Денег нет, но ты держись!

– Я не знаю. Я считаю плохо… – спокойно ответил обвинитель. – Я видел, как он кормил собаку куриными костями! Посадите его на кол, чтобы знал, как кур воровать!

– А у соседа есть куры? – выпытывала я, поражаясь железной логике.

– Есть! У него их меньше, чем у меня! – отвечал мне «пострадавший». Аргумент! То есть по факту сосед не мог забить и съесть свою курицу и накормить свою собаку костями своей курицы! Определенно не мог! Он же сволочь!

– А видели ли вы, как он ворует вашу курицу? – допытывалась я, пытаясь понять, на чем, кроме объедок для собаки, основана столь грамотно составленная претензия, которая привела бы в экстаз любого участкового!

– Нет, не видел, – гордо ответил крестьянин. – Но я знаю!

Опа! Как вам такой аргумент? Знает он! Мне тут срочно нужно привлекать к судебной практике экстрасенса. Пусть он просканирует чакры, проверит карму и точно определит, кто у кого чего стащил, а главное – когда и при каких обстоятельствах. В итоге дальше «я знаю!» и «посадите его на кол!» наше уголовное дело не двинулось. Я заявила, что доказательств, на основании которых можно лишить жизни человека, я не вижу. Поэтому иди с миром и учись считать. Пригодится.

Очень забавная история получилась с сельским старостой, который должен был рассудить двух соседей относительно межи. Один сосед дал ему гуся, другой сосед – поросенка. После долгих замеров подручными средствами выяснилось, что тот, который дал гуся, прав, мол, сосед действительно нарушил границы владений, поставив свой забор. А передо мной стоит владелец поросенка и утверждает, что староста – взяточник. Взял поросенка, а вопрос решил в пользу оппонента. То есть если ты дал взятку и вопрос решился в твою пользу, значит, должностное лицо – хороший и честный человек, а если не в твою, то взяточник, коррупционер и «повесить его!».

И вот уже очередной жалобщик делится наболевшим, мол, рассуди, принцесса, как так-то, а? Я тут всю жизнь работаю, а денег нет! Пока я соображала, как бы ему объяснить это, в моей голове промелькнула мысль о дани.

– Так что вы скажете, принцесса? – спросил меня бедолага, даже не догадываясь, что я его почти не слушала.

– И сколько сейчас налоги? – поинтересовалась я, зевая.

– Два золотых в месяц! Но мой сосед налогов не платит, скотина такая, поэтому живет богаче, чем я! Отрубите ему голову! – выдал жалобщик. И посмотрел на меня так жалобно, мол, ну чего тебе стоит, принцесса?

Но я уже не слушала его. Итак, налоги здесь – два золотых. А какова численность населения? И сколько из них не платят налоги? Я была настолько погружена в свои мысли, что пропустила уже пять человек со своими историями. Не знаю, как некоторые политики, открывающие приемные для простых горожан, но я больше двадцати пяти человек не могу выдержать. Мозги начинают закипать, а язык заплетаться.

Бомжеватого вида товарищ уже мялся напротив меня со своей просьбой. Он начал сбивчивое повествование о том, что, пока он находился в лечебнице, у него из дома стащили все, что можно было стащить. Три черепка от глиняной миски, шесть перьев, которые он нашел на дороге, вот такой (он прямо показал руками) ворох веток, одно куриное яйцо… «Три портсигара отечественных, куртка замшевая», – мысленно дополнила я, слушая продолжение исчерпывающего списка не просто ценных, а бесценных вещей. Собака из милиции, которая обещала прийти, так и не пришла в связи с тотальной занятостью. Перечисление затягивалось. Народ, сообразив, что к чему, начал потихоньку расходиться.

– …две вот такие штуки с дыркой, один камень… – продолжал пострадавший от человеческого произвола, – восемь соломинок, причем две из них длинные, а одна короткая, остальные – средние, половинку яблока, три шишки, кусочек шкуры, небольшой, рыжий, тряпки… пять штук… Одна такая с дырочками, другая в горошек, третья маленькая серенькая…

Я чувствовала, что мой мозг закипает, как электрочайник. Прошло уже минут двадцать, но список похищенных вещей никак не заканчивался. Разумеется, я понимала, что искать все это добро никому и в голову не придет, но просто так послать товарища я не могла. Я же собираюсь стать хорошей принцессой. Так что приходилось терпеть.

Я подперла голову рукой, попыталась подумать о чем-то своем под монотонное перечисление всего украденного. Вонь от посетителя была такая, что впору было бежать за респиратором. Я старалась дышать через раз, ощущая все признаки кислородного голодания.

– …деревянная кружка с трещиной прямо на ручке, ведро земли, неполное. В нем еще три таких больших комка лежало, которые я специально сверху положил, древко от топора, сломанный нож… – глядя прямо мне в глаза, почти не моргая, перечислял этот индивид. Он не загибал пальцы, не вспоминал подолгу, что пропало. Он просто методично перечислял.

Я поняла, что сейчас усну.

– Это все? – нетерпеливо спросила я, понимая, что не запомнила и половины тех вещей, которые представляли особую ценность для этого бедолаги.

– Это только то, что валялось возле дома. В доме тоже все украли… Три луковицы. Одна большая и две поменьше… – смотрел мне прямо в глаза этот моральный садист.

– Не переживайте, мы сейчас же объявим все эти вещи в розыск, – сглотнула я, понимая, что палец о палец не ударю ради поиска этого мусора. Я понимаю, что врать некрасиво, но приходится. В итоге мне удалось успокоить посетителя и выпроводить его из дворца, стараясь не делать при этом слишком радостного лица. Мой покой продлился буквально пару мгновений.

Передо мной предстала женщина лет под сорок с горящими и бегающими глазами. Говорила она четко, красиво и даже немного театрально, отчаянно жестикулируя.

– Я понимаю, что сейчас настали тяжелые времена для всей страны! – деловым голосом начала мадам. – Я предлагаю решение всех проблем!

Я даже встрепенулась. Удивительно, но голос, преисполненный уверенности, вселил в меня некую надежду. Неужели простая женщина настолько переживает за судьбу своей страны, что решила вот так вот просто прийти к принцессе и поговорить с ней на эту тему?

– Мы вынесем из дворца всю мебель, – продолжала она, делая отчаянные пассы руками, – из всех комнат, разумеется. Здесь у нас будет стойло…

Какое стойло? О чем это она? Я что-то прослушала?

– Коровы будут стоять здесь и вон там! – Женщина показала рукой куда-то в район коридора. Мне почему-то сразу представилось, как в узком коридоре стоят в рядок Пеструшка, Маруська, Зведочка и Манька. А я в полушубке, как Доярка из Хацапетовки, с утра иду их доить. Что ж… Мужчин доить не умею, буду на коровах тренироваться! –  Доярки будут жить наверху. Поголовье телят мы поселим туда, где теплее, я уверена, что вы найдете такое место. Там, – дама указала в сторону коридора, ведущего в мою комнату, – будет жить бык-осеменитель.

Отлично! Я буду жить вместе с быком! Как здорово! Мы даже будем спать в одной комнате. Он на кровати, стоя, а я под кроватью, лежа пластом, боясь шелохнуться. Вспомнив, что в моей комнате висят красные шторы, идея показалась мне особенно зрелищной. У Мэри был барашек, у Инны был бычок. Красота! Когда я думала завести себе животное, то про быка-осеменителя я как-то подумала в последнюю очередь.

– Можно сразу двух, потому как один не управится! А лучше – трех! – деловым тоном продолжил доморощенный антикризисный менеджер «из народа».

Верно подмечено. Один не справится, это точно! Сразу два! Да что там мелочиться! Стадо быков-осеменителей в моей комнате! Ползание на полусогнутых вдоль стеночки – это мое любимое занятие, если вы не в курсе!

– …удобрения мы будем складывать в подвал. У вас тут есть чердак? Если есть, освобождайте сразу, потому как там будет сушиться сено…

Мамочки! Какое сено, какой чердак? Я сейчас точно чердаком двинусь. Она вообще в своем уме? Здесь есть кто-нибудь нормальный?

– Хорошо, я учту вашу идею. Я очень рада, что вы проявляете такую заинтересованность в судьбе Арианона. Спасибо вам за ваше конструктивное предложение… – проговорила я, чувствуя себя главврачом психбольницы. – Но бизнес-план в следующий раз прошу подавать в письменном виде!

– Хорошо! Я все запишу и сразу узнаю, почем сейчас молоко… – согласилась женщина, уходя. Мне пришлось взять себя в руки, чтобы принять следующего посетителя. Разодетый, как петух, с клинообразной бородкой мужчина держал в руках стопку бумаги.

– Я – известный поэт! Все меня называют барон Баран! Я взял себе этот псевдоним, потому что он показывает мое упорство в достижении цели и благородные душевные порывы! Я прошу вас, принцесса, издать мои стихи за счет короны! Такой талант, как я, заслуживает этого! – пафосно заявил барон Баран.

– А что за стихи? – живо поинтересовалась я.

– Я зачитаю вам свой последний стих, который я написал в вашу честь! – громко сказал поэт. Ух ты! Мне еще никогда не посвящали стихи!

Полупьяные лягушки громко бьют в колокола,Поднимайте все подушки, где зима белым-бела!В черном озере купаясь, мокрый гусь кричит:«Ура», потому что в моем сердце стонет жирная игла!Вечность пахнет, словно слезы, на следах чужой весны.И причудливые позы отразились от луны…Ты, дородная принцесса, как корова, весела.Мы с тобой рыдаем вместе, вспоминая труп осла,

– закончил свое творение непризнанный гений и замер, очевидно, в ожидании аплодисментов. Да что там аплодисментов! Оваций!

А теперь еще раз и помедленнее… Я записываю… Над трупом кого мы рыдаем? Я весела, как кто? И почему это я дородная? Да у меня тут кожа да кости! Либо я чего-то не понимаю в поэзии, либо он. Портрет Пушкина упал на пол, а по стене, где он висел, поползла трещина. Я поняла, что люблю поэзию, а вот поэтов – выборочно.

– Вам нравится? – спросил ради приличия Баран, не сомневаясь в том, что этот рифмованный шедевр произвел на меня колоссальное впечатление!

– Очень… – выдавила я, мысленно содрогаясь от таких метафор. Ах да, и ослика жа-а-алко… А я-то надеялась, что ни одно животное не пострадает в процессе написания этой рифмованной нетленки.

– Значит, так! Тираж должен быть минимум миллион экземпляров. Я лично отберу стихи для сборника. Я еще подумаю над названием… – гордо сказал гений, не сомневаясь в своей гениальности. Да! Такие поэты рождаются раз в сотню лет. Хорошо, что они умирают еще до всемирного признания!

Я обещала себе быть хорошей принцессой, я обещала себе быть хорошей принцессой… Боже, как мне хочется разогнать этот филиал дурдома и заняться чем-нибудь полезным.

– Я буду стоять здесь до тех пор, пока вы не отдадите приказ об издании моего творчества! – гордо сказал Баран, топнув ногой. Да, стоять тебе тут до скончания века. Такой плевок в лица классиков поэзии я не переживу.

В итоге он остался стоять. Подошел уже следующий гражданин. Одет он был очень скромненько, вел себя тихонько.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался он со мной. – Мне хотелось бы у вас кое-что уточнить…

Я выдохнула, краем глаза поглядывая на стоящего в позе Наполеона непризнанного гения, мол, я жду. Когда уж мое творчество будет издано, отпечатано, а я потом лично скажу, что принцесса Арианона является его самым большим ценителем!

– Когда ты сдохнешь, тварь! Сдохнешь… тварь! – брызнул слюной мне в лицо тихоня. Я вздрогнула от неожиданности. Его глаза выкатились из орбит, а в руках блеснуло лезвие ножа. – Оборотень! Оборотень! Перевертыш! Ве-е-е-едьма!

Он метнулся в мою сторону, скалясь и рыча. Вот это поворот событий! Мамочки! Я успела уклониться. Стража со скучающим видом посмотрела на всю эту сцену, даже не дернувшись в мою сторону.

– Да сделайте же что-нибудь! – закричала я, прячась за троном. Маньяк тем временем пытался обойти трон с другой стороны. Барон Баран схватил листок бумаги и с вдохновленным видом стал что-то строчить на коленке, обмакивая перо в не пойми откуда взявшуюся чернильницу.

И тут я увидела, как на маньяка-тихушника, который явно сегодня проснулся с мыслью отправить меня на свидание к родственникам, бросился огромный черный пес. Маньяк снова завопил:

– Оборотень! – а потом упал на землю. Через пару мгновений он встал, отряхнулся и как ни в чем не бывало попрощался. Что это было? Что это было, я вас спрашиваю.

– Всего хорошего! – сказал маньяк кротким голосом. – Было очень приятно с вами пообщаться.

Не дай бог такой народной любви! Огромный пес подошел ко мне и лизнул мою руку. Я посмотрела на животное с такой благодарностью, которую не сможет описать ни один поэт. Даже вон тот, который, высунув язык от усердия, дописывал очередной шедевр.

К ошейнику пса была приколота записка, судя по всему, адресованная мне. Я осторожно взяла ее и развернула.

«Не церемонься! Гони всех в шею!» – было написано от руки.

– Все, товарищи! Прием окончен! – выдала я, сжимая в руках самый лучший совет в моей жизни. – Приходите завтра! А лучше послезавтра!

Народ постоял в надежде на чудо, но потом лениво стал расходиться. Барон Баран никуда уходить не собирался. Судя по всему, он строчит целую поэму. Называлась она «Кончина принцессы» и начиналась строчками «Она опала дохлым ветром, ее качало от ножа, в ее глазах не без ответа вздох увлеченья пробежал!» Я содрогнулась, представляя, что это будут читать на моих похоронах. И тогда я высуну руку из гроба и придушу поэта.

– А тебе что? – спросила я, окончательно озверев, обращаясь к Барану. – Особое приглашение нужно? Вон отсюда! Прием окончен! Ах да, одолжите мне свое перо…

Я подошла к горе-поэту, который всем телом пытался заслонить свою нетленку от посторонних глаз, вырвала у него из рук перо, развернула записку и, посадив жирную кляксу, написала одно слово: «Спасибо!»

– Я придумала, как будет называться новый сборник! «На новые ворота», – сказала я, возвращая перо.

Башка трещала так, словно я отработала две недели без перерыва и выходных за себя и за того парня. Но я получила ценную информацию по налогообложению. Теперь бы уточнить, какое у нас поголовье налогоплательщиков, и все будет замечательно.

Я поковыляла в свою комнату, где меня ждал мой честно заработанный обед. Аппетитная корочка запечённой курочки, прямо как в рекламе очередной приправы, вызвала у меня горячее желание растерзать всю эту красоту в один присест. Но вот опыт с кубком немного поумерил мой пыл. Глотая слюни, чувствуя себя диабетиком-сладкоежкой в кондитерском отделе, я гипнотизировала взглядом блюдо. Мой желудок утверждал, что риск вполне оправдан, а инстинкт самосохранения требовал, чтобы я прекратила пялиться на еду или поискала дегустатора. Пока я зарабатывала себе гастрит, в мою дверь кто-то поскребся. Я даже удивилась, но решила открыть ее в надежде, что это будет мой пушистый спаситель с удивительно умными глазами.

Не успела я открыть дверь, как в комнату влетел знакомый пес. Его красивые и умные желтые глаза уставились на меня, а розовый язык вывалился так, что казалось, скоро развернется ковровой дорожкой на полу.

– Ты чей? Где твой хозяин? – спросила я, улыбаясь самому желанному гостю. Пес повел острым ухом и проскулил, виляя пушистым хвостом. Какой же он милый. К его ошейнику была приколота бумажка. Я с удовольствием взяла ее в руки и развернула, чтобы прочитать одно-единственное слово: «Не за что».

– Ав! – сказал мне пес, скуля при виде курочки. Он поскуливал и нервничал, не сводя глаз с еды.

– А! Ты у нас на запах прибежал! Понятно! А ты не боишься, что курочка отравлена? Нет? А я вот боюсь! – сказала я, приближаясь к собаке. Тот бесцеремонно встал на задние лапы и уставился на еду. –  Ты хочешь, чтобы я дала тебе кусочек? – удивилась я. – Ну ладно… Я тебя предупредила… За последствия ответственности не несу…

Я осторожно отломала половинку куриного бедрышка и бросила на пол. Пес обнюхал ее и съел. Получив желаемое, он тут же устремился в сторону двери.

– Погоди! А вдруг тебе сейчас плохо станет? – побежала за ним я, задирая юбку.

В дальнем конце коридора мелькнула тень человека, который свистом позвал к себе пса. Мне очень захотелось поговорить с хозяином этого милого волка, чтобы он, я имею в виду животинку, а не хозяина, заглядывал ко мне почаще, ведь в противном случае у меня есть все шансы умереть от голода.

Прикончив курицу и облизав пальцы, я почувствовала сытый восторг, который сменился ленивой дремотой. Делать ничего не хотелось. Хотелось спать. Я сняла покрывало с кровати, увидев облако пыли, которое поднимается в воздух. «Снег кружится, летает и тает!» Наволочка и простыня попахивали полной антисанитарией. Покрывало я бросила себе на плечо, чтобы пойти и выхлопать его как следует. А вот с остальным набором постельного белья нужно что-то делать. Даже в поезде влажное белье, извлеченное из фирменного пакета, выглядит куда солиднее, чем эта простыня в крошках и пятнах и наволочка с четким очертанием чьей-то немытой головы. Я стала вытряхивать содержимое кровати на пол. Помните сказку «Принцесса на горошине»? Так вот, здесь была не кровать, а бюро находок вместе с доказательной базой убойного отдела. Чего здесь только не было. Какие-то бусинки, куриные косточки, крошки, объедки, бумажки и прочая дребедень. Судя по каплям крови на простыне, здесь кого-то чего-то лишили. Либо жизни, либо девственности.

Неподалеку от кровати я обнаружила пыльный колокольчик для слуг. Позвонив в него, я стала ждать, когда кто-то прибежит на мой зов. Через пять минут у меня возникло ощущение, что «абонент не абонент». Через минут десять активного «дозвона» дверь наконец-то соизволила открыться, и на пороге комнаты появилась служанка с таким выражением лица, словно я оторвала ее от просмотра любимого сериала на самом интересном месте. Закатывая глаза и изнывая от горячего желания побыстрее отделаться от меня, она мялась на месте в ожидании приказа.

– Постирайте, пожалуйста! – вежливо попросила я, протягивая ей ком грязного белья.

– Да оно чистое! Его год назад меняли! – возмутилась служанка, явно недоумевая, ради чего ее вообще позвали!

Чистота – залог здоровья. Теперь мне понятно, почему в Средневековье свирепствовали и бушевали страшные пандемии. Нехотя белье унесли и принесли новое. Оно мало отличалось от того белья, что я только что сдала в стирку, но пахло оно намного лучше.

Постелив себе постельку, выхлопав на балкончике одеяло, я разделась и легла спать.

Глава 5

Маленькая ночная… ой, не надо!

Ближе к делу, ближе к телу!

Телохранители Арианона

Я проснулась среди ночи почти в кромешной темноте от того, что по мне ползет что-то волосатое. Я сглотнула, вспоминая все страшилки и ужастики, которые мне удавалось посмотреть в качестве, далеком от fullhd, на стареньком ноутбуке. Осторожно приподняла простыню, и моему взору предстала рука, которая недвусмысленно намекала о том, что меня ждет незапланированная ночь любви. Я точно уверена, что проснулась, но похотливая конечность не исчезла. Если есть конечность, значит, есть и обладатель со всеми остальными горящими от страсти органами… Осторожно повернувшись в сторону обладателя этой лапищи, я закричала, увидев какого-то незнакомого, пушистого, как йети, к тому же голого мужика. Он был невысокого роста, даже ниже меня, круглый, как колобок, и мохнатый, как примат. Природа, судя по всему, вспомнила пару веселых анекдотов про любвеобильность лысых мужчин, когда создавала этот экземпляр. Волосы были у него везде, кроме головы. На голове красовалась блестящая залысина. Мачо, одним словом.

– Пошел вон отсюда! – возмутилась я, прикрываясь одеялом и вскакивая с кровати. – Ты кто такой и что ты тут делаешь?

– Ты что? Забыла меня, принцесса? – спросил обескураженный мужик, почесывая шерсть на груди. – Или мы снова играем в игры, где ты бедная несчастная принцесса, а я – ночной грабитель? Или сегодня я буду злым убийцей, а ты – несчастной жертвой?

– Нет! Мы сегодня будем играть в игру «Я тебя не знаю, и ты меня не знаешь!», – прошипела я, понимая, что незнакомый мужик в твоей постели – это очень плохая примета, особенно для принцессы, которой еще замуж выходить. «О времена, о нравы!» – сказал бы классик, глядя на эту отнюдь не забавную картинку.

Горе-любовник оказался очень настойчивым! Он попытался схватить меня за руку и стянуть с меня одеяло. Нет! Сегодня стриптиза не будет! А если и хотите увидеть обнаженную часть тела, то будьте так любезны внести очень крупную сумму в кассу, тьфу ты, в казну. И тогда я покажу фотосессию в купальнике. Ни о какой обнаженке речи быть не может! Закутавшись в одеяло, как солдат отступающей французской армии в 1812 году, я пыталась отбиться от неведомого мне ловеласа. Судя по всему, предыдущая принцесса была очень плохой девочкой, поэтому ночные визиты здесь явно не редкость.

– Ну же, не упрямься! – шептал горе-любовник, делая шаг в мою сторону. – Покажи мне свое прелестное тело!

– Тело – не могу, а вот часть – могу! – прошипела я, высовывая руку со скрученным кукишем. – Удовлетворен? Получил удовольствие? Вот и проваливай отсюда!

И тут я услышала, что кто-то идет по коридору. Причем не просто идет, а крадется! Дверь в мою комнату скрипнула, прямо как в сказке, и на пороге появился еще один мужик, который начал медленно стягивать с себя одежду. Белобрысый, худой, как швабра, с тонкими длинными ногами, похожий на цаплю, любовник, обнажив свою чахлую грудку, где можно было пересчитать все ребра, и впалый живот, прилипший к позвоночнику. Таких не берут в космонавты…

– Ты меня хочешь? – томным голосом поинтересовался он, глядя на мои полные жалости глаза. Для убедительности он сделал пару круговых движений бедрами. Заодно прохрустелся.

– Хочу. Накормить… – вякнула я, недоумевая, что предыдущая принцесса нашла в этом чахлике. Ему только Кощея играть в Театре юного зрителя. Хотя о вкусах не спорят… А может, он больной? Тогда еще раз «фу»!

– Рой! – воскликнул тот, который пришел раньше. – Ты ли это?

– Бернар! Какая встреча! Мне кажется, ты перепутал расписание! Сегодня мой день! – заорал вновь прибывший.

– Сегодня нечетное число, а значит – мой день! – возмутился тот, кого звали Бернар, прикрываясь подушкой. – Мы с тобой как договаривались? По нечетным числам я первый…

У них тут что? Очередность ночей на неделе расписана? Караул!

– Сколько лет, сколько зим! Мы с тобой в одном замке живем, а видимся только здесь! Ты, я смотрю, поправился! – заявил Рой, радостно тыкая пальцем в висящее брюшко своего приятеля.

– Женился я, дочку месяц назад жена родила! А ты как там? Как твои двойняшки? – спросил Бернар, почесав подбородок. – Уже разговаривают?

– Еще как! Лопочут так, что не успокоишь! Все в женушку. У нее рот не закрывается, а еще эти сидят, или икают, или болтают! – отозвался Рой, заворачиваясь в простыню. – Правда, Руа приболела немного. Теперь переживаю, чтобы Рию не заразила! Как у тебя с жалованьем? Исправно платят? Или как обычно?

– А с чего платить-то? Казна пустая! Едва-едва концы с концами сводим. Жена теперь сына хочет! А я не знаю, как двух баб в будущем содержать. Платья, ленты, туфельки – это же ого-го сколько стоит! – вздохнул Бернар, присаживаясь на уголок кровати. Судя по его сосредоточенному лицу, бедняга уже представил себя кошельком на ножках, из которого прекрасная половина семьи ловко вытягивает денежку.

– А потом всякие проходимцы будут за дочкой увиваться! Ты ее в строгости воспитывай! Девушка не должна спать с кем попало. Они так быстро растут, что чихнуть не успеешь, а тут уже толпа из женихов нарисовалась! Так ладно, если бы честно жениться! Все под юбку залезть мечтают! – поделился своими соображениями относительно методики воспитания девочек Кощей.

– Кхе-кхе… – осторожно прокашлялась я, чтобы обратить на себя внимание. Разговор двух примерных семьянинов выглядел бы совсем умильно, если бы они не были голыми и не находились в моей спальне. –  А можете обсудить последние новости где-нибудь в другом месте и в одетом виде? – улыбнулась я, показывая на дверь. Спорить с двумя взрослыми мужиками ночью у меня не было ни малейшего желания.

– А как же любовь? – поинтересовался Рой, глубоко вздыхая.

– Жену любить надо! – сказала я, проходя к двери и приоткрывая ее. – С вещами на выход, будьте так любезны! Завтра тоже можете не приходить.

– Хм… Так бы и сказала, что у тебя «эти» начались! – возмутился Бернар, натягивая на волосатое тело рубаху.

– Да нет у меня хм… «этих»… Точнее, я хотела сказать, что дело не в «этих»… Я просто хочу спать одна. Передайте остальным, кого увидите, если таковые есть, чтобы они не рассчитывали на любезность с моей стороны при ночных визитах. Всего хорошего! Женам привет, деткам тоже, – сказала я, осторожно выпихивая незадачливых любовников в коридор. С вещами на выход!

– То есть телохранители вам не нужны? – уточнил Рой, натягивая задом наперед рубаху. Штаны он все еще сжимал в руках.

– Так вы телохранители? – удивилась я, глядя на этих молодчиков. Ох, рано встает охрана! А некоторые, судя по всему, даже не ложатся! Целый комплекс эскорт-услуг!