодвигающимся, на специальных роликах. Заведя под видом инвентаря в мастерскую оборудование со всеми причитающимися причиндалами, взяв к себе двух бывших, проверенных временем коллег из заведения Вячеслава Тихоновича, с его благословения, приступили к обработке и изготовлению золотых изделий высшей пробы. Первую партию Зуев по подложным документам сдал в одну из городских «ювелирок». Последующие стали уходить к московскому коллеге, успевшему к этому времени подготовить, по всей вероятности, большой канал сбыта. Деньги потекли рекой. Половина выручки с оборота оседала в сейфе Василия в мастерской, якобы для расплаты за золото, откуда постепенно перекочевывала на сберкнижки по сберкассам разных городов, а вторая делилась в равных долях между Зуевым и Василием за вычетом расходов.

Но все имеет конец. Тот день, о котором предупреждал Вячеслав Тихонович, настал через год. Один из каналов московского коллеги по продаже изделий накрылся. Постепенно разматывая клубок, московские «ищейки» добрались до источника изготовления незаконных изделий. Но долгие мытарства подследственного Василия Синицына по изоляторам временного содержания, сопровождаемые упорными допросами, ничего конкретного операм не дали. Поставщиков золота, как и выручку, снимаемую с оборота, разгадать не удалось, хотя это делал человек в одном лице, находящийся у них в руках. Тем не менее все получили по заслугам, включая Вячеслава Тихоновича, погибшего в последующем при невыясненных обстоятельствах в одном из лагерей Пермского края. Василий Синицын срок отбывал в Мордовии, влача обычную серую лагерную жизнь. Утром вставали, позавтракав, шли в рабочую зону, в сопровождении «вертухаев», где «ишачили» до обеда. На обед баланда. С обеда снова работа до вечера. После ужина час – два свободного безделья до отбоя. И так изо дня в день, пока приехавшие на свиданку родители не подмазали кого следует, в результате чего его перевели на работу в жилую зону «банщиком».

И все бы хорошо, да нашлась пара недоверчивых, заподозривших, что его перевод связан со стукачеством, и попытавшихся разобраться в этом самолично.

– Слышь, Синица, – обратился к Василию подошедший Селиван, назвав его так, как окрестили еще в подследственном изоляторе. – Тут есть у нас сомнение, что ты стучишь помаленьку. Нехорошо это. Скажи, Клин, – подмигнул он своему корешу.

Оба они работали в жилой зоне: Селиван – завхозом, а Клин – здоровяк, весом под сто килограммов – при нем в роли коптерщика, по совместительству телохранителя.

– Что-то ты быстро теплое место накопытил. Мужики в эти места годами пробиваются.

– Предлагаешь уступить? – огрызнулся Василий.

– Если не сможешь откупиться, то придется, – ухмыльнулся Селиван.

– Ничего тебе от меня не выпадет, зря карманы выворачиваешь.

– А ты, гляжу, остряк! Клин, поддай-ка ему для понятия.

До сих пор стоящий в стороне Клин стал с грозным видом наступать. Сообразив, что руками этого бугая не взять, Василий схватил стоящую деревянную лопату.

– Ого! – набычился Клин. – Меня этим не возьмешь.

Василий с размаху ударил его по голове, но подставленная левая рука отразила удар, правой же Клин схватил его за горло и, прижав к стене, стал давить. Удар ногой меж ног ослабил напор Клина, и он, мыча, отошел назад, остерегаясь следующего удара. Тогда наблюдавший за ними Селиван с разбегу врезался головой в живот Василия, от чего его снова отбросило к стене. Не дав ему опомниться, Селиван продолжал бить руками слева и справа до тех пор, пока сильнейший хук снизу не остановил его прыть. Но в это время очухавшийся Клин поднял Василия над головой и бросил его на землю, топча ногами.

– Хватит! – крикнул кто-то из угла. Клин остановился.

– Ты что, Пустой? – заговорил Селиван, оборачиваясь к стоящему сзади. – Это же стукач.

– Имеешь веские доказательства?

– А с промзоны сняли его сюда просто так, что ли?

– Прежде чем что-то басить, Селиван, надо чердаком думать.

Закурив, Пустой присел около пытавшегося подняться Василия.

– А ты лихой, не струхнул. Свалите отсюда, этот парень отныне под моей защитой.

Селиван с Клином, ничего не ответив, исчезли за баней.

– Ну, поднимайся, поднимайся, здесь мамки нет, предстоит все делать самому.

Это был вор-законник по кличке Пустой, всегда подтянутый, отутюженный, держащий себя постоянно в хорошей физической форме, занимаясь около бани на специальном турнике, сделанном по его заказу. Пустой был вором авторитетным, и слово, сказанное им, могло решить в зоне многое. Одним словом, Пустой был на равных с самим «Паханом».

– Откуда ты?

– С Горького, – вытирая кровь с губы, ответил Василий.

– Земляк мой, оказывается. За что чалишь?

– За рыжевье.

– Садись, – указал на лавочку Пустой. – В ногах правды нет. В самом деле стучишь, что ли?

– Что ты! Родня пригрела одного вертухая, тот и подсуетился.

– У нас сюда на примете стоял свой человек. Вертухая, видать, сильно подогрели, аж кум впрягся за тебя. Ну да ладно. Работай пока. Тебя больше никто не тронет.

– А за что мне такие привилегии?

– До нас слушок дошел с воли, а следом за ним и маляву прислали. Оказывается, во вверенной мне территории, в Горьком, обнаружили подпольный цех, изготовляющий из рыжевья безделушки. Сечешь? Под моим носом! Целый год! Опера шустрее оказались, перехватили. Только вот откуда золотишко, никто не знает. Сечешь? Так вот, Синица, ребята мои, навострив уши, все разузнали, кто за кем стоит. И чуешь, что я на днях узнал?

– Что? – спросил Василий, не выдержав паузу.

– А то, что это некий Василий Синицын по кличке Синица, расстроивший меня до слез, сидит около меня, – и, бросив докуренную сигарету, Пустой плюнул сквозь зубы. – Сечешь?

Ответить Василию было нечего. Ему казалось, что этот человек со строгим взглядом, сидящий рядом с ним, заранее знает ответы на все вопросы.

– Ментам ты не сказал, откуда рыжевье, – продолжал Пустой, закуривая вторую сигарету. – Мне-то можешь это раскрыть. Ты с этим лопухом Зуевым связался, а надо было со мной. И сидел бы ты сейчас не здесь, а в своей мастерской, считая барыши. У меня, брат, все там схвачено. Никто никого не обижает лишний раз.

«Одному заново все не поднять, – размышлял Василий. – А это шанс».

Золота у него было еще навалом. Конечно, воры запросят большую долю, но и гарантию дадут большую. С ними или без них, они в любом случае вычислят его, как сейчас вот, а тогда, возможно, и всего лишат за непослушание. О золотишке, конечно, они, как и менты, ничего не знают, так же как и о сберкнижках. Точную информацию знает об этом только он, Василий. Это послужит козырем. Главное, все сразу не показывать, растягивая работу на года. Все покажешь – пиши пропало. Будут склонять сдавать оптом, как в одно время предлагал Зуев. Если откажешься, могут и порешить, за ними это не станет. Сейчас, выйдя отсюда, он везде будет на виду, у ментов и воров, до тех пор, пока те не удостоверятся, что в самом деле ничего нет и что сумма оборота слишком не зашкаливала, не превышала того, за что могли бы размозжить башку. Надо соглашаться. Лучшего варианта не найти.

– Ты прав, Пустой, – заговорил как на равных Василий. – Золотишко есть, еще и достаточно. Я могу поделиться. Но условия должны быть прежние. Работаем небольшими партиями. Устроит так?

– А много его у тебя?

– Я же сказал, достаточно, чтобы работать малыми партиями. И золото не у меня, источник доставки другой, – соврал Василий, остерегаясь «подлянки».

– Сидеть тебе, Синица, еще долго, но мы со своей стороны поднажмем, чтобы ускорить выход. На нас можешь положиться. Мы не фраера. Слово мы умеем держать, – завершил Пустой, дав понять, что условия его приняты.

С тех пор в лагере Василия никто не дергал. Он влился, как и все здешние обитатели, в лагерную жизнь, не унывая, что годы пропадают зря. Работяга – он и на воле работяга. Здесь простые мужики живут беззаботно, не беспокоясь, что останутся без еды, пусть хоть и не при деле. Государство их в обиду не даст – накормит, напоит, чем бог послал. На воле у мужика полно забот. Не заработал – сидишь без еды, на одной воде, и государству на это начхать. Девиз один: «Кто не работает, тот не ест». Вот и раскидывай мозгами, где лучше. Остается только добавить: «Там, где нас нет». Поэтому, чтобы выжить, надо постоянно крутиться и в зонах, и на воле.

Так и жил Василий в ожидании окончания срока, в лагерной суете, опутанный вокруг вертухаями да солдатами на вышке, готовыми за малейшую попытку показать видимость побега прострелить насквозь, чтобы заработать внеочередной отпуск.

Но вот настал день свободы. Свободы от постоянного мелькания зеков, от форменных одежд зоновских ментов, от еды из гнилых продуктов, которые пьяный завмаг забыл списать и, во избежание ответственности, договорившись с заместителем по тыловому обеспечению, загнал в зону. Конец мучениям! Теперь он будет действовать осторожно, как волк, вышедший на охоту. Тепло в душе разогревали припрятанные до его возвращения сберкнижки. Но был еще договор, заключенный еще в начале отсидки. Договор, благодаря которому он легко прошел лагерные страдания и издевательства, подстерегавшие на каждом шагу за неосторожно высказанное слово.